— Тени солнца, лунный свет, Взгляд дракона, инкремент, Циркуль, вобла, три рубля, - Пройду мигом сквозь поля, Пробегусь Долиной Тени Той, в которую не верят, Пройду насквозь сон и дверь, - Покидаю колыбель.
— Сейчас, Герми! Ведьма даже не успела толком опомниться и как следует зажмуриться, как желудок попросился выпустить его наружу, глаза едва не выдавило из черепа, а кожу на доли секунды обдало неземным, чуждым холодом. И всё успокоилось. — О какой белой обезьяне? — заторможенно переспросила Гермиона, всё ещё пытаясь понять — это у неё кора мозга инеем покрылась, или так по душе напильником прошлось кружево слов, напетых Луной? — Уже ни о какой. Мы на месте, — беззаботно сказала Шпилька, и, прежде, чем Грейнджер успела хоть что-то сообразить, беспалочковым невербальным заклинанием переправила Поттера на кровать. — У Гарри губы синеют, — чувствуя, что вот-вот сорвётся в истерику, прошептала Герми, ощущая свою полнейшую беспомощность. — Не сцы, лягуха, всё болото наше, — легонько ткнув её острым кулачком в плечо, Луна, сбросив тапочки, по-хозяйски запрыгнула на мягкую кровать и склонилась над Мальчиком-которому-было-бы-здорово-снова-выжить. — Сейчас что-нибудь придумаем. Малфой сидел на полу, вжавшись в дальний угол палаты, и, ощупывая руками задницу, тонюсенько и очень жалостливо подвывал. Он не помнил, было ли что-то между мумией по имени Дин и его бессознательным телом, потому что болело там всё далеко не первый день, и определить, посещали ли его тайное святилище инородные предметы, кроме спецаппаратуры для колоноскопии, коей его ежедневно трижды, на завтрак, обед и ужин, потчевала мадам Помфри, представлялось категорически невозможным. Разнообразные исследовательские щупы имели калибры внушительные, вполне сравнимые с габаритами пытавшегося ворваться к нему маньяка, и любое воспоминание о них заставляло вздрагивать и судорожно сокращаться многострадальные мышцы высокородного сфинктера. Всё, что помнил излишне самоуверенный в себе блондин, это то, что очнулся он, лёжа лицом вниз, будучи уложенным поперёк кровати. Холодный воздух слабо отапливаемого медицинского крыла холодил обе половинки голой задницы, через что делалось очень неуютно и стрёмно. — Господи боже, — услышал он мумию, почему-то говорящую голосом Дина Томаса, афробританца с Гриффиндора. — Как будто петарда взорвалась... Ну, ладно, тогда так... Kochegarium tatuirovkus! И задницу Малфоя-младшего обожгло так, как не обжигало даже в тех злополучных кустах от той проклятой закуски. А потом мумия ушла, вежливо подняв с пола дверную коробку и кривовато прислонив её к стенке рядом с дверным провалом. Гермиона, стоя у кровати, не знала, чем себя занять, куда деть руки, что вообще нужно сделать, чтобы подавить панику и успокоиться. Потому что без спокойствия наворотить можно много разного с далеко идущими последствиями. — Падме, замри на пару секунд, — сказала Луна Гермионе и, когда мисс Грейнджер послушно замерла в замешательстве, девушка махнула палочкой, нарочито неторопливо произнося заклинание: — Pokhuizmus Optima! — И что это за магия, Шпилька? — О! — улыбнулась Луна. — Меня научил папа, а его — дедушка. Самого деда научил русский военнопленный, с которым они выживали в одном из нацистских концлагерей для магов. Заклинание оптимального спокойствия, хотя есть ещё градации: минимальный, максимальный и тотальный. — Ай, — махнула рукой Гермиона, чувствуя, как неминуемо подкрадывающаяся истерика внезапно начинает отступать, — мне это уже монопенисуально и эквивагинально, Луна, главное, что работает. — Во-о-от! — подняла палец к потолку мисс Лавгуд. — Уже подействовало. — Так что с Гарри будем делать? — А с чего всё началось? Гермионе хватило минуты, чтобы описать всё максимально кратко, сжато и доступно для понимания. — А потом он сполз на пол, -закончила девушка повествование. — Занятно, — Луна подняла глаза к потолку. — А табличек не было там? — Была, — кивнула ведьма и, зажмурившись, по памяти процитировала: — «Стул-футуроскоп, выполнено выпускником факультета Равенкло (программа обмена учениками Хогвартс-Дурмсданг) Йионом Тихо; позволяет разово заглянуть в будущее. Справочно: после несчастного магического происшествия Й. Тихо непоправимо повредил магическое ядро, в целях сохранения личности пр-р А. Дамблдор провёл изоляцию памяти и отлучение от магии. Й. Тихо ныне известен под маггловским псевдонимом С. Лем. Внимание! Категорически запрещено пользоваться магам с талантом пророка, оракула или волхва» Конец цитаты. — Как интересно... Знаешь, что это значит? — Конечно знаю, — кивнула Гермиона, с грустью глядя на неподвижного Гарри. — Во-первых, Поттер, внезапно, пророк. А во-вторых, я — дура эпических масштабов. Луна осторожно коснулась лба мага. — Он просто ледяной... — Раздевай его, — распорядилась Гермиона, сама выверенными движениями палочки вытаскивая из шкафов и сундуков всё, что могло пройти по статье «хоть как-то может согреть». — Насколько? — Всего. — О, — мечтательно улыбнулась Луна, — ты наконец-то созрела? — Давно уже, — кивнула Гермиона, — но к делу это отношения не имеет. Да, носки и трусы тоже надо снять. — У тебя есть какой-то план? — Совершенно верно, Шпилька, и я его придерживаюсь. Долго заклинание будет держаться? — Всё зависит от психики, — беспечно пожала плечами Луна, стаскивая последний предмет одежды с тела Поттера. Зеленовато-синий, с фиолетовыми до черноты губами, с заострившимися чертами лица Гарри больше напоминал труп, нежели живого человека, и только мерно вздымающаяся грудь намекала, что он пока ещё жив. — Кому-то на сутки хватает, кому-то — на десять минут. — Отлично! — хищно улыбнулась Гермиона, спокойным взглядом продолжая развешивать по комнате многочисленные одеяла. — Теперь ты раздевайся. — У девочки-одуванчика, оказывается, сущность амазонской прыткобежной росянки! — подмигнула ей Лавгуд, и, не раздумывая, принялась снимать с себя всё немногочисленное бельё. — Расскажешь о своём плане? — Всё строго по заветам Дамблдора, — кивнула ведьма. — Нам помогут Силы Юности и Любви. — Главное, чтобы не Сила Земли, — буркнула в сторону Луна. — Что, прости? — Говорю, отличная идея, только к этому дуэту Силу Земли привлекать не нужно, у мадам Спраут муж на эту тему подсел, с тех пор она огурцы со своих грядок и не ест. Оставшись в одних лишь серьгах-амулетах, оформленных в ловцы снов, Луна села на кровати, накрыв ладонью лоб Гарри, стараясь хотя бы таким прикосновением передать частичку тепла, и оттого не сразу заметила, что Гермиона тоже взобралась на кровать — по другую сторону Гарри, так же не обременяя себя одеждой. — Так каков твой план? — спросила Луна. — Повторить ту нашу ночь, чтобы Гарри очнулся? — Несколько банальнее, — пожала плечами Гермиона. — Хочу обратиться к опыту предков. Ты ложишься с одной стороны, я с другой, и мы обнимаем нашего Гарри так сильно и плотно, насколько это возможно. Луна, понятливо улыбнувшись, вытянулась рядом с Поттером, прижалась к нему всем телом, едва сдерживая дрожь: — Так? — Почти. Голову ему на грудь и ножку на бедро закинь. Вот, идеально! — Колдографию на память? — Если Гарри выживет — хоть колдофильм полнометражный! — Гермиона последовала примеру Луны, беспалочковым заклинанием опуская на них все одеяла. Следующие чары заставили массивный шкаф переместиться к двери, наглухо перекрыв доступ посторонним в комнату. Руки девушек встретились на груди холодного, как кусок льда, Поттера — и не дёрнулись пугливо и раздражённо обратно. Тонкие пальцы переплелись, словно бы стараясь объединить и удвоить тепло, что потихоньку начинало окутывать гриффиндорца. Толстый слой одеял в этом деле оказался очень и очень полезен. — Герми, а что будем делать, если он повернётся на бок к одной из нас? Ревновать я не умею, а вот насчёт тебя у меня, увы, такой уверенности нет. — Всё будет нормально, — улыбнулась ведьма, слушая мерные удары сердца парня — и, вместе с ним, успокаивающее дыхание Луны. — На одной стороне погостит, повернём в другую. Раз уж выпало влюбиться по самые уши в один и тот же магнит для неприятностей — что ж теперь, волосы драть и по дуэлям бегать? — Разумно, — согласилась с ней блондинка. Определённо, такая Гермиона Грейнджер ей нравилась ещё больше. Мадам Помфри возвращалась в больничное крыло, весело подпрыгивая и напевая вполголоса заводную песенку. Чай с пампушками и вареньем, приготовленный внезапно вежливыми близнецами, сыграл роль отличного позднего ужина. А уж какими глазами на неё смотрели парни... Эх, была бы она лет на тридцать пять или сорок моложе — и, вполне вероятно, с удовольствием бы и без особого труда смогла бы уложить близнецов в кровать, благо, опыта на этом поприще у неё имелось с избытком: сказались активное участие в движении пацифистов едва ли не с самого его начала да, чуть позже, злоупотребление алкоголем и наркотиками в Вудстоке. Целительница в своё время сияла в лучах славы, купалась во внимании и обожании, и с гордостью носила прозвища Безотказная Поппи и Поппи-Три-в-Одной. Да, когда-то она была молода, стройна, фигуриста, хороша собой и при этом — не очень отягощена грузом социальной ответственности, тщательно выпестованным вместо привычного медикам цинизма и чёрного юмора. В конце-то концов, у неё базовое образование так и называлось: «Магозоология, магическая ветеринария и смежные ремёсла». Ускоренные курсы колдоведьм, кои выпали на самое начало её увлечения идеями пацифизма, равенства, братства и занятиями беспорядочной половой любовью, но не войной, принесли ей самое главное умение — защищаться от ЗППП всех сортов и видов, имевших ход в те времена. С другой стороны, будь парни постарше лет хотя бы на двадцать-двадцать пять, она и в этом случае нашла бы к ним подход. Не так быстро, как оно могло бы быть с более юными ребятами, но... коньяк, хорошая закуска и настойка на корне мандрагоры, не имеющая ни запаха, ни вкуса, быстро сделали бы своё дело. Эх, мечты, мечты... Придётся снова на «ручной тяге» коротать вечер. С тех пор, как Альбусу перестали помогать даже лимонные дольки, засахаренные с дегидрированной пудрой той самой настойки, и Альби-младший встал почётным караулом на полшестого, с личной жизнью Заводной Поппи всё стало совсем плохо... Хотя... Мадам Помфри, оглушённая пришедшей ей на ум идеей, замерла на последней ступеньке перед входом в больничное крыло, сложив пальцы обеих рук домиком. Есть же у неё два молодых пациента. Один, конечно, красится и выглядит как девчонка, а другой и вовсе замотан по самые глаза бинтами, пропитанными восстанавливающим зельем и обильно припудренными присыпкой «Горячие ручки», но базовая деталь у обоих имеется. Первым стручком, правда, только и можно, что рассмешить даже стопроцентную девственницу, зато у второго родные колбасы настолько богатырские, что невольно даже страшно становится — в ней за всю её многоопытную жизнь ни разу таких штуковин не бывало, хотя Поппи до этого искренне считала, что повидала и прочувствовала уже все возможные калибры. Так почему бы не капнуть немножко настойки в ночную порцию питья, сдобрив парой ложек настойки хороших снов, а всё, что произойдёт - не списать на очень реалистичные сны? С такими коварными мыслями женщина потянулась к дверной ручке, но повернуть её не успела — та сама открылась, и первое, что почувствовала мадам Помфри, это как что-то напряжённое и пульсирующее упирается ей в живот, а увидела — Дина Томаса, в чьих глазах горел тот огонь, который ни с чем нельзя спутать — огонь животного желания размножаться. — Дин, — Поппи облизнула губы, на миг успев пожалеть, что помаду уже смыла, и лихорадочно соображая, как бы уговорить афромага выпить чаю с мандрагоровой настойкой, — ты не представляешь, как ты вовремя! — Ы! — многозначительно выдал Дин и, подхватив Безотказную Поппи под мышки, с лёгкостью поднял её уже далеко не столь лёгкую, как в былые времена, тушку над полом и с силой прижал к себе. Шумно вдохнув широкими ноздрями, афробританец безапелляционным тоном весомо припечатал: — Йа льюблью йебаццо!12. Тайны прошлого и проблемы настоящего
26 августа 2020 г. в 09:00
Хогвартс медленно погружался в ночь.
Спал мертвецки пьяным, а потому железобетонно крепким сном Северус Снейп, улыбаясь снящейся ему Нагайне.
Плямкали пухлыми губами Крэббс и Гойл — там, в нереальном, они скакали по радуге из драже верхом на шоколадных лягушках к вратам Зефиргаллы.
Сжав в горячих объятиях сразу с обеих сторон дакимакуру, спали сестрички Патилл, перед их мысленным взглядом Гарри сменялся Дином Томасом, Симусом, покойным Седриком — и девчонки дарили им искусство Кама-Сутры, отдаваясь со всем пылом горячей индийской крови. Иногда им снился даже Драко, но уже не он — их, а они — его. Спелёнутого в лучших традициях шибари, подвешенного к потолочной балке, с повязкой на глазах, с широко разведёнными на распорках в стороны руками и ногами. Ушки спящих девушек в это время сильно розовели, а бёдра рефлекторно ритмично подрагивали, словно бы они и в самом деле в два смычка настрапонивали Малфоя-младшего.
Дремал Аргус Филч, уткнувшись носом в нос миссис Норрис. Завхозу снилась битва за Иото, в которой он, простой британский сквиб с сержантскими лычками, оказался совершенно случайно — и совершенно случайно схлопотал осколок противопехотной мины, располовинивший ему позвоночный столб. И Филч полз по рытвинам и воронкам вдоль береговой линии, к лесу, изуродованному бомбами и оружием. Полз, чтобы прикрыть собой крупную, контуженную, окровавленную кошку, невесть как оказавшуюся на побережье — понимая, что не жилец, осознавая, что сил едва-едва хватит, чтобы сползти в воронку и стащить животное за собой, укрывая от очень вероятной смерти. А кошке снилось, что у неё два хвоста, и ходит она время от времени на задних лапах, и промышляет на жизнь не ловлей мышей и нарушителей из числа студентов, а изгнанием злых духов и привечанием хороших, проводами душ умерших и встречей душ новоприбывших. И снилось, как вылизывает она раны умирающего солдата, что отдал ей, погибающей от вечного голода и постоянного холода, вкуснейшие консервы, щедро приправленные гайдзинской кровью. Вылизывает уже слабо кровоточащее мясо, выгрызая из плоти и костей кисловатые, остро пахнущие маггловской алхимией кусочки смертоносного железа вкупе со сладким спинным мозгом, и при этом безмолвно просит Госпожу-в-Ночи и Аматерасу-ками обменять её ничего не стоящие жизни — на жизнь того, кто, умирая, предпочёл помочь другим, но не себе.
Развалившись на розовых простынях в фиолетовые сердечки, разметав бороду, художественно увязанную розовыми бантиками, обняв плюшевого единорога не менее розовых тонов, спал Альбус Дамблдор. И снилась ему Жёлтая кирпичная дорога, что рассекала Великую пустыню Внутренней Монголии надвое, и по левую её сторону подымались к небу величественные деревья, а по правую — бесконечным океаном перекатывались вечные пески. И у самого горизонта призывно манил его к себе Геллерт, обещая жестами покой, ласку и почесать пятки вдосталь.
Спал Ньют Саламандер, шевеля по-тараканьи пышными усами, и снились ему Твари Прошлого, что магглы называли динозаврами, и их учебники, начертанные на тысячах и тысячах камней, разбросанных по той части мира, что много миллионов лет спустя получила название Южной Америки. И казалось, что ключ для дешифровки почти найден, но постоянно какая-нибудь мелочь отвлекала его, заставляя терять нить суждений, и от того ещё печальнее шевелить шикарными усищами.
Спала Нимфадора Тонкс, крепко сжав между бёдер вторую подушку. Тонкая маггловская ночнушка свободного покроя постоянно сползала с плеча, задиралась подолом по самую талию. Молодой сотруднице аврората снилось, как она под личиной известных ныне Пожирателей Смерти пристаёт к прохожим, провоцирует конфликты, отвешивает пошлейшие намёки и откровеннейшие предложения, компрометируя врагов нормальной жизни и мира во всём мире. И это так возбуждало юное дарование, что на задний план даже отходила жажда обладать Гарри Поттером... Её не беспокоила некоторая избыточность близкородственных отношений — у метаморфов в этом плане всё идеально, особенно по сравнению с магглами и другими магами; ей было плевать на возраст — с возможностями её Дара было реально не меняться внешне до самой смерти; её не интересовали возможные пересуды и кривотолки — на каждую претензию у неё была заготовлена внушительная подборка грешков, грехов и греховищ практически для любого оппонента. Эх, если бы Гарри только знал, сколько подушек было вымочено насквозь и практически изнасилованно в хвост и в гриву старшекурсницей, сколько раз она просыпалась, осознавая, что непроизвольно выдыхает его имя, испытывая дикий экстаз... Если бы она тогда созналась Мальчику-который-упрямо-выживает, что от одного его взгляда у неё в трусиках каждый раз случается потоп — перепал ли бы ей хоть один шанс воплотить мечту?..
Спала Минерва МакГоннагал, крепко сжимая в руке фляжку с первосортной настойкой корня валерианы. Ей снились мощные, огромные коты и грациозные, стремительные кошки, снился прайд, поклоняющийся своей королеве, одарённой ласковым взглядом прародительницы Бастет.
Спал Невилл Лонгботтом, уткнувшись носом в перевёрнутую лицевой стороной к подушке колдографию. И спала белокурая Флёр Делакур в той же позе, так же упираясь красивым, безупречный носиком в изнанку магического фото. И снился им один на двоих сон, в котором вейла плевалась огнём в убегающего Драко, вся одежда которого состояла из подаренных ей Невиллом розовых трусиков с пикантными оборочками, а Лонгботтом, дьявольски хохоча, пикировал на Малфоя-младшего с ночных небес, разбрасывая перед ним склянки со своей Хаотической алхимией, отчего слизеринец то мгновенно покрывался язвами, коростами и струпьями, то начинал терять конечности, то выращивал дополнительные, но совершенно бесполезные конечности, то оседал пеплом или взрывался в короткой злой вспышке.
Не спали Рон и Джинни, пробравшиеся в совятню и под широко распахнутыми, полными шока глазами курьерских птиц активно дружащие организмами на стареньком пледе, заставшем ещё времена молодого Черчилля. От ритмичных, быстрых движений прохладный воздух колыхался; непроизвольно творимые микровсплески неструктурированной магии поднимали, прогревая, ветерок, заставляли взлетать под самый потолок и медленно, романтично падать вниз совиные перья, комки фекалий и кусочки недоеденного корма, да роняли разноцветные блики на влюблённую пару.
Не спала Корнелия Фогсмит. Бронзовая ванна укрывала в тёплой воде стройное тело, спрятав великолепную фигуру под слоем пены и клубящегося пара. Рядом, на одноногом столике, стояли бутыль вина и наполовину пустой бокал. Зелёные глаза внимательно скользили по ровным строчкам печатной маггловской книги, а самописное перо оставляло заметки на полях. Там же, на столике, лежал пухлый дневник, стыдливо прикрывая кожаной обложкой сложную схему, чей кусочек едва-едва можно было увидеть с самого краю, и часть записки, сделанной на типографской визитке от руки мелким, исключительно каллиграфичным почерком: «Проф-ра Хокинга — ин-вать?..»
Не спала и Гермиона Грейнджер, при помощи вингардиум левиоса, «Акцио Гарри!», мантии-невидимки и такой-то матери транспортирующая бессознательную тушку Поттера в свою спальню. Девушка была в достаточной степени напугана — когда гриффиндорец обмяк и сполз на пол из-под шлема и с сиденья так, словно разом лишился всех костей, ей оставалось только пожалеть о том минимуме медицинских заклинаний, что она успела выучить, ибо ни одно из них не могло ей здесь помочь.
Не спала и Луна, в одной ночнушке и мягких пушистых тапочках пробираясь тёмными коридорами туда, куда звала её интуиция.
— Учителю нужна помощь, — беззвучно вынырнув из, казалось бы, совершенно пустого коридора, уведомила Луна запыхавшуюся, изрядно бледную Гермиону.
— Я в курсе, — выдохнула Грейнджер, на миг позволив себе прижаться спиной к холодной стене. — Но к мадам Помфри его никак нельзя, она обязательно заложит нас Дамблдору, и тогда пожизненный эцих с гвоздями покажется нам очень даже комфортным, полным домашнего уюта уголком.
— Значит, нужно переправить его к тебе.
— А я что делаю, по-твоему?
— Ты? — блондинка в задумчивости прикусила нижнюю губу. — Ну, не знаю. Тратишь впустую время, хотя могла бы пройти Быстрыми тропами.
— Что за тропы? — уставшая девушка, утирая рукавом покрытый бисеринками пота лоб, даже не нашла сил огрызаться.
— Ой, точно, о них же сами маги предпочли забыть... Крепче держи Гарри, моя сладкая, и по моей команде — зажмурь глаза так крепко, как не делала этого никогда в жизни, и сделай шаг вперёд. Ну и главное — не пытайся вникнуть в слова, это просто мнемоника, а лучше — никогда и ни при каких условиях не думай о белой обезьяне, — широко улыбнулась Лавгуд, и тут же нараспев начала начитывать мелодичное... нечто на совершенно неизвестном ведьме языке.