Shot in the dark

      Алина вернулась домой в тот вечер совершенно измученной. Она провела столько времени в парке, сколько могла, пытаясь выполнить все возможные заказы, а затем была застигнута неожиданным ливнем. Ей пришлось бежать домой, неуклюже заслонив свою сумку от дождя, чтобы защитить принадлежности. Это сработало, но она сама осталась насквозь мокрой.       Более того, она проголодалась. Было уже четыре часа вечера, и у неё не было ничего поесть, кроме двух круассанов, подаренных ей Николаем около девяти часов назад. У неё кружилась голова, она была раздраженной и готовой врезать Михаилу, Дуброву или Малу, если они даже просто взглянули на остатки её китайской еды.       Она неуклюже упала в прихожей и бросила своё барахло грязной кучей у двери. К счастью, дома, вроде как, не было никого, кто заблокировал бы ей доступ к еде.       Когда она открыла дверь холодильника, она почти что рыдала от облегчения, увидев коробку со своей едой нетронутой. Слишком голодная для того, чтобы доставать какую-либо посуду, она схватила особенно большой кусок закрученной лапши и сунула его в рот.       — Алина?       — М-р-р-р-м-ф-ф-ф, – взвыла она с набитым ртом, разворачиваясь, явно ошарашенная.       Её сосед/друг/безответная любовь стоял в дверях кухни с ухмылкой на лице.       — А здесь мы видим Алину в естественной среде её обитания! Обратите внимание на то, как она ест свою еду. Она делает это без столовых приборов, чтобы ускорить процесс, – он говорил, подражая голосу в классическом документальном фильме о природе, обрамляя её пальцами, как будто снимал на камеру.       Она разбрызгивала соус и пыталась не подавиться, глотая неконтролируемую массу лапши. Несмотря на свою мягкую консистенцию, та неприятно скребла ей горло.       — Так же, как и анаконды Южной Америки, она глотает свою добычу залпом, и это одновременно завораживает и вызывает отвращение.       Как только большой макаронный шар освободил её голосовые связки, она воспользовалась возможностью, чтобы закричать на него:       — Больше не пугай меня так! Я же могла сдохнуть, Мал!       Он невыносимо спокойно пожал плечами.       — Мне знаком приём Геймлиха [1].       Её руки были заняты контейнером, так что она попыталась пнуть его в голень, но он просто оттанцевал с её пути. Он выхватил вилку из ящика, набитого столовыми приборами, и преподнёс её ей.       — Во всяком случае, кушайте с помощью столовых приборов, мадам! Как же ещё Вы сможете найти жениха?       — Не похоже на то, чтоб тебя это отталкивало, – проворчала она, принимая прибор.       Они сели и начали лёгкий разговор о том, как прошёл день Алины и о том, что Мал делал накануне ночью. В какой-то момент Мал потянулся, чтобы вытащить лапшинку из контейнера Алины, и та чуть не заколола его вилкой.       В такие времена, когда их было только двое, Алина почти могла забыть о растущей между ними дистанции или о тех ненамеренных вещах, что делал Мал, чтобы сделать ей больно: о бесконечном параде женщин, днях её односторонних попыток поговорить с ним или издёвках его друзей, которым он дал зелёный свет.       Закончив ужин, она бросила контейнер в мусорку и подошла к раковине, чтобы помыть вилку. Она почувствовала внезапное тепло за спиной, когда Мал встал прямо за ней. Он потянулся к шкафу над её головой, чтобы схватить что-то, и, когда он опустил это что-то вниз, то позволил своим рукам окружить её свободными объятиями. Она немела от этого жеста, пока не поняла, что он держит перед её лицом.       — Хочешь посмотреть это? – спросил он её заговорщическим тоном, при этом размахивая пакетом попкорна, приготавливаемого в микроволновке.       Закатывая глаза, она закончила промывать столовый прибор и положила его в сушилку.       — Смотря какой год. 1982, 1999 или 2014? [2]       Она обернулась к нему лицом, отчего между ними осталось всего несколько дюймов. У неё перехватило дыхание, когда она поняла, как они близко. Ей потребовалось собрать все свои силы, чтобы не встать на пальцы и не поцеловать его.       Возможно, наконец-то заметив степень их близости, он позволил своим рукам упасть и сделал шаг назад, будучи таким же, как и всегда.       — 2014? Меня можно переубедить.       Алина постаралась не показать, как она разочарована его дистанцией.       — Ты не уходишь сегодня вечером? – произнесла она мягким голосом и посмотрела на свои ноги в носках, стоявшие на жалком кухонном линолеуме, чтобы избежать его взгляда.       — Не, мои планы с Зоей снова провалились.       — Оу, да? – спросила она с фальшивой непринужденностью и посмотрела вверх, чтобы увидеть выражение его лица.       Алина ненавидела Зою, о чём она очень ясно дала понять Малу. Обычно она избегала комментировать его многочисленные интрижки, но эта девушка была абсолютно невыносимой. Она держалась так, как будто владела миром и всеми, кто был в нём. Она выгнала Алину не только из гостиной (чтобы целоваться с Малом), но и из кухни (чтобы целоваться с Малом), из ванной (чтобы повторно нанести губную помаду после поцелуя с Малом) и даже из коридора (чтобы добраться до комнаты Мала быстрее, чтобы — угадайте, что? — поцеловаться с Малом).       Хуже всего было то, что она была единственной девушкой, которая возвращалась к нему. Она постоянно прорывалась через жизнь Мала, как торнадо, оставляя за собой лишь разрушения. Казалось, что Мал существовал только в двух состояниях: в восторге с Зоей или в попытках забыть её с помощью различных леди или поздно ночью в компании с Михаилом и Дубровым.       — Да, я правда думал, что это сработает на этот раз.       Только выражение его лица, будто у вышвырнутого щенка, помешало Алине ударить его и закричать: «CЕРЬЁЗНО?!?!» Мал и Зоя сходились и расходились уже больше года, и всем было очевидно, кроме Мала, что они никогда не продержатся дольше месяца без ссор. Но она воздержалась от комментариев и вместо этого сказала:       — Ладно, давай сюда диcк.       — 2014? – уточнил он.       — Да, да, только не бросай попкорн в телевизор на этот раз! У нас появляется проблема в виде муравьёв, когда ты не ешь его сам, а оставляешь им.       Она фальшиво улыбалась, входя в коридор. Она ненавидела Зою и то, как она обращалась с Малом, но больше всего она ненавидела, как легко сердце Мала разбилось из-за неё.       Потребовалось некоторое время, чтобы система обнаружила DVD-диск, и ещё больше времени, чтобы установить устаревшую телевизионную систему, но в конце концов она добилась этого с большим количеством проклятий. Мал принёс огромную чашу наполовину сгоревшего попкорна, и они уселись на свой провисший диван.       Грохочущий бит увертюры быстро набрал обороты, а затем последовал почти родной припев «Эта тягостная жизнь». Звук был автоматически настроен на девятку, что было просто адски громко. Пара застонала, и Мал бросил горстку попкорна в телевизор.       — Мал!       — Прости! Ничего не могу с собой поделать, когда автоматический звук умудряется стать ещё хуже, чем могло бы быть. Каждый раз такая фигня!       — По крайней мере, бросай только горелый, если тебе это так нужно!       Это было нелепо и банально, но двух приёмышей привлекли мюзиклы про Энни, когда всё вокруг становилось серым или вызывало чувство одиночества. Им нравилось хихикать над этими фильмами, визжать вместе с песнями и произносить наизусть фразы за несколько секунд до актёров. Они сочли это постыдным и никогда не говорили никому о своей тайной любви к истории маленького сироты. Другие, в любом случае, не поймут.       Мал предпочитал версию 2014 года, потому что он любил кричать "ПРИЁМНЫЙ РЕБЁНОК" во всё горло всякий раз, когда Энни исправляла людей, звавших её сиротой. Алина предпочитала версию 1982 года, потому что считала мисс Ханниган, которую играла Кэрол Бёрнетт, краеугольным камнем чёрной комедии. Они оба сочли «Энни» версии 1999 года немного тревожной, поэтому стремились избегать её, но всё равно смотрели время от времени.       Они оба были недостаточно удачливы, чтобы быть усыновленными/удочерёнными, не говоря уже о ситуации с папочкой Уорбаксом, поэтому они всегда любили освистывать нереалистичный слащавый конец. У них обоих была уйма приёмных родителей, некоторые из них были плохими, а некоторые хорошими, иногда они попадали к одним и тем же. Это были лучшие времена для Алины, когда она и Мал делили один дом на какое-то неопределенное время.       Пока они вместе сидели на диване и их плечи небрежно соприкасались, Алина чувствовала, как тепло на её сердце. Она почти могла забыть, что она второй вариант Мала на вечер. Они смеялись, кричали и в целом вели себя так, будто им снова было восемь лет, и в тот момент Алина хотела остановить время.       — Уму непостижимо, почему они выбрали Сиба-ину на роль дворняжки Сэнди. Нет, Алина! Меня не волнует, что говорит IMDB. Эта собака – чистокровная Сиба-Ину, а не смешанный золотистый ретривер!       «Ладно, может, не в этот момент я хотела бы остановить время» – подумала она.       Их время вместе тут же оборвалось, как только Мал получил сообщение. Он открыл свой телефон и случайно сверкнул Алине сексемеской [3] с накрашенной Зоей, которую та только что прислала ему.«Фу, даже её нижнее белье снобистское».       Он вскочил, чтобы помчаться к ней, и вышел из дома с «Мне нужно идти!» и «Не жди!»       Дверь захлопнулась за ним, заставив старый дом содрогнуться, а Алина осталась одна на диване, окружённая музыкальными возгласами «Мне больше ничего не нужно, только ты». Это было не лишено иронии. Она встала, чтобы выключить телевизор, не думая о том, что фильм ещё не закончился.       Не обращая внимания на попкорн, разбросанный по полу, она направилась прямо в постель. Переодеваясь в большую рубашку для сна, она не могла не заметить, насколько жалким было её нижнее белье.       «Может, если бы у меня было такое же нижнее белье, как у нее...»       Она забралась в постель, убедившись, что поставила будильник на ещё один день карикатур.       «...нет. Возможно, даже с ним ничего бы не изменилось».