Что было, то было/What's Past Is Present

      Эггзи сам удивлялся тому, насколько сильно ему нравится в Нью-Йорке. Огромный, дерзкий и шумный мегаполис, но люди здесь оказались поразительно доброжелательные и демократичные, чего он никак не ожидал. Когда Эггзи, одетый как гопник, прохаживался по Найтсбриджу, Кенсингтону или Мейфэру, то всегда ловил на себе косые взгляды снобов из центра Лондона. В Нью-Йорке он подобного не заметил — здесь можно было свободно гулять по улицам, никто не обращал внимания на прохожих и не воротил нос от его вида. Например, как здесь, около галереи на охренительной Парк-Авеню, за которой он сейчас наблюдал. Вот уже час он околачивался возле автобусной остановки перед галереей, одетый в мешковатые джинсы, поношенную футболку и бейсболку с логотипом одной из местных команд — или, как их здесь называли, снэпбэк. Никто не говорил ему, чтобы он убирался; никто грязно не обзывал. Полицейские машины проезжали мимо, и ни один патруль не остановился, чтобы проверить его документы.       — Докладывай, Галахад.       — Объект всё ещё внутри.       Тут дверь галереи распахнулась, и человек, за которым следил Эггзи, вышел на улицу, щурясь от утреннего солнца, как только что проснувшийся после зимней спячки медведь. Он опустил кожаный кейс, который держал в руках, чтобы надеть солнцезащитные очки-авиаторы, — в них он выглядел как ходячее клише. Подобрал свой кейс и деловой походкой пошёл вдоль улицы.       — Подожди, он только что вышел и направляется на юг, к Центральному вокзалу, — предупредил Эггзи.       — Следуй на безопасном расстоянии и будь на связи, — ответил Гарри, который руководил операцией из своего гостиничного номера.       — Принято, Артур.       Объект, банкир нескольких ближневосточных террористических группировок, шёл по парку, и ему не было никакого дела до того, что деньги от наркотиков, которые он отмывает и возвращает своим клиентам, используются для покупки биологического оружия и оружия, которым снабжают детей-солдат. Эггзи повидал достаточно ублюдков, подобных этой ходячей мрази, чтобы знать: они не заботятся ни о чём, кроме своей выгоды.       К сожалению, по плану миссии предполагалась экстрадиция, а не казнь.       В нескольких кварталах к северу от массивного здания МетЛайф Тауэр объект свернул за угол, Эггзи не отставал. На Пятьдесят первой улице пешеходов стало чуть меньше, но Эггзи следил за объектом, не опасаясь быть обнаруженным, пока тот не вошёл в один из многочисленных небоскрёбов Манхэттена. В этом здании находился офис объекта, о чём Эггзи и доложил Гарри.       — Лучше не привлекай к себе внимания. Я уже подключился к видеонаблюдению и жучкам в его офисе. Возвращайся в отель.       — И мы продолжим наш медовый месяц?       Эггзи услышал вздох Гарри:       — Мы на миссии, Галахад. Пожалуйста, не отвлекайся. — И, выдержав паузу, добавил: — Вернёшься вовремя — и я успею тебя трахнуть, а затем пойдём на завтрак в ресторан. Если ты сможешь ходить.       — Замётано, — рассмеялся Эггзи и прибавил шагу.       До отеля «супер-пупер Карлайл» на Семьдесят шестой улице было добрых двадцать пять кварталов пешком. Когда Эггзи в своём гопническом прикиде подошёл к отелю, швейцар не моргнув глазом открыл ему дверь и вежливо пожелал приятного дня. Гарри снял один из люксов с видом на Центральный парк, не потратив на это ни пенни из бюджета Кингсман.       У них действительно должен был быть медовый месяц. Когда Мерлин вышел с ними на связь в Тоскане, то извинялся целую вечность, но дела есть дела: в поле зрения Кингсман снова появился Коллум Дайсон, бывший член ИРА, ставший менеджером хедж-фонда с множеством криминальных связей. Похоже, что теперь Дайсон работал на ИГИЛ, Талибан и другие кровожадные ублюдочные банды головорезов, что платили гонорар посолиднее. После трёх лет отсутствия он объявился в Нью-Йорке — разыскивал покупателя на антиквариат из разграбленного музея Мосула стоимостью в полмиллиона фунтов стерлингов.       В Кингсман поняли, что появилась возможность нейтрализовать Дайсона, после того как он нанёс визит в галерею «Арджент» на углу Парк-Авеню и Пятьдесят девятой улицы. Именно в этой галерее имя графа Хаттона стояло первым в списке желающих приобрести доэллинские ритуальные предметы, если таковые появятся. Так уж случилось, что за три дня до этого управляющий галереи связался с секретарём графа и сообщил, что вскоре им доставят семь артефактов, которые могут заинтересовать их лучшего клиента; а если его светлость соизволит прибыть и посмотреть на них лично, то будет иметь преимущество первым купить всё, что ему понравится.       Через две недели после свадьбы на тосканскую виллу Гарри прибыл курьер Кингсман с пакетом, в котором было всё, что нужно, чтобы вывезти Дайсона из Штатов. Им пришлось прервать свой медовый месяц и срочно вылететь в Нью-Йорк. Эггзи очень нравилась вилла Гарри со всем её сельским очарованием, но в Нью-Йорке определённо было что-то, что отозвалось в его душе. Жизненная энергия города и людей, их отношение к другим — «отъебись-и-сдохни-но-чем-я-могу-помочь-сэр?». Среди всего этого великолепия он не мог не заметить обратной стороны блестящей медали: бездомность, рутинную безжалостность богатых к бедным, расизм — впрочем, такую картину можно было наблюдать в любом городе, где существует пропасть между непомерным богатством и беспросветной бедностью.       Несмотря на всё это убожество, Эггзи чертовски нравился Нью-Йорк. Он был бы не против поселиться здесь, но его муж, скорее всего, не поддержал бы идею переезда: он был главой независимого тайного шпионского агентства, а Эггзи — его самым лучшим агентом, хотя Рокси с этим бы не согласилась.       Он зашёл в номер и увидел, что Гарри отдыхает на балконе с кофе и старомодной газетой, разгадывая кроссворд. Увидев его, Гарри с отвращением бросил газету на кофейный столик:       — Эти американцы понятия не имеют, как правильно составлять кроссворды.       — Есть новости из офиса Дайсона?       Гарри поковырялся в своём планшете.       — Ничего примечательного. Мерлин отслеживает его электронную почту и мобильную связь, но там тоже пока ничего из ряда вон.       — Значит, мы можем продолжить наш медовый месяц?       Эггзи игриво вильнул бёдрами и бросил на Гарри томный призывный взгляд из-под полуопущенных ресниц — взгляд, после которого они неизменно оказывались в спальне, где Эггзи Анвин-Харт доказывал, каким гибким может быть.       Это сработало как всегда. Глаза у Гарри потемнели, и он, отбросив планшет на столик, пошёл за Эггзи, не спуская с него возбуждённого взгляда. Эггзи попятился в спальню, оставляя за собой дорожку из одежды, — сначала на пол полетела бейсболка, потом футболка, потом всё остальное, пока на нём совсем ничего не осталось. Гарри крался за ним как привязанный, повторяя его движения и тоже избавляясь от лишней одежды.       …Два часа спустя, приняв душ, побрившись и полностью приведя себя в порядок, они заняли столик с опозданием всего на двадцать минут и сделали заказ. Эггзи был бы не прочь обменять забронированные места в ресторане на ещё один оргазм, но голод давал о себе знать, да и Гарри пообещал ему нечто особенное сегодня вечером, а если бы они пошли ещё на один заход, то это испортило бы сюрприз, чего Эггзи никак не мог допустить.       Несмотря на демократичный характер Нью-Йорка, громким титулом здесь можно было купить очень много обходительности. Девушка-администратор едва ли не присела в приветственном реверансе:       — Ваш столик готов, лорд Хаттон. Будьте так любезны, следуйте за мной.       Гарри слегка поморщился, благо из-за тёмной линзы очков это было незаметно. По всем правилам этикета к нему следовало бы обращаться как к сэру ДеВеру, так как ДеВер — это фамилия, а Хаттон — графский титул, которым владели ДеВеры. Однако хорошие манеры важнее, чем строгое соблюдение условностей, поэтому они проследовали за девушкой к лучшему столику в маленькой, полуоткрытой нише.       Гарри позволил Эггзи занять место, откуда хорошо просматривался общий зал, — лишнее свидетельство его доверия к молодому коллеге. Модифицированные «токаревы» они оставили в номере — было бы немного самонадеянно носить их с собой. Но ходить вообще безоружными было бы ещё самонадеяннее, поэтому Эггзи прихватил с собой маленький «зиг-зауэр» в кобуре на лодыжке, а Гарри, несмотря на ясное голубое небо и яркое августовское солнце, как всегда, взял с собой «Рейнмейкер» — большой чёрный зонт с изогнутой деревянной ручкой. Эггзи тоже предпочёл бы зонт, но юноша с таким аксессуаром очень бы нелепо смотрелся, а человеку возраста и положения Гарри была простительна некая эксцентричность.       Как и обещал Гарри, чай был восхитительный. Когда-то, причём не так уж давно, Эггзи от души посмеялся бы над идеей позавтракать сэндвичами с огурцом и кресс-салатом или сэндвичами без корки с копчёным лососем, а на десерт взять сладкую выпечку с девонширским кремом и джемом и запить ароматным, свежезаваренным чаем. Такая еда придумана для истинных джентльменов, а не простых людей, и уж тем более не для таких парней с окраин, как он.       Эггзи, тем не менее, научился получать удовольствие от некоторых вещей, за которые его бы жестоко высмеяли и, возможно, даже отпинали свои же кореша, — те, что до сих пор жили на Роули-Уэй, — и чаепитие в шикарном ресторане с мужем было как раз одной из таких вещей.       В какой-то момент Гарри поинтересовался у Эггзи, хотелось бы ему посмотреть мюзикл «Гамильтон», — но тот, казалось, совсем его не слышал: что-то другое привлекло внимание Эггзи. Нет, не что-то, а кто-то. Человек, стоявший у входа в ресторан и разговаривавший с девушкой-администратором. Высокий, стройный мужчина в дорогом винтажном костюме, который сидел на нём как влитой, и в не менее дорогих туфлях; тёмные волосы были тщательно уложены, и даже очки в тонкой оправе не портили его красоту, а подчёркивали её.       С момента вступления в Кингсман Эггзи встречал много красивых людей (хотя всерьёз считал, что его супруг — самый красивый из всех). Такие люди были обычным атрибутом любой вечеринки, церемонии или официального мероприятия, на котором Эггзи называл себя Галахадом; это имя было для него как талисман, напоминание о том, что он не какой-то там самозванец, а имеет полное право здесь находиться. Однако Эггзи редко встречал такую необычайную красоту в столь приземлённой, обыденной обстановке. С другой стороны, неужели ресторан «Палм Корт» в одном из самых дорогих и роскошных отелей мира можно назвать обыденным? Нет, это вряд ли.       — Эггзи, с тобой всё в порядке?       Эггзи поспешно оторвался от созерцания красивого незнакомца и посмотрел на Гарри:       — Извини, я немного отвлёкся.       Он почувствовал, как по щекам расползается удушливый румянец. Вот тебе раз: у него почти медовый месяц, он сидит рядом с альфой и омегой самого своего существования — и пойман с поличным, пускающим слюни на прекрасного незнакомца. Так держать, Галахад.       Гарри, как истинный джентльмен, не стал комментировать оплошность Эггзи и повторил свой вопрос:       — Если я достану билеты, ты захочешь пойти на спектакль?       — Посмотреть «Гамильтона»? Я думал, все билеты распроданы на десятилетие вперёд.       — Нет, если у тебя есть связи и ты готов ими воспользоваться. У нас медовый месяц, мы имеем право немного покутить, верно?       Эггзи задумался. Именно он познакомил Гарри с саундтреком популярного мюзикла, и к тому времени, когда стихли последние аккорды, Гарри так же подсел на эту тему, как и Эггзи. Так что это не будет проблемой для них обоих, разве что…       — Ты сказал, что сегодня вечером у тебя есть сюрприз для меня. Из-за этого ты отказался от второго раунда.       На лице Гарри появилась хищная ухмылка альфа-самца, кем он, собственно, и являлся:       — А что я тебе говорил насчёт предвкушения, дорогой?       Но Эггзи его уже не слушал. Красавец, которого он заметил чуть раньше, направлялся прямо к ним — целеустремлённая походка, прямой взгляд. Эггзи очень хорошо был знаком такой взгляд, он видел его у каждого агента Кингсман, у каждого шпиона, с которым когда-либо сталкивался. Хотя он предпочёл бы избежать перестрелки в общественном месте, Эггзи наклонился и достал «зиг-зауэр» из кобуры одной рукой, другой сделал жест, которому учат всех агентов Кингсман: стукнул по столу один раз, зажав большой палец между указательным и средним. Опасность.       Гарри положил руку на рукоятку своего «Рейнмейкера» как раз в тот момент, когда мужчина подходил к столу.       Незнакомец прошёл мимо, но Эггзи не спешил расслабляться. Как оказалось — не зря, потому что мужчина остановился, обернулся и вернулся к их столику с вежливо-холодной улыбкой на лице. Его взгляд задержался на Эггзи всего на несколько секунд и обратился к Гарри.       В единственном глазу Гарри вспыхнула искра удивления, и Эггзи понял, что его муж знает этого человека, а эта встреча не сулит ничего хорошего.       — Генри ДеВер. Вот уж кого я меньше всего ожидал сегодня встретить. Как же давно мы не виделись.       К разочарованию Эггзи, Гарри не послал незнакомца куда подальше. Его муж просто сказал тихим — и смертоносным — тоном:       — Да, Ник, действительно: очень и очень давно.

***

      Теперь Гарри понял причину, по которой его муж завис посреди разговора, потому что когда-то, впервые увидев Нила Кэффри, он тоже на миг выпал из реальности.       Это было неизбежно. Нил — или Ник, как он тогда себя называл, — был молодым человеком исключительной красоты, поразительных талантов и весьма сомнительных моральных принципов. Они познакомились на закрытой вечеринке в Сарри, где некий русский нефтяной магнат, которым Кингсман на тот момент очень интересовался, демонстрировал недавно приобретённую коллекцию шедевров французского импрессионизма. Гарри был несколько удивлён отношениями между Ником и Дмитрием, который был, как и многие его соотечественники, ярым гомофобом.       Ник поспешил заверить Гарри, что с Дмитрием у них ничего не могло быть, кроме деловых отношений; скорее, тот ценил невероятную способность Ника находить и приобретать картины, которые были страстью русского магната. После чего Ник деликатно намекнул, что был бы не против приятно провести время с Гарри, чем тот не преминул воспользовался, расценив это как способ проникнуть во внутренний круг олигарха.       Лето 2004 года было, мягко говоря, интересным. Этот сукин сын Ник без труда выкачивал для него информацию, притворяясь, что его интересуют исключительно французские импрессионисты. Ник был умным, блестяще образованным джентльменом с хорошими манерами, который, казалось, возвышался над мутными делами своего работодателя. Естественно, Мерлину и его команде не потребовалось много времени, чтобы раскрыть тайну Ника Холдена. Он был не перекупщиком, а аферистом и фальсификатором по имени Нил Кэффри. Гарри даже не удивился, узнав, что каждое произведение искусства, каждый Моне, Дега или Сезанн, которые тот продавал, были его собственными работами.       Вопрос заключался лишь в том, работал ли Нил на себя или на одного из конкурентов Дмитрия, надеясь ободрать его как липку и выставить доверчивым идиотом.       В последние дни августа дело кончилось кровавым месивом. Видимо, Дмитрий заподозрил что-то неладное в действиях или словах Гарри, хотя сам Гарри склонялся скорее к тому, что это Нил случайно проговорился. Телохранители Дмитрия нагрянули к ним, когда Гарри пытался получить от Нила нужную информацию. К сожалению, тогда на них обоих не было ничего, кроме презервативов. Итогом короткой схватки стало шесть трупов на полу спальни, шокированный и забрызганный чужой кровью Нил и голос Мерлина в микронаушнике, хрипло отчитывающий Гарри за то, что тот думал членом, а не головой.       Он доставил Нила в камеру для допроса и через неделю убедился в том, что Нил — не более чем обыкновенный мошенник, оказавшийся не в том месте и не в то время. Они ввели ему максимально допустимое количество новейшего препарата, вызывающего амнезию, и оставили в квартире, внушив, что для его же блага ему следует на некоторое время покинуть Лондон.       Гарри присматривал за Нилом Кэффри, преступником эпохи Возрождения, в течение следующих нескольких месяцев и почувствовал облегчение, когда Нил вернулся в Нью-Йорк и вскоре после этого был арестован ФБР. Облегчение, но и разочарование тоже. Нил Кэффри, или как там он себя называл, мог бы стать ценным приобретением для Кингсман, если бы его правильно замотивировали и обучили. Не как агента, конечно, а как инструмент для проникновения в такие места, куда агентам Кингсман невозможно было сунуться.       Гарри также вынужден был признать, что у Нила довольно эффектная задница, которую он умел использовать с максимальной пользой для всех, и какое-то время он скучал по этим великолепным округлостям.       — Да, конечно, много воды утекло с тех пор.       — Лет пятнадцать без малого, — улыбка Нила сверкнула, как острое лезвие, а в глазах застыло настороженное внимание.       — Может быть, ты нас познакомишь, Гарри? — Голос Эггзи звенел как стекло, а это был верный признак того, что его муж всерьёз злится.       — Да, Гарри, представь нас.       Гарри почувствовал приближение мигрени и потёр переносицу.       — Ник, это мой муж Гарет. Гарет — Ник Холден, бывший… партнёр. У нас с Гаретом медовый месяц в Нью-Йорке.       — Мои поздравления. — Взгляд Нила немного потеплел, когда он обратился к Эггзи: — Вам очень повезло с супругом: миллиардер-инвестор, коллекционер произведений искусства, пэр королевства. Как вы познакомились?       Эггзи без запинки скормил Нилу ту же самую легенду, которую они приготовили для галереи «Арджент»; что он — бывший студент-археолог и встретил Генри на благотворительном балу по сбору средств для отдела античной культуры Британского музея.       Его слова вызвали у Нила живейший интерес:       — Античность? Генри определённо изменил свои интересы с тех пор, как мы виделись в последний раз. Тогда, в две тысячи четвёртом, он был без ума исключительно от французских импрессионистов. Я работал с ним, был посредником в продаже одной из «Маленьких танцовщиц» Дега. К сожалению, сделка сорвалась, и мы расстались. — Повернувшись к Гарри, он продолжил: — Держу пари, что ты не заметишь разницы между кратером, * пиксисом** и скафосом***.       Гарри пожал плечами:       — Я недостаточно хорошо разбираюсь в видах древнегреческой керамики, но Гарет отлично просвещает меня по этому вопросу.       Нил кивнул, вежливо улыбаясь, и Гарри понял, что эта встреча отнюдь не случайна: Нил пытался втянуть Генри ДеВера в какую-то игру. Гарри рассеянно поправил очки, включая систему связи и надеясь, что Мерлин на линии и всё видит.       Но тут, кажется, возникли какие-то помехи: он слышал Мерлина, но не мог разобрать ни единого слова, а дисплей на очках пошёл серой рябью. Гарри заметил, что Эггзи тоже заморгал: кажется, и в его очках начались проблемы со связью. Что ж, придётся действовать самостоятельно.       Нил едва ли не ехидно ухмыльнулся:       — Что-то в глаз попало?       Гарри сделал немыслимое — снял очки, чтобы протереть их носовым платком, открывая шрамы и пустую глазницу.       Ни один мускул не дрогнул на лице Нила, но он всё же спросил:       — День V?       Гарри снова надел очки и кивнул.       — Чёртовы сим-карты, — продолжил Нил. — Мой друг чуть не погиб в рукопашной схватке. Покупал вино, когда весь мир сошёл с ума. Кончилось тем, что он разбил кому-то голову бутылкой Шато Петрюс Помероль восемьдесят четвертого года. Ему до сих пор снятся кошмары о пропавшем зазря вине.       Гарри не смог удержаться от смеха:       — Дорого же ему обошлась его жизнь.       — Его жизнь того стоит.       За столом повисло неловкое молчание. Эггзи ковырял вилкой остатки сливочного пирога в тарелке, Гарри вылил в свою чашку последний чай из чайника, а Нил сидел рядом с ними, как какой-то красивый и ядовитый цветок. Кто знает, долго ли это могло продолжаться, если бы связь в очках на мгновение не прояснилась и голос Мерлина не принёс бы потрясающую новость:       — Кэффри работал на ФБР.       Как ни странно, именно в тот момент, когда голос Мерлина снова затих, Кэффри снял свои очки и улыбнулся хищной улыбкой голодной акулы.       — Отличное устройство. — Нил кивнул на свои очки. — Их сделал мой друг. Они могут блокировать и перехватывать входящие сигналы. Ваш шотландский друг, заседающий в главном офисе, весьма раздражён из-за того, что не может связаться с тобой и твоим «мужем». Он назвал его Галахад. Забавно, а я думал, что Галахад — это ты. Но теперь тебя, очевидно, зовут Артур, и ты занимаешь большое кресло во главе стола. Кстати, отличный костюм. Ателье «Кингсман» на Сэвил-Роу, если я не ошибаюсь.       У Гарри кровь застыла в жилах. Кэффри откуда-то знал всё о нём и Кингсман.       — Не думаю, что этот разговор нам следует вести здесь, в таком людном месте. — Гарри сделал едва заметный жест правой рукой, приказывая Эггзи не вмешиваться, но быть начеку.       — Вероятно, нет, но я определённо не собираюсь никуда уходить и оставаться с вами наедине. Я жить хочу, знаешь ли.       — Право же, Нил, не надо так драматизировать.       — О, Гарри, я думаю, что у меня есть все основания для беспокойства. — Нил встал, затем наклонился к лицу Гарри и шепнул ему на ухо: — Я всё помню.       Выпрямился, достал из внутреннего кармана пиджака телефон и положил его на стол.       — Считайте это первой частью вашего свадебного подарка. Если ты и твой супруг хотите получить остальную часть — разблокируйте телефон. Я буду ждать вас в шесть вечера по адресу, который там указан под моим именем. И просто к сведению: я не люблю оружие, но это не значит, что я не умею им пользоваться.       С этими словами Нил развернулся и неторопливо ушёл, ни разу не оглянувшись.       Они молча проводили его взглядами. Как только Нил скрылся за дверями ресторана, Эггзи взорвался:       — Ну и что это была за хрень?!       Гарри смотрел на телефон и гадал, насколько сильно он пожалеет об этом уже к вечеру.       — Я не знаю.