Раскаяние

До сих пор растерянная после всего того, что произошло за день, Гермиона лежала на узкой кровати, уставившись в потолок. Она была одна в небольшой комнате, что ей дали, и отчаяние вновь волнами поднималось в ней. Она умрёт, одна, без друзей, не на войне, а наоборот – вдали от неё. Она застряла в прошлом, без единого шанса внести свой вклад в победу над Волдемортом. Профессор Дамблдор поначалу рассказывал про все трудности, связанные с её путешествием во времени, с глубокой грустью, однако он быстро сумел вернуть себе хладнокровие и в конце концов предложил ей одну из гостевых комнат. Остальные студенты должны были вернуться с летних каникул через два дня, и, за исключением его самого и директора, в замке никого не было. Дамблдор поможет ей, он пообещал. Он сделает всё, что в его силах, чтобы помочь ей найти способ вернуться в будущее. Сейчас они не будут никому раскрывать её настоящее прошлое, поэтому директор знал только то, что к Дамблдору приехал неожиданный гость. Очевидно, профессор Диппет полностью доверял профессору трансфигурации, чтобы не задавать лишних вопросов. Гермиона резко села, злясь на саму себя. Она не из тех, кто будет тихо сидеть и смиренно принимать судьбу. Если профессор Дамблдор начнёт искать выход, она как минимум станет помогать ему. Но ей нужно хорошо отдохнуть. Война стоила ей многого. Она уже не помнила, что представляет из себя полноценный ночной отдых. Девушка решительно разделась и надела пижаму, которую ей выдали. Она сомневалась, что сможет заснуть, хотя и понимала, что должна отдохнуть. Завтрашний день будет началом её поисков пути назад в будущее.

***

— Вы были не на Слизерине? —Дамблдор удивлённо поднял брови. Гермиона сидела в его кабинете, возбуждённая, с красным лицом, и медленно пила горячий чай. Он пригласил её на завтрак, сразу же заметив, что она хочет ему что-то рассказать. — Именно! Я училась на Гриффиндоре, — кивнула Гермиона. — Но на картине я почему-то в форме Слизерина. И я абсолютно уверена, что у меня никогда не было такого портрета. Дамблдор задумчиво провёл пальцем по краю чашки. Вздохнув, он поставил её на стол и ответил: — Портрет, который вы описали, похож на те, что висят в галерее почёта. — Галерея почёта, сэр? Что вы имеете в виду? — Неужели её нет в ваше время? Это галерея с портретами лучших выпускников. Если хотите, то можем пройти к ней, она прямо за углом. Растерянно нахмурившись, Гермиона встала. Следуя за профессором, она прошла по коридору и повернула за угол. Там, покрывая практически всю левую стену, висели бесчисленные портреты молодых волшебников и ведьм. — Сотни лет мы пишем портреты наших лучших выпускников и таким образом отдаём им дань уважения. После вручения аттестата они получают свои портреты и вешают их на стену. Эти студенты – наши лучшие выпускники. Они представляют Хогвартс всему магическому миру и служат примером следующим поколениям. Почти у всех была долгая замечательная карьера, и все они внесли невероятный вклад в теорию магии и науку. Гермиона смотрела на портреты, ощущая, как в горле становится сухо. Она думала о слизеринской форме, в которой она была на картине, и каким-то образом чувствовала, что это важно. Осознание того, что её портрет идеально вписывается в эту галерею, что все картины выполнены в том же стиле, что и её, подтверждало её догадки о важности того, что на холсте она была в форме именно Слизерина. — Но что это значит, профессор? Почему мой портрет похож на эти картины, почему он мог бы здесь находиться? — Наверное, потому, что он отсюда? — ответил Дамблдор. В задумчивом молчании они вернулись в его кабинет. — Так значит ли это, что я была здесь раньше? — спросила наконец Гермиона, когда они сели обратно за стол. Её будущий директор почесал свою длинную русую бороду. — Вполне возможно, да. И я склонен считать это самым вероятным объяснением. — Но… почему он находился в Тайной комнате? Как он туда попал? Почему я снова здесь оказалась? — Не снова, мисс Грейнджер. Вас раньше здесь не было. Не в этой временной линии. Закусив губу, Гермиона покачала головой. — Я не понимаю. Что вы имеете в виду? Пожалуйста, просто расскажите мне, о чём вы думаете. — Кажется, — пробормотал Дамблдор, не обращаясь конкретно к ней, — что вы уже совершали путешествие во времени. Следовательно, вы сами сделали так, чтобы вы точно повторили это путешествие. Картина и маховик времени были подготовлены таким образом, чтобы они смогли взаимодействовать. Очевидно, что картина не смогла бы сама активировать маховик времени. — Это была я? Я сама отправила себя в прошлое? — Рассуждения Дамблдора так озадачили её, что она пока не чувствовала ни шока, ни злости. Она отчаянно пыталась понять, какой во всём этом смысл. Профессор продолжил: — Только вы и я знаем или, точнее, знали, что вы были здесь. Что вы сейчас здесь. Конечно, есть вероятность, что об этом в курсе кто-нибудь ещё, но мне слабо в это верится. Каждый посвящённый только увеличивает вероятность того, что будущее как-то изменится. Поэтому, если мы предполагаем, что только вы и я знаем о вашем путешествии во времени, значит, только вы и я могли его планировать. Кроме вас и меня никто не мог знать, что в тот знаменательный день тысяча девятьсот девяносто восьмого года вы наденете на шею маховик времени в Тайной комнате. Интуитивно Гермиона чувствовала, что в словах Дамблдора есть рациональное зерно, но всё никак не могла уловить его суть. Её попытки понять значение её путешествия во времени лишь усиливали головную боль. — Значит, если это была я, то зачем? Зачем я снова отправила себя сюда? И именно в тот день, что ещё хуже! Идёт война! Я нужна там; любая рука, способная держать палочку, на счету! В глазах Дамблдора сверкнуло любопытство. — Вчера вы тоже упоминали войну. Волшебники воюют друг с другом? Гермиона резко вздохнула. Ей нельзя рассказывать что-либо, она не могла рисковать, давая Дамблдору знать то, чего он знать не должен. Он мог изменить будущее. Даже если это был Дамблдор, знающий абсолютно всё профессор, который, казалось, всё делал правильно — даже он бы не смог устоять перед запретным знанием. — Мне очень жаль, сэр, но мне нельзя говорить вам что-либо о будущем. Да, в магическом мире развернётся война, но я не могу сказать вам больше, даже если бы хотела. На мгновение она подумала, что профессор рассердился, но если он и разозлился, то быстро взял себя в руки. Вместо этого Дамблдор поднёс чашку чая к губам и продолжил делиться своими соображениями. — Та война, очевидно, важна, и что-то там поставлено на карту. Другая вы, что отправила вас сюда, наверняка оказалась в такой же ситуации. Должна быть причина этого, даже если в вас так нуждались в девяносто восьмом году. Можете подумать, какая причина могла бы объяснить ваше путешествие сюда? Растерявшись, Гермиона поморгала несколько раз. Не сам вопрос смутил её, а то, как и каким тоном он был задан. Будто преподаватель спрашивал у студента что-то, ответ на что студент должен найти сам. Внезапно она поняла, почему Гарри так злился на Дамблдора в последние месяцы их совместных поисков информации о крестражах. Этот поучительный тон, с которым Дамблдор сейчас обращался к ней, точно начнёт раздражать её, и скорее рано, чем поздно. Решительно настроившись не дать злости взять вверх, Гермиона сосредоточилась на заданном вопросе. — Наверное, в это время что-то произошло? — задумчиво пробормотала она, не сразу поняв, что именно сказала. — Ну, конечно! Я, должно быть, сделала что-то в этот отрезок времени, что повлияло на будущее! Гермиона лихорадочно соображала: что она знала о Волдеморте? Когда он учился в Хогвартсе? Было ли возможно, что в тысяча девятьсот сорок четвёртом году он всё ещё был студентом? Конечно, она могла просто спросить у Дамблдора, учился ли сейчас юноша по имени Том Реддл. Но даже один этот вопрос может сказать молодому Дамблдору слишком много о будущем. Она отчаянно пыталась вспомнить. Если она не ошибалась, то Реддл выпустился из Хогвартса в тысяча девятьсот сорок пятом году. Значит, сейчас он должен быть на седьмом курсе и ему, наверное, семнадцать лет. Завтра. Завтра мальчик, который однажды станет монстром, из-за которого ей придётся стереть родителям память, который убьёт родителей Гарри и будет совершать все те страшные вещи, — этот мальчик шагнёт в двери Хогвартса. Он ещё не был таким могущественным, каким станет впоследствии. Сможет ли она убить его? Покончить со всем до того, как начнётся кошмар? — Если… — начала Гермиона и вдруг почувствовала, что ей нужно прочистить горло, перед тем как продолжить: — Если человек, ответственный за войну, умрёт в прошлом… — Мисс Грейнджер! — жёстко оборвал её Дамблдор. — Независимо от того, на что, я думаю, вы только что намекнули — это не решение! Если вы убьёте его сейчас, в будущем у вас не будет необходимости совершать это путешествие во времени, поэтому вы не станете возвращаться в прошлое, и таким образом не убьёте этого человека. В конце концов этот человек будет жить и снова начнёт войну. Что бы вы ни сделали в прошлом, война всё равно начнётся. Гермиона разочарованно откинулась на спинку кресла. Видимо, Дамблдор прав. Она не могла сделать что-либо, что повлияло бы на её решение вернуться в прошлое. Но всё же она была уверена, что отправилась сюда из-за Волдеморта. Просто не могло быть совпадением, что она попала именно в начало последнего года учёбы Тома Реддла в Хогвартсе. Благодаря Гарри, она знала, что Волдеморт открывал на пятом курсе Тайную комнату, что доказало всем его самым близким соратникам его принадлежность к роду Слизерина. Могла ли она сделать что-то сейчас, когда он набирал в свои ряды будущих Пожирателей Смерти, что могло бы ослабить его в будущем? Должно быть, это и была причина, почему она здесь. С внезапно вспыхнувшей решимостью девушка продолжила: — Я смогу сделать что-то здесь, что повлияет на войну в будущем, я уверена в этом, сэр. Здесь, в Хогвартсе. Я ещё точно не знаю, что именно, точно так же, как не знаю, смогу ли вернуться назад живой, чтобы всё это увидеть, но сейчас я здесь, и я должна сделать это. Если моя жизнь станет ценой спасения всех, кого я люблю, если таким образом я спасу мир от тьмы, я готова заплатить эту цену. В этот раз она была уверена, что истолковала вспыхнувшие на лице Дамблдора эмоции правильно: довольство, смешанное с холодным расчётом и гордостью. Приходилось ли Гарри бороться с чувством, что Дамблдор его использовал? Чувством, что ты не более чем пешка, которую никак не получается взять? Видел ли Дамблдор то же самое в ней самой: пешку, неожиданный, интересный фрагмент большой игры, но в конце концов всё равно пешку? Она покачала головой. Это неважно, потому что она знала намного больше, чем он. Она знала будущее, так что он не сможет использовать её. — Значит, вы хотите ходить на занятия, — подытожил Дамблдор. — На каком курсе вы учились в девяносто восьмом? — Если бы не война, я бы окончила школу в том году. Я пропустила выпускной курс. Мне сейчас около девятнадцати. — Понимаю. Тогда мы зачислим вас на седьмой курс. Вы были на Гриффиндоре, если не ошибаюсь? Гермиона хотела уже было кивнуть, как вдруг кое-что вспомнила. — В девяносто восьмом я была на Гриффиндоре, верно. Но на портрете я изображена в форме Слизерина. Думаю, я тогда должна быть на Слизерине. Дамблдор кивнул, очевидно, думая о другой проблеме. Гермиона терпеливо ждала, когда он решит заговорить об этом. — Весьма необычно, когда студенты меняют школу прямо во время обучения, — сказал он. — Нам нужно придумать вам новую биографию и найти причину, почему вы так неожиданно появились здесь. У нас есть весьма пытливые студенты, которые точно будут интересоваться вами. У Гермионы возникли смутные догадки, о каком именно пытливом студенте говорил Дабмлдор, но она ничего на это не ответила. Её будущий директор прав: ей нужна история. — Может быть… Я могла бы стать дочерью вашего брата, Аберфорта Дамблдора? — наконец спросила она. Притвориться родственницей Дамблдора казалось ей самым простым решением проблемы. Если Дамблдор и удивился тому, что она знала о его брате, то виду не подал. — К сожалению, у моего брата нет жены, и, насколько я знаю, у него никогда не было отношений ни с какой женщиной. Гермиона в задумчивости провела пальцами по волосам. — Я могла бы быть ребёнком от женщины, с которой у него мог завязаться роман много лет назад. Никто не может доказать, что он никогда не состоял в отношениях. И, кроме того, она могла умереть. Поэтому я здесь. Да, точно. Я американка, которая приехала с письмом от покойной матери к отцу, чтобы он позаботился обо мне. — Этого недостаточно. — Её слова явно не убедили Дамблдора. Гермиона покачала головой. — И именно поэтому это хорошая история. Ложь всегда слишком сложна, в то время как правда часто очень проста. Этого достаточно для начала. Если понадобится что-то ещё, я смогу что-нибудь придумать. — Однако у вас не американское произношение. Гермиона рассмеялась. — Да, потому что моя мать была британкой, которая учила меня говорить соответственно. В то же время я смогу оправдать любую оплошность, которую я наверняка допущу из-за культурных и социальных различий разных десятилетий. Дослушав, Дамблдор наконец-то согласился. — Хорошо. Тогда я поговорю с профессором Диппетом. Но, пожалуйста, помните две вещи: прежде всего необходимо понять и воссоздать ту странную связь, которая возникла между маховиком времени и картиной, что привела вас сюда. И кроме того, мы должны найти способ вернуть вас в будущее.