Раскаяние

Уже второй раз за неделю Том Реддл находился в задумчивом расположении духа. Он рано освободился, после чего пошёл в свою комнату, которую, благодаря статусу старосты, ни с кем не делил. Ему требовались время и покой, чтобы осознать произошедшие за неделю события. Изначальное удивление тому, как странно вела себя новая студентка, сменилось пламенным гневом. Она бросала ему вызов при любом удобном случае, каждый раз выставляя всё так, словно зачинщиком являлся он. Отказывала ему, как не смел никто до неё, как минимум с тех пор, как он раскрыл свою родословную лучшим друзьям и объявил себя наследником Слизерина. С момента, как Том открыл Тайную комнату два года назад, отпрыски Священных Двадцати Восьми защищали его честь и требовали уважения от каждого. И сейчас он признанный лидер, перед которым не посмел не склонить голову ни один слизеринец. До Гермионы Дамблдор. Она, появившись из ниоткуда, относилась к нему с ненавистью и презрением и, что хуже того, была исключительно талантливой ведьмой. Когда он попросил профессора Мэрритот позволить ему драться с ней, он намеревался поставить её на место. Конечно, в конце она проиграла и вынужденно признала, что не равная ему, и всё же. Гермиона была слишком близка к этому, ближе, чем кто-либо мог быть, и это если не брать во внимание, что она девушка. Никто не был настолько могущественным, дисциплинированным, жадным до знаний, как он. И казалось, что она почти такая же. Если её сосредоточенность во время занятий и плотное расписание принять за знак, то она по крайней мере настолько же любознательна, как и он. Том не мог объяснить ненависть, которую питал к ней. С времён, как он покинул приют, он не чувствовал такого гнева и ненависти. Тогда над ним смеялись, он был неудачником, отбросом, хотя в реальности стоял намного выше их всех. Том понимал, что презрение, которое чувствовали к нему другие дети и даже взрослые, родилось из зависти. Они презирали его, хотя должны были уважать и поклоняться. Тогда его это злило. Том ненавидел их всех. Когда он приехал в Хогвартс, всё изменилось. Здесь он один из многих, где все уважают друг друга за способности. Чем ты сильнее, тем больше тебя уважают. И он был могущественнее всех. Но не могущественнее Гермионы Дамблдор. Она смотрела на него, как все в приюте: с презрением, ненавистью и страхом. Страх. Том задумчиво потёр подбородок. Думая об этом, он всё больше приходил к мысли, что чаще всего она смотрела на него именно со страхом. Гермиона пыталась казаться сильной и грозной, иногда пренебрежительной и высокомерной, но все эти чувства всегда перекрывало другое, и это был всегда страх. Страх — это хорошо. Он мог иметь дело со страхом.

***

Злясь на себя, Гермиона ускорила шаг. Нет причин бояться. Астрономия всегда проводилась по ночам, пусть даже сейчас она по странной причине стояла в среду. В своё время Гермиона поднималась на башню бесчисленное количество раз, ходила по тёмным коридором и никогда не испытывала страха. Почему она боится сейчас? Нет причин для страха. Она дрожа остановилась. Конечно, девушка прекрасно знала, что причина была. Холодные взгляды, которые Том Реддл кидал в её сторону, его молчание, ледяная улыбка, с которой он предпоследним покинул башню Астрономии прямо перед ней — всего этого было достаточно, чтобы бояться ходить по темноте одной. То, что ей предстояло проделать длинный путь в подземелье в спальни девочек, лишь усугубляло ситуацию. — Страшно, мисс Дамблдор? Гермиона в изумлении отступила на шаг. Прямо из угла, скрытый тенями, появился Том Реддл; его лицо немного освещал свет Люмоса. Ледяная улыбка, которая так напугала Гермиону, всё ещё играла на губах. — Ещё чего, — огрызнулась Гермиона, но даже она услышала, как дрогнул голос. Она осторожно нащупала в сумке палочку, но Реддл схватил её за запястье быстрее. — Вам сейчас не нужна ваша палочка. Разве я не ясно сказал, что не потерплю никаких угроз магией студентам? — спросил Реддл, схватив следом её вторую руку. Гермиона в панике попыталась отодвинуться назад, но уткнулась в стену. — Скажите, мисс Дамблдор, чем я заслужил вашу ненависть? Пожалуйста, не старайтесь увильнуть от моего вопроса отговорками, как не все нравятся друг другу. Вы ненавидите меня, и у вас нет причин для этого. Лёгкость, с которой Том говорил всё это, усилила её страх. Она была одна, бессильная против его более сильного тела, без возможности взять палочку и избежать его твёрдой хватки. Здесь, на лестнице в башню Астрономии, где уже не осталось ни студентов, ни преподавателя, никто не услышит её крик. Он продолжил бодрее: — Вы постоянно бросаете мне вызов. Выставляете на посмешище перед моими друзьями, говорите вещи, которые можно посчитать оскорбительными, и, когда я вам отвечаю хоть чуть-чуть недружелюбно, вы ведёте себя так, будто я преступник. Не думаете ли вы, что рано или поздно такое отношение может разозлить? Гермиона дрожа смотрела в тёмные глаза Тома Реддла. Она видела в них ненависть, но было что-то ещё. Что-то, против чего у неё нет ни единого шанса. И это что-то действительно, по-настоящему напугало её. — Ты монстр, Реддл! — воскликнула Гермиона. — Кто дал вам право обращаться ко мне подобным образом? — прошипел Реддл, приблизившись к её лицу и прижав её руки к холодной каменной стене. — Ты думаешь о вежливости и манерах в такой ситуации? — выплюнула она, но её отчаянная попытка вырваться не увенчалась успехом. Он взял оба девичьих запястья в одну руку, другой схватив её за горло. Гермиону накрыла паника. — Что ты делаешь? — Всё ещё не страшно? Тяжело дыша, Гермиона уставилась в его бледное лицо. Рука на шее держала крепко, чтобы она едва могла сделать вздох, но ей нужно больше воздуха. Его улыбка исчезла; вместо неё Том наградил её взглядом, который прятал с самого начала: взгляд, полный ненависти и презрения. Если бы Реддл был хищником, он бы чувствовал её страх. Всё тело покрылось потом, несмотря на то, что стоял холод. Она знала, чего он хочет. Он желает, чтобы она умоляла, чтобы бросила себя к его ногам. Она должна дать ему то, что он хочет, иначе он убьёт её, рано или поздно. — Реддл, — прошептала Гермиона, не желая сдаваться. Она не готова склонить голову и признать поражение. Пытаясь дышать, девушка попробовала найти хоть отблеск сочувствия в его глазах, но увидела лишь презрение. — Да. — Она захрипела, когда пальцы впились в горло ещё сильнее. Боль пронзила шею, когда его ногти оцарапали кожу; хриплый крик сорвался с её губ. — Знаешь, Гермиона, — смакуя её имя, пробормотал Реддл прямо ей в ухо, — когда я вижу тебя такой — дрожащей, с открытым ртом, глазами, полными страха, — я не могу сдерживать себя. Ты пробуждаешь во мне незнакомые мне раньше желания, скрытые глубоко внутри. Не успела Гермиона понять его слова, как почувствовала его язык у себя на шее, где он оставил до этого кровавые царапины. Он лизал оставленные собой же раны, удерживая её своим весом. Гермиона в ужасе попыталась снова оттолкнуть его, но он лишь крепче прижался к ней. — Ты, грязная свинья! — провыла она. — Пусти меня! — Если ты пообещаешь прямо здесь и сейчас, что ты будешь хорошей девочкой, я отпущу тебя, — прошептал Том, отпустив её горло. Гермиона заплакала от гнева и страха, не в силах больше сдерживать отчаянные рыдания. Она не хотела быть здесь, она хотела обратно в будущее, к Гарри, хотела бороться с ним против этого самого человека, бороться против его будущего Я, уничтожить его навсегда. — Ты правда пытаешься соблазнить меня сейчас, м-м-м, Гермиона? — промурлыкал сладким голосом Реддл, холодно улыбаясь. — Твои слёзы так… возбуждают. Сказав это, он наконец отпустил её. Гермиона, рыдая, опала на пол, обняв себя за плечи, дрожа от гнева, страха и холода. Ей не нужно было поднимать голову, чтобы увидеть насмешливый и полный триумфа взгляд Тома. Она почувствовала его кулак в своих волосах, которым он откинул её голову назад, и посмотрела ему в глаза. — Прими это как последнее предупреждение. В следующий раз я не буду таким дружелюбным! — с ненавистью прошипел Реддл. Он наконец оставил её. Отвернулся, и через несколько секунд тьма лестницы поглотила его. Всё ещё плачущая и напуганная, Гермиона осталась на месте, где просидела ещё несколько секунд назад в ожидании, когда наберётся смелости подняться на ноги. Она была благодарна, что в четверг утром не было занятий.

***

Возбуждённый, Том лёг на кровать и уставился в потолок. День в итоге принял хороший оборот, поскольку его план вынудить Гермиону Дамблдор наконец-то подчиниться превзошёл все ожидания. Он всё ещё чувствовал волнение и удовольствие, захлестнувшие тело, стоило ему увидеть чистейший ужас в её глазах. Её слёзы, дрожь, стоны боли — всё в её слабом теле оставило приятное послевкусие. Он сильнее. Он могущественнее. Любой, кто посмеет бросить ему вызов, познает настоящий ужас. Страх. Страх — такая замечательная вещь. Никогда до этого он не чувствовал себя настолько живым, настолько взволнованным, как сейчас. Когда он выпустил из Тайной комнаты василиска, он чувствовал наслаждение от страха однокурсников. Но тот страх был распылённым: никто толком не знал, кого или что бояться. Гермиона, напротив, боялась именно его. Именно он являлся источником её страха. Он не смог сдержаться от мрачного смеха. Небрежно, даже не заметив этого, Том скользнул правой рукой в трусы. Бездумно поглаживая, схватился за всю длину. Образ Гермионы, тонувшей в слезах, вновь возник в его голове. Возможность заставить её рыдать возбуждала. Она была умной, сильной ведьмой, но в конечном итоге её тоже поглотил страх. Движения руки ускорились, когда он вспомнил вкус её крови. Её испуганные выдохи, отчаянные стоны, крики боли. Том торопливо стянул штаны другой рукой, высвободив член. Перед глазами встал другой образ, в этот раз созданный его собственным воображением: Гермиона, всё ещё плачущая, с зажатым между губами его членом, глубоко погружающимся в её влажный рот, кричала от боли, отчаянно хватаясь за воздух, пока он безжалостно получал удовольствие. Рука ускорилась, растирая член всё быстрее, пока он не кончил с громким стоном. Он с отвращением посмотрел на мокрое вязкое пятно на простынях и убрал его мановением палочки. Выругался. Том был в курсе своих плотских желаний, знал, что такие потребности есть у каждого человека. Но до сих пор никто не возбуждал его настолько, чтобы он мастурбировал на конкретный образ. Возбуждение, которое вызвала Гермиона, было чем-то другим, почти насильственным в том, как оно охватило его тело. За её страхом и слабостью так прекрасно наблюдать. Покачав головой, Том дал зарок никогда не думать о ком-либо в таком ключе. Ему не нужны образы конкретных людей, чтобы удовлетворить свои потребности. Похоть — удел слабых. Он не мог дождаться, когда выйдет из пубертатного периода, в котором плоть порой брала верх над разумом. Он не мог дождаться, когда сможет полностью контролировать все желания своего тела и не поддаваться вожделению снова.

***

Гермиона медленно прошла Большой зал и приблизилась к слизеринскому столу. Она никуда не торопилась этим утром, надеясь, что Тома Реддла не будет на завтраке, если она придёт позже, но удача отвернулась от неё. Он сидел там, радостно общаясь со своими друзьями, воплощая собой образ идеального старосты. Когда его взгляд упал на неё, губы изогнулись в высокомерной улыбке, которая стала только ярче, когда она попыталась отвести глаза. — О, мисс Дамблдор! Вы сегодня поздно, — с большим удовольствием поприветствовал её Реддл, но за словами слышался насмешливый подтекст. — Я свободна сегодня утром, — объяснила Гермиона, и села на единственное свободное место, между Абраксасом и Беатрисой Паркинсон. — Ты в порядке? — тихо спросил её Абраксас. Девушка вздохнула. Видимо, бессонная ночь отразилась на её лице. Стараясь говорить как можно тише, хотя она знала, что Реддл всё равно узнает, о чём они говорили, Гермиона ответила: — У меня была не лучшая ночь. Спасибо за беспокойство, но, пожалуйста, я больше не хочу говорить об этом. — Я надеюсь, вы хорошо спали? Кошмаров не было? Побледнев, Гермиона посмотрела на человека напротив. Том Реддл действительно наслаждался своей маленькой победой над ней. Он показал своё истинное лицо, доказал, что даже студентом он мог быть таким же пугающим, как лорд Волдеморт — и ему явно приносила удовольствие её боль. Она знала, что не должна позволять ему втаптывать себя в землю. Не должна давать ему играться с собой. Последнее дело — лишаться нормального сна только из-за того, что она боится его. Гермиона должна найти способ исправить произошедшее вчера. Она не может позволить ему одерживать другие победы над собой. Только не знала, как это сделать Она слишком боялась его.