Раскаяние

Волдеморт поцеловал её. Независимо от того, каким привлекательным он был внешне, ничто не могло изменить того факта, что она позволила психопату-убийце поцеловать себя. Ледяная тошнота всё ещё сковывала желудок. Надеясь найти успокоение, Гермиона обняла подушку и глубже зарылась в кровать, силясь не выплеснуть содержимое желудка на ковёр. Она уже приняла душ, больше часа назад, отчаянно пытаясь избавиться от мерзких ощущений, которые остались у неё после прикосновений Реддла. Бесполезно. Её тошнило, она чувствовала себя грязной и, даже зная, что в этом не было никакой логики, виноватой. Девушка знала, что Реддл поцеловал её не потому, что считал привлекательной. Всё сводилось к власти. В каком-то смысле ей становилось лучше при мысли, что она ему не нравилась. Одна мысль, что Волдеморт мог заинтересоваться ей в этом плане, казалась хуже, чем вся эта ужасная реальность. В то же время она слишком хорошо знала, что её нынешнее положение очень опасно. Он не питал к ней и капли сочувствия. Он только хотел доказать, что мог контролировать её тело, как ему вздумается. Поэтому нет никаких оснований полагать, что когда-нибудь в будущем он не закончит то, что сделал сегодня. И она не сможет остановить его. Она выпустилась вместе с Томом Реддлом, что подразумевает, что ни его, ни её не исключили. Она не сможет донести на Тома за его действия. Не сможет увидеть, как его накажут. Ей не позволено менять грядущее. Гермиона думала: а не испортила ли она уже всё? Не приняла ли какого-то неверного решения за время, что она живёт здесь, и из-за этого сделала не то, что должна была? Отправила бы она сама себя назад в прошлое, зная, что Волдеморт изнасилует её? Сделала бы она такое сама с собой? Из шеи боль поползла в голову. Каждый раз, думая о своём путешествии во времени, девушка заходила в тупик, мучась от мигрени. Вздохнув, она села и отпустила подушку. Ей никто не может помочь. Она должна пройти сквозь всё это сама, любой ценой. Она должна добиться хотя бы того, чтобы Реддл поделился с ней своими планами. Наверное, если она не будет лишний раз давать ему повод злиться на неё, он больше её не тронет? Мысли прервал тихий стук в дверь. Кто и зачем мог прийти к ней так поздно вечером в воскресенье? Никто из девочек не высказывал желания проводить с ней время. Она медленно встала и открыла дверь. И тут же застыла. Том Реддл. — Добрый вечер, Гермиона, — прошептал он, улыбнувшись. Она в панике хотела было закрыть дверь, но он оказался быстрее. Том толкнул дверь и вошёл в комнату, не дожидаясь её разрешения. Со знающей улыбкой он посмотрел на неё сверху вниз. — Ты боишься меня. Хорошо. Гермиона сглотнула. Горло зажало так, что невозможно было ни хоть что-либо сказать, ни сделать вдох. Моргнув, она заставила себя придерживаться плана. Нужно перестать доводить его до бешенства. Что бы он ни хотел от неё, она не могла рисковать и опять становиться свидетелем его перепадов настроения. — Добрый вечер, Том, — ответила девушка, глядя в пол. — Что ты… Чем могу помочь? Реддл рассмеялся, словно она его чем-то обрадовала. — Значит, ты наконец-то поняла, Гермиона. А я почти поставил крест на тебе. Гермиона нервно посмотрела на него. Не было ни намёка на опасную ауру, которую он излучал ещё несколько часов назад. Если бы она не знала его, он мог бы показаться нормальным молодым человеком. Голова стала болеть сильнее. Что не так с Томом, что его настроение меняется настолько стремительно? — На самом деле, — продолжил он, без разрешения сев на один из стульев рядом с письменным столом, — я здесь, чтобы помочь тебе. Не успела Гермиона спросить, что именно он имел в виду, Том выудил из своей школьной сумки книгу и положил её на стол. «Волхование всех презлейшее». Одна из двух книг по Тёмным искусствам, которые были доступны в Хогвартсе в её время. Менее опасная из двух. Почувствовав слабость в ногах, Гермиона села на другой стул. — Ты хочешь поговорить о Тёмных искусствах? Сейчас? — Да, — ответил Том с яркой улыбкой, от которой кровь стыла в жилах. — Сейчас. С нашего разговора в библиотеке ничего не произошло, и было весьма жаль терять ещё больше времени, так не считаешь? У нас только один учебный год, и даже такой блестящий ум, как твой, не сможет усвоить достаточно за такой короткий промежуток времени. Бессмыслица. Действия Реддла просто бессмысленны. Как ей отвечать, что делать, если она не имеет ни малейшего представления о его мотивах? Более того, несмотря на то, что тошнота медленно уходила, голова продолжала раскалываться с такой же силой. Гермиона медленно выдохнула. — Хорошо. Отлично. Как бы то ни было, давай, говори. Я вся во внимании. Улыбка, казалось, была некрасиво приклеена к его лицу, когда он вернулся к сумке и вытащил из неё небольшую деревянную шкатулку. — Чудесно. Я надеялся, что ты так скажешь. Я кое-что приготовил для нашего первого урока. Смотри. Я взял Пушистика у кое-кого с младшего курса. Эти существа довольно доверчивы и не убегут, даже если будешь мучить их. Идеально для отработки заклятий, не согласна? Гермиона в шоке уставилась на маленького пушистого зверька, который смотрел на неё своими маленькими чёрными глазами. Она знала этих созданий: ведьмы их очень любили, поскольку эти существа были известны тем, что не сопротивлялись ласкам и нежностям. Ни одно другое существо не было так безобидно и невинно, как Пушистики. Она спросила, плотно сжав зубы: — Ты хочешь… чтобы я… мучила это существо? — Это всего лишь Пушистик, Гермиона, — невозмутимо ответил Том. Улыбка сменилась тяжёлым безжалостным взглядом. — Он не даст отпор, что бы ты с ним ни делала. Как ты хочешь изучать чёрную магию, если не можешь заколдовать даже никчёмную тварь? Сердце Гермионы забилось чаще. Это тест. Она нутром чуяла, что Реддл этим заданием хотел проверить её. Если она была настроена изучать Тёмные искусства, у неё не должно возникать никаких сомнений по поводу эксперимента над Пушистиком. Тошнота вернулась. А был ли у неё выбор? Гермиона ни в коем случае не могла дать Реддлу ещё один повод не доверять ей. Он не стал спрашивать об её истории с Аберфортом Дамблдором. Он даже никак не прокомментировал её нечистокровность. Что бы ни являлось причиной, заставившей его закрыть глаза на её пороки, она не могла отбросить это всё только потому, что была слишком сердобольной, чтобы мучить Пушистика. Она делала это для благой цели. Иногда нужно чем-то жертвовать. Никто не упрекнёт её за это. Девушка закрыла глаза, поборола рвотные позывы и наконец кивнула. Глядя Тому прямо в глаза, она ответила: — Ты прав, глупо с моей стороны. Что ж. Что делать? Пытаясь игнорировать торжествующее выражение лица Тома, Гермиона слушала его комментарии: — Я подумал, что будет уместно начать с Жалящего заклятья. Ты сказала, что знаешь его. Более того, полагаю, тебе будет проще начать с заклятья, которое ты испытала на себе. Что думаешь? Мне показать, что делать? Преисполненная решимости, Гермиона схватила палочку и направила её на маленькое создание. Тёмные глазки доверчиво смотрели на неё, но она приказала себе не колебаться. Магия работала только, если ты абсолютно уверен и решительно настроен. В большей степени это относится к тёмным заклинаниям и заклятьям. Она про себя произнесла заклинание, взмахнула палочкой в точности, как это отразилось в её памяти — и с растущей тошнотой увидела, как начал темнеть светлый мех Пушистика. Появились волдыри, и создание начало жалобно кричать своим высоким голосом. Девушке казалось, что оно кричало больше не от боли, а от того, что не понимало, почему она делала это с ним, почему она вот так предала его. Девушка сжала челюсть, пытаясь удержать равнодушное выражение лица. — Замечательно, — медленно проговорил Том, не сводя с неё взгляда. — Ты действительно не врала, говоря, что тебя интересуют Тёмные искусства. Я не думал, что ты сможешь применить это заклятье, и ещё меньше ожидал, что сделаешь это невербально. Гермиона прекратила действие заклятья и перевела внимание на него. — Как я уже говорила: не недооценивай меня. Затаив дыхание, Гермиона испугалась, что её дерзкое замечание снова пробудит в нём гнев. Но Реддл не казался рассерженным, когда наконец ответил: — Я никогда не собирался недооценивать тебя. Больше похоже на то… что ты одно большое противоречие. Сложно предугадать твои действия. Реддл смотрел на неё с напряжением, и тошнота сменилась нервной дрожью. Если бы так на неё взглянул любой другой юноша, Гермионе бы это очень польстило, она бы чувствовала себя таинственной и желанной. Но Том Реддл? В чём состоят его планы, что он намеренно создаёт впечатление, будто заинтересован в ней? Неужели он всё ещё полагал, что может очаровать её и таким образом подчинить? Невозможно представить, чтобы он был настолько наивен. Она нервно облизнула губы и заставила себя выдержать его взгляд. — Твои действия тоже нелегко предсказать. На его губах появилась самодовольная ухмылка, но глаза оставались такими же алчными. Гермиона с ужасом заметила, что он приблизился к ней, и так, что их бёдра коснулись друг друга. И снова она не могла не думать, что с любым другим мужчиной эта ситуация полыхала бы желанием. В присутствии Волдеморта она чувствовала лишь всеобъемлющую опасность. Она вдруг поняла, что намеревался сделать Том. Медленно, словно стараясь не отпугнуть её, он положил руку на её щёку. — Мы не такие уж и разные, если внимательнее посмотреть, ты не согласна, Гермиона? Том Реддл, будущий лорд Волдеморт, пытался соблазнить её. Сердце бешено билось в груди; Гермиона посмотрела на него в ответ. Она не давала себе отвернуться, одновременно отчаянно пытаясь придумать, что делать. Она просто не могла рисковать, сопротивляясь ему. Она должна любой ценой спасти тонущий корабль, каким теперь представлялась её миссия. Вернуть его на прежний курс. Девушка не знала почему, но Реддл сам дарил ей возможность сделать это прямо сейчас. Ей нужно только поддаться. Притвориться, что его ухаживания ей нравятся, взять небольшой перерыв. Она сглотнула, облизнула губы и попыталась сделать так, чтобы голос звучал спокойно. Она ответила тише, стараясь говорить с таким же жаром, как он: — Да, не такие разные. Она слышала дрожь в собственном голосе, её слова казались не более чем выдохом. Девушка ненавидела собственную неуверенность, но, наверное, это только к лучшему. Скорее всего, именно так говорила бы по уши влюблённая девушка, воркующая со своим возлюбленным. Всё ещё скованная его взглядом, Гермиона ждала ответа. И снова лицо Тома исказила гримаса триумфа, сопровождаемая знающей улыбкой. Это был взор хищника, уверенного в своей победе. Круговым движением, которому она никак бы не смогла противиться, он притянул её лицо к себе. Затем сократил оставшееся расстояние между их губами. Он поцеловал её. Снова. Но в этот раз она не сопротивлялась. Напротив. Ей пришлось подчиниться, сделать вид, словно она хотела этого. Гермиона отвечала на требовательные ласки его губ, дрожа и чувствуя выступивший на лбу холодный пот. Её ледяные руки схватились за его рубашку, чтобы не позволить себе потерять сознание. Или чтобы её не стошнило ему на ноги. Несколько минут они оставались в этом положении. Двигались только губы, которыми Том заставил её открыть рот и впустить свой язык. Она с отвращением позволяла делать то, что ему хотелось. Плотно закрыв глаза, девушка пыталась забыть, кого целовала с таким желанием. Наконец он оторвался от неё. Откинулся назад, проведя большим пальцем по губам, пока в уголках рта продолжала играть самоуверенная ухмылка. — Я думаю, нам лучше на этом закончить наш урок. Я джентльмен, но кто знает, до какой степени ты меня соблазнишь, дорогая Гермиона. Она не смогла сдержать облегчения, но его это, кажется, несильно заботило. Одним элегантным движением Том встал, взял книгу, положил лишённого чувств Пушистика в коробку и сложил всё в сумку. Покидая комнату, он ещё раз обернулся к Гермионе. — Надеюсь, у тебя будет замечательная ночь. Продолжим завтра на месте, где мы остановились. Не успела Гермиона спросить, имеет он в виду Тёмные искусства или поцелуй, он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Гермиона устало откинулась на спинку кресла. Что бы ни было причиной эмоциональных качелей Реддла, это сыграло ей на руку. Она не была уверена, что верила в аутентичную природу его интереса, но по крайней мере сейчас не казалось, что он хочет убить её. Ей всего лишь нужно вести себя покорно, и он не тронет её. Девушка всхлипнула, и вдруг все слёзы, которые она до этого удачно сдерживала, вырвались на свободу. Как она оказалась в ситуации, где единственным шансом на выживание было подчинение Волдеморту?

***

Том удовлетворённо посмотрел в зеркало, висевшее в его комнате. Вечер прошёл хорошо, даже очень хорошо. Гермиона позволила себя поцеловать, даже ответила. Лучше всего было то, что он прекрасно чувствовал, как она дрожала от страха, что её тело было каменно и полно отрицания. Она поцеловала его не потому, что хотела, а потому что ей пришлось. Она поняла, что единственный её шанс сейчас — отказаться от любых прав на своё тело. Он рассмеялся. Зачем пытаться завоевать любовь женщины, если можно просто вынудить её лечь в постель из страха? Почему все мужчины так озабочены тем, чтобы завоевать любовь и чувства девушек? Гораздо большим вознаграждением было, если женщина видела свою собственную слабость и подчинялась мужчине, особенно такая волевая, как Гермиона. Он мог взять всё, что захочет. Она может ненавидеть, и проклинать его, и плакать — но в конце всё равно добровольно отдастся ему. Всё в мире должно работать именно так. И он позаботится о том, что весь мир будет работать именно так. Скоро.