Раскаяние

Гермиона беспокойно сидела в большом кресле в кабинете Дамблдора. Преисполненная до этого надеждой, что беседа с профессором поможет ей, сейчас девушка внезапно начала сомневаться, что рассказать о своём экскурсе в Тёмные искусства будет хорошей идеей. Она не называла имён и не описывала ритуал подробно — только сказала, что Реддл заставил её провести довольно тёмный магический обряд. Она ещё не закончила, как вдруг Дамблдор резко встал и подошёл к окну. Теперь он стоял там, спиной к ней, и молча глядел вдаль. Когда профессор наконец обернулся, взгляд его оказался очень суров. — Вы ходите по тонкому льду, мисс Грейнджер. Дамблдор начал медленно расхаживать по кабинету, сцепив руки за спиной и упёршись взглядом в пол. Он продолжил, его голос звучал устало: — Многие люди уже совершили ошибку, пожертвовав всем ради благой цели. Один совершает поступки, с которыми потом не может примириться. Второй причиняет страдания другим. Третий предаёт друзей и семью. И каждый делает это во имя благой цели. В какой-то момент начинаешь понимать, что связь с реальностью утрачена. Мы всё ещё сражаемся за благую цель? Не предал ли ты сам добро, использовав однажды методы зла? Не кончишь ли тем, что в своей борьбе против зла причинишь даже больше вреда, чем само зло? Гермиона сердито сжала кулаки. — При всём уважении, сэр, пожалуйста, не сравнивайте меня с собой. Дамблдор остановился и посмотрел на неё с таким напряжением, что Гермиона почти пожалела о своих словах, однако осталась на своём. Он уже однажды думал, что сможет сделать этот мир лучше, и добровольно пожертвовал многими невинными людьми. Он слишком поздно решился покинуть ряды Гриндевальда и сдаться — возможно, даже слишком поздно. Это факт, и она не собиралась терпеть наставления профессора, в частности потому, что не верила, что ей грозит участь быть ослеплённой Тёмными искусствами. — Я понимаю, — медленно проговорил Дамблдор, сев обратно в кресло. — Вы действительно много знаете. Больше, чем мои современники. Но что бы вы ни думали о моих прошлых свершениях, именно потому, что я сам испытал, как легко может соблазнить сила, я точно знаю, насколько важно это предупреждение. — У меня нет намерения становиться правительницей английского магического сообщества, — сердито фыркнула Гермиона. — Напротив. Я здесь, чтобы остановить волшебника, страдающего манией величия. У меня есть чёткая цель, и состоит она из одного конкретного человека. — И в свою очередь вы намерены причинять вред другим людям? — Если я смогу завоевать его доверие… Его больше ничего не впечатлит. Гермиона, с трудом дыша, рассматривала любимого профессора. Он выглядел невероятно уставшим. И почему-то разочарованным. В чём проблема? Она никому не причинила вреда, кроме Августы, но даже с ней, ничего особенно плохого не случилось — Гермиона проверяла. Она не позволит никакому другому студенту пострадать. — Я не собираюсь читать вам лекции, — наконец сказал Дамблдор, затем продолжил: — Вы спросили о последствиях применения Тёмных искусств. Я не могу дать конкретного ответа, только в общих чертах. В общем и целом, Тёмные искусства не запрещены, потому что они необязательно наносят вред людям. Однако было доказано, что частое или даже постоянное использование заклинаний и заклятий, относящихся к Тёмной магии, оказывает влияние на душу. Внутренние границы дозволенного расширяются. Быстрее или медленнее — в зависимости от типа заклятия. Более того, известно, что черномагические ритуалы оказывают на производящего их волшебника глубокое влияние, так как они почти всегда требуют от него какого-то рода жертвы. Это может быть что угодно, но обычно используется кровь. Таким образом, заклинание влияет не только на жертву ритуала, но и на самого заклинателя. Оно может осквернить его сразу и навсегда. Или временно. — Временно? — перебила Гермиона. После первого ритуала она действительно временами чувствовала себя всесильной, гордясь, что у неё получилось, но ничего более после него. — Некоторые ритуалы усиливают определённые черты личности, когда они находятся в активной фазе, — объяснил Дамблдор. — Когда ритуал подходит к завершению, это обострение обычно проходит. — Значит… это временно? Ритуалы не оставляют пожизненных негативных последствий, — восторженно переспросила она. — Я этого не говорил, — покачал головой Дамблдор. — Только острые, экстремальные эффекты являются временными. Долгосрочные эффекты остаются. Порог сдерживания снижается, под действием ритуала восприятие мира меняется ещё быстрее. Эгоистичные желания возвышаются, сострадания становится меньше. Гермиона разочарованно откинулась на спинку кресла. Она была уверена, что её странная открытость Тому, чувство гордости, когда она получала похвалу от него, были в основном из-за того, что она до сих пор находилась под влиянием ритуала. Но Гермиона предполагала, что и в этот раз вернётся к старой себе, как это случилось с Пушистиком. Особенно учитывая, что она не чувствовала себя плохо — напротив, она чувствовала себя очень хорошо. Гермиона задумчиво провела пальцами по волосам. — Почему именно Тёмные искусства влияют на наше я? — Хороший вопрос, — сказал Дамблдор, погладив бороду. — Основная теория состоит в том, что многие тёмные заклинания и заклятья можно провести только в случае, если ты обладаешь сильной волей. И волей к тому, чтобы сознательно причинять вред другим. Общество в частности учит, что мы не должны вредить нашим товарищам. Детям, например, нужно время, чтобы понять, что другому больно, если ударить, поцарапать или пнуть его. Они должны сперва научиться думать не только о себе, но и о других. Тогда они естественным образом разовьют в себе сострадание. В обществе они также развивают уважение к своим ближним. Тёмные искусства отбрасывают это достижение назад, поскольку, как я сказал, необходимо быть готовым к тому, чтобы причинять боль другим. И вот откуда берётся вся отрицательная сторона магии. — Тёмная сторона Силы? — шутливо вставила Гермиона, не будучи, однако, в настроении смеяться. Дамблдор немного растерялся, но, так как она больше ничего не сказала, пожал плечами и продолжил свои объяснения: — У маглов нет этой проблемы. Магия — это сила в её чистейшем виде. Мы учимся использовать наши палочки, повторяя определённые движения и произнося определённые слова, но это только контролируемая, выученная форма. Каждый магически одарённый ребёнок уже производит магию, ещё даже не зная, что он или она волшебник или ведьма. Он повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. — Вы наверняка помните необычные события в своём детстве. Это магия, которой вы пользовались, не подозревая об этом. Вам не требовались палочка или заклинание, чтобы пользоваться ей. И так оно и есть: мы можем использовать магию без палочки и заученных заклинаний. Они только упрощают процессы, поскольку многие вещи, которые вы хотите совершить магией, уже имеются в зафиксированной форме. Но если бы мы захотели, мы могли бы обходиться и без них. У нас есть сила над всем и над каждым, особенно когда мы одарены сильной внутренней магией. Гермиона заметила, что она смотрела на него, открыв рот. Так много вещей в одночасье приобрели смысл. Она всегда задавалась вопросом, как Гарри удалось так просто надуть свою тётушку. Она была уверена, что не существует заклинания или заклятья для такого специфического намерения. И да, они сами учились производить заклинания, не произнося слов. Могущественные волшебники славились тем, что могли обойтись без волшебных палочек, когда их одолевали сомнения. Но она никогда не думала, что любой волшебник или ведьма способен на это. Она вздрогнула при мысли, сколько возможностей это открывает. — Вижу, вы понимаете, к чему это идёт, — выдернул её из размышлений Дамблдор. — Как только ведьмы и волшебники обретают способность контролировать магию с помощью палочек и заклинаний, магия становится, так сказать, более социализированной. Как дети учатся состраданию к другим людям, мы ограничиваем наши магические способности, придавая им вид заклинаний и заклятий. Тёмные искусства также используют фиксированные заклинания и ритуалы, однако они касаются ядра нашей силы, напоминая нам о её существовании. Тёмные искусства показывают нам, насколько могущественными мы можем стать, если только отбросим в сторону общественные правила. — И становится трудно сопротивляться влечению могущества, — рассеянно сказала Гермиона. Она вспомнила свой душевный подъём, когда осознала, как много власти у неё есть над Пушистиком, а затем и над Августой. Это было хорошее чувство, очень приятное. Она поняла, как тяжело отказаться от этой силы. Как велика опасность из раза в раз поддаваться влечению и использовать Тёмные искусства. — Что можно с этим сделать? Дамблдор улыбнулся ей, но то была грустная улыбка. Он сложил руки перед животом и посмотрел на неё поверх очков. — Не использовать Тёмные искусства. — А… что если не будет выбора? Его взгляд стал ещё более жалостливым. — Тогда вы ничего не сможете сделать. Рано или поздно это изменит вас, мисс Грейнджер.

***

Гермиона не удивилась, что Том ждал её за дверьми кабинета профессора Дамблдора. Он, казалось, всегда знал, где её найти. Она слабо улыбнулась. — Ждал меня? — Я определённо жду не Дамблдора, — снисходительно ответил он. Том махнул рукой в поклоне и протянул руку, которую она благодарна приняла. Она не знала, что делать с новой информацией. Она была так уверена, что сможет как-то защититься от последствий использования Тёмных искусств. Что человека без по-настоящему тёмных намерений нельзя совратить. Но она себя, конечно, обманывала. — О чём ты так напряжённо думаешь, сердце моё? — прервал её мысли Том. Гермиона раздражённо закатила глаза. — Я не в восторге от этих кличек, Том, у меня есть имя. — Разве не должен мужчина называть свою девушку ласковыми именами? Преувеличенное дружелюбие, капающее с его слов, словно слизь, взбесило Гермиону ещё больше. — Я, может быть, и твоя девушка, но не думай, что я настолько наивна, чтобы хоть на секунду поверить, что я имею хоть какое-то отношение к твоему сердцу. Том лишь фыркнул. — И вдруг вернулась наша агрессивная Гермиона. Если ты будешь становиться такой после разговоров со своим дядюшкой, мне, наверное, в будущем придётся запретить тебе видеться с ним. Гермиона лишь рассмеялась. Как будто она собиралась давать этому мальчику — или, если уж на то пошло, какому угодно мужчине — право голоса в своей жизни. Она покачала головой и сказала: — Он ничего не сделал. Скорее, у меня проблемы… С самой собой. Том целенаправленно вёл её по коридорам, прямо к выходу из замка, к полям и лужайкам, которые купались в солнечном свете этим воскресеньем. К этому моменту снаружи стало уже довольно холодно, но солнце заставило их забыть об этом факте. Словно он всё спланировал заранее, Том свернул с тропы к лугу, где наколдовал покрывало, на которое они оба наконец-то сели, окружённые согревающими чарами. — Это связано с ритуалом? Злясь на себя, Гермиона кинула взгляд на Запретный лес. Ей стоит лучше контролировать свои эмоции в присутствии Тома, так как он, казалось, до сих пор мог читать их, как открытую книгу. И наконец-то кивнула, поскольку знала, что он быстро почувствует ложь. Его лицо исказила смесь презрения и разочарования: — Ты действительно так привязана ко всем этим моральным догмам, которые общество накладывает на нас? Гермиона с удивлением посмотрела прямо на него и сказала: — Какое это имеет отношение к делу? — Ты чувствуешь это, верно? — ответил вопросом на вопрос он. — Ты чувствуешь, что наслаждаешься своей властью над мисс Бэрджворти. Ты не можешь сопротивляться этому, ты наслаждаешься этим. И я видел, как ты гордилась, когда я похвалил тебя за успешное проведение ритуала. Впервые в жизни ты почувствовала настоящую силу, и ты полюбила её. Ты лучше остальных. Я знаю это, ты знаешь это, и тебе это нравится. И это опьяняет тебя, — прошептал он, с каждым словом всё больше приближаясь к ней, лаская её бедро. — Это ведь так приятно. Это волнующее чувство, когда ты осознаёшь свою собственную силу. Чувствуешь ущербность других. Внезапно это незнакомое желание внутри тебя… Тихий стон сорвался с губ Гермионы, когда его рука зарылась глубже между её ног, рисуя чувственные круги на обнажённой коже. Испугавшись самой себя, девушка прикрыла рот, но другая рука Тома отодвинула её ладонь в сторону, и он поцеловал её. Его рука всё ещё находилась на внутренней стороне её бедра и в какой-то момент медленно поползла наверх, пока наконец-то не коснулась влажной ткани белья. Жар пышным цветом расцвёл на лице Гермионы, когда она осознала, с какой страстью ответила на поцелуй, не заботясь о том, что его пальцы стали ласкать её ещё требовательнее. Ещё один стон соскользнул с её губ, в этот раз более громкий. — Если я потребую, чтобы ты сейчас развела для меня ноги, Гермиона, здесь и сейчас, на публике, в центре луга, ты сделаешь это, верно? — прошептал он, медленно вынуждая её лечь, не отрывая от неё своих пальцев. Тонкая ткань пока ещё отделяла её от прямого физического контакта, и Гермиона осознала, что это ужасно огорчало. Том был прав: она хотела большего, сейчас, от него, и она исполнит его приказы, если только он даст ей желаемое. — Посмотри на себя, — продолжил Том, тон его голоса стал мрачнее, оставаясь, однако, таким же высокомерным. — Ты ненавидишь меня каждой клеткой своего естества, и ты всё равно позволяешь мне трогать себя таким образом — и тебе это нравится. Гермиона открыла рот, чтобы возразить, ответить что-то, но в этот самый момент он проник в неё глубже, сначала одним пальцем, затем двумя. Вместо членораздельного слова раздался лишь неразборчивый хрип. Она медленно посмотрела на его лицо — и застыла. Как и голос, лицо Тома было абсолютно высокомерным, холодным, снисходительным. Его не трогало, что здесь сейчас происходило. — Том, — выдавила из себя Гермиона. — Отпусти меня, я не хочу этого. Прекрати. — О, нет, дорогая, — проворковал он с дьявольской усмешкой. — Сегодня ты должна выучить важный урок. Мы остановимся, когда я так скажу. Гермиона отчаянно попыталась выпрямиться, но Том незамедлительно прижал её свободной рукой к одеялу. Его пальцы двигались внутри неё всё быстрее и быстрее, и, хотела она этого или нет, она чувствовала между ног влагу. По телу разлился ещё больший жар, когда для дополнительной стимуляции он добавил большие пальцы. — Я не хочу этого, — отчаянно простонала она. — Прекрати. Пожалуйста… О Боже… Он безжалостно выдержал её взгляд, холодный, неподвижный, полный презрения; одновременно с этим её дыхание учащалось, а тело начало двигаться в ритме с движениями его руки. С губ сорвался всхлип, за которым последовал глубокий громкий стон. — Прекрати сопротивляться, — строго сказал Том. — Ты уже давным-давно утратила контроль. Видишь, ты сдалась своей похоти. Сдавайся. Наслаждайся. Новый всхлип. — Том, пожалуйста, пожалуйста. Его строгий взгляд сменился весёлой усмешкой. — Пожалуйста, что? Пожалуйста, прекрати? Пожалуйста, продолжай? Пожалуйста, трахни меня? Гермиона с отчаянием осознала, что сама не знает. Ощущения от его пальцев внутри казались такими приятными, всё, что происходило в её теле, было так ново и захватывающе, что она хотела больше. Больше его. И в то же время она понимала, что это неправильно, что он демонстративно унижает, принижает её. Он играл с ней, чтобы утвердиться в своей извращённой точке зрения, и она вынуждена была сопротивляться этому. Но она не могла. Гермиона кончила с громким криком, который заглушил Том, быстро зажав ей рот рукой. Дрожа и плача, она лежала под ним, в то время как он медленно вытаскивал из неё пальцы и вытирал их об её юбку. Она устало спрятала лицо в ладонях и перекатилась на бок. Он соблазнил её, притупил её чувства, чтобы убаюкать ложным ощущением безопасности. И когда она осознала, что он не хотел на самом деле быть с ней нежным, было уже просто-напросто поздно. Она стала жертвой собственного желания — в точности как он и планировал. — Тебе понравилось, не так ли, сердце моё? Дразнящий тон его голоса мгновенно высушил слёзы, и в ней воспылал неведомый гнев. Нет ничего более унизительного, чем оказаться таким беспомощным во власти своего собственного желания, особенно когда обычно ты так хорошо себя контролируешь. До этого момента она винила себя за эту ситуацию, проклинала себя за то, что сдалась этому даже на мгновение. Но сейчас? Она сердито встала. — Ты больной, ты знаешь это? Ты понимаешь, что ты сейчас сделал? — Да, — последовал простой ответ. — А ты? Гермиона прокляла себя за то, что держала палочку так далеко, в противном случае прокляла бы его до смерти. Она яростно выплюнула: — Это называется изнасилование, Том! Ты понимаешь это? Он просто рассмеялся. — Тебе понравилось. — Что ещё хуже. Взгляд Тома стал твёрже, когда он поймал её кулаки, которыми она хотела побить его. Спокойно, но твёрдо он усадил её обратно. — Я всего лишь хотел открыть тебе глаза. Тёмные искусства делают не что иное, как касаются твоего внутреннего я и разрушают цепи на твоей силе. Точно так же я лишь показал, что тебе нравится быть униженной мной. Это две стороны одной медали. Общество воротит нос от Тёмных искусств. Потому что оно соблазняет нас использовать нашу настоящую силу и доверять инстинктам. Том притянул её к себе на колени, схватил за подбородок и посмотрел ей в глаза. — Общество воротит нос от сексуальной связи до брака, потому что это искушает признать наши желания и действовать согласно им. Обществу не нужны могущественные и уверенные в себе волшебники и ведьмы. Мы ему нужны уступчивыми, законопослушными. Вот в чём дело. Я заставил тебя встретиться лицом к лицу с собственной похотью, против твоего желания, чтобы ты поняла, что изменения, которые приносят Тёмные искусства, не более чем исчезающие оковы. Общество калечит нас. Я нас освобожу. Гермиона недоуменно уставилась на юношу напротив. Слова, которые он сейчас произнёс, очень напоминали нравственную философию одного конкретного француза. Чтобы освободиться, нужно разбить цепи нравственности? Внезапно в голове всплыли слова Дамблдора — не он ли тоже сказал, что опасность Тёмных искусств в том, что они оборачивают воспитание человека вспять? Не эту же самую вещь объяснил Том, только с противной точки зрения? — Иди сюда, Гермиона, — вдруг прошептал он и с мягкой силой притянул её в свои объятья. — Я не хотел пугать тебя, дорогая, поверь мне, я бы никогда не захотел причинить тебе боль. Но важно, чтобы ты это поняла. Ты хочешь учиться, ты сказала так сама, и это, к сожалению, необходимо. Но я позабочусь о тебе, чтобы никто другой не причинил тебе вреда, я обещаю. Пока Том Реддл, юный Лорд Волдеморт, гладил и утешал её, ледяная дрожь бежала по её спине. Она прекрасно понимала, что он делал, и боялась, что ничего не сможет предпринять. Ей нужно находиться настороже и всегда помнить, с кем она имеет дело. И теперь даже более, чем когда-либо.