Раскаяние

— Мисс Дамблдор! Гермиона закрыла глаза. Конечно, она осознавала, что это случится, хотя и желала, чтобы это произошло не так скоро. Но она должна встретиться лицом к лицу с неизбежным. Гермиона повернулась, приветливо, но уклончиво улыбаясь. — Мистер Пруэтт, доброе утро. — Привет, — коротко сказал он, поравнявшись с ней. Гермиона вдруг захотела, чтобы здесь оказался Том, чтобы он сопровождал её из одной аудитории в другую, но он ушёл куда-то с Абраксасом. Не то чтобы её особо волновало его присутствие, но разговор с Игнатиусом определённо не кончится на дружелюбной ноте. Она сглотнула и в ожидании посмотрела на него, поэтому он продолжил: — Вы случайно не знаете, не случилось ли что-нибудь в пятницу вечером или в субботу утром между Августой… Мисс Бэрджворти и мистером Реддлом? Гермиона остановилась и посмотрела на юношу напротив. Ей так хотелось рассказать ему правду, признаться во всём зле, которое совершила, но она знала, что не могла. Что ещё хуже, она знала, что такой поворот событий только к лучшему, и она должна продолжать эту игру. Августа находилась под её контролем, и именно через неё Том преподал ей урок. И Игнатиусу, хоть и не напрямую. Если она сможет использовать эту путаницу, чтобы держать их обоих подальше от Тома — и от себя — они будут вне опасности. Она просто не могла позволить, чтобы невинные люди и дальше грязли в её проблемах. Том более чем ясно дал это понять. Она должна использовать эту возможность, чтобы положить конец зарождающейся дружбе с гриффиндорцами. Навсегда. — С чего бы мне знать об этом? — спросила наконец она. Гермиона твёрдо сжала губы и скрестила руки на груди в ожидании ответа, пытаясь не показывать нервозность. Очевидно, что не отказа ожидал от неё Игнатиус. Его лицо помрачнело, и он наконец ответил: — По двум причинам. Во-первых, вы девушка Тома Реддла. А, во-вторых, Августа сказала, что вы действительно на его стороне. И как его самая доверенная соратница, вы должны быть в курсе его действий. Гермионе едва сдержалась, чтобы просто не упереться в него взглядом. Игнатиус был так прямолинеен и атаковал её настолько открыто, что она задалась вопросом, а понял ли он хоть что-то. Она ответила, изо всех сил цепляясь за равнодушную маску: — Вы ходите по очень тонкому льду, мистер Пруэтт. Вы не поняли послание? Неужели мои сокурсники правы, когда обвиняют гриффиндорцев в том, что им нужно всё разжёвывать до тех пор, пока они не поймут? Вам действительно нужно говорить всё напрямую? Она видела, что с каждым её словом Игнатиус бледнел всё сильнее. Он, дрожа, сжал кулаки. — Вы… Вы сильно отличаетесь от того, что я ожидал, мисс Дамблдор. Её сердце почти разбилось от этих слов, но Гермиона твёрдо стояла на своём. — Вы не знаете меня, мистер Пруэтт. Что бы, как вам кажется, вы ни знали обо мне и моих отношениях с мистером Реддлом, вы сами пришли к своему заключению, не посоветовавшись ни со мной, ни с Томом. По факту вы оказались настолько дерзки, что втянули в этот вопрос мисс Бэрджворти, вы послали её шпионить за мной. И сейчас именно ей приходится платить цену за чрезмерное любопытство. Теперь вы гордитесь собой? Пока она говорила эти укоряющие слова, бледное лицо Игнатиуса постепенно наливалось ярко-красным. Он в ярости толкнул Гермиону к стене, нависнув над ней. — У вас нет никакого права разговаривать со мной таким образом. Всё, что я делал, было из беспокойства. Из беспокойства о вас, мисс Дамблдор! У вас нет права… — Нет, это у ВАС нет права! — прервала его Гермиона, медленно начиная злиться. Игнатиус не видел опасности? Он не знал, что своими словами подвергал себя огромному риску? Она начала объяснять, опасно понизив голос: — Между нами состоялся дружеский разговор, вы видите меня с Реддлом и Абраксасом, видите моё нерасположение — и раздуваете из мухи слона. Затем говорите об этом со своими друзьями и видите возможность отправить за решётку ненавидимого старосту, одновременно с этим играя в благородного спасителя дамы в беде. Вы не единожды спросили меня, хочу ли я вашей помощи. Или нужна ли она мне вообще. Единственной, у кого хватило на это отваги, была мисс Бэрджворти, и я более чем ясно дала ей понять, чтобы она не вмешивалась. Вы сделали поспешные выводы и вообразили себе добродетель, но вы потеряли связь с реальностью! Я не хочу вашей помощи! И Тому не нравится ваше вмешательство в наши отношения! Августа заплатила цену. И всё ещё платит. Выучите урок и держитесь от нас подальше! У Гермионы не осталось времени даже достать палочку, когда кулак Игнатиуса ударился о стену рядом с её головой. Он с горящими глазами смотрел на неё, тяжело дыша. — Вы играли со мной. С нами. Можете говорить что угодно, но раньше ваше поведение ясно показывало, что вы воспринимаете Реддла как угрозу. То, что вы обвиняете меня за произошедшее с Августой, просто… Гермиона, сладко улыбаясь, посмотрела на него и спросила: — Что случилось с бедной девочкой? Она видела, как сжал челюсти Игнатиус, пытаясь подобрать слова, но он, конечно, не знал, что случилось на самом деле. Том уверил, что Августа никому ничего не скажет. Гермиона холодно добавила: — Вы были жестоки ко мне, мистер Пруэтт. Вы обвиняете меня и моего друга в том, что мы что-то сделали мисс Бэрджворти, но сегодня я видела, что она вполне себе обычно гуляла по замку. Считайте себя везунчиком, что я не расскажу моему дяде о вашем отвратительном поведении. На протяжении нескольких секунд Игнатиус выглядел, словно он действительно хочет ударить её, но затем, видимо, пришёл в себя. Вместо этого он подступил к ней на шаг ближе, так, что его лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от её. — Это не конец. Радуйтесь, что вы женщина, иначе я не был бы так учтив с вами. Затем, не успела она среагировать, он оттолкнулся от стены и торопливо скрылся. Гермиона осталась одна. Она чувствовала себя опустошённой. Она знала, что то, что она сделала с Августой, находится за гранью прощения. Чистая удача, что ничего действительно не случилось. Подавленная, Гермиона скользнула по стене на холодный каменный пол. Она такой же монстр, как и Том. Она мучит других и смеётся над их страданиями. И она чувствует отвратительный восторг перед лицом силы, которую ей даровал ритуал. Том был прав во всём, что сказал вчера: чёрная магия затронула её глубочайшую магическую суть и это прикосновение вызвало невиданную эйфорию. Как и прикосновение самого Тома. И снова тошнотворный стыд накрыл Гермиону, когда она мыслями вернулась ко вчерашнему инциденту. Она была больна, психически больна, раз с таким возбуждением среагировала на слова и прикосновения Тома. Это просто чёртова гордыня. Было так приятно, что Том Реддл, хладнокровный убийца, жадный до власти лорд Волдеморт, пребывал в таком восторге от неё. Никто не был так близок к нему, как она; никто не знал его, как она. И снова и снова она влюблялась в него. Снова и снова он был нежен, соблазнителен, притворялся, что хочет её. И она реагировала, как по нажатию кнопки, ведомая своей чёртовой гордыней. И каждый раз он опускал её с небес на землю, показывая, что он совсем не очарован ей, а просто хочет показать свою власть. И влияние ритуала отнюдь не улучшало ситуацию. Она была уверена — нет, она надеялась! — что восторженная реакция на Тома в тот момент была в основном из-за ритуала. Что она так не реагировала на него на самом деле, что её чувства всего лишь непропорционально усилились. — Что я делаю здесь, — неслышно прошептала Гермиона в тишину пустого коридора, обхватив колени руками. — В чём смысл? Для чего я здесь? Мне всё равно нельзя ничего изменить… И я не узнаю ничего о Реддле, что я не знала до этого. Почему я отправила себя сюда?

***

От Абраксаса не ускользнуло, какой бледной и отсутствующей казалась Гермиона в понедельник, словно мыслями она пребывала где-то в другом месте. Том, очевидно, тоже заметил это, однако по какой-то причине ограничился только игравшей в уголках губ ухмылкой, поглядывая на свою девушку. Абраксас вздохнул. Казалось, с тех пор, как он в последний раз говорил с Гермионой один на один, прошла вечность. С того самого момента, как Том недвусмысленно дал понять, что не стоит подходить к ней слишком близко сейчас, когда она его, Тома, девушка, у Абраксаса не было ни единой возможности остаться с Гермионой наедине. И сейчас больше чем когда-либо он чувствовал необходимость прямо спросить её, всё ли в порядке. Она действительно с виду напоминала призрака. Абраксас невольно положил еду обратно на тарелку. По вечерам он и так никогда не ел много, а сегодня совсем не было аппетита. Сейчас происходило так много всего, а ведь ему самому стоило сконцентрироваться на учёбе. Том открыто запретил ему говорить с Эйвери после того, как выяснилось, что это он виновен в ничтожном состоянии Гермионы больше двух недель назад. Создавалось впечатление, что Том со своими планами двигался вперёд, что бы это ни значило. Абраксас чувствовал, что назревает что-то более значительное, чем он думал раньше, поэтому задавался вопросом: а будут ли что-то значить его оценки, если в ближайшем будущем Том открыто заговорит о своём мировоззрении? — Абраксас. Он удивлённо посмотрел на девушку, которая сидела рядом с ним и вокруг которой так напряжённо крутились его мысли. — Да, Гермиона. — Том хочет сегодня о чём-то поговорить с профессором Слизнортом, а я уже закончила свою домашнюю работу, — прошептала она, не глядя на него. — Не хотел бы ты немного пройтись со мной по окрестностям? Абраксас едва удержался от того, чтобы в открытую не уставиться на неё. Конечно, это всё ещё была та самая Гермиона Дамблдор, молодая девушка, которую не заботили никакие условности. Он так же тихо ответил: — Очень хорошо. Я буду ждать тебя за воротами через полчаса. Она едва заметно кивнула и вернулась к трапезе. Абраксас осторожно глянул на Тома, который прямо посмотрел на него в ответ. Он никак не мог подслушать содержание их разговора, однако у Абраксаса осталось впечатление, что лучший друг видит его насквозь. Абраксас глубоко вздохнул. Он никогда до этого ни в чём не подозревал Тома — только после встречи с Гермионой обнаружил в нём стороны, которые не понимал. Время от времени он задавался вопросом, только потому ли это, что Гермиона захватила его сердце и Том пал под этим натиском, или потому, что Гермиона просто вытащила из Тома на свет те черты характера, которые до этого никто не замечал. Он раздражённо отложил нож и вилку и встал. У него не было аппетита; нет никакой надобности в том, чтобы тыкать приборами в еду. Кивнув друзьям, Абраксас попрощался со всеми и вышел за пределы замка наслаждаться последними лучами солнца в ожидании, когда выйдет Гермиона. — Долго ждал? — вывел его из мыслей её яркий голос. Казалось, что он только сел, но солнце показывало, что он действительно провёл здесь не меньше получаса. — Нет, недолго. Мне просто нужно было время побыть одному за пределами стен, — ответил он, вставая и предлагая ей руку. Улыбка, с которой Гермиона приняла его локоть, вышла слабой. И, несмотря на остающееся беспокойство о ней, Абраксас не мог не наслаждаться ощущением её изящной фигуры рядом. Гермиона никак не ответила на его слова, поэтому Абраксас тронулся и повёл её длинной дорогой к озеру. Солнце уже начинало тонуть за деревьями, отбрасывающими длинные тени; ветер становился прохладнее. Странное спокойствие накрыло их, создавая у Абраксаса впечатление, что в любую секунду может разразиться буря. — Ты в порядке? — наконец разорвал он тишину, не в силах больше её выносить. Они подошли к скамейке, на которую он пригласил Гермиону. Было видно, что её тело нуждается в отдыхе и восстановлении, а не в напряжённой прогулке в холоде ночи. — Всегда удивляло, насколько чуткими могут быть мужчины, — ответила Гермиона, обеими руками взяв его правую ладонь и сжав её. Абраксас нервно сжал её руки в ответ. Он знал, что будет лучше, если его никто не поймает в такой интимной обстановке с девушкой лучшего друга, но не мог ничего с собой поделать: Гермиона выглядела такой потерянной и истощённой, что он просто хотел побыть с ней рядом. Он молча ждал, когда она продолжит. Он не хотел давить на неё, просто хотел дать возможность выговориться обо всём, что тяжелым грузом повисло у неё на сердце. Наконец-то она подвинулась чуть ближе к нему и, по-прежнему сжимая его ладони, начала: — Иногда я чувствую себя такой одинокой. Я такая… такая чужая здесь. Дома… Я даже ничего не могу рассказать тебе о своём доме, но у меня были там друзья, настоящие, верные друзья. Здесь всё так отличается. И… Я не знаю, поймёшь ли ты, как это чувствуется, но… кажется, что смерть — моя постоянная спутница. Абраксас печально положил свободную руку на её переплетённые ладони. — Мне бы очень хотелось, чтобы я мог хоть как-то помочь тебе чувствовать себя здесь более комфортно. Том знает, что ты так себя чувствуешь? — Ах, Том, — так яростно ответила Гермиона, что Абраксасу показалось, словно на него напали. Она немного спокойнее добавила: — Это не то, о чём я могла бы с ним поговорить. Он промолчал, раздираемый противоречиями. Он не хотел всадить своему другу нож в спину и уж точно не желал кончить, как Эйвери, перейдя Тому дорогу. Но он не смог ничего с собой поделать и спросил: — Почему? Вы же вместе. Разве он не должен быть с тобой, когда нужен тебе? Взгляд Гермионы стал ещё отчаяннее. — Том и я не… Он не… Ох, честно, Абраксас. Ты можешь представить, чтобы я говорила с ним о чём-то подобном? В этом что-то было. Что-то скрывалось за печалью Гермионы, что-то, что определённо было связано с Томом, он чувствовал это. Сузив глаза, Абраксас прицельно посмотрел на замок и попытался представить разговоры между Гермионой и Томом, когда они наедине, но на ум ничего не приходило. Все сразу поняли, что между этими двумя с самого первого дня возникла странная связь, своего рода химия, но он никогда не находил в Гермионе ничего, кроме отвращения. И сам Том однажды назвал её проблемой для своих планов. Так как выглядят романтические встречи у этих двоих? — Неужели он… — начал Абраксас, но тут же оборвал себя, не смея произнести эти слова. — Неужели он… попытался подойти к тебе слишком близко? — Абраксас… — хрупкий голос Гермионы почти затерялся в ветре; её нижняя губа начала дрожать, и внезапно, словно из ниоткуда, она обхватила его руками за шею и разрыдалась. Ошеломлённый, Абраксас положил руки ей на спину. Он не понимал, что происходило, но, если его чему-то и научил отец, так это тому, что плачущей женщине прежде всего нужно сильное плечо. Прошло много времени, прежде чем громкие всхлипы Гермионы затихли, но даже тогда поток слёз не остановился. Несчастливый от того, что он не мог сделать больше, чувствуя себя абсолютно беспомощным, Абраксас всё сидел, гладя её спину, и молчал. Он с болью понимал, что это Том должен сидеть здесь, на его месте, но казалось, что именно Том ответственен за эти слёзы. Когда стемнело и на небе появились первые звёзды, Абраксас зашевелился. Они должны вернуться в замок; в противном случае их накажут за нахождение вне гостиной в такое позднее время. Гермиона, однако, никак не отреагировала на его движение, и он внезапно осознал, что она уснула в его руках. Он сначала решил просто разбудить её, однако почти сразу передумал. Он осторожно встал, держа её на руках, и понёс обратно в замок. От чего бы ни были её тревоги, они должны быть действительно серьёзными. Женщина никогда не должна плакать до полного истощения. Абраксас надеялся, что в её состоянии виноват не Том. Гермиона не заслуживала ничего из этого. Он был настолько глубоко погружён в свои мысли, что не заметил тень, шедшую со стороны аудитории зелий, которая резко остановилась, следя за ними. И точно так же он не заметил ненависть, осветившую тёмные глаза неестественным багровым цветом.