Раскаяние

И снова пятница. Прошедшие дни Гермиона провела словно в трансе, как марионетка, подвешенная за ниточки, которая что-то делала, но ничего на самом деле не воспринимала. И вот снова пятница. Прошла неделя с тех пор, как она провела Августу через ритуал, целая неделя, в течение которой она поддерживала действие заклятья, контролировала Августу и вместе с ней переживала некоторые побочные эффекты ритуала. Том больше не заставлял её снова что-то делать с Августой, но связь между ними до сих пор не исчезла, и её ощущала как сама Гермиона, так и её несчастная жертва. Она медленно, шаг за шагом, шла из подземелий в Большой зал. Она чувствовала, что сегодня что-то произойдёт. Том был слишком мягок после разговора об Абраксасе. И Абраксас вёл себя слишком нормально, словно Том и слова ему не сказал. Это очень действовало на нервы. Только она повернула в сторону Большого зала, как кто-то схватил её за руку и не дал идти дальше. — Мисс Бэрджворти! — удивлённо воскликнула Гермиона, узнав юную студентку. — Мисс Дамблдор, — неистово прошептала Августа, оглядывая коридор в обе стороны, словно чтобы убедиться, что никого рядом не находилось. — Я ждала вас всё утро. Пожалуйста, вы должны остановить это. Что бы это ни было, этот… ритуал, который вы провели. Пожалуйста. Я не могу больше этого выносить. Я сделаю всё, что вы захотите, просто положите этому конец. Гермионе хотелось заключить девушку в объятья, утешить её, но она знала, что не могла позволить себе выйти из роли. Не в том случае, если она действительно хотела держать гриффиндорцев подальше от себя. Гермиона сухо ответила: — Ничего не было. За исключением выходных, вы находились в полном одиночестве. — Но вы могли! — отчаянно прохрипела Августа. — Я знаю, что в любой момент вы могли заставить меня делать отвратительнейшие вещи, и этого знания достаточно. Неуверенность в том, когда вы можете это сделать снова… Я больше не могу. Пожалуйста. Гермиона смотрела на неё с каменным лицом. Если бы она могла решать сама, она бы кончила всё это давным-давно. Было очевидно, что Августа вот-вот расплачется: её нижняя губа дрожала, но она пока держалась. — Что здесь происходит? Гермиона от испуга едва не подпрыгнула. — Абраксас! — Доброе утро, Гермиона, — с доброй улыбкой поприветствовал её он; она неосознанно вздрогнула. — Что у тебя тут за подруга? Она сделала глубокий вздох, после чего ехидным голосом продолжила, жёстко глядя на гриффиндорку: — Мисс Бэрджворти мне не подруга. Она несколько раз повела себя крайне неуместно по отношению ко мне, поэтому Том назначил ей наказание, и сейчас она слезами пытается добиться от меня милосердия. — Это… Я не… — пролепетала Августа, но казалось, она находилась не в состоянии найти подходящие слова, чтобы описать свой гнев. Со слезами на глазах она наконец-то выдавила: — Вы подлее всех, мисс Дамблдор. Вы мерзкая, трусливая интриганка! Позор, что вы имеете отношение к профессору Дамблдору! Не успела Гермиона ответить, как Абраксас резко шагнул к Августе и сказал: — Вы сказали достаточно, мисс Бэрджворти. Если вам больше нечего сказать Гермионе, то тогда лучше молчите. Так как я не знаю, какая именно проблема возникла между вами, я не буду ничего комментировать, но могу заверить: ещё одно оскорбление в сторону Гермионы, и я прослежу за тем, чтобы Том удвоил ваше наказание! Августа уставилась на него, открыв рот. Гермиона не могла винить её за то, что ей казалось, что с ней поступают несправедливо. Гермионе действительно хотелось рассказать всему миру, что на самом деле случилось с девушкой. Она успокаивающе положила руку на плечо Абраксасу. — Пойдём, Абраксас. Нет смысла так переживать из-за неё. И вам, мисс Бэрджворти, я снова могу посоветовать только одно: держитесь от меня подальше. Ваше наказание не будет длиться вечно, но если вы продолжите докучать мне или Тому, я не могу ничего гарантировать. Закончив свою мысль, она взяла Абраксаса за руку, побуждая его последовать за ней в Большой зал. Гермиона уже готова была войти с ним в помещение, как вдруг осознала, что будет лучше, если Том не увидит их вместе. — Абраксас, — тихо прошептала она, остановившись. — Я... Я не знаю, как сказать это… но, может быть, тебе стоит пойти вперёд меня, одному? Абраксас довольно долго просто смотрел на неё, его глаза сияли, их руки всё ещё были сцеплены. Гермиона выдержала его взгляд, надеясь, что он поймёт, что против него лично она ничего не имела. Он наконец-то отпустил её руку и положил ладонь ей на щёку. — Это из-за Тома, верно? Гермиона сглотнула. Наверное, Том что-то сказал Абраксасу. Она невольно прижалась к его ладони и закрыла глаза, наслаждаясь теплом его руки. Этот Малфой был таким чудесным человеком, что она никак не могла взять в толк, как Люциус Малфой умудрился вырасти таким несносным. — Том ревнует, — тихо сказал Абраксас. — Думаю, теперь я это понимаю. Я бы никогда об этом не подумал, но… кажется, ты пробудила в нём очень глубокие чувства, и теперь он боится тебя потерять. Он теперь даже мне не доверяет. Всего мгновение Гермиона не разрывала нежное, такое невинное прикосновение, затем резко распахнула глаза и отошла на шаг назад. — Ты хороший человек, Абраксас. Но я сейчас с Томом. Может, будет лучше, если мы… просто будем держаться на расстоянии. — Да, так будет лучше. Они оба вздрогнули и развернулись. Опираясь о дверь Большого зала, стоял, скрестив руки, тот, о ком они говорили — Том Реддл, — и сухо смотрел на сцену, развернувшуюся перед его глазами. — Я думал, я ясно выразился, Гермиона. Очевидно, ты совсем ничему не научилась… Какая жалость. — В чём твоя проблема, Том? — сердито огрызнулся Абраксас. Гермиона не могла поверить, что её новый друг вёл себя так прямолинейно и агрессивно по отношению к человеку, который, как он должен был знать, представлял собой угрозу. Она попыталась успокоить его, положив руку ему на плечо, однако он сбросил её. — Нет, Гермиона. Я уже сыт по горло всем этим. Я хочу знать, что происходит. Гермиона сглотнула. Наверное, это последняя вещь, которую Том хотел сейчас услышать. Борясь с тошнотой, Гермиона подняла взгляд и убедилась в своих подозрениях: на его лице застыла маска серьёзности, но во взгляде горело пламя. — Мой дорогой, верный Абраксас… Всё не настолько сложно, — наконец ответил Том, сохраняя строгое выражение лица, но тон его голоса сочился весельем. Фальшивым весельем, которое служило лишь прикрытием его почти истёкшего терпения. — Ты мой лучший друг. Гермиона — моя девушка. Я ценю, что вы близки. Я не ценю, когда люди крадут то, что принадлежит мне. Абраксас побледнел, но Гермиона была уверена, что больше от гнева, чем от страха. Он сжал кулаки и отозвался: — Ты точно знаешь, что я имею в виду. Когда Гермиона только появилась здесь, ты вёл себя по отношению к ней как угодно, но только не доброжелательно. Вы постоянно боролись друг с другом, и тебе не нравилось, что я подружился с ней. Мне жаль, что приходится так открыто говорить об этом при ней, но ты меня вынуждаешь: ты запретил мне проявлять к ней симпатию. Теперь она твоя девушка, и ты ожидаешь от меня хорошего к ней отношения, однако ты опять недоволен. Что всё это значит? Воцарилась тишина. Гермиона отчаянно искала выход из ситуации. Чем больше говорил Абраксас, тем глубже он рыл себе могилу. И что хуже, если Том решит наказать его за такое поведение, она не сможет вмешаться. Мысли проносились стремительно, но она была не в состоянии найти решение. Гермиона, напрягшись, попыталась вернуть себе ясность мышления, которая наступила сразу после ритуала. Она всё ещё помнила, как ей казалось, будто она стала воспринимать мир более остро. И внезапно поняла, что именно должна делать. Дело не в Абраксасе; дело в ней. Том действительно мог разочароваться в своём лучшем друге, если бы был способен на это, однако на самом деле не это сейчас имело значение. Гермиона медленно выпрямилась, расправила плечи и твёрдо посмотрела на Тома, играя улыбкой. — Извини, Том, мне не стоило этого делать. На лице Абраксаса отразилось удивление, но Том лишь слегка повернулся в её сторону и, подняв бровь, дал знак, чтобы она продолжала. Гермиона шагнула в его сторону и положила руку ему на плечо. — Я знала, что ты следишь за нами. В противном случае я бы не смогла так близко подобраться к Абраксасу. Гермиона больше почувствовала, чем увидела, что один конкретный человек рядом с ней вздрогнул и с ужасом посмотрел на неё. Всё ещё глядя Тому прямо в глаза и не намереваясь отступать, она продолжила: — Не злись на него. У него не было выбора. Если бы она не смотрела на него так внимательно, она бы, наверное, проглядела, как он дёрнулся, и точно так же не увидела бы, что на мгновение глаза Тома широко раскрылись от удивления. Затем его взгляд медленно перешёл на Абраксаса, который в замешательстве смотрел на них. Гермиона сделала ещё один шаг в сторону Тома, взяла его за руку и положила голову ему на плечо. Она мысленно молилась, чтобы её маленький маскарад возымел должный эффект. Молчание Тома заставляло её нервничать, но она знала, что не могла позволить себе показать что-либо ещё, не могла сделать попытку посмотреть на его реакцию. Она должна стоять, прижавшись к нему, уверенно и решительно. — Значит, тебе нравится играть, а, дорогая? — Я была не права? — Зависит от побочных эффектов. Абраксас? Гермиона чётко видела, что её друг совсем не понимал, что здесь происходит — и она не могла винить его за это. Она стояла рядом с Томом Реддлом, прижавшись к нему, улыбаясь, словно ничего не произошло, и радостно говорила о чём-то, что так на него повлияло. — Я… что? — всё, что сумел выговорить беловолосый слизеринец, пока его взгляд метался между ними, запутавшийся и немного уязвлённый. Том прояснил свой вопрос, улыбаясь извиняющейся улыбкой: — Ты злишься на Гермиону и меня за то, что девушка немного поиграла с тобой? Словно, чтобы придать своим словам веса, Том обхватил её рукой и прижал к себе ближе. Гермиона вдохнула его аромат. Было что-то соблазнительное в его запахе, что-то, что не напоминало искусственный парфюм, а было просто Томом Реддлом. Она закрыла глаза и прижалась спиной к его сильной груди. Он был умным мужчиной во всех отношениях, не только образованным, но и смекалистым. Он мог видеть людей насквозь, при этом оставаясь непостижимым. В нём было так много, что она так хотела видеть в своём партнёре — если бы только не его уже предрешённая судьба. Она, обхватив себя руками, ждала, когда Абраксас скажет нужные слова, и странная мысль пришла ей в голову: Том действительно защитит её от любого мужчины. Ей больше не угрожала опасность ни от кого, кроме него самого. Ничто, подобное Эйвери, не произойдёт снова, Том этого не допустит. Она сходила с ума? Ритуал затуманил её зрение, вместо того чтобы обострить его? Но не успела она развить эту мысль, как Абраксас наконец-то произнёс спасительные слова: — Я никогда не смогу злиться на тебя, Том, ты это знаешь. Я могу не всегда понимать тебя, и, уверен, у тебя есть секреты от меня, но твоя преданность факультету Слизерина, твоя… открытость… нам, твоим лучшим друзьям — всё это более чем достаточное доказательство того, что ты человек, достойный моего доверия. Гермиона, с другой стороны… Он оборвался. Словно в трансе, Гермиона приоткрыла глаза и посмотрела на него из-под полузакрытых век. Он сглотнул. — Я не могу обойти стороной женские слёзы, — прошептал он, настойчиво глядя на неё. — Если твой плач был частью игры, мне стоит начать сомневаться в твоей искренности. Так же тихо и не в силах скрыть грусть в голосе, Гермиона ответила: — Тебе пошло бы на пользу в ней усомниться. Том положил руку Абраксасу на плечо. — Женщины. Они действительно управляют нами, змеями. Не расстраивайся. Иди позавтракай, выпей чашку крепкого чая, мой друг, она поможет выкинуть тревоги из головы. Бросив последний уязвленный взгляд на Гермиону, Абраксас отвернулся и в одиночестве пошёл в Большой зал. Как только тяжёлые деревянные двери захлопнулись, Том развернулся и прижал Гермиону к стене, глядя на неё с ледяным выражением на лице. — Итак? Что всё это значит? Игра? Неужели? Ты и вправду думаешь, что я поверю тебе? Гермиона медленно покачала головой. — Нет. Но Абраксас верит, и только это имеет значение, разве нет? Том бесцветно смотрел на неё, затем разразился хохотом и отступил. — Очень хорошо, Гермиона, действительно. Впечатляет. Со всем достоинством, которое она смогла собрать, она перекинула сумку через плечо и сказала: — Да, смейся. Это ведь всё игра для тебя. Покачав головой, он погладил её по щеке. — Конечно, игра. Ты действительно думаешь, что я позволю моей девушке соблазнить другого мужчину, моего лучшего друга, к тому же? Я говорил тебе, что ты моя, и именно это и имел в виду. Каждый шаг, который ты предпринимаешь, ты делаешь только потому, что я разрешаю тебе. — И что теперь? — Ну, — начал Том, и внезапно в его голосе появился тот самый тёмный полутон, который всегда гнал по позвоночнику мурашки. — Давай закончим этот школьный день, а на выходных посмотрим, как мы тебя накажем за твои ошибки. Он взял её за руку и вместе с ней вошёл в Большой зал. Пока они шли к столу, по телу продолжала бежать дрожь. В его голосе чувствовалась опасность, он заявлял о катастрофе, и её шестое чувство вопило ей бежать подальше. И всё же. У этих мурашек была и другая причина. Что-то глубоко внутри неё рявкнуло почти нетерпеливо, когда он пообещал ей наказание. Том уже несколько раз говорил, что хочет освободить её внутреннее я. И Гермиона больше не была уверена, было ли там действительно что-то, что лучше держать закованным в цепи, которые не следует разбивать. Она сходит с ума? Она так быстро потерялась?