Раскаяние

Он всё ещё молчал. Гермиону так раздражало его поведение, что безумно хотелось вылить содержимое чашки ему на голову. О чём думал Том? Он действительно верил, что она никогда не задастся вопросом, почему он заводит с ней разговоры на политические, иногда даже философские темы? Более того, он уж точно не из альтруизма решил помогать ей изучать Тёмные Искусства. Она думала, что он ставит цель проверить её, чтобы рано или поздно посвятить в свои планы. Почему он так мнётся? Что ещё ей нужно сделать, чтобы доказать ему, что она достойна доверия? — Итак, ты думаешь, я планирую присоединиться к Гриндевальду? Гермиона почти подавилась чаем. Она не ожидала, что он начнёт так прямо. Она быстро поставила чашку обратно на стол, чтобы во время беседы не случилось никаких других неприятных инцидентов. Сложив руки на коленях, она начала обдумывать его вопрос. Конечно, она знала, что у Тома нет таких намерений, и, даже если бы были, ещё до конца года их пресечёт Дамблдор. В то же время она знала, что его спровоцирует её предположение о том, что он может сам стать чьим-то последователем. Едва подавив усмешку, она объяснила: — Твои идеи звучат в точности, как его. Очевидно, что ты намереваешься присоединиться к нему. Как и ожидалось, небрежно стоявший Том несколько напрягся, но выражение лица он по-прежнему контролировал. — Ты не можешь не делать этого, а? Всегда маленькая милая провокация на губах. Гермиона в ответ растянула губы в наигранно лёгкой улыбке и наклонила голову. Она знала, что Том всё ещё не может выносить её уверенное снисходительное поведение, и она научилась находить странное удовольствие в том, чтобы выводить его на откровенность. Это была опасная игра, Гермиона это уже усвоила, потому что в случае, если она зайдёт слишком далеко, та часть Тома, что станет в будущем Волдемортом, выйдет наружу. — Я ожидал, что ты уже знаешь меня чуточку лучше. Я не тот, кому нравится подчиняться, — наконец сказал Том; выражение его лица по-прежнему было скрыто выверенной нечитаемой маской. Гермиона ухмыльнулась. — Да, верно, у тебя не очень хорошо получается склонять голову перед другими. Но как ты себе это представляешь? — продолжила она серьёзнее. — Гриндевальд прилагает все усилия, чтобы перевернуть мир и чтобы магглы узнали о нашем существовании. Я ещё тогда не родилась, но уже двадцать лет назад, когда он был в Америке, он принёс нам немало горя. Том небрежно махнул рукой. — Как ты сама говоришь, двадцать лет назад! Гриндевальд пытается изменить мир так долго. И чего он действительно достиг за это время? Ты называешь его террористом, но наше существование до сих пор держится в секрете от магглов. Он пытается сделать слишком много одновременно. Когда многие стали бояться его в Европе, он направляется в Америку, чтобы продолжить свои дела там, но при этом не добившись реальных результатов здесь. Он хочет слишком много за раз. Гермионе пришлось напрячься, чтобы не расхохотаться. То, как Том говорил о маленьких достижениях Гриндевальда за такой срок, находилось за гранью иронии, поскольку, как, помнила Гермиона, он сам достиг ещё меньшего за сопоставимый промежуток времени. Волдеморт никогда не пересекал границы Соединённого Королевства. Однако его доводы были понятны, и, учитывая знания, которые имелись у него и которые должны быть известны ей, его слова казались логичными. И Гермиона кивнула. — Я никогда не думала в этом ключе. Газеты всегда фокусировались на том, сколько вреда он причиняет. Но, учитывая его цели, он действительно достиг пока немногого. Но что ты планируешь? После школы пойдёшь за ним, похлопаешь его по спине, скажешь: «Спасибо, дальше я сам»? Том широко ухмыльнулся. — Нет, так не сработает, хоть идея и забавная. Для такой авантюры нужны надёжные, преданные люди. Серьёзно настроенные последователи. Его партию возглавить невозможно. Даже если сторонники Гриндевальда склонят голову перед другим повелителем, что это скажет о них? Мне не нужны люди, чья верность подобна ветру и кто оппортунистически начнёт искать для себя выгод при любой возможности. Гермиона понимала и это тоже. Медленно сделала ещё один глоток чая. Она почти добилась своего, уже вынудила его более-менее признать, что у него уже есть последователи. Теперь нужно идти дальше, чтобы он принял и её. Медленно, чтобы не показать, что уже знает слишком много, она проговорила: — Из того, что я вижу, у тебя уже есть небольшая группа настоящих друзей в Хогвартсе, которые сделают ради тебя всё что угодно. К её удивлению, лицо Тома исказилось в гримасе презрения. — Друзья. Действительно. Ты правда думаешь, что хоть кто-то либо из этих людей является мне другом? Она раздражённо закатила глаза: — Нет, конечно, нет. Великий Лорд Том Реддл, конечно, выше любых дружеских чувств. Они все всего лишь подневольные рабы, я права? Рабы, которым повезло погреться в лучах твоего внимания? Том ловким движением поднялся с кресла и направился к ней. На мгновение она испугалась, что он проклянёт её за едкие слова, но вместо этого он встал позади неё и стал мягко мять её шею. Холодная дрожь пробежала по позвоночнику. Такое поведение пугало её даже больше. — Несмотря на твой очевидный сарказм, моя дорогая, именно так я отношусь к моим так называемым друзьям, — голос Тома звучал почти ласково. — Ни у кого из них нет достаточной магической силы, чтобы я мог кого-то уважать. Они все обманывают себя, представляя, что имена их семей могут дать им всё, что заблагорассудится. — А ты не думаешь в таком ключе о своём происхождении? — небрежно оборвала Гермиона. Его прохладные пальцы на секунду остановились, прежде чем он продолжил ласкать голую кожу её шеи. — Слушай меня, сердце моё. Абраксас и Руфус, даже Хамфри, все они слишком высокого мнения о своих семьях. Но утруждают ли они себя, чтобы соответствовать именам Малфоев, Лестрейнджей или Эйвери? Они носят свои имена, словно могут ими гордиться, но не так работает мир. Ты можешь чем-то гордиться, только если ты сам чего-то добился. Гермиона всё ещё не была уверена в том, что могло значить его ласковое поведение, поэтому напряглась ещё сильнее, но она всё ещё не готова была прогнуться под его странной демонстрацией силы. — Именно так и работает мир, Том. Ты серьёзно говоришь мне, что не в курсе этого? Левая рука Тома мягко легла на её плечо, пока пальцы правой руки побежали к подбородку, вынудив её поднять голову вверх и посмотреть на него. Улыбка, игравшая на губах, резко контрастировала с ледяной тяжестью в тёмных глазах. — Мир может работать так, как сейчас, но это не значит, что это правильно. Или что так будет всегда. Во многих до меня текла кровь Слизерина, но никто не заслуживал это имя, никто не использовал силу, которая шла с ней. Я собираюсь изменить это. Мир должен узнать, что ничего кроме силы не должно определить положение в обществе. Малфой, не одарённый ни умом, ни магическими способностями, не имеет права быть выше других только потому, что ему довелось носить эту фамилию. Гермиона вынуждена была согласиться с ним. Она могла не принимать силу как решающий фактор, но Том по-прежнему был прав: в её времени Драко Малфой всегда вёл себя, как король мира; в частности, на Слизерине никто не ставил это под вопрос, хотя он никогда не демонстрировал ничего выдающегося ни в школе, ни в отношениях с другими людьми. Почему Том был прав в стольких вещах? Почему его аргументы были так логичны, даже если оценивать их с точки зрения морали? Всё ещё улыбаясь, Том наклонился и оставил лёгкий поцелуй на её губах. Гермиона не ожидала такой удивительно нежный жест, и так же внезапно Том отстранился, выпрямился и отпустил её шею. Дрожь прошла по телу. Со второй победы на ней на дуэли Том казался более дружелюбным и открытым, чем раньше. Хотя его вспыльчивая и жестокая сторона по-прежнему давала о себе знать, было очевидно, что он начал относиться к ней с нарастающей нежностью и вниманием. Это не обнадёживало, а больше вызывало подозрения. Много подозрений. — Вернёмся к теме, Том, — наконец прервала свои бесконечно бегающие мысли Гермиона. — Итак, ты не хочешь присоединяться к Гриндевальду и ты не называешь друзей друзьями. Другими словами, они твои последователи, которых ты очень умно вербуешь уже сейчас? — Верно. Она задумчиво прошлась руками по волосам, смотря на Тома, севшего к ней на кровать. Гермиона задумалась, насколько далеко он уже зашёл. Закусив губу, она пробормотала: — Счастливчики уже знают о твоём происхождении? Расслабившись, Том опёрся спиной об один из столбиков во главе кровати. — Конечно. Они слишком погрязли в своих традициях, чтобы признать меня лидером просто так. Они знали, что я хорошо учусь, но им нужно было убедиться, что моя семья, моя кровь чего-то стоят. Поэтому я сказал им. Том вдруг похлопал ладонью по кровати рядом с собой. Гермиона очень надеялась, что этим вечером он не захочет больше ничего, кроме как допить чай, но подчинилась его указу безоговорочно. Она села, скрестив ноги, на кровать на небольшом расстоянии от него, также прислонившись спиной к одному из столбиков. Его слова противоречили всему, что он говорил до этого. — Интересно, как презрительно ты думаешь о крови, учитывая, как тебе нравится называть меня грязнокровкой. — Я невысокого мнения о смешивании магловской и волшебной крови, — резко возразил Том. — Это только ослабляет нас. Чем меньше в человеке магической крови, тем ниже его способности. — Да, конечно, — фыркнула Гермиона. — Поэтому мои способности тоже очень низкие. Он с напряжением смотрел на неё. — Ты исключение. И я уверен, что у тебя тоже есть сильные предки, что объяснило бы твою силу. Посмотри на меня. Магическая сторона моей семьи была почти смехотворна слаба, но кровь Слизерина претерпела всё, пока наконец не дошла до меня. Меня, кого-то, кто наконец-то родился в семье, кто знает, что делать с силой. Гермиона знала, что с Томом бесполезно спорить на эту тему. И ей тоже нельзя давать волю эмоциям, особенно после того, как удалось убедить его в своей нелюбви к магглам. Она равнодушно пожала плечами. — Неважно. Итак, ты уже начал планировать будущее. Кто с тобой? Том быстрым движением наклонился и положил руку ей на колено, глядя Гермионе прямо в глаза. — А это, сердце моё, я тебе не скажу. Тебе ещё нужно доказать, что ты кладёшь душу и сердце на мой алтарь, прежде чем я пущу тебя в свой близкий круг. — Я использовала чёрномагический ритуал на сокурснице! — зло бросила Гермиона. — Что ещё ты хочешь от меня? Он приблизился ещё, приблизился так, что она даже чувствовала его дыхание на щеке. — Одно дело рассматривать в качестве игрушки стороннего, неинтересного человека. Но сможешь ли ты причинить боль другим людям? Близким тебе людям? Хватит ли тебе воли использовать эти заклинания? Пульс участился. Гермиона знала, на кого именно он намекает. Она уже совершила столько всего во время войны, потому что могла убедить себя, что делала всё во имя благой цели. Но никогда до этого ей не приходилось иметь дело с сильной эмоциональной привязанностью. Сможет ли она в нужный момент произнести Круцио? На это нужно немало силы воли. И несмотря на то, как сильно она ранила его словами раньше — ей действительно нравился Абраксас. Он был хорошим человеком, преданным, чувственным, образованным, вежливым. Тому он мог казаться испорченным гордым мальчишкой из семьи Малфой, но сама она видела в нём намного больше. И именно в этом и заключалась проблема. Том знал об их взаимной симпатии, и, даже если он оставался к ней эмоционально равнодушен, он не мог ей потворствовать. Значит, ему нужно проверить, были ли её чувства к Абраксасу сильнее, чем желание присоединиться к нему.