Работа над ошибками

Дима — Отойди от меня! Просто, блядь, отойди! Хорошо? — говорил я телу с непонятным полом. — Я просто поставлю тебе новую капельницу и всё! — улыбнулся он, она или оно. — Нет! Не дотрагивайся до меня, нах! — я махнул загипсованной лапой и тут же взвыл от боли. Она, казалось, была везде. — Да успокойся ты! Всё будет хорошо, и я же не трахать тебя собрался! — проговорило цветноволосое тело и оказалось возле меня. Какие-то манипуляции с ампулами и шприцами, что стояли на столе, и вот над кроватью уже стоит вешалка для одежды, а на ней какой-то сосуд с трубкой. — Руку давай! — Если я от этого вырублюсь, я тебя… — хватаю его левой за плечо и притягиваю к себе. — Я просто хочу помочь! — говорит он, а глаза у него такие честные-честные, что все наши пенсы на районе за этот взгляд все свои сбережения отдали бы. — Да? Ты ся-то видел в зеркало? Что ты такое? — чуть ли не крича, говорю ему. — Чего ты нервный такой? Успокойся! Сейчас полегчает. — Он запросто высвободился из моего захвата, и с лёгкостью воткнул мне иголку в руку. — Вот! Сейчас боль пройдёт! Я отпустил этого «попугая» и уставился в потолок. — Как вы смогли вытащить меня из больнички? Куда пропал Евгений Сергеич? Где я? Чё ты мне колешь? И сам-то ты кто? — Ой, как много вопросов! — разноволосый даже в ладоши захлопал и улыбнулся, обнажая ряд белоснежных зубов. — Начну, пожалуй, по порядку! Он присел на кровать и с каким-то блядским блеском в глазах выставил вперёд тоненькую ручонку, сжатую в кулачок. — Вытащили мы тебя из больницы, потому что иначе тебя бы уже завтра перевели в тюремную. Я точно не знаю, мне так Евгений Сергеевич сказал, — и один палец разжался. — Сергеич поехал в тюрьму вызволять моего брата. Он вроде подозревается в убийстве какого-то врача, но я точно знаю, что он не виновен, а Евгений Сергеевич его старый друг, и обязательно поможет! — второй палец присоединился к первому. — Ты сам у меня дома, и я тебе честно говорю, что тебя здесь никто не найдёт, даже если Мадина проболтается! — третий палец на руке выпрямился. — Кто? Какая нахер ещё Мадина? — Ну, медсестра в больнице, но не бойся, она меня не узнала, я же в маске был! Так вот, колю я тебе немного успокоительных, немного обезболивающих, — и четвёртый палец разогнулся. — А звать меня Женечка! И пожалуйста, не делай вид, что никогда не видел трансов. Давай лучше знакомиться! — почти игрушечный мизинец разогнулся на руке этого «чуда», и он протянул её ко мне и слегка пожал мою забинтованную лапу. — Меня Джо зовут! И если ты хоть одну попытку сделаешь чего-то не того сделать со мной, я, бля, отвечаю, я тя урою и адвокат не поможет! — прохрипел я. — Ой! И чего ты такой агрессивный? — он встал и только теперь увидел, что его труселя не слабо так оттопыриваются и почти касаются моего голого тела. — Ой! Ты об этом?! Расслабься! Если б я хотел, то давно бы уже сделал всё! И мне не нравится имя Джо. Буду звать тебя Диманчиком! — он снова улыбнулся. — Только попробуй! — прошипел я. — Ой, да лежи ты, гроза подворотни! — он встал и, виляя задницей, вышел из комнаты, крикнув напоследок: — Если что, то я тебе ещё и снотворного немного добавил. Так что не выпендривайся, жопа твоя мне и даром не нужна — я пассик, понял?! Едва услышав про снотворное, попытался было схватился за трубку с иглой, но тут глаза стали закрываться помимо моей воли, а голова сама упала на подушку. Слова застряли в горле, и я провалился в сон. На этот раз мне ничего не снилось. Только вот опомнился от боли и привычно застонал. Открыл глаза и тут же закрыл обратно, проморгался и снова открыл. Парень, девушка, транс или хрен пойми какой-то пассик, стоял в метре от меня в разноцветном халатике, держал в руках миску и лыбился. — Доброе утро! Скорей вставай, я тебе супчик приготовил — сил надо набираться! — А-атайди! — захрипел в ответ. — Я сам. Попытка встать с постели показала, что вертолётит меня не по-детски. Всё крутилось перед глазами, да так, что не сразу втыкаю, что я ещё и без трусов тут. Прижимаю здоровую левую к виску, пытаясь хоть как-то прийти в себя. — Давай, красавчик. Помогу тебе! Худое, но тёплое плечо упирается мне в бок. Я отбиваюсь, но потом все же сдаюсь. И вот мы в ванной. Я кое-как одной рукой мою рожу и чувствую, что начинаю приходить в себя. И тут же до моей тупой башки доходит, что стою совсем голый в чужой ванне, да ещё рядом этот! — Съеби! — Почему это? — Съеби, говорю! — и смотрю на него со всей злостью, на какую только способен. Тело этого не выдерживает и скрывается за дверью. — И шмот мне какой-нить найди! — кричу вдогонку. После умывания мне стало заметно легче, правда рука всё равно болела, но хоть голова кружиться перестала, а вот рожу одной левой мыть не особо удобно. В комнате странного тела уже не было. Только миска с какой-то непонятной похлёбкой стояла одиноко. На вид не очень, а вот запах! У-ух! Аж в животе заурчало, да и голова снова закружилась. Хватаю ложку и думаю: «Он же всё равно это для меня вроде принёс?». Подношу ко рту и… — А-ууч! Сука-аа! — ору я обжигаясь. Ложка отброшена на кровать, а само варево едва не оказалось там же. — Вообще-то надо было подуть! Тебя что, не учили, что с горячим нужно быть аккуратнее? —«Странный» подбирает «весло» с кровати, зачерпывает им из миски и, сложив губы трубочкой дует, потом суёт его мне в рот. — Да я сам… — только успел проговорить, как в рот мне влетела порция супа. Быстро проглатываю, не жуя, и пытаюсь отобрать ложку, но этот тип её не отдаёт. — Сам, сам! — бурчит он недовольно. — Насвинячишь мне тут ещё! Не знаю почему, но смиряюсь, и молча ем, глядя на него со злобой. — Давай как маленькие дети! За папу! За маму! За… — начал было он, орудуя ложкой, как ковшом экскаватора. — У меня нет отца. Я его не знал никогда. — А мой бил меня, когда я сказал, что мне мальчики нравятся. — Парень посмотрел серьёзно, что совсем не вязалось с его образом гламурного пидора. — Правильно делал! — Наверное?.. Но знаешь, он вот умер несколько лет назад, а мне его всё равно не хватает. Всё же отец родной. Даже несмотря на то, что чуть не зарезал меня, когда увидел, что я в платье нарядился. — Мне тоже в детстве ножом по морде писанули. Когда миска опустела, вышел из комнаты, на ходу спросив: — А парни мне всё равно нравятся. Хоть вкусно было? — Сойдёт, — говорю, хотя, если честно, было совсем даже не плохо. Не мамкина стряпня, но тоже ничего. — Это благодаря маме. Она у меня в столовой работает. — Моя тоже. — «Если он не пиздит, то у нас есть что-то общее», — неожиданно для себя осознаю я. Потом он напоил меня обычной водой с какими-то колёсами, а после сел на кресло напротив и уставился своими блядскими глазками. — Ну-у-у! Может, немного расскажешь про себя, красавчик? — Сначала ты. Чудо, блядь, в перьях. — Вообще-то я у себя дома! — хмыкнул он. — Вообще-то мне похуй! И он начал говорить. Рассказал, что студент в нашем мединституте, и что адвокат через его троюродного брата мента попросил помочь. И прочая лабуда. — Ну, а по жизни ты кто? — В смысле? — не понял транс. — По жизни кто? Чё ты в баб переодеваешься? Это ваще нормально?! И как остальные на это смотрят? — Из какого ты века, красавчик? Гомофобом быть уже не комильфо. И потом, в чём я хожу полностью мой выбор, если кого-то это шокирует, это их проблемы. А я не делаю ничего криминального. — Да? А то, что ты беглого зэка укрываешь, эт ничё? — Ну, во-первых, меня попросил хороший человек, а во-вторых… — он не ответил, но я проследил за его взглядом. На кровати я сидел по-прежнему голый. — Во-вторых, ты сам-то кто? Борзометр убавь! — глаза у этого ненормального стали злыми, правда, мне было пох. — Я? Я, бля, район держал. Спроси у кого хош! Джо — конкретный пацан! Все торчки, все разводилы и все норм челики знают, кто такой Джо! Мне загасить фраерка какого, как два пальца, понял? Знаешь, с какими людьми я общался и какие дела решал? — Уже кричу, но голос срывается на хрип. — Ну, что ж, буду знать, а пока, авторитет ты районный, ночью сам в туалет вставай, я подтирать за тобой не нанимался! И вообще мне на пары пора. — Он встал и прошёл на кухню. Погремел там посудой, а потом вернулся и стал рыться в шкафу, что стоял в углу. Я залез под одеяло и прикрыл глаза. Ну, пидор! Выбесил! — В общем, я в универ. После обеда вернусь. — Сейчас он выглядел поскромней. Волосы затянуты в хвост, на теле какая-то безразмерная кофта, узкие джинсы на ногах. В руках сумка, в таких вроде ноутбуки таскают. Смотрит он правда всё также с недовольством. — Тебя уже Евгений Сергеевич предупредил, но просто запомни — не выходи из дома! И я сейчас не про твоё состояние. Если тебя поймают, то… — Да понял — не дурак! Мне просто матери бы сообщить, что со мной всё норм. — Вернусь, что-нибудь придумаем. И это, в холодильнике всё, что найдёшь, — твоё! Он свалил, а я остался один. Честно, мне было совсем не до жратвы. Я снова прилёг. Голова кружиться перестала, но мысли начали атаковать её со всех сторон. И главные: «Как быть с мамкой и Лёшкой?» и «Где Малой?». От невозможности ничего сделать я чуть не заорал и стал возиться на кровати, пока не оказался… на полу. Ладно, ещё не правой рукой ударился, а жопой. И тут вдруг догоняю: «Я же по-прежнему голый!». Этот Женечка — «попугай разноцветный» мне никаких тряпок не дал. Гандон! Встаю с кряхтением, как столетний старпёр, и начинаю исследовать хату. Кухня маленькая, но довольно чистая, пыли-грязи нет. Всякие крупы там, на месте, всё аккуратненько, а вот в холодильнике обнаружились только полвилка капусты, морковка, консервы с рыбой и бананы. Закрываю белый шкаф и иду дальше. Сортир, совмещённый с ванной, я уже видел, поэтому вернулся в комнату. Большое окно с дверью на балкон, вроде мы в Советском районе, но не уверен. В этой части города я мало бывал. Кровать, обычная полуторка, стоит у стены, напротив диван, наверное, на нём и спал этот фрик. Тут же что-то внутри буркнуло: «Пускай Женечка хоть трижды фрик и педик, но он тебе помогает! И пустил на свою кровать»! — На которой его ебали! — добавляю я со злостью. «Да какая разница? Он тебе помогает! А ты сам то, ЧТО хотел сделать с Сашкой»? — Заткнись! В комнате обнаруживается небольшой столик, а ещё шкаф-купе почти во всю стену. То, что мне нужно. Но стоило только открыть дверцы, как там я увидел… платья. Вот реально платья, юбки, какие-то блузки или рубашки — непонятно. И кружевные трусы, целая стопка. Пацанской одежды почти не было. Ну не буду же я вечно голяком расхаживать перед ним?! И выбираю какие-то мешковатые штаны. Спустя некоторое время боль в руке усилилась, а от того, что я терпел, как мог, заболела голова и кровь из носа пошла. Шатаюсь по комнате, как пьяный, размазывая юшку по лицу, не зная, что делать. Перед глазами всё плывёт, догадываюсь, что нужно обезболивающие и хватаю пачку, что на тумбочке у кровати. Закидываю в рот, сколько могу. Глотаю через силу, потом бреду на кухню. Пью прямо из-под крана. Хорошо! Сейчас должно подействовать. Должно ведь? Перед глазами снова Малой и ещё этот мажорик Денис, и я почему-то тоже рад его видеть. Сейчас мы втроём в воде. Над нами солнце, невдалеке пляж, а вода тёплая-тёплая такая. Мы плещемся в ней, брызгаемся друг в друга, и пацаны мне улыбаются, а я улыбаюсь им. Обнимаю их одновременно, а они меня в ответ целуют и… Кто-то настойчиво водит какой-то вонючей дрянью у моего носа. Я не хочу просыпаться, но глаза открываются сами и тут же начинают слезиться. — Какого хуя? Женечка смотрит на меня со смесью презрения и испуга. — Знаешь, когда Евгений Сергеевич попросил помочь, я понял, что будет нелегко. Но ты, знаешь ли, все берега попутал! — Короче! — поднимаю башню и осматриваюсь. — Чё, меня вырубило, что ль? — Вырубило! А не надо столько таблеток за раз жрать! Хорошо, желудок слабый и всё обратно вышло, иначе отъехал бы ты! — Куда? — В лучший из миров! — Рука ныть начала, потом башка, я чё, терпеть должен был? — А что «гроза района» не умеет? — Пошёл ты! — Я-то пойду, и как раз туда, куда меня посылают. А вот ты в следующий раз так и лежи в своей блевотине! Мало мне своих забот ещё и за каким-то уродом подтирать приходится! И настоящие Кельвины угробил! — Пидор! — Мальчик, а ты в курсе, чем геи отличаются от пидоров? И сдаётся мне ты сам из наших? — Чё? Ты ахуел, что ли? — я пытаюсь встать и только сейчас обнаруживаю, что снова на кровати, да ещё и в каких-то боксёрах. И голова не кружится и не болит, рука правда ноет, но не сильно. — Чё это я из ваших? Транс благоразумно свалил к коридору и оттуда крикнул: — Бормочешь много. В бреду: всё Сашка, да Сашка. Малой и Малой. Не уходи, я с тобой, кто тебя тронет — урою и прочее! Я уставился на парня так, будто он сейчас голосом Путина заговорил или вообще в него превратился. Как так-то? Как я мог так спалиться? Этого не бывает? Я бы в жизни не признался кому-то! Особенно такому. Пока я пытался обдумать то, что сказал фрик, он внаглую поставил передо мной тарелку с каким-то салатом, а сам уселся на диван и начал есть банан. И только от вида КАК он это делает, в боксёрах у меня стало тесно. — Он просто друг. И ваще, тебя не касается! — Ну-ну. — Банан был, засунут за щеку. — Чё? — Рассказывай! Я уж точно пойму, кто он такой, раз «конкретный пацан», — это слово он прям, сказал с такой гадкой иронией, — не принимает себя, но ради него готов был «всех положу, бля, нах» — снова спародировал он меня. — Ты не поймёшь! — и я уткнулся носом в тарелку. — Постараюсь. — Я не пидор! Ясно? И он не пидор! Он ахуенный, ясно? Просто, блядь, ахуенный! У него одни глаза чего только стоят! Улыбка ваще край! И вообще, он весь, бля, такой правильный! Такой! Такой! Не могу описать! Просто чудо. Ради него я и вправду готов был людей крошить! Всё бы отдал, чтобы с ним быть! А он, вон, мажорчика своего выбрал! Но, наверное, так правильно. Я-то хули кто? Нищеброд, бандит и урод! Щас даже корешей толком не осталось! А ведь однажды у меня кореш был — Витёк! Был бы он тут, я бы все проблемы решил, и Малого бы нашёл и спас. — Я так и думал! — сказал Женечка, доедая банан. — Просто ты — гей-гомофоб, и принять себя не можешь! А то, что парня любишь и хочешь сделать для него всё, что ж, это похвально! — Я пидоров не люблю! Понял? И вообще ты… — Да понял-понял, — замахал он головой. — Латентный ты наш! — Чё? Как ты меня назвал? Но тело непонятного пола уже свалило из комнаты. Типа готовить обед или ужин. Так прошла неделя. Хотя под конец я уже сбился со счёта. У Женечки не было телевизора, поэтому весь мой досуг, как ни странно, стали составлять… книги. Да-да, я умею читать и не только то, что написано на стенах и заборах. А у этого оказалась неплохая библиотека. Чтение помогало хоть немного отвлечься от боли, правда, от мыслей помогало слабее. Мы с моей «нянькой» так и не решили, как подать весточку моим, а ещё адвокат только отзванивался, но сам лично не приезжал. Перед сном я теперь мысленно разговаривал с мамкой, Лёшкой и Малым. Когда я теперь с ними увижусь? Злило меня почти всё, и как бы ни старался хозяин, напряжение в квартире стало почти осязаемым. — Короче, я заебался тут валяться! — заявил я этому глисту. — Опять двадцать пять! Ну пойми, выйдешь ты отсюда и пару сотен метров не пройдёшь, первый же патруль тормознёт. А звонить нельзя! Телефон твоей матери наверняка прослушивается! Один звонок, и к нам ворвётся ОМОН! — Парень даже покраснел от волнения. — Тебя же посадят! Странно, но вот такой вот немного взбешённый, а не с вечно выпендрёжной улыбкой, он мне даже немного стал интересен. Тьфу, ты, блядь! Аж, сам не верю, в это. — Я должен хоть какую-то весточку подать своим! А тут я как в тюрьме! Понимаешь?! Они же там с ума сойдут и… Договорить я не успел, в дверь позвонили. Женечка пошёл открывать, и через пару секунд из прихожей раздалось: — Я ему звоню, пишу, а он? Всю неделю меня игноришь! Нового ёбыря себе нашёл? Да, потаскушка?! Ну и где он? В комнату ворвался какой-то чёрт, лет двадцати на вид. Длинный, худой как жердь, с выбритыми висками и ирокезом на голове, с крестом в ухе, а ещё в чёрном плаще, камуфляжных штанах и высоких ботинках. — А-а-а! Развлекаетесь, да? Ах ты, сука! — крикнул он и, оттолкнув Женечку, ударил. Моя злость на транса никуда не ушла, но теперь я понял, на ком могу сорвать её. — Слышь, отстал от него по бырому, нах! — гаркнул я. Мудак в плаще подлетел ко мне, только схватился за больную руку, а дальше… Дальше помню плохо. Боль в конечности стала такой, что работал дальше одной левой. Ударил в рожу так, что почувствовал, как под костяшками хрустнуло. Затем ещё раз и ещё. Ноги слушались плохо, и хорошее маваши я сделать не смог, но все же прописал придурку в печень. Ярость и злость от болей в руке подхлестнули тело, и моё колено впечатывается в «солнышко». Парень, ещё не разогнувшись полностью, тут же рухнул как подкошенный. Опомнился я, только когда понял, что не могу идти. И только через пару секунд обнаружил, что это от того, что Женечка всеми своими килограммами, их у него, наверное, сорок, вцепился в мои ноги и не отпускает. А тело с ирокезом скорчилось в углу и размазывает кровь по морде, попутно смотря на меня огромными и полными ужаса зенками. Затем он свалил, а Женечка побежал догонять. Я же сел на кровать и стал укачивать правую. Вот почему у меня всегда такое говно случается? Однако на душе стало немного легче. Чуть-чуть. Вскоре дверь хлопнула, сообщая о возвращении хозяина. Хорошо, что одного. Ничего не сказав он, молча забрал мою посуду и пошёл на кухню, потом всё также молча сделал мне новую капельницу и приготовил чай. Где-то через час эта молчанка начала бесить меня, и я сказал: — Я не лезу в твою жизнь, но это реально какой-то уёбок был! И да, прости, что так вышло! — Вот кому бы из моих прежних друганов рассказать — не поверят! Джо извинился перед пидо… перед геем! Точней перед трансом. — Всё нормально, Дим! Просто за меня никто так не заступался! А Витя, он… он просто… — Его Витя зовут?! Как кореша моего. Но если б тут был он, нас бы с тобой ничё не спасло. Он мало того, что психованный, так ещё с собой постоянно кусачки таскал. — Ужас какой! — Да нормально. — А классно ты ему всё-таки врезал! — Это Агэ-Хиджи, в каратэ. — Покажешь потом? — Покажу, — говорю я, и смотрю в эти восторженные серые зенки. — И давай колёс мне на ночь и чая, что ли, налей! — ухмыляюсь. — Может, тебе ещё косяк раскурить? — тоже давит лыбу этот придурок. — Было бы неплохо. — Ща всё будет, кореш. На следующий день парень зачем-то спросил, где я живу, а вечером показал мне видео на своём телефоне. Там был Лёшка.