Работа над ошибками

Саша После откровения мужчины стало как-то жалко его и в тоже время очень гадко на душе. Очень-очень. Да, я по-прежнему считал его тварью, и хотел, чтобы его посадили, но… Блять! Всегда есть это грёбаное — НО! Или я тоже тут двинулся кукухой, или у меня слишком живая фантазия, но закрыв глаза, представлял, ЧТО пережил маленький мальчик Саша в своём детстве, и от этого хотелось кричать и плакать, биться головой или обхватить колени руками и орать. Хотелось вернуться в прошлое и спасти его! СПАСТИ! На обеде Максимов как ни странно сел со мной рядом. И жуя будто резиновую курицу быстро начал говорить: — Не знаю, почему, но Кусачка с койки не встал ещё. Походу чё то важное ты ему задел. Ну, или задумал он чё то. В палате короче ща муток не будет, я со всеми перетёр. Так что поздравляю, только эта — не трепи особо, о том чё было там, ну в карцере, ага?! — Понял. А может, расскажешь, ну про других. Кто они и за что здесь? — Нахуя те? — васильковые глаза посмотрели с вызовом. — Просто хочу знать. — И перекладываю своё яблоко в поднос белобрысого. — Вон тот, с которым ты махался, — он махнул в сторону короткостриженного пацана, которому я так удачно оторвал кольцо из уха — Ник. Никита везде побрито. Ха-ха! Полгода назад вроде у ся в деревне, в каком-то Зажопинске организовал типа ауешную банду. Жизнь ворам — залупу мусорам. Стали там магазины грабить поселковые, хаты чистить, школоту трясти. Короче поставил одного малолетку на счётчик, из-за каких-то косяков, ну и когда тот не отдал, пришёл разбираться к нему домой. Отпиздили там его втроём, опустили, ну и Ник решил ему хуй сигами прижечь. Плюс бабку пенсионерку отмудохали до переломов. Их поймали, а он — заводила! Считай, за группу всегда больше дают, эт так на всякий случай, если ты не в курсах. Ник на себя всё не взял, начали кароче друг друга топить на допросах и очняках*, вот и получил по максимуму, хули, четырнадцать уже исполнилось. Ну, а на зоне, сразу в петушиный угол определили, так его ауешные закидоны и кончились. А спустя время приехал Глебов и предложил к нам. У Ника ваще вроде никого, только тётка в деревне, но после того как его закрыли, она вроде сразу отказалась от него. Вот как то так. — Ахуеть не встать! — Ага — и блондин весело вонзил зубы в яблоко — Второй, рядом с ним Рёма. У него с дикцией чё то, поэтому когда спросили, как зовут, получилось не Рома, а Рёма. Он вроде из города, но тоже небольшого. Не помню уже. Родители погибли, родне нах не упал и его в детский дом, он съебался. Бомжевал с такими же как он, собрались в банду, и давай дачи грабить. Ну и «Момент» нюхали в промежутках, бухали. Один раз бабки не поделили, ну и давай махаться. А все укуренные в хлам, ну и он их обоих загасил. Шлакоблоком вроде. На заброшенной стройке у них вроде берлога была. Бошки им разбил, и пошёл ещё закинулся. Ему тринадцать было, и в колонию нельзя, в специнтернат отправили, ну, а там опять Сан Саныч нарисовался. — Не так всё было! — от голоса мы вздрогнули. Пацан, тот самый Рёма стоял над нами с подносом. И вот честно, если бы не рассказ Макса, я бы никогда не подумал, что этот пацан с большим количеством оспин на лице наркоман и… убийца. — Я в Секу их выйграл, а они бабки зажали. А карточный долг — дело чести. — Тебя когда через шконку гнули ты о чести вспоминал? — с улыбкой на лице спросил Коля-Коля — Скажи по чесноку! С лошками мухлевал, а на зоне не прокатило. Вот и поставил жопу на просто так. Парень изменился в лице, покраснел, чуть не выронил поднос, но всё же развернулся и только потом буркнул: — Я ваще не помню, как их пиздил. И сам харош, братана сжёг живьём! Макс отложил недоеденное яблоко и закрыл лицо руками, потом тихо прошептал: — Не верь! Слышь?! Не верь, я его любил. — А Рыжий? — я киваю в сторону парнишки с огненно-медной шевелюрой, что тёрся у окна раздачи. — А-а! — Максимов лишь махнул рукой — Типичный олигофрен. Посадили за какую-то хуйню, он может ваще не при делах, но крайним сделали. А там как ребёнка развели, типа вилкой в глаз или в жопу раз. Не вникай! Его Глебов из жалости взял. Ну, а хули? Он — безотказный. После обеда, меня опять отправили к Глебову. Мужчина переоделся и, похоже, принял душ. Во всяком случае, сейчас он выглядел посвежее, хотя запах перегара конечно никуда не делся. — Просто хотел тебе сказать, не воспринимай все, что я тебе рассказал в серьёз! Ага?! Не надо! Тебя это не касается, но главное не надо об этом болтать. — Начал он едва я закрыл за собой дверь. — Я и не собирался. И тебе же легче стало, я видел. Может быть стоит не держать всё в себе всегда, а иногда выговариваться?! Ну изливать душу?! — Ты что? Опять решил моим душеспасителем стать? — он встал из-за стола и насупив брови подошёл ко мне — Не надо! По хорошему говорю, не надо мне тут лечить! Не надо меня жалеть! — Я и не жалею. Ты для меня всё равно подонок! — ох, язык мой, что же ты творишь? Я же сейчас огребу по полной! И пока в голову не прилетело, добавляю — Я не жалею тебя, но я понимаю! Понимаю тебя. — Нихуя ты не понимаешь! Нихуя! Всё свободен, вали. — Нет! Давай поговорим — вот дурак я, дурак. Ну нахрен мне эти игры с монстром? — Ни о чём я с тобой говорить не буду! — мужчина развернулся и подошёл к столу, открыл внутренний ящик. Опять звякнуло стекло. Бля, да у него, что там мини-спиртзавод что ли? — Я не уйду! — твёрдо заявляю я — Харэ, бухать! Поговори со мной, расскажи. Я же вижу как тебе хуёво! Садист захлопнул ящик, стремительным вихрем подлетел ко мне. Кажется сейчас ударит, но нет! Он ощутимо, но не сильно толкнул меня на диван, а сам навис надо мной. Секунда. И вот мои казённые штаны с трусами валяются на полу, а член во рту этого. О, Господи я и позабыл как он круто сосёт! Не могу сосредоточиться, вообще ни на чём. В голове сплошь туман и желание затолкнуть поглубже ему в глотку. А этот лишь причмокивает. Вот он настоящий псих и неадекват! То ударить хочет, то теперь уже сам сосёт! Что вообще с его настроением? Язык мужчины тем временем стал ласкать мою головку, и я непроизвольно застонал. Надо, надо сосредоточиться, на чём нибудь, но я не могу, уплываю и… Разряжаюсь прямо ему в рот. Сливаю всё до остатка, и он сам не отстраняется, но и не глотает, а быстро поднимается и тянется ко мне губами. Это не поцелуй с Денисом, это хуже, но это жарче, сильнее, страшнее и необычнее. Он настойчиво вливает мою кончу мне в рот, а я смотрю в эти дьявольские глаза, горящие огнём и покорно глотаю не сопротивляясь. Отдышавшись, он расстёгивает ширинку и наклоняет мою голову к своему паху. Прибегаю к старому приёму и вовсю изображаю кота из «Шрэка», но это не срабатывает. Хотя наверное так справедливо — кончил сам, помоги товарищу! И я обхватываю его довольно большой хуй. Мужчина давит мне на голову, но я не могу взять его целиком, только до половины. Всё же размер у него побольше, чем у Дениса. Но я сосу, сосу, как умею. Провожу языком кругами по залупе, мну пальцами волосатые яйца и двигаю головой туда-сюда. В голове гудит: «Надо отстраниться от этого! Ну, подумаешь — это ведь всего лишь минет, ну или отсос. Ну ничего ведь страшного в этом нет?! Ведь нет?!» Но маленькая, почти микроскопическая мысль, как бабочка в банке тихо бьётся на задворках разума: «Я же его ненавидел!» А сейчас? Ненавижу или… ?» Он также кончает мне в рот. Я не успеваю проглотить, да и внезапно становится противно, и я кашляю. И сперма тягучими нитками ползёт из моего рта вниз. Док застёгивает брюки и достаёт из стола одноразовые салфетки, бросает мне вскрытую пачку. — Я уеду, на праздники. — Какие ещё праздники? — не догоняю я. — Новый год скоро. Хочешь со мной? — Куда? — В Москву. На неделю. Согласен? Даже не думая и не анализируя, что всё это не может быть так просто, почти срываюсь на крик. — Да! До отъезда оставалось совсем немного. И всё это время от трахал меня как безумный. Правда, мне теперь не всегда было больно. Хотя вот именно сейчас, он делал это большим резиновым фаллосом. Я стоял на четвереньках в его кабинете, как обычно совсем голый, только теперь на диване он же, то быстро, то медленно совал эту хрень мне в задницу. Сначала я, конечно, кричал, и даже оскорблял его, но быстро заткнулся сам. И не потому что боялся кляпа, нет! Я боялся, что он передумает и не возьмёт меня с собой. Простой план в моей голове родился сразу, как я услышал про поездку. Я сбегу! Там в Москве я обязательно должен сбежать! Сбежать и пойти в полицию, или вон в Следственный Комитет, да хоть в Генпрокуратуру. Не знаю правда где она находится, но найду! Спрошу, узнаю. И всё там расскажу! Всё что знаю, что видел, чтобы их всех тут… И вот ради этого я как бы заключил договор сам с собой. Я сам прихожу к нему, и делаю всё, что он скажет, правда иногда всё же прошу, чтобы он не делал слишком больно. Я — терплю и жду! В попе от обилия смазки зачавкало, я застонал, а мужчина улыбнулся. — Нравится? Нравится это моей сучке?! — сильные пальцы стиснули мой член, а вторая рука тем временем стала ещё быстрее двигать дилдо в моей дырочке. — Ай, ай-яй-яй… ах — стонал я. Стыдно было очень, и всё не мог решиться и признаться себе, что иногда это на самом деле было хорошо. Очень хорошо! — А так? — и он быстро вытащил «игрушку» и вставил свой настоящий. Я охнул, соски у меня, и так набухшие, теперь встали столбиками, с кончика члена свесилась нить густой смазки. — Вот мы и нашли твою предстательную железу, — довольно прокомментировал док, сделав сильный толчок. Со стоном я стал вилять задницей, насаживаясь сам — Хороший мальчик, — похвалил меня он. — Хочешь кончить? Блин, неужели можно кончить вот так — насаженным на хуй мужика, подрачивающего твой член? Да, точно можно, если он продолжит так еще чуть-чуть… — Да-а, — тихонько простонал я. — Пожалуйста-а… — Ладно, ты сам попросил, — прохрипел эскулап. Ещё более мощный толчок, я не удержался и вильнул ягодицами и хуй мужчины выскользнул из меня. Тут же последовало наказание — смачный шлепок, звоном отозвавшийся в правой булке. — Мне что, снова за ремень взяться? — пригрозил он. Я испуганно замер и снова выставил попку кверху, как можно сильнее растягивая половинки. Припухшая дырочка пульсировала в ожидании уже знакомого члена. Когда он вновь вошёл, я инстинктивно потужился, раскрывая дырочку, и головка наконец влезла внутрь. — Молодец, — похвалил мой насильник. Он обхватил меня за талию и принялся наёбывать моё очко со всей силой и жадностью. Я упал лицом в покрывало, и старался унять стоны внутри. Но мужчине было уже всё равно. Он почти вытаскивал из меня хуй, а потом, покрякивая, снова загонял его на всю глубину. В кабинете слышалось только его шумное дыхание, шлепки яиц по яйцам и мои тоненькие всхлипы — конечно от боли, и совсем чуть-чуть от «глупого» и так не вовремя вылезшего удовольствия. — Хорошая шлюшка! — похвалил меня садист и, навалившись сверху, дотянулся до сосков. Покрутил их пальцами, умело потянул, снова схватился за мой стоящий орган. Я застонал и… буквально от пары его движений начал кончать, заливая диван густой спермой из дергающегося пениса. — Ах, ты, сучонок! — прохрипел мой ёбарь. Внутри у меня все запульсировало жаром, и я понял, что он тоже спустил. Колени мои задрожали, подогнулись, и я рухнул прямо в собственную кончину. Член мужика выскользнул из моего очка, по ногам побежало горячее. Жизнь в этом дурдоме для меня наладилась. В спальне ко мне теперь больше никто не лез, хотя я по-прежнему старался держаться особняком, но тут меня «спас» Максимов. Казалось пацан был везде и старался не оставлять меня одного. Он специально перелёг на койку напротив моей, к тому же на завтраке, обеде и ужине теперь постоянно составлял мне компанию. Отдельно хочется сказать про занятия и тренировки. Да, этот урод — Василий Петрович гонял нас постоянно, да так, что после этих занятий не всегда были силы добраться до душа. И я по-прежнему не понимал, зачем?! Вот зачем нас, по сути, никому не нужных пацанов, бывших наркоманов и малолетних преступников, заставлять часами…. часами, чтоб он сдох, бегать, прыгать, отжиматься, подтягиваться, приседать, лазать по канату, делать планку, и ещё туеву хучу упражнений? Ну, или как бонус играть в баскетбол. Но как ни странно плюс от этого был, в душе, когда все мы мылись на ночь, было на что посмотреть! Правда почти у всех пацанов были шрамы, более или менее заметные и ещё наколки. Кормили кстати тоже неплохо. Да-да, и это в психушке считай. Нет, это никак не сравнится с хавкой у Дениса дома. Но всё равно, в супе было мясо, а каши были не на воде, да и сами порции были не такие уж маленькие. Или я просто привык. Максимов, вот всегда был голоден, поэтому я взял привычку делиться с ним фруктами, иногда апельсинами или грушами, но чаще всего яблоками. Пацан был неприхотлив. А главное по ночам, когда все засыпали, он меня благодарил. И делал это не хуже мужчины, спокойно и неторопливо, словно смакуя. К тому же парень никогда не унывал, даже когда я тащил его на плече во время очередного кросса, а физрук-садист грозил с нас шкуру спустить, или когда нас отправляли типа на уроки. Вернее это Глебов их так называл, просто, когда Петрович не мог проводить наши тренировки, то санитары запихивали нас в комнату больше напоминающую класс, и мы читали книги. Их там было пару стеллажей. Учебники по физике теснились с «Приключениями Гекльберри Финна» и анатомическими атласами, математика с историей лежали под стопкой журналов «За рулём». Врач отправлял нас сюда, чтобы мы совсем не разучились читать, и не превратились в дикарей. Но все пацаны использовали это время, чтобы поспать на стульях, поиграть в карты, или попиздеть. Мы с Максимовым читали на пару, а потом обсуждали прочитанное. И мне нравилось это. С белобрысым было о чём поговорить. А когда читать надоедало, я слушал, и постепенно к нам присоединялись все остальные, Макс умел рассказывать. Его хотелось слушать и слушать. В те моменты, когда он предавался воспоминаниям, в лице его была энергия и сила, а ещё авантюризм. И когда он улыбался, мне тоже хотелось улыбаться, очень хотелось, чтобы он не прекращал. Парень казалось, был везде и всюду, и на каруселях в Москве, и в подворотнях Рязани, на горных курортах Аджигардака**, и на пароходе идущим по Волге, на центральных улицах Нижнего Новгорода, в лесах Карелии, и на море в Крыму. Иногда, он вспоминал родителей, и с неизменной улыбкой повторял, что они были первые синячелы в посёлке, и что где-то у него есть сестра, а сам он попробовал водяру ещё в семь лет, как раз на первое сентября. Что лучшие тачки с независимой подвеской, и что от травы пробивает не только на ха-ха, но и на жуткий депр, и что жизнь вообще — пиздатая штука! А ночью, он шептал мне всякие нежные глупости и сосал, а я улетал от кайфа. Вот такой вот ебануто-потрясной стала моя жизнь. Утром-днём меня жестко ебал док, а ночью я всё забывал вместе с голубоглазым парнишкой. И даже называл его, то Денисом, то Димой, на одного он был похож внешне, на второго характером. Максим на это не обижался, ну или делал вид. О том, что я уеду с Глебовым я рассказал за день до этого. Мы остались в душе вдвоём, сегодня тварь-Петрович почему-то докопался до меня, и пришлось сделать на пять кругов и пятьдесят приседаний больше, чем остальные, белобрысый всё это время терпеливо ждал меня. Теперь парнишка аккуратно мылил мою спину, простым мылом нежно обводя подушечками пальцев шрамы. Не знаю, что это было, наверное, талант, но если б не всё прошедшее, я бы кончил только от этого. Руки у пацана действовали умело, он не просто растирал меня, но ещё и массировал, при этом тихо говорил: — Это меня баба одна массажу научила. Она крымской татаркой была, не молодая, но ничё так. Дойки, жопень — там всё при ней. Не особо симпотная, но сойдёт. А мне как раз перекантоваться негде было. А она посудомойкой работала прямо там, на пляже в кафе, ну и… Трахал её потом, говорила, любит, когда много раз за ночь. Ну и чтобы возбудить научила мять её там, и ещё видео на ютубе ставила как правильно. Сама на мне практиковалась. Вот кое-чему научился. — Я уезжаю с Глебовым. В Москву. Он сам предложил — сказал я, опираясь дрожащими руками об заплесневелый кафель. Руки, перешедшие со спины на мои соски, застыли. Тут же мою тушку разворачивают и голубые зенки буквально жгут огнём. — Беги! Беги, дурак! — шепчет он чуть ли не срываясь — Беги как только сможешь! Лучше всего там, на месте, как приедете. Москва пиздец какой город, спрятаться легче будет! Добудь бабла и заныкайся где-нить. А потом вали домой, лучше на моторах. На вокзалах всегда мусора шмонают, да и тяжко те будет там, везде свои бандюки есть. Поэтому ебало пожалостливей сделаешь и проси подкинуть там. Доберёшься до дома, сразу пиздуй к друганам, ну или к адвокату этому, про которого говорил, у матери искать будут сразу, так что выцепи её в людном месте. И запомни, запомни блядь! — он приблизил своё лицо так, что сейчас в его зрачках я видел своё отражение. — Если не уверен, что получится! Не ввязывайся! Понял?! Лучше дождись подходящего момента, но делай наверняка! И беги! Беги, дурак, слышишь! Я смотрел на него, слушал и вот совсем не чувствовал, что вода льющаяся на нас уже остыла. Тело у пацана было горячее, такое, что я прижался к нему изо всех сил. Ночью мне снова снился кошмар.