Работа над ошибками

Саша На самой высокой башне одного замка, точнее резиденции на Рублёво-Успенском шоссе, сидел мальчишка, одетый во всё чёрное, с маленькими рожками на голове. Он вертел головой, вглядываясь в морозную ночь, но никого не было видно. И тут, едва уловимая вспышка пламени и рядом с ним появился такой же парнишка. Тот, как и первый был одет во всё чёрное, только рожки на голове у него были поменьше. — Я не понял? — сказал первый, рассматривая так неожиданно появившегося пришельца — А где белый? Он же должен быть тут. — Его на другой объект забрали, я за него! — мальчишка улыбнулся, и рожки на голове стали красными. — Так это же отлично! — сказал первый. Этот белобрысый урод достал не молоток, на моё счастье. Нет. Он достал нож. Обычный такой, вроде охотничьего. Повертел его в руках и подошёл вплотную ко мне, приставил лезвие к моему пупку. От страха у меня все внутренности заледенели, сам того не осознавая я стараюсь втянуть живот как можно глубже, не понимая, что если он захочет, то просто протолкнёт его чуть дальше и… Не знаю почему, но вот именно то, что мне сейчас воткнут нож в живот, я боялся больше всего на свете. Даже представил, как из ровной раны начинают вываливаться кишки прямо на пол, брызгать кровь и… Дыхание подводит, и я хватаю воздух ртом как рыба, выброшенная на берег. — Не… не надо! Пожа-лста! Не надо! Не надо! — шепчу, и глаза закрываются сами. Не хочу видеть, как лезвие войдёт в меня по рукоятку. — В глаза смотри, тварь! — крик прямо в лицо и снова удар. Хорошо хоть просто по щеке. Он стоит тут же и улыбается, а зенки болотного цвета смотрят на меня как на неживое существо. — Почему ты здесь? — он перебрасывает нож из рук в руки и заходит мне за спину. — Из… из-за Глебова. — Неправильный ответ! Дальше я почувствовал холодную сталь на спине. Надавливание и резкое движение снизу вверх. — А-ааах!!! — я закричал и задёргался всем телом. А мужчина лишь переждал мой приступ и приставил нож к другой стороне спины. — Почему ты здесь? — Из-за тебя, урод! Я не сдерживался, да и уже не мог. Слёзы, сопли, крики до хрипоты, всё это неконтролируемо просто вылетало из меня. — Неправильный ответ! Я чувствовал, что он режет мою спину, и наверное хочет разрисовать её на британский флаг, поэтому боялся, что надавив чуть сильнее я просто умру. Но в тоже время, я больше всего на свете хотел, чтобы всё это кончилось, хоть как-нибудь. — Я не понимаю, что… что вы от меня хотите? — Кто виноват, что ты здесь? — и снова удар, теперь он стал чередовать порезы ножом и удары кнутом. — Все кругом. — Неверный ответ! Вжух! От удара я закричал, до хрипоты, но оказалось это ещё не всё. Положив кнут он взял приподнимать лезвием ножа мою содранную кожу. И вот от этого, я реально завыл. — Кто виноват? — Бог! Вжух! От этого удара я снова оглох, звон в ушах стоял такой, что я чуть не ушёл из реальности. — Кто виноват, что ты здесь? — Жизнь! Удар. — Конкретней! — А-аа, родители. Вжух! — Я! И стоило мне искусанным языком крикнуть это слово, удары тут же прекратились. — Я! — слёзы и рыдания душили, но я продолжил — я — во всём виноват! В следующую секунду механизм вновь заработал, заставив рухнуть меня на пол. Но полежать долго не удалось. Пинок под рёбра и уже знакомый ботинок оказывается у меня на голове. — Говори, тварь! — Я, я — дурак и неудачник. Несчастливый идиот. Моя мать не хотела со мной возиться, потому что я всегда был правильным, нудный… и вредным. Я всегда требовал заботы и её это раздражало. Я мешал ей заниматься тем, чем она хочет. Учил и поучал. Я мешал своему дяде. Он мог! Мог построить свою семью, а вместо этого ухаживал за мной и… и умер. А если б не я, он бы вылечился. — слёзы совсем затуманили мне глаза, но передо мной сейчас был лишь второй ботинок садиста уставившийся мне в лицо. — Дальше. — Я не… не признался в чувствах парню, который мне нравился. И он не зная этого, похитил меня… и трахнул… и подкладывал под мужиков. Я не отблагодарил парня который спас меня, а он… он погиб из-за меня. Я! Я не убежал из этого дурдома, когда была возможность, я поверил этому врачу, который говорил, что нравлюсь ему. Я дал надежду парню там, что помогу и не помог… Я! Я полный неудачник! Сильное давление на голову и тут же выкручивание рук. — Ты! Ты — ничтожество! Давай, скажи об этом сам. На секунду от вспышки боли я увидел двух парней передо мной. Денис и Дима. Оба стояли рядом и ничего не говорили. — Про… простите меня… — шепчу я им. Бздынь! Цепи звякнули, и мои руки наконец-то освободились. — Говори ну! Щёлк! Кнут хлестанул об пол и я поёжившись… сказал, сначала тихо, а потом когда он прикрикнул повторил погромче. — Я… Я — ничтожество. — Вот и отлично. Теперь поцелуй мне ботинки! Я удивлённо поднял на него глаза, но и так было понятно, что такие люди не шутят. — Нет — хриплю я. — Ч-что? — снова брови поползли на верх. — Нет. Убивайте — проговорил я и уткнулся в холодный бетон. — Очень любопытный экземпляр! — расслышал я и приготовился, что уже сейчас моё тело начнут кромсать, но вместо этого едва слышимый звоночек и… в комнату кто-то вошёл. Меня полностью освободили от цепей и понесли куда-то по коридору. В себя я пришёл как ни странно на ковре. И сначала даже не понимал, почему меня не убили, если этот старик обещал. Тело болело нещадно, о том, что творится на спине и заднице я старался не думать, да и двигаться не охота было от слова совсем. Вот если есть Бог и люди ему молятся, почему это всё происходит? Но тут чьи-то руки тёплые и сильные коснулись меня. — Ну же, малыш. Давай вставай, сейчас самое веселье начнётся! — раздался знакомый голос. Меня перевернули, и передо мной оказалась… Ирина Васильевна. Женщина сменила белую униформу на чёрное платье в обтяжку и сидела напротив меня с каким-то шприцом. — Ч-что это? Х-хватит, Пожалуйста — я кажется, начал заикаться, и попытался отползти от неё, но она быстро догнала меня. — Меньше толкаться будешь, солнышко! Укол. И неизвестная хрень вошла мне в вену. Сзади тут же подошёл высокий садист, схватил меня за волосы и поднял, приблизил своё лицо. — Ну что ничтожество, готов? Резкий щелчок и на моей шее оказался ошейник, а самого меня поставили на четвереньки. Я попробовал встать, но сразу получил по ногам. Пробую снова. И снова оказываюсь носом на полу. — Сказали тебе на четвереньках! Пробую встать снова, и получаю такой удар, что просто не могу пошевелиться, и меня начинают тянуть за поводок, отчего ошейник больно врезается в шею и душит меня. Не понимаю как, но всё же встаю как собака и ковыляю следом. Больше всего на свете мне хочется лечь и умереть, но я как тупой баран ползу вперёд. Я плёлся на поводке вслед за мужиком, не в силах рассмотреть ничего вокруг. Только расслышал, что тихо играет музыка, вроде что-то новогоднее, но потом она сменилась на другую, под которую у шеста танцуют. И главное меня привели в зал, где были люди, я слышал бормотание голосов, звон бокалов, шорохи и смех, кажется, женский. От того, что я не мог их разглядеть, я чувствовал себя ещё хуже, но плевать. Меня тащили на поводке, как глупого щенка, абсолютно голого, с кровоточащей спиной и заплетающимися от ужаса ногами. Я весь был перед ними, как на ладони, а они надежно скрывались в полумраке зала, рассматривали меня как неведомую зверушку. Остановились мы в середине комнаты и тут же мощный прожектор или лампа осветили моё тело со всех сторон. — А вот и ещё одна невинная душа, попавшая в наш уголок ада, — замогильным голосом пропела откуда-то из темноты Ирина Васильевна. У меня мурашки понеслись по коже. «Уголок ада»? И что они тут будут со мной делать? Или они и правда собрались меня поджарить на медленном огне? — Милый мальчик, всего шестнадцать лет, — продолжала вещать в микрофон невидимая дикторша, — свеженький как снег новогоднюю ночь. Взгляните на эти зардевшиеся щёчки, на то, как малыш смущенно топчется на месте — просто невинный ангелок, не правда ли? Проклятый садист снова дёрнул за поводок, заставляя меня встать на цыпочки, чтобы не задохнуться. В зале кто-то возбужденно свистнул. — Вот только этот милый нежный мальчик совсем не так невинен, как кажется! — гневно гаркнула женщина — Этот милый ангелочек пал — давно и глубоко. Он отдал свою невинность мужчине, и теперь сношается со всяким, кто готов осеменить его растраханную кишку или накормить его похотливый рот. Этот малолетний раб просто жаждет, чтобы его отымели во все дыры, которые он подставит вам с удовольствием. — Да начнётся веселье! — проговорил белобрысый урод и дёрнул мою голову вниз, пригибая к полу. Меня развернули попой к залу, колено мужика врезалось мне между ног, широко их расставляя. — Раскрой жопу, мразь, — прошипел он мне на ухо. — Шире! Задыхаясь в удавке ошейника и мало что соображая, я растянул ягодицы в стороны. Невидимая публика разразилась улюлюканьем, презрительным смехом и выкриками, вроде: — Классная дырка! Да такого только ебать! — Да, не широкая и не узкая в самый раз! — Интересно, сколько же хуёв там побывало? — А сразу два влезет? В зале раздался новый взрыв смеха и возгласов отвращения. Я пытался сжаться, но чтобы ещё увеличить моё унижение, мужик нагнулся, ухватил мой член и отогнул его назад, выставив на всеобщее обозрение. И к моему ужасу, он торчал во всей красе, с влажной головки едва не текло от обилия смазки. — Да у него стоит! — заорали из зала. — Вот шлюха, ей это ещё и нравится! — Давайте его сюда! От криков этих бабуинов мне стало совсем плохо. Я постарался сжаться всем телом, однако меня снова вздернули за ошейник, заставляя подняться, и красный как рак, от толчка в спину полетел к публике. Мои глаза чуть попривыкли к полумраку помещения, и я стал различать мужчин и женщин, сидящих на низких кожаных диванах и в креслах, расположенных по залу небольшими группами. «Что они со мной сделают? Накинутся всем скопом? Будут бить или трахать? " — пульсировало где-то на задворках сознания. Садист шёл следом, то натягивая, то отпуская поводок, а гости лапали меня везде стоило только мне подойти к очередному столу. Мужчины, женщины, ещё молодые и уже довольно зрелые, все они хотели прикоснуться к моему телу. Кто-то был нежен и гладил соски и яички, а кто сразу совал по два пальца в задницу, а потом в рот. Обойдя таким образом «круг почёта» подонок вернул меня в центр зала. Тут сзади послышался какой-то непонятный шум, и я увидел позади короткую скамью, больше напоминающая гимнастического козла, только заметно ниже и покрытого белой плёнкой. С такой, небось, легко отмывать пятна. «Пятна чего?» — пискнула в голове запоздалая мысль и тут же исчезла. Меня поставили на колени, а грудью я лёг на эту скамью. Мужик пинком расставил мне ноги, поднял с пола какую-то железную штуковину и принялся возиться с моими лодыжками. С ужасом я понял, что он закрепляет там распорку, призванную удерживать мои ноги в широко разведённом положении. Щелкнули карабины ножных браслетов. Всё! Как ни трепыхайся, ноги мне теперь не свести, а значит, и не сбежать. Руки мои, впрочем, тут же заковали за спину. Чувствовал я себя совершенно беспомощным — просто новорождённый котёнок в лапах садиста! Но на этом манипуляции с моим телом не закончились. Наверху что-то скрипнуло и забрякало, я почувствовал обнаженной кожей движение воздуха, и снова между ног у меня завозились. Раздался щелчок, ещё скрип, и вдруг ноги мои дернуло и потянуло кверху. От неожиданности я затрепыхался, за что тут же схлопотал по попе. — Лежать! Я взвыл, но охвативший меня ужас уменьшил боль от удара. Тело мое неумолимо вздергивало в воздух за расставленные ноги, будто меня хотели подвесить вниз головой или… или разорвать! Я забился как припадочный, пытаясь освободиться и вопя: — Нет! Отпустите! Я не хочу! Не надо! Пожалуйста! Не надо!!! Как будто это могло мне помочь! Мои жалкие мольбы и крики только подхлестнули этих нелюдей. В рот мне ловко воткнули кольцо-расширитель, закрепив его ремнями на затылке. Подвывать я ещё мог, а вот вымолвить что-то членораздельное — нет. К тому же из-за кольца в рот постоянно набегала слюна, которую я старался проглотить — не хватало еще окончательно унизиться и позволить слюням стекать на подбородок, словно я и правда какой младенец или умственно-отсталый. В борьбе с кольцом я не сразу заметил, что ноги мои больше не поднимаются. Меня подвесили в положении, когда попа моя была выше головы, а грудь по-прежнему лежала на скамье. Пол подо мной дрогнул, и всё кругом стало медленно вращаться. Таким образом, публика, сидевшая вокруг, могла рассмотреть инсталляцию со всех сторон, не трогаясь с места. Из-за раздвинутых насильно ног я был полностью раскрыт, а член и не думал опадать. Вот почему вот так всё? — Ну как вам картина, уважаемые гости? Не пора ли приступать к основному блюду? — Пора. — Давно пора! — Давай уже скорее. И тут белобрысый дал отмашку. Я жалобно замычал, но ко мне уже лез первый насильник, не вижу лица, только ширинка дорогих брюк расстёгнута, и оттуда уже торчит в полной готовности обвитый синеватыми жилками хуй. Его я и получил прямо в горло — губы-то я сжать не мог. Подавился, чуть не блеванул, но кое-как справился, и дело пошло. Из-за кольца у меня обильно текла слюна, отчего во рту по-блядски чавкало, и с подбородка свисала коромыслом смесь смазки ёбаря и моих выделений. От такой картины мужик быстро спустил, засадив порцию спермы чуть мне не в самый пищевод. Но его место тут же занял новый… Вскоре у подиума образовалась очередь желающих опорожнить яйца в мой растраханный рот, хорошо хоть задницу пока не трогали. Шею у меня давно ломило от того, что приходилось задирать голову назад, но моих трахарей это не беспокоило — они дёргали меня за волосы, или просто держали за ремни, идущие от кольца на затылок. При этом мужчины не стеснялись комментировать происходящее, называя меня соской, спермоприёмником, вафлёром и… сливным бачком. Наконец, Ирина Васильевна объявила перерыв — пора была заняться моей задницей. Мужчина опустил мои ноги на пол и помог мне встать. Он повернул меня лицом к зрителям, продемонстрировав залитые выделениями мои лицо и грудь. И тут же меня снова положили на скамью, щелчки запоров и я уже никуда не могу деться. Единственное странно, что в скамье оказалась дырка, в которую и влез мой стоячий член и яйца, видно это было сделано специально, чтобы я не давил на него своим телом. И всё продолжилось… точней началось заново. Задницу грубо растянули и воткнули туда член. А через пару секунд сунули и в рот. Член за членом, сменялись с удивительной последовательностью, словно я был на конвейере. Задыхаясь, я уже не ворочал языком, но моим мучителям на это было глубоко плевать, меня просто пользовали в рот и в зад и сразу сливали, а я даже не мог их разглядеть, слёзы и сперма застилали глаза, нещадно щипля их. Да что там рассмотреть? Я крикнуть то ничего не мог, только мычал. А сзади будто воткнули раскалённую кочергу. Сколько это продолжалось, не знаю, но когда последний ёбарь кончил мне на лицо, стало на минуту тихо, и я понадеялся, что про меня забыли, но нет. Внезапно мою выставленную попу обожгла многоцветная боль. Мой вопль слился с оживленными выкриками: «Давай, выпори пидорка!», «Давно пора! Смотри, как ему вставило!», «Жарь! Спусти шкуру с его жопы!» И он порол. Дело свое он знал, так что удары многохвостой плеткой клал неровно, с рваными интервалами, чтобы не дать мне попривыкнуть или предугадать, когда надо подготовиться к боли. К тому же, он старался не попадать по одному месту, так что доставалось не только моим ягодицам, но и бедрам, особенно внутренним поверхностям, где кожа была особенно чувствительной, и иногда задевал также кровоточащую спину. Я визжал и подвывал, по щекам не переставая, текли слезы, но никто и не думал проявлять ко мне сочувствие. Наоборот, казалось, чем больше я бился и трепыхался, как нелепая кукла-марионетка, тем больше распалялась публика, издевательски хохоча и сыпля советами, как бы побольнее меня оприходовать. Наконец, удары остановились. Чужие руки коснулись воспаленной покрасневшей кожи — коснулись неожиданно нежно и ласково: — Тише, шлюха, тише, — нашептывал подонок мне на ушко, осторожно поглаживая припухшие ягодицы, — ты молодец, стойко держался! Сейчас я тебе хорошо сделаю, очень хорошо… Ну же, расслабься, расслабься … Так же умело, как только что бил, седой начал гладить, пощипывать, лизать и покусывать, иногда засасывая кожу до синяков. Скоро я снова поплыл, и почему то очень хотелось кончить. И тут всё повторилось! Снова удары плёткой или хлыстом, моё брыкание в попытках хоть как-то смягчить боль, жалобные стоны и глумление зала. Снова нежный шепот на ушко и ещё более нежные руки на моем теле, и чужие губы оставляющие засосы на шее. И вот он отошёл, что-то булькнуло, я почувствовал запах спирта и… Как я выл, слышно было, наверное, на улице. Обжигающая жидкость лилась мне на спину, и я, прокусив губы до крови, и не имея возможности сдержаться, просто выл до хрипоты. А затем, подонок подтёр мою задницу из которой тоже текло и сунул сам. Мужик принялся ебать меня, держа за бёдра и легко насаживая на свой член. Он был не больше чем у врача, да и у всех предыдущих мужиков, но я всё равно стонал. И когда он кончил, с хрипом выплеснув в меня чуть не литр семени, отойдя в сторону, позволив публике вволю насладиться зрелищем, из моей задницы как из не закрывающейся дыры, свободно стекала, пачкая пол, белесая жидкость. В воздухе запахло вожделением. Ирина Васильевна объявила: — А теперь следующий заход! Мужчины сзади, а девочки спереди! Второго приглашения гости клуба ждать не стали и в меня ворвался очередной хуй. Очевидно, всем очень понравилась такая идея заполнять меня одновременно с обоих концов, потому что мне быстро запрокинули голову и забили в рот очередной елдак. И это был не настоящий, я почувствовал онемевшим языком резину. Тётке видно не понравилось совать свой страпон в мой рот с кольцом, о края металла видите ли тот трётся, и кольцо сняли, попутно вмазав по щекам. — Если укусишь, я тебе туда ножку от стула засуну и зубы выбью. Я не возражал, просто не мог. Теперь я раскачивался взад-вперед, насаживаемый одновременно на два отбойных молотка. Потом они сменились. И мужик, что был сзади, принялся жестко шлепать меня по попе. Я не понимал, почему не отключаюсь, болело всё, всё что могло и не могло болеть, но сознание меня не покидало, я чувствовал всё и тут один из окруживших меня сказал: — Долго ждать, давай вместе! Я не сразу понял, о чём он. А когда понял, то… дёрнулся ещё сильнее и чуть не прикусил пластиковый член — Не надо! У меня же там всё порвётся! Пожалуйста!!! Нет!!! — кричал я. Естественно меня никто не послушал, и в мою задницу полезло сразу два хуя. Я вновь завизжал, а в рот сунулся агрегат, ещё глубже стремясь протаранить моё горло. Не выдержал. Всё, что было внутри полезло наружу, и я рыгнул остатками давнего завтрака прямо на колготки тётки с членом. — Ах, ты мразь! Руки тут же отцепили от скамьи, и под крики и гогот вокруг меня носом ткнули в жёлтую слизь и остатки пищи. — Слизывай! — кричали мне. Но я лишь сильнее сжал зубы. — Ах так! Сильная хватка за волосы и прямой удар в лицо. Звёзды перед глазами, брызнувшая кровь. Падаю на пол, пытаюсь встать, и тут мне наступают на пальцы сразу на обеих руках. Кости затрещали. — Слизывай! Машу головой и снова удар. Теперь моим лицом начинают водить по полу, и мои щеки «собирают» эту желчь. Организм не выдерживает запаха и меня снова рвёт, я задыхаюсь и открываю в рот. Тут же кто-то плюёт мне в него и опять я «езжу» лицом по полу. — А дырка то зачётная! — Точно! — Верно. — Потрясающее зрелище! — слышится отовсюду. Меня разрывало изнутри, но я увидел подошедшую женщину, крики споры, звон бокалов, мощные толчки внутри меня и… Спасительная жидкость разлившаяся сзади. Дальше меня буквально на руках потащили в центр зала и бросили на диван. Я застонал от боли в спине, но тут мой рот заткнули… поцелуем. Женщина. Ирина Васильевна раскрасневшаяся и пьяная засасывала мои кровоточащие губы и тискала мои соски. Я задыхался от запахов духов и алкоголя, но не мог даже оттолкнуть её. Руки держали, а тут ещё и член мой начали дрочить, а потом она села на меня. — Я теперь буду тигрицей! — кричит она. Мой первый раз с женщиной! Никогда не думал, что он будет таким. Не так узко, зато очень горячо и мокро. И чего все так сходят с ума из-за этого? И это совсем не то, что с Максом. Он, он-сука замечательный. Стройный, узкий, и спокойный, кажется, я готов отдать всё на свете, чтобы сейчас оказаться с ним, или с Денисом, или Димой. Отпрянув от меня, я только открыл рот, как мне тут же приставили к нему бутылку, и обжигающая жидкость полилась внутрь. Сглатываю и отфыркиваюсь, начинаю бороться, и меня бросают на пол. Ставят опять на четвереньки. Удар! Прихожу в себя и вижу, как пластиковый член входит мне в рот, и на него течёт кровь с моего лица, а в заднице по видимому «орудует» такой же. Просто хнычу и молюсь. Молюсь всем кого знаю, чтобы умереть, но… всегда есть это грёбанное НО! Эти суки меняются, и всё продолжается снова. Меня кидают снова на лавку, только теперь на спину, так что боль почти парализует меня, а в задницу лезут сразу два хуя. Мужских, живых, настоящих, ноги выкручивают, но я всё равно брыкаюсь, пока кто-то не садится мне на грудь. Это белобрысый старик. У него в руке нож, а перед моим лицом маячит его член. Закрываю глаза, но тут же удар и лезвие касается моих ресниц, они слиплись от слёз и не только. Мне страшно так, что сердце стучит и вот-вот выпрыгнет сейчас из груди, а седовласый лишь водит хуем мне по щекам, но я не думаю об этом. Как и о разрываемой на части заднице, нож у глаза гораздо страшнее. — Очень интересный экземпляр! Член лезет мне в рот, а я продолжаю пялиться на нож, боясь лишний раз моргнуть. Он смотрит и улыбается, не отводя глаз, они всё такие же безжизненные. — А давайте вот это? Праздник же. Некоторые оглядываются на голос, что-то кричат и радуются, а я продолжаю смотреть в глаза монстра, что готов выколоть мне глаз и при этом насилует в рот. — Господин генерал. Я не могу вздохнуть, хотя меня больше не трогали, все сгустились в кучу и что-то обсуждали, а я пользуясь, что стал неинтересен сползаю как желе с лавки и пытаюсь уползти. — Куда это ты собрался? У нас для тебя подарок. Оборачиваюсь. Передо мной стоит Ирина Васильевна с… бутылкой шампанского. — Вставим тебе её, а потом откроем! Ха-ха — смеётся она. Не веря, что есть силы, будто это был не я, вскакиваю на ноги и тут же бегу прочь. Бегу, что есть силы из зала, но.… Несколько человек хватает меня одновременно и как я не ору и не брыкаюсь снова подводят к белобрысому. Он смотрит так же, только на губах змеиная такая улыбка, а в руках та самая бутылка. Или это уже другая? — Раком его! — Не-еет! — кричу и извернувшись, не думая о последствиях, подтягиваю ноги к груди, прямо так на весу и со всей дури бью ими мужчину, так, что он отшатывается назад и бутылка из его рук выскальзывает на пол и взрываясь осколками и пеной. Тишина такая, будто взорвалась атомная бомба и всё живое и неживое погибло. Однако мужчина не кричит, он лишь… улыбается и медленно встаёт с пола. — Молодец! Сам напросился! Дальше меня просто швыряют на пол и начинают бить. Ногами, плетью, хлыстом. Меня пинают везде, где только можно, а я лишь сильнее закрываю голову. Внутри слышится какой-то хруст, в голове давно гул и вата, но мне не до этого, я чувствую всё и в тоже время ничего. Перед глазами появляются поочередно: мама, дядя, Денис, Дима, Макс и… садист доктор. Первых пятерых я любил, а последнего? Жаль он не ответит! И ещё себя жаль. Ничего не успел в этой жизни. Ничего! Бог, это ведь конец да?! Если ты есть и слышишь меня сейчас, передай моим, что я их любил, они все классные, и что пускай не ищут мою могилу, всё равно не найдут, только время потеряют. И ещё, если я это всё заслужил, скажи за что?! Вот просто, за что? Потому что я неудачник, да?! Глаза открываются, и мне прилетает снова. С ноги. Теперь я лежу на пузе и просто не могу закрываться, вижу только ноги даже на вид в дорогих ботинках. Новый толчок в бок, но я не могу даже застонать, выплёвываю кровь на пол и поворачиваю голову. Седой стоит рядом, держа в руках топор. — Ничтожество устало?! Ничтожество хочет отдохнуть? Вместо голоса из моего рта вырывается только хрип, он даже картинно прикладывает руку к уху пытаясь меня расслышать, а я… Я подтягиваю руку, она слушается с трудом и понимаю, что не получится, помогаю второй. Он, молча, наблюдает, как я складываю все пальцы в кулак. Все. Кроме одного. Среднего. И вытягиваю его в сторону мужика. Где-то бьётся стекло, кто-то, что-то громко кричит, а я смотрю заплывающими глазами на белобрысого монстра. Он хмыкает, а потом с криком поднимает топор и заносит его над моей головой. Смерть пришла и неслышно накрыла его, как любящая мать ребёнка, тёплым байковым одеялом.