Работа над ошибками

Саша Я шёл по какому-то пляжу, было очень хорошо, тепло, и спокойно. Лишь сине-зелёные волны омывали мои ноги и где-то вдали кричали чайки. Не в далеке показалась фигура, она стремительно приближалась, но мне не было страшно, я знал кто это. Самый родной мне человек сидел на песке и иногда, что-то бросал в воду. — Привет, дядь Юр. А вот и я! — улыбнулся я ему, подходя ближе. — Сашок, зачем ты здесь? — То есть как это? Я же умер, меня убили! Ну там у этих уродов, а ты… — Я умер потому что долго болел — он встал медленно выпрямляясь и отряхивая штанины от песка — я был вроде не плохим человеком, поэтому я здесь, но твоё время Саш, ещё не пришло! — Почему? — я вскинул глаза на него — меня же убили? Или я должен быть в другом месте? И я ведь страдал? И… — Мальчик мой, — он присел на одно колено и положил свои руки мне на плечи — я тогда тебе говорил, что тебе нужно выбирать, что что-то в жизни всё равно потеряешь! Ты спас тех людей, но ТАМ такого не терпят, и пока ты не определишься, ты так и будешь страдать! — Но я… — отступаю на шаг — я люблю Дениса, и Дима мне не безразличен! И потом если я здесь, значит я умер, и должно быть всё равно, только вот их жалко, ну ещё и Макса, и… — Да не умер ты! — как гром среди ясного неба прозвучало из его уст — Ты — жив! И будешь жить, а вот сколько и как, зависит от тебя! Всё, иди! Он легко развернул меня и тихо толкнул в спину. Сказав на прощание: — Я тебя всегда любил как сына, поэтому прошу и молю сделай правильное решение! Я разворачиваюсь и вижу, что он уже за сотню метров от меня. Бегу к нему и кричу: — Дядя Юра, я хочу к тебе! Стой! Глаза открылись сами собой. Я даже и не понял поначалу, что вообще случилось? Где я? И кто я? Воспоминания вернулись как только я повернул голову и увидел, ту самую бабу, которая была у меня первой, если можно так сказать, та самая которая насиловала меня пластиковым членом. Как же её? Ирина Васильевна что ли? Она аккуратно перебинтовывала меня, в левую руку была вставлена капельница. Заметив, что я открыл глаза, она улыбнулась и сказала: — А ты живучий красавчик! Правда это Сан Саныч постарался конечно, но всё равно молодец! Хотя травмы серьёзные, сотрясение, переломы пальцев, ещё трещины в рёбрах, сломанный нос, ну и шрамы на спине останутся навсегда. Плюс крови потерял очень много, но сейчас жизни ничего не угрожает. — Лучше бы вы меня убили! — хочу плюнуть ей в лицо, но сдерживаюсь. — Ты будешь жить! Тебя ведь продали. — Вот поэтому я и хочу сдохнуть! Ваш этот урод как его там Фёдор Игнатьич меня обязательно убьет в следующий раз, он ведь купил, а Сан Саныч продал и… — Продал, а потом выкупил обратно! — в комнату вошёл мой персональный мучитель. А я то думал он сразу свалил, едва меня увели к этому белобрысому садисту. — Выкупил? — не верю я его словам. — Да. — Зачем? Хочешь убить сам? — Нет, я тебя заберу обратно! — Ладно, мальчики я вас оставлю — тётка тактично свалила, а я с ненавистью уставился на мужика. — Я тебя заберу с собой, всё будет как прежде, никто тебя больше мучить не будет! — он садится ко мне на кровать, и трогает своими почему-то забинтованными руками моё лицо, разноцветные глаза смотрят пристально, но без злобы или какой-то агрессии, даже привычной хитрости там сейчас нет. Но я уже учёный! — Я тебе не верю! — говорю медленно, но отчётливо и кое-как собрав силы и скрипя зубами от боли хватаю здоровыми пальцами так кстати лежащие маленькие ножницы с прикроватной тумбочки и резко всаживаю ему в руку. Резкий крик разорвал тишину комнаты, мужчина тут же отпрыгнул вырывая ножницы из кисти и уставился на меня. — Давай, добей! Сделай это сейчас, иначе потом я сам убью тебя! — кричу я ему, хотя голос звучит тихо, а перед глазами идут красные круги, рву нитку капельницы и уже готов сам не знаю к чему, злость туманит разум — Я теперь другой, и ты проклянёшь тот день когда решил связаться со мной! Мужчина на секунду отшатнулся, так что я заметил испуг в его глазах. Это продлилось всего тысячную долю секунды, но я это заметил. Нет! Даже почувствовал, и он тоже. — Вот почему ты ему понравился! И учитель не хотел тебя продавать — проговорил он переставая кричать, но продолжая капать кровью на пол. — Зачем? Зачем ты меня выкупил? Сам ведь ныл, что денег нет. Разве тебе не похуй, что будет со мной? — Потому что я тебя… мы с тобой… — он запнулся на полуслове, опустил глаза и продолжил — Короче это всё неправильно и я тебя заберу! — Я тебе не верю! И никогда больше не поверю! И ваще никому теперь не верю! — Правильно делаешь! — зло усмехнулся он. — Кто такой этот белобрысый? Откуда он? — Ты реально хочешь знать? — док, подошёл к шкафчику у стены и вытащил оттуда флакончик с перекисью и бинт. — Да. — Он действующий генерал одного серьёзного ведомства. Профессор. Он в своё время защитил диссертацию на тему пыток и психологического слома человека. Он — мой учитель! — Генерал, который насилует и убивает пацанов?! — скривился я. — Он бы не убил! — А топор? — Я видел и не допустил этого! — Видел? — бля, да он похоже наблюдал за этим всем и наверняка радовался, сука! — Я разбил стекло в тот момент, когда он размахивался. Я был там за стеной, ну правда это стекло было. Но со стороны кажется, что стена. Я ворвался туда, но меня быстро схватили, вот! — и он вытянул свои клешни передо мной — я сильно поранился.- Руки его и в правду были хорошо забинтованы. Но я не собирался его жалеть. — Ну-ну, на мои сломанные пальцы посмотри! Он тяжело вздохнул, хотел подойти ближе, но остановился, взял стул и сел в паре метров от меня. — Ты большой молодец Саш. Ты вот второй кто тут всё выдержал, и единственный кого я не захотел отдать! — Второй? — Да. Первый сошёл с ума по настоящему. И ему уже ничего не поможет. Но я вот хотя бы спас тебя! — Ты меня не спас, ты меня — убил! — Ну же котёнок, доверься мне, больше ничего такого не будет! — и он подошёл поближе, погладил по голове. — Я тебе не котёнок! — я дёрнул головой. — Я больше никогда не причиню тебе вреда, клянусь! — он даже окровавленную руку прислонил к груди, оставляя на белом халате маленькие красные пятнышки. А мне вспомнился разговор, как он говорил о замученных в детстве животных. Вошла тётка и мужик сразу свалил, а она подсела ко мне, вставляя капельницу и наклонившись к лицу быстро зашептала: — Забудь, что тут было! Слышишь? Забудь всё! Иначе вы не то, что до дома, до следующего поворота не доедете. В первый же столб врежетесь или в канаву упадёте, или вас типа ограбят и обязательно убьют! Она говорила страшные вещи, но вот парадокс, я её не боялся. Страх после той ночи если не атрофировался полностью, то весь как то сморщился и усох, и не подавал пока никаких признаков жизни. — Вы хорошо знаете этого, этого… урода? — Кого? Фёдора Игнатьевича? Так это муж мой, а Глебова я знаю лет пятнадцать. Он раньше не такой был! Тихий был мальчишечка, зашуганный такой, на тебя вот похожий, вы не родственники часом? А потом мой Феденька на нём опыты стал ставить, вот наш Сан Саныч и стал таким. Эх, любит он опыты ставить, мой Тарас вот не выдержал сбежал, не знаю где теперь его искать. Но ты спи теперь, отдыхай. И помни, что я тебе сказала! Дни слились для меня в одну сплошную бесконечность. Я просыпался, меня кормили с ложечки, потом отводили в туалет, затем, что-то кололи и я вновь засыпал и так по кругу. Однако больше мне не снилось ничего. И видно организм поняв, что похороны откладываются решил всё же восстановится и вот наконец наступил тот день когда меня выпустили. Глебов помог мне одеться, хотя и просто стоять было тяжело, а потом забрав целый пакет таблеток и мазей посадил в уже поджидавшую машину. На улице всюду лежал снег, светило яркое солнышко, но в воздухе мне показалось отчётливо пахло весной. — Сейчас март что ли? Сколько я пробыл здесь? — Март? — удивился доктор — Нет. Просто оттепель. Жаль, что не весна, она вселяла в меня какую-то непонятную надежду не пойми на что. Я думал в аэропорту у нас будут проблемы, всё же я ходил с трудом постоянно охая и шипя от боли, на руках были гипсы, но оказалось, что связи и коррупция могут очень многое. Наверное даже всё. С трудом сдерживаясь я попросил таблеток и сказал, что заору на весь салон, и вот честно только потом понял, какой был дурак, что не сделал так, но… Мы вылетели чартером и едва шасси самолета оторвались от земли, я уронил голову на колени своему мучителю и провалился в сон, чувствуя как чужая рука гладит меня по волосам. В себя я пришёл уже при посадке. А дома, нас уже ждала знакомая синяя Нива, и вновь боль и таблетки. Открыв глаза я вдруг обнаружил, что не трясусь на ухабах и выбоинах, что спокойно так лежу на какой-то тахте, в очень грязной комнате. А из коридора доносится шум и скрежет. Иду на звук. Док трёт изо всех сил старую газовую плиту, она вся чёрная в копоти, но он не останавливается и действует как автомат. — Чё встал? — Шумишь. — Иди ложись, скоро закончу. — Где мы? — У меня дома. Вот это поворот! Да, когда он рассказывал про себя я примерно такое и представлял, но вот оказаться тут в живую. Оставляя его иду по коридору, вот ещё одна комната. В ней совсем пусто, только следы на грязном полу: следы подошв, какие-то непонятные пятна и следы ножек от дивана или кровати, обои на стенах какого-то жёлтого цвета и принюхавшись понимаю, что это от сигарет, походу тут была самая настоящая курилка, одно окно выбито и на месте дыры натянут целлофан, бурые пятна красуются на потолке. Возвращаюсь обратно в комнату с тахтой, потом открываю дверь на балкон. Четвёртый этаж. Даже не верится, что отсюда можно спрыгнуть и сломать только ноги. По моему сразу убьёшься нахрен! Хватаюсь за перила и долго смотрю вниз, прямо туда на замёрзшие кусты и тропинку в сугробах. Может быть покончить со всем этим сразу? Сигануть вниз башкой и… Больше никаких мучений, вечный покой и сон. Может быть я даже увижу дядю Юру снова! В себя меня приводит громкий шум и мат на кухне, видимо мужчина, что-то разбил. И тут замечаю старый такой стеллаж, в углу. Там книги, от непогоды они почти совсем расклеились, но я всё равно начинаю их рассматривать. Достаю «Маленького принца», как хорошо, что пальцы сломаны не все и только открываю случайную страницу как оттуда ворохом вылетают фотографии и падают на пол. Наклоняюсь и собираю их. Там изображена женщина, лет сорока, довольно красивая, но видны морщины, и немного остекленевший взгляд, на столе рядом бутылки и закуска. Затем фото молодого парня, он скалится в камеру и держит в руке сигарету. На следующей маленький мальчишка, я почти принимаю его за себя, такие же волосы, задорная улыбка, он сидит на шее того парня, а сзади подпись «Братаны на век!» На следующих фотка тот же парень, но уже постарше, видны татуировки на руках, а взгляд мальчишки уже потухший. Потом идут снимки с полароида, голый пацан стоит на коленях, голый пацан на четвереньках, голый пацан плачет, а на лице у него кровь и белесая жидкость. На предпоследней фотке непонятная мне палка, на вид металлическая, и на ней много красных пятен, а на последней… на последней фотографии было трое. Молодой парень и женщина средних лет, держали за руки мальчишку, все трое искренне улыбались, особенно пацан, вокруг была зелень и часть каких-то конструкций похожих на атракционы. Это была самая счастливая семья, что я когда-либо видел. — А! Вот они где? — раздалось над ухом, что я аж подпрыгнул. Мужчина отобрал у меня фотки и пошёл в комнату сел на ту самую тахту и принялся их рассматривать. — Знаешь в чём парадокс? — спросил он внезапно севшим и хриплым голосом. — В чём? — В том, что я их ненавижу, но… но не могу без них! Парадокс ведь скажи! — А то, что ты говоришь, что любишь, а сам избиваешь, насилуешь и продаёшь, это разве не парадокс? — Человек вообще скотина странная! — и я понимаю, почему голос у него сел, мужчину в прямом смысле душили слёзы. — Да? Ну тогда скажи, что всё будет хорошо! Что время лечит! — Нихуя! Нихуя не будет хорошо! — он вскочил и ударил кулаком в стену, так что его повязки вмиг закровоточили. — Всё это пиздёжь! Всё! Знаешь есть такие фразы, чтобы человека успокоить, но всё равно это пиздёжь и хорошо если тот кому это говорят, это понимает! «Слушайся меня, я ведь старший!», «Мы просто поприкалываемся и всё!», «Я же мама, я лучше знаю!», «Это будет не больно!». Или как ОН сказал «Мы же не звери!» и тебя чуть не убили, или моё «Слушайся его и тогда всё будет хорошо!» я ведь сказал это, чтобы ты поверил мне, а ему… ему было приятнее тебя ломать! И нихуя время не лечит! — Просто скажи, зачем? Зачем ты это всё делаешь? Ты мог убить меня давным давно, но не сделал этого, ты мог продать меня и счастливо уехать и забыть меня, но ты вернулся! Зачем? Я после всего этого точно стану психом, или уже стал, я не знаю. Таким же психом как ты! Но вот просто ответь тебе это зачем? З-А-Ч-Е-М? — повторил я по буквам. — Ты не псих, но скорей всего станешь им. Твоя психика уже надломлена, и надломлена хорошо. Говорю как врач, единственное, что тебя может спасти или стать таким как я, или уйти во что-то целиком, с головой. Или смерть! Но уйти во что-то ты не сможешь сам, тут нужен человек, который полюбит, и которого полюбишь ты! А я сильно сомневаюсь, что ты найдёшь такого. А вот я могу помочь тебе и ты со временем станешь таким как я. Я знаю, что в глубине души ты любишь насилие, более того, как бы ты не пытался скрыть это, тебе Саша, нравится не только насилие над виновными, ты любишь и мучения невиновных! Вспомни как ты в первый раз бил Колю-Колю? Ты бы и дальше его бил, если бы тебя не оттащили. Вот в этом мы с тобой и похожи. Я тоже люблю всё это, поэтому предлагаю быть со мной и… — Перейти на тёмную сторону? — схохмил я — Ты ваще сам соображаешь, чё и кому ты говоришь? После всего, что со мной сделали? — Вот именно. Ты не стал забитым животным, уверен в глубине души ты уже нарисовал картину как разбрасываешь мои кишки повсюду! Ты такой же как и я! И кровь мы любим оба, неважно свою или чужую! Поэтому и говорю, соглашайся! Иначе, сбежав от меня, даже если ты добьёшься справедливости, и меня посадят, ты не сможешь жить как прежде! Ты уже заражён мною. Ты отучишься, возможно даже получишь красный диплом, потом устроишься на работу, но тяга к насилию обязательно победит и тогда… тогда ты сорвёшься! И ты начнёшь похищать, насиловать, избивать, а потом… убивать! И так будет до тех пор пока тебе не попадётся невинная душа, которая наверняка будет ещё ходить в школу! И вот на нём ты оторвёшься полностью! За всё то, что было с тобой, за всё то, что Я делал с тобой, и вот убивая невинного ты поймёшь, что я был прав! Но будет поздно, а потом — смерть, ну или пожизненное! Без вариантов! Так что соглашайся, Саш! — и он протянул мне руку. Мне очень многое хотелось сказать ему, но в первый раз глядя в эти разные глаза без страха и ненависти я понял, что нужно действовать по другому, поэтому спокойно ответил: — Я теперь другой! И я… я согласен! От услышанного он даже топнул ногой, и металлическая палка прислонённая к двери упала на пол. На ней были многочисленные следы ржавчины, но я её узнал, она была на фото. Это была та самая металлическая штанга, которой Саша Глебов избил «в мясо» своего брата в своём далёком детстве.