Работа над ошибками

Саша — Вы так сильно зависите от него? — боль во всём теле была такая, что в пору было закричать, но я пока терпел. — Да, — женщина подошла к окну и уставилась сквозь решётки на лес вдалеке — у меня раньше была семья. Я так любила своих мужа и сына. Олежка и Мишенька. Олег был лучшим мужчиной на свете: сильный, добрый, справедливый, я в него с шестого класса влюблена была. А он на меня внимания не обращал, Сашка тогда мне очень помог, хотя Олег его недолюбливал. — В смысле? Что за Сашка? — не понял я. — Ну Глебов. Мы же с ним одноклассники, с первого класса за одной партой сидели. Первый раз я с ним поцеловалась, первый раз мы с ним и… — Вы бросили своего мужа ради Глебова?! — Ох, Господи, похоже тебе отбили голову! — она принялась щупать мой лоб и достала градусник — Я с детства знала, ЧТО творится у Глебова дома, но я… я ничем не могла помочь. А после школы, только о себе думала, не до чужих проблем было. Тем более он уехал поступать в медицинский, а Олег наконец-то обратил на меня внимание. Потом свадьба! — здесь она глубоко вздохнула и я подумал, что сейчас заплачет, но она продолжила — Я самая красивая была, и самая счастливая! Олег к тому времени устроился водителем-дальнобойщиком, стал получать хорошие деньги, я не знала нужды, а вскоре у нас родился Мишенька. Он был весь в папу! В памяти смутно вспыхнула фотка со стола в кабинете завхоза. — Да, вроде он на вас больше похож! — Олежка тоже так говорил. Мы были самой счастливой семьёй на свете. Мне завидовали все мои подруги и соседи. А когда Мишеньке исполнилось пятнадцать у нас из дома стали пропадать деньги, мои украшения, потом вещи. Я — дура, сначала подумала первая любовь, девочка там появилась, переходный возраст, дружки-приятели, а потом… В больнице от передозировки его откачивали дважды, дважды мы с Олежей бросались в ноги врачам и полиции. Но всё всегда повторялось, врачи тянули деньги, полиция — время. В третий раз Мишеньку не спасли! И тут одна единственная слеза покатилась у неё по щеке. — Извините, я не знал. Просто я не понимаю, вы ведь начали говорить про Глебова и… — Олег когда узнал про смерть сына, просто сказал, что «Нужно что-то сделать!», а потом достал своё охотничье ружьё и пошёл к цыганам, что почти в открытую тогда торговали. Он убил двоих, а потом его зарезали самого, один обколотый наркоман ударил его ножом двести раз подряд! Не тело, а просто… просто кровавая куча мяса — она замолчала на время, а меня передёрнуло. — Был сильный-сильный скандал, полиция, прокуратура, меня допрашивали так часто, что я приходила домой только ночевать, но спать … спать я не могла. Потом приезжало даже телевидение, хотели взять интервью у женщины, чей муж оказался «главарём группировки скинхедов мечтающей о России для русских и устроившим бойню с мирными жителями», ну так они тогда представили эту историю. Я же похоронив сына, а потом и мужа, решила пойти за ними и вскрыла себе вены… — она загнула один рукав, на бледной белой коже были видны давние шрамы. — Спасли?! — задал я глупый вопрос. — Спасли. Соседка зашла проведать, у неё ключи были, ну и опомнилась я уже в нашей городской психбольнице. Там насмотрелась и на наркоманов и на то, ЧТО делают люди с людьми, во что они могут превратиться и там же встретила Сашу. Он помог, он действительно помог мне. И я не просто захотела жить, я захотела мести! И вот после этих слов в её глазах мелькнул огонь. — Я вышла из больницы и первым делом пошла туда, где покупал наркотики Миша. У местных наркоманов узнала, какая семья самая главная на районе, кто больше всех продаёт. Ходила по округе, прикидывалась бомжихой и пьяницей, и за тарелку супа нанялась к ним мести двор. И так несколько недель, пока ко мне не привыкли и не перестали обращать внимание, а потом ночью, я отравила собак крысиным ядом и подперев двери подожгла дом с разных концов. Когда вовсю горело, я услышала детские крики и стала пытаться разбить окно, но там уже полыхало, сама еле успела отбежать. Погибли четверо. Из них один ребёнок, мальчик пяти лет. Кудрявенький такой был по двору любил бегать. Вычислили меня быстро, но на суде сыграло то, что я была на лечение в психбольнице, мне дали шесть лет, и благодаря Саше я вышла по УДО, а он вскоре взял меня сюда на работу. По закону это не положено, но я уже говорила, у нашего главврача губернатор в друзьях и не только, да и у самого Глебова связи есть. Я ничего ему не обещала, и ничего не могла дать, а он вот просто взял и помог, поэтому я и не могу предать его! Понимаешь? — сейчас в её глазах стояла такая боль, что кажется я забыл про свои травмы. Переломы или растяжения заживут, кровь идти перестанет, шрамы зарубцуются, а что делать с тем, что на душе? Это ведь останется навсегда! Навсегда! — На зоне был настоящий ад, несмотря на то, что народ у нас довольно лояльно относится к тем, кто сам борется с наркоторговцами, мне не простили, что в том доме погиб цыганский мальчик. К тому же цыган у нас было много. Не знаю, как пережила эти годы. Зато сейчас у меня есть работа, какие-никакие деньги, и…и понимание, что психопат, садист и педофил — это тот самый мальчик, которого вы знали в школе. Она мгновенно занесла руку для удара, но не ударила, а сразу как-то сникла вся. — Я пыталась, правда пыталась принять то, ЧТО он делает. Его методы, но… но я не могу. Поэтому и помогаю тебе, ты единственный кто вызывает у меня хоть какие-то чувства. Как говорил Олег — «Нужно, что-то сделать»! Едва она вышла из палаты, я спрятал пузырёк под бинт на руке и попытался уснуть. В палату меня вернули через два дня, и всё это время ко мне заходила Полина Викторовна. В свой план я её не посвящал целиком — мало ли, но всё же старался заручиться её поддержкой. А остальное время мысли мои вертелись вокруг белобрысого «союзника». Я догадывался, куда док повёз Макса, и по ночам глядя на звёздное небо, просил неизвестно кого, чтобы пацан выжил и с ним не сделали того, через что прошёл я. В палате же все пацаны избегали смотреть на меня, так будто это был не я, а какой-то страшный чумной монстр. По большому счёту мне было на них посрать, но… но для моего плана нужна была массовость. И нужен был Кусачка. И удача мне улыбнулась! — Когда хочешь начать? — спросил он, прислонившись к дверному косяку в сортире. — Доктор уехал недавно, не знаю сколько у нас времени, но надо побыстрее! Ты узнал где там входы-выходы? — Не боись. Не один мешок с картохой перетаскал, с закрытыми глазами проведу. Главное — дверь! — Дверь — не проблема! — на самом деле я не на сто процентов был уверен в женщине, но… но других вариантов не было. Тем более этот косяк она может списать на кухонных работников. — Я не знаю дальше дороги — медленно произнёс он — за окнами всегда один снег, поле и ваще хуйня. — За полем небольшая река Биргильда *, а потом сразу лес. Не так далеко, метров триста. — Откуда знаешь? — Человек сказал. А делать будем завтра с днём, на обеде. На него больше времени дают. Вечером, когда нас под конвоем садиста-физрука повели на ужин я только и делал, что высматривал всё, что можно. Да, палился жутко, но в случае чего это можно было списать на то, что я впервые здесь. Нас на самом деле отвели в общий зал, по лестницам со второго этажа на первый, через десятки решётчатых дверей, мимо многочисленных палат и кабинетов и на моё счастье, часы приёмы пищи у взрослых «психов» и у нас совпадали. За ужин я толком не ел, не помню, что было на тарелке, просто механически что-то запихивал в рот и, не жуя, сразу же глотал. И всё смотрел и смотрел. Столовая была большая, наверное, человек на сто, но народу было меньше. Длинные столы на десять человек, я сразу сел с краю отдельно ото всех, большие окна с решетками, конечно же, и две двери центральная и опечатанная пожарная. Я насчитал вместе с «нашими» шестьдесят девять человек и всего восемь громил санитаров включая нашего Василия Петровича. Кстати, разделения по полу в столовой не было, женщины питались вместе с мужчинами. Окон из кухни было два, в одном выдавали поднос, во второй сдавали. На кухне, по словам Вити всегда были нужны помощники, и завтра он будет там. Нам нужно будет только увидеться, до начала обеда и потом… Потом! Бля, я ведь не знаю, как это всё воспримут остальные пациенты? А вдруг от этого кто-то реально в кому впадёт? Или вообще умрёт?! — Да? А чем ты раньше думал? — спросил тот самый пацан, который вечно советовал всё плохое — Рубикон пройден! Завтра или пан или… Хотя! Лучше бы остаться с доком! А?! — Ты совсем что ли? — гневно шиплю на него я. — А чё? — Он меня чуть не убил! Он меня насиловал, хрен знает сколько раз! Он меня продал, он меня… — Ой, да ладно! Ты с ним кончал так как со своим светловолосым красавчиком и не снилось! — пацан смотрел дерзко и улыбался — Тебе в кайф под ним было, и людей пиздить тебе понравилось! Завтра если кто-нибудь отъедет тебе будет всё равно! Признай уже — своя рубашка — ближе к телу! А с доком можно было договориться! Он многому может научить! — Нет! — я вскочил из-за стола, так что опрокинул пластиковый стакан с тёплой жижей именуемой чаем. Некоторые на меня покосились, но я тут же сел обратно. — Я с ним не буду договариваться! Я его… ненавижу! И лучше сдохну, но отсюда выберусь! И его я убь… — Как знаешь! Но не говори потом, что я тебя не предупреждал! — пацан в секунду пропал, а я вновь стал осматривать помещение. После ужина меня послали на перевязку, там вместо этой крашенной сидела Полина Викторовна. Сегодня руки её тряслись, и я учуял слабый запах алкоголя. — Глебов звонил мне, сегодня. Сказал, что… что у него большие проблемы и что это касается тебя. Я изумлённо уставился на неё. — Он зачем-то попросил твои фотографии, что мы сделали, когда тебя только привезли. Я отправила. Не знаю, это так на него не похоже! — Мне всё равно, вы достали то, что я просил. Она замолчала и потёрла глаза. — Да, но я ведь так и не знаю, что ты задумал. — Кто будет работать завтра на кухне? — перебил я. — Бутенко наверное. — Кто такой Бутенко? — Ну, ваш, Витя, парень с таким взглядом странным, его ещё Кусачки зовут. — Понял. Ключ?! И мне на ладонь лёг маленький кусочек металла. — Не знаю, что сказать, но… у меня нет выбора я всё равно сделаю это! А вы? Вы тоже можете уйти и… — Не надо ничего говорить, я должна была, что-то сделать. Спал я плохо, в тысячный раз постоянно прогоняя в голове свой далеко не безупречный план. Утром оказалось, что Полина Викторовна не пришла на работу. В душе тут же проснулся червячок сомнения, что она всё расскажет, но отступать было поздно. Витя на утреннем туалете еле слышно шепнул: — У меня всё готово. Я кивнул и пересыпал ему в ладонь часть таблеток. Осталось только подумать над одеждой, но тут была засада. Тёплых курток все сидящие тут не видели с того момента как попали сюда. Завхоз с этим мне тоже не смогла помочь, поэтому придётся идти прямо так, по снегу, на ветру, но… она сказала, что за полем река, она не широкая, а чуть дальше озеро и лес, а сразу за ними трасса и посёлок. И! И мы сможем! Я смогу! Триста метров — хуйня! На обеде я не ел, так ворочал ложкой и ждал. Если Кусачка сделал всё как надо, то с минуты на минуту должно подействовать. И вот, наконец, он показался из кухни, едва заметно махнув мне головой. Я тут же встаю, хватаю поднос и иду ко второму окошку. Там, на той стороне кухня, и сейчас прямо рядом с Кусачкой стоит большой котёл с чаем. Витя принимает мой поднос и начинает, что-то спрашивать у женщины в белом, а я судорожно выхватываю пузырёк с остатками таблеток и высыпаю его весь в котёл. Сажусь на место и начинаю считать про себя. Обычно нас уводят из столовой раньше всех остальных, потому как у нас нет таких кто отказывается от еды или швыряется ею, поэтому теперь надежда на Рыжика с которым говорил Витя. Я попросил его не обижать пацана, и тем более не бить его, но… Кусачка признавал только язык силы. Рыжик ел медленно, но к счастью его никто не подгонял. В душе ещё раз шевельнулось, что от этого будет только хуже, и… Чай в пластиковых стаканчиках на подносах стали вывозить из столовой. Люди постепенно стали его пить, я сжал ноющие пальцы в кулаки, готовясь к броску и отгоняя мысли, что таблетки могут не подействовать. Бамс! Тихий звук упавшего стаканчика я услышал сразу, хотя и не понял поначалу, кто его бросил. А затем сначала одна женщина, потом вторая, затем третья, после мужчина и ещё один и ещё, стали подниматься с мест и швырять остатки еды и посуду на пол или в сидевших рядом. Парочка санитаров тут же подбежала и попыталась утихомирить буйных, но куда там! На них сразу же налетели крепкие мужчины человек семь, и началась драка. На помощь санитарам бросились остальные и тут все буквально «сошли с ума». В воздух полетели лавки, посуда, подносы с едой больные стали переворачивать столы, все кричали. Не мешкая, я рванул на кухню, где меня уже поджидал Кусачка. — Быстрей, бля! — крикнул он из окна раздачи. Но мой манёвр не остался без внимания. Физрук видимо следил за мной. Я успел вскочить в окно, но он схватил меня за ногу и потащил назад. — Стой, сучёнок! — закричал он. Я задрыгал ногами, но сильные пальцы уже вцепились мне в щиколотку. Он вытянул меня назад, так что я свалился на пол и тут же пнул по рёбрам. Я прижал локти к животу и уже приготовился к тому, что сейчас ботинок прилетит мне в голову, но тут знакомый голос крикнул: — Не тро-онь е-е-го! Открываю глаза и вижу, как Рыжик прыгнул на мужика сзади, и стучит руками ему по голове. Садист отцепляет его от себя как репей и тут же швыряет на пол. Я быстро поднимаюсь и секунду туплю, не зная то ли помочь пацану, то ли бежать, но появляется Витёк. Он заносит чайник с открытой крышкой и мгновенно швыряет горячий чай в рожу этого урода. Страшный рёв, кажется, тонет в общем шуме и грохоте, некоторые больные, забыв про санитаров уже начинают ломать пожарную дверь, используя одну лавку как таран. Кто-то прыгает на упавших. Шум сработавшей сирены дополняет весь этот хаос. Мы с Кусачкой смотрим друг на друга и, не сговариваясь быстро бежим к кухне. Он вырывается вперёд, показывая дорогу, а я стараюсь не отставать, судорожно нащупывая ключ в кармане. Какие-то двери, поворот за поворотом, сильно пахнет жареной рыбой и чем-то кислым. Кровь стучит у меня в висках и вот перед нами дверь. Обычная такая, с надписью «ВЫХОД», Кусачка дёргает ручку, но она, конечно же, закрыта. Достаю ключ. Та открылась сразу, и свежий воздух словно остановил нас на пару секунд. Мы оба не могли пошевелиться, там, там за сетчатым забором была — свобода. Свобода!!! Мы замерли буквально на мгновение, и это была наша ошибка. Я вышел первый, а Витя не успел… Василий Петрович каким-то образом догнал нас. Пацан рванул дверь, но мужик успел схватиться за неё, и со всего размаху она врезалась Вите в ногу. — А-ааа! Су-ка! — закричал он и начал оседать на асфальт. Мужик вышел и впечатал кулак в лицо парня, а потом стал пинать по ноге. — Ах, ты мразота! Решил съебаться псих недоделанный?! Я тебе ща не то что бутылку, я те бревно в жопу засуну! Кожу сдеру живьём с тебя! И он пнул ногой так, что послышался хруст, и Витя заскулил. И тут мужик обернулся в мою сторону, и здоровый кулак прилетел мне в нос. Упал я сразу, удар, снова удар и не соображая, что делаю, но понимаю, что "нужно, что-то сделать!" хватаю сосульку что лежит тут на подтаявшем снегу и развернувшись резко всаживаю её прямо мужику в глаз. Давлю рукой так, что прямо вижу, как ледышка скрывается в голове мужчины, а тёплая кровь начинает сочиться мне на руку. А я всё не отпускаю и давлю и давлю, а где-то глубоко внутри за стенками сознания тот самый пацан улыбается и говорит «Так его! Ещё, ещё, ещё!» Сосулька полностью становится красной, и мои пальцы касаются брови изверга. Тишина нарушается только нашим тяжёлым сопением, но проходит это всё через долю секунды. Мужик воет и орёт матом, хватается за глаз и падает рядом, а я подскакиваю к пацану и, подхватив его под руки, тащу подальше. На наше счастье во дворе никого нет, только безумно ревёт сирена, как бы говоря, что мой план удался. Забор мы преодолели быстро, Витя не мог забраться на него, поэтому мы доковыляли до ворот, что были закрыты на замок. Пара ударов лопатой, что была прислонена к дверям здания и вот мы на воле. Дальше было сложнее ! Витя хромал очень сильно, поминутно матерясь на всех подряд, и мне пришлось тащить его на себе. Снег, который был уже мокрый и рыхлый быстро набился в ботинки, но я старался не думать об этом. Воспаление лёгких — фигня, лишь бы отсюда свалить! И вот мы доковыляли до реки, она выросла перед нами неожиданно, так что мы сначала даже не поняли, что это и тут… Звуки сигналов машин и крики. Около больницы уже толпились многочисленные фигуры и подъезжали какие-то машины, одна за другой. Не думая об этом, первым ступаю на лёд. Он трещит. Я иду медленно, стараясь даже не дышать, и тихо шепчу, чтобы кто-нибудь там наверху помог. Кусачка ковыляет сзади. До противоположного берега остаётся всего десяток шагов как треск становится громче. Оборачиваюсь назад, пацан испуганно смотрит на меня, и… Он уходит под воду за секунду, я даже не успеваю ничего понять. Просто смотрю, вот был пацан в пяти метрах от меня и нет его. Потом падаю на лёд, ползу к полынье и протягиваю руку, он ещё бьётся в ледяной воде, но я никак не могу его ухватить. Никак! — Руку! Дай руку! Он слабо хватается моих пальцев, но они мокрые и соскальзывают. — Держись! Хватайся! — кричу я. Но парень барахтается обдавая меня ледяными брызгами, но с каждой секундой всё слабее и слабее, а потом смотрит на меня, и сейчас я готов поклясться чем угодно, у него обычный взгляд. Нормального пацана, которому страшно не повезло в жизни, который толком не знал счастья, которого все забыли и бросили, который понял, что ... что это конец. — Ка, Катя, эта сестра моя! Я обещал ей, что научусь читать — шепчет он. Я снова не успеваю, парень отпускает мои руки и скрывается под водой. До леса оставалось совсем ничего. Я промок насквозь и курточка и футболка противно липли к телу добавляя холода, который казалось тысячью иголок впился в моё тело. Бежать сил уже не было и я просто шагал, механически переставлял ноги. Ещё не много, ещё чуть-чуть ! Ну же ! — Сто-ой! Сто-оой ! Окрик сзади казалось придал мне силы, обернувшись, я увидел две фигуры в тёплых бушлатах, что стремительно приближались. Я напрягся и поднажал, но куда мне было состязаться со взрослыми мужиками. Удара сзади я не расслышал. Очнулся я в снегу и грязи, чувствуя как они лезет мне в нос и рот. Пробую перевернуться, но не могу. На спину меня переворачивают чужие руки. Надо мной стояли Шумейко и Василий Петрович, а я лежал в какой-то яме. Страха не было, я только улыбнулся через силу не замечая разбитые губы. Санитар постоянно оглядывался и ёжился от ветра, а физрук прижимал повязку к глазу и сжимал в руках лопату. — Я говорил, что я тебя закопаю? И похуй мне на Глебыча! — Быстрей давай Петрович, там шухер такой начался! — Шумейко боялся, и крупные капли пота текли у него по лбу — Не дай Бог, начнут полную проверку. Там же вроде прокурорские приехали, из… из Москвы… — Заткнись! Хочу плюнуть им в рожу, но плевок повисает на губе. — Вы — конченые ничтожества! И нахуй никому не упали! Сгниёте на зоне, где вас будут драть каждый день! Справедливость, она, она — есть! Бум ! Лопата опустилась мне на голову, и сознание немного поплыло, но я продолжал сыпать проклятиями и не останавливался даже когда ко мне в яму полетели комья земли со снегом. Я рвал руки связанные за спиной, дрыгал ногами, но всё тщетно. Страх, дикий и животный вселился в моё тело стал дёргать его в стороны, мышцы уже вылезали из суставов пытаясь освободить конечности, сердце уже казалось рвало грудную клетку. Я не хотел умирать ! Но с подонками наверху было не договориться. — Чтоб вы сдохли-ии! — последнее что успел я сказать. В следующее мгновение земля полетела мне на лицо, попытался выплюнуть её, но тут новая порция глины и снега, перестаю видеть. Прежде чем нырнуть во тьму слышу несколько громких хлопков. Ну здравствуй смерть ещё раз !