***
В начале октября, скрепя сердце, Бен отправляется на своё первое в году общефакультетское собрание. В пятницу по окончанию занятий учителей старших и младших классов под стать стаду овец загоняют в столовую в нижнем крыле школы, словно ни одному из них больше нечем заняться в завершении долгого рабочего дня. Едва переступив порог помещения, Бен потрясенно замирает при виде вавилонского столпотворения в комнате; среди моря лиц он не замечает ни одного знакомого. До этого момента у него никогда не возникало веских причин посещать какие-либо собрания за пределами крыла, отведённого под старшие классы, но, видимо такова его незавидная доля. Придется смириться и с этим. Краем глаза Бен замечает стол, места за которым уже заняли По и Роуз; склонив друг к другу головы, те сердито перешептываются о… да хрен его знает, что, собственно, служит темой для их очередной перепалки. Более чем вероятно, снова спорят о том, какой язык заслуживает большего признания — древнегреческий или латинский. Лично Бен склоняется к латыни, хотя бы уже потому, что Дэмерон в большинстве случаев, следуя уже устоявшейся традиции, ведёт себя, как полный придурок, под стать порядком заезженной пластинке, с преувеличенным энтузиазмом доказывая, что именно древние греки приложили руку к изобретению демократии, театра, марафона… Для человека, у которого в жилах не течёт ни капли греческой крови, По уж слишком — до тошноты — гордится достижениями этой страны. В комнате определённо не наблюдается больше ни одного человека, рядом с которым Бен мог бы резонно и безболезненно занять место (между делом он задаётся вопросом, где сейчас находится Рей, но, само собой разумеется, только для того, чтобы случайно не столкнуться с ней), поэтому, помедлив, он всё-таки направляется к знакомой ему парочке, стягивая сумку с плеча и укладывая её на скамейку. Бен располагается по другую сторону стола от По и Роуз, разражаясь чередой приглушённых ругательств, когда в итоге его колени оказываются чуть ли не на уровне грудной клетки. Задавшись целью найти мало-мальски удобное положение, он предпринимает безуспешную попытку вытянуть затёкшие конечности под столом, однако, когда на практике оказывается, что любое поползновение сделать это обречено на провал, он принимается строить планы по возвращению назад во времени, чтобы собственноручно придушить Пиаже за то, что тот когда-то положил начало идиотской концепции, утверждающей, что дети — тоже люди, хотя бы уже за один только вклад в причинение физических увечий людям крупного телосложения, которые неизбежно влечёт за собой использование миниатюрной мебели. По внимательно наблюдает за тем, как Бен мается, пытаясь устроиться поудобнее, ни на секунду не прекращая самодовольно улыбаться. — Какая приятная неожиданность, только взгляните, кто решил почтить нас своим присутствием. Всё ещё переживаешь, что мама заставила тебя показаться на работе в субботу? Вот же срань! Бен мысленно зарекается больше никогда ничего не рассказывать По. — Роуз абсолютно права, когда утверждает, что именно римлянам удалось достичь высшей формы правления, — заявляет он в попытке сменить тему. Кажется, стратегия срабатывает. — Ни черта, блин, подобного, они!.. — Единственным действительно важным вкладом, когда-либо внесёнными греками в историю общественного развития, объективно может считаться разве что изобретение Олимпиады, до которой мне лично совершенно нет дела. Ни раньше. Ни сейчас. Ни в обозримом будущем. — Ты просто завидуешь, что тебе не суждено преподавать Гомера… Пожалуй, это его любимая часть: они настолько увлечены процессом препирания, что даже не позволяют друг другу закончить предложение. В общем и целом, По и Роуз отлично ладят между собой, будучи движущими силами языкового отдела благодаря несправедливому сочетанию привлекательной внешности и активно процветающего в застенках школы культа личности, но споры о мёртвых языках и их бесчисленных характеристиках — это то, к чему они возвращаются чаще, чем можно было бы расценить как здоровое поведение. Бен рад, что успел стать случайным зрителем очередного бесплатного представления. — Как бы там ни было, «Энеида» — вершина литературного мастерства. — Я тебя умоляю! Всё бы отдал, только, чтобы стать свидетелем того, как ты делаешь это громкое заявление перед классическим факультетом в любом престижном университете… Тебя мгновенно поднимут на смех. — О, По, здорово! Следующая реплика, как ни странно, исходит уже не от Роуз. Местный герой, «Легенда» — новый учитель начальных классов, подходит к столу и, усмехаясь, плюхается на скамейку рядом с По. — Привет, Роуз, как жизнь? Девушка лучезарно улыбается мистеру «Легенде», её взгляд при этом внезапно приобретает мечтательный блеск. — Потихонечку, — смущённо бормочет она в ответ. Бен закатывает глаза, уже не на шутку сожалея о том, что оказался за этой учительской версией детского стола. Если ему помимо всего прочего теперь ещё придется стать невольным свидетелем чьих-то амурных дел, ему точно не останется ничего иного, как закончить свою карьеру, грабя банки. — Финн! — Так его, значит, зовут. — Как раз задавался вопросом, куда ты подевался. — По кивает головой в направлении Бена, и глаза его в этот момент буквально искрятся от нескрываемого удовольствия. — Уже имел честь пересечься с Беном Соло? Спустя столько времени, он всё-таки решил удостоить нас своим присутствием на педсовете. Финн протягивает руку через стол, как по Бену — с чересчур многозначительной улыбкой на лице. — Эй, дружище, приятно познакомиться. — Взаимно — отвечает Бен, хмуря брови в лёгком замешательстве. — Финн, я верно расслышал? Тот лишь чуть отстранённо кивает в знак подтверждения; однако улыбка его становится значительно шире, когда взгляд парня неожиданно смещается, падая на что-то за плечом Бена. Кровь в его жилах застывает ещё до того, как мужчина перед ним успевает выкрикнуть: «Рей! Мы здесь». Бен ощущает её присутствие каждой клеточкой тела, даже прежде, чем видит. Кажется, она буквально излучает тепло — даже неосязаемое, невидимое глазу, — оно словно огненное пятно, адское пламя на фоне комнатной температуры окружающего его пространства. Бен поворачивает голову, чтобы взглянуть на неё, и, чёрт возьми, это и впрямь происходит. Рей присаживается на скамейку прямо напротив Финна. Рядом с Беном. Ну конечно. Как же иначе, По просто не мог не сесть на педсовете рядышком с «местным героем», а «местный герой» непременно должен был оказаться приятелем Рей. Бену в срочном порядке необходимо подыскать нового друга. Хотя, если уж на то пошло, По разве что с большой натяжкой подходит под это определение. По сути он не более чем ещё один редкий представитель мужского пола в традиционно женском коллективе, примерно того же возраста, что и сам Бен, и не являющийся Армитажем Хаксом. Рей улыбается, прежде чем поздороваться с Финном, По и Роуз. На Бена она даже не смотрит, словно его тут и вовсе нет. — Как думаете, на повестке дня что-то серьёзное? — уточняет девушка; ёе нос слегка морщится, пока она рассматривает лист бумаги в своей руке. — Да ладно! Неужто «Ледоколы»?! Это же четвертый-пятый по счёту в году педсовет. — Док всегда приберегает подобные разминки на потом, преднамеренно выждав около двух месяцев с начала учебного года, — поясняет По. — Таким образом, мы можем полностью сосредоточиться на приведении в порядок классных комнат и знакомстве с детьми. Ну, такой своеобразный школьный ритуал — в первые шесть недель. Бену кажется, что в ответ Роуз бросает какое-то замечание. А потом Финн произносит что-то ещё, в результате чего снова звучит голос По. А следом у стола возникает новый голос и новый человек — учительница по садоводству, которую, кажется, зовут Ханна или что-то в этом роде — занимающий место по другую сторону от Рей, тем самым вынуждая ту придвинуться ближе к Бену, который, в свою очередь, пытается безуспешно уложить в голове происходящее вокруг. Рядом с ним разворачивается полноценная беседа, в то время как температура его собственного тела неуклонно повышается, пока Бен не начинает ощущать себя словно закипающий в кастрюле омар, которому вот-вот по самую рукоятку засадят нож в голову, перед тем как разрезать горло, напоследок вспоров живот. В любом случае риск непроизвольного самовозгорания неумолимо возрастает с каждой проведённой здесь минутой. Спрашивается, за что ему всё это? Что такого ужасного должен он был натворить в прошлом, чтобы заслужить необходимость сидеть рядом с этой… этим неиссякаемым источником всех его бед? «Ну, ты и сам хорош», — подает голос мизерная часть его рассудка, но Бен сразу же отметает прочь эту абсурдную мысль. Он определённо не совершил ничего настолько ужасного, способного хотя бы частично оправдать вынужденность ещё одной болезненной, сводящей с ума конфронтации с Рей Джексон. По крайней мере, ему так кажется. Бен морщится, крепко сжимая челюсти. Всё, что от него сейчас требуется, это просто полностью игнорировать её, чем, собственно, он и собирается заняться. Наверное, даже лучше, что она сидит рядом с ним. Таким образом, ему не придётся видеть её лицо на противоположной стороне стола или беспокоиться о том, в какой части комнаты она находится в данный конкретный момент. Держи врагов близко, и всё такое… Придя к данному выводу, Бен ощущает небольшую долю облегчения касательно своего горестного положения во всём этом океане безысходности. На протяжении следующих десяти минут он делает всё возможное, чтобы полностью отключиться, намеренно заглушая изредка долетающий до его сознания шум разговора, позже используя ту же тактику по отношению к глухо звучащему на заднем фоне голосу своей матери, которая приступает к первым объявлениям и напоминаниям, прежде чем углубиться в суть непосредственной повестки дня: смахивающие на изощрённую пытку мероприятия, нацеленные на более тесное сплочение рабочего коллектива. Даже неподвижно сидя на месте с рассеянным взглядом и уставившись куда-то вглубь обеденного зала, он начинает замечать, что с каждой минутой чувствует себя всё более оглушённым, стремительно теряя ориентацию в пространстве и ощущая, как всё его тело подвергается какой-то странной сенсорной атаке. Краешком сознания Бен понимает, что источником данной перегрузки служит витающий в воздухе приторно-сладкий запах — что-то, грозящее пропитать его насквозь, задерживаясь на одежде, проникая в рот и оседая прямо на языке. Это сочетание преимущественно ванили и цитруса на мгновение побуждает Бена вернуться в тот момент, когда он собирал лимоны с дерева на заднем дворе, и одновременно напоминает о вкусе клементин при первом проникновении зубов в тонкую мембрану, надёжно удерживающую соки внутри, резкую вспышку кислящей сладости на языке, тошнотворно сладкий привкус белоснежной глазури, рассыпанной поверх приобретенных в магазине кексов… Только этот, витающий вокруг него аромат, кажется Бену… чуть менее резким. Пытаясь справиться с нарастающим головокружением, он вынужден признать, что тот, должно быть, исходит от Рей, как ни в чем ни бывало, сидящей сейчас рядом. Именно данное осознание приводит Бена в состояние полного бешенства. Неужели она не в курсе того, что, как минимум, неэтично носить духи во время преподавания в начальной школе? Боже, даже он понимает, что сильные запахи могут обескуражить маленьких детей, да и не только детей, не говоря уже о том, что он ненавидит тёплый запах ванили и свежего, едва надкусанного апельсина. Это чертовски смущает, сбивает с толку, отвлекает и… — Кажется, никуда нам друг от друга не деться, — раздраженно выплёвывает Рей. Бен моргает, внезапно замечая, что девушка смотрит прямо на него с застывшим на лице ожидающим выражением. Найдя убежище на другом конце стола, Финн и Роуз сейчас оживлённо болтают, в то время как По и, возможно, Ханна и вовсе переместились, обустроившись за столом по соседству, и теперь находятся в самом разгаре беседы, между делом сосредоточенно кивая друг другу. Продолжая рассеянно оглядываться по сторонам, Бен замечает, что все, кажется, успели поделиться на маленькие диады. Заметно хмуря лоб, Бен спешит прочистить горло. — Я… я… — Повторно запнувшись, он до боли сжимает мышцы челюсти, прежде чем рискнёт снова повториться, тем самым вконец опозорившись. Не сейчас, не перед ней; он шатко выдыхает, стараясь сосредоточиться на том, чтобы выстроить остальную часть предложения в уме. — Я отвлёкся, — наконец произносит он вслух, испытывая волну облегчения, когда слова, наконец, послушно выстраиваются в полноценное предложение. — Что именно от нас ожидается? Рей вздыхает, слетающий с её губ тяжёлый звук до краёв наполнен раздражением. Бен же прилагает все силы для того, чтобы не опустить взгляд, тем самым увидев, чем именно этот жест отдается в её груди. На самом деле он смотрит куда угодно, только не туда. Мимолётом Бен замечает, что на ней висячие серьги в форме наполовину очищенных бананов. Какое ребячество, думает он. Какая безвкусица. Какая невыносимая… прелесть. — Мы играем в «Две Правды, Одна Ложь», — раздражённо поясняет она. — Пока ты витал в облаках, народ успел разделиться на пары, так что соберись уже, вместо того, чтобы ловить ртом мух. — Господи, расслабься, — произносит Бен. Его предложение, однако, по-видимому, не принимается близко к сердцу; со сведёнными к переносице бровями, Рей сидит так прямо, будто проглотила кол, всем своим видом демонстрируя, что опасно близка к акту смертоубийства. — Поверь мне на слово — не стоит воспринимать эту фигню настолько серьёзно. Рей, видимо, ради их обоюдного блага, решает не удостаивать это замечание ответом. — В общем, правила игры заключаются в том, чтобы обменяться тремя утверждениями, одно из которых должно быть ложью… — Я в курсе. — Ну вот и отлично. — Рей продолжает смотреть на него, а Бен просто встречает её взгляд; какое-то время время никто из них не произносит ни слова. Это… не самое неприятное, что случалось с Беном в жизни. — Ты собираешься начинать или ждёшь, пока мы тут оба вконец состаримся? — огрызается она. Вот и приплыли. Здрасьте пожалуйста! — Хорошо, — бормочет он. — Значит, вот тебе две правды и ложь: меня зовут Бен, мне тридцать два, и я из Калифорнии. — Он останавливается, когда осознаёт совершённую им только что ошибку: — Подожди-ка, вот чёрт, каждое из них правдиво. — Да что же это за проклятие такое, в самом деле! — раздраженно бурчит Рей. — Ладно. Начну сама. — Я только за. — Бен терпеливо ждёт, пока Рей озвучит свои тезисы, однако она сейчас, кажется, пребывает в серьёзных раздумьях. Проходит несколько секунд. А затем ещё несколько. В итоге больше не в силах сдерживаться, Бен ворчит: — Так, для справки, ты планируешь подать голос в этом веке? Рей закатывает глаза. — Да умолкни ты уже, ради бога. — Кажется, придумал ложь… На дав договорить, Рей перебивает его на полуслове. — У меня нет второго имени, — начинает она, — я дважды ломала одну и ту же ногу, и я терпеть не могу… — Меня? — предлагает он, чуть ухмыляясь. — Это ещё одно правдивое утверждение, — тихо бормочет она, глядя на него, — а значит, по правилам я не могу его использовать. Туше! Что-то внутри Бена вздрагивает от странного дискомфорта. Ну и подумаешь, он тоже её ненавидит; они ненавидят друг друга, и вообще всё, что их связывает — настоящий, мать его, фонтан бьющей изо всех щелей ключом, нескончаемой ненависти. Ну, и к чёрту всё это, в принципе. — Что ж, теперь ты выдала свою ложь с потрохами, тем самым обрекая наш «ледокол» на провал. — Только потому, что ты меня перебил, — возмущается она. — Кроме того, что-то подсказывает мне, что на этом этапе нашего знакомства речь идёт не о «ледоколе», а о чёртовом ледниковом периоде. Бен решает оказать ей любезность, проигнориров последнюю реплику, вместо этого озвучив застрявший в его сознании вопрос: — У тебя нет второго имени? — Нет, — отрезает она. — Как так вышло? — Тебе то что с того? — Ничего, — говорит он, старательно пытаясь не выдать факт блефа, — мне абсолютно всё равно. Скрестив руки на груди, Рей не перестает хмуриться. — Потому, что моим родителям не было никакого дела до вторых имён. — Вполне логично. — Ему-то не знать. Его собственное второе имя представляет собой страшную тайну, которую Бен никогда не поведает ни одной живой душе. Одна из ладоней Рей сжимается в кулак, словно захлопнутая дверь. — Им вообще было не до чего. Собственно, даже до первого имени. Теперь приходит очередь Бена нахмуриться. Что это было… — У тебя же оно есть… Имя. — осторожно уточняет он. — Три буквы, — тише тихого произносит Рей, хотя голос её приобретает чуть более резкий тембр. Как ни странно, на этот раз её гнев, похоже, направлен не на него. — У них не нашлось для меня ничего, кроме трёх букв. Намереваясь извергнуть из себя что-то вполне конкретное, Бен уверенно открывает рот… Самое время воспользовавшись удобным случаем, указать девушке на её место, брякнув что-то ядовитое и грубое. Что-то пренебрежительное и жестокое. Потому что Рей не значит для него ровным счётом ничего, и тот факт, что она явно расстроена, не заставляет его заметно напрячься. Любые ее переживания ему до лампочки. Ему определённо, совершенно, решительно начхать. Голос его матери, по уровню громкости не уступающий, пожалуй, только мегафону, прерывает размышления Бена, заставляя вздрогнуть, прежде чем тот успевает сформулировать какой-либо ответ: выбитый из колеи, он внезапно чувствует себя как рыба, выброшенная на сушу. — Отлично, время подошло к концу. — Бен поворачивается, наблюдая за тем, как Лея жестом побуждает всех подняться. — Пора перегруппироваться. К тому моменту, когда мужчина переводит взгляд туда, где буквально несколько секунд назад в полуметре от него сидела Рей, Бен обнаруживает, что та уже успела испариться, присоединившись к сидящей несколькими столами дальше Кайдел, школьному бухгалтеру. Этот факт вызывает в Бене… странное разочарование. Но только потому, что теперь ему придется подняться и отправиться на поиски кого-то ещё для продолжения очередного идиотского спектакля. И это, заверяет себя Бен, единственная рациональная причина для временного сбоя в его системе ценностей. Пытаясь найти потенциального партнёра, который не вызовет в нём непреодолимого желания крушить и уничтожать, Бен оглядывается вокруг, но, так и не обнаружив ни одного даже отдалённо подходящего кандидата, удрученно направляется к столику с Маз.***
Утро понедельника начинается для Бена с ознакомления с содержимым его электронного ящика. ОТВЕТ НА: ПЕРЕЧЕНЬ МАТЕРИАЛОВ Не сводя взгляда с экрана своего компьютера, мужчина хмурится, на протяжении нескольких мгновений продолжая ломать голову над возможным содержанием сообщения. Разгадка следует сразу же после того, как открыв письмо, Бен обнаруживает вверху сообщения маленький кружок с фотографией Рей, в результате вспомнив, что сразу же после их «знакомства» выслал список своих рекомендаций в электронном письме, содержание которого он помнил наизусть до сих пор, и на которое она так и не удосужилась ответить, более чем вероятно потому, что собственное высокомерие не позволило ей признать необходимость помощи. И вот спустя месяц, он вынужден возвращаться к событиям того злополучного дня. А всё потому, что Рей, черт её дери, продолжает вести себя как инфантильное, мстительное дитя. (Бен отказывается воспринимать их первое… взаимодействие в качестве знакомства — даже в своей собственной голове, потому как неотъемлемой составляющей любого знакомства является получение удовольствия, пусть даже туманного; он же до сих пор не наслаждался ни одним моментом, проведённым в её компании. Ни единым). Сообщение состоит из одного единственного предложения и не содержит ни одного восклицательного знака. Бен не раз видел ответы Рей в групповой рассылке сотрудников и знает, что ни один из них не обходится, без как минимум, трёх восклицательных знаков. Не то чтобы он вёл подсчёт. Спасибо за рекомендации. Рей Джексон Возможно, Бен и проводит несколько лишних секунд за разглядыванием аватарки, на которой изображена улыбающаяся во все тридцать два зуба Рей… демонстрирующая свои ямочки на щеках. Но это только потому, убеждает он себя, что у неё до неприличия искренняя улыбка, заставляющая всё лицо озаряться счастьем. Это выражение никогда не появлялось на её лице в его присутствии. И никогда не появится, в этом Бен не сомневается ни на секунду. Эта мысль отчего-то не приносит ему должного удовлетворения… Спустя пару мгновений Бен заставляет себя закрыть сообщение и, после недолгого размышления, удаляет его из своего почтового ящика.