(wont you let me) walk you home from school

Неоднократные попытки его матери поставить Бена перед фактом жгучей необходимости прибытия домой не позднее четырёх часов дня, очевидно так и не возымев должного эффекта, приводят лишь к тому, что он умышленно объявляется у родного порога только без четверти пять. Уже вплотную подъехавший к хорошо знакомому ему с самого детства пейзажу мужчина нарочито грубо вдавливает в пол педаль тормоза, вынуждая машину едва не уткнуться носом в грунтовую обочину, стоит тому обнаружить, что Рей на пару с Финном, должно быть, не только приняли приглашение Леи на праздничный семейный обед, но в итоге опередили его. Прежде всего этот неутешительный вывод напрашивается сам собой при виде принадлежащей девушке старенькой развалюхи, бережно припаркованной на подъездной дорожке прямо за видавшим виды «Соколом» его отца, не говоря уже о том, что представшая перед взором Бена прямо-таки идиллическая картина окончательно рассеивает остатки наивных, до этого момента всё ещё теплящихся в его подсознании иллюзий касательно полной безвыходности собственного плачевного положения. Горделиво возвышаясь над со своей ржавой консервной банкой, Хан с возбуждённым блеском в округлённых глазах то и дело оживлённо жестикулирует, попутно периодически закидывая за голову руки, в то время как, согласно личному опыту Бена, буквально каждая деталь его красноречивой мимики и выразительного языка тела может безошибочно свидетельствовать только об одном; в этот самый момент его отец с нескрываемым энтузиазмом впаривает Рей какую-то нелепую историю, по всей видимости, представляющую собой одну из его бесчисленных, частично вымышленных баек о бурном прошлом, которым Хан несомненно гордится и по сей день, раз даже по истечению стольких лет считает необходимым трубить о своих сомнительных приключениях буквально на каждом углу. Не исключено, что и на этот раз речь идёт о том, как ему заодно с Чубаккой когда-то удалось успешно скрыться от преследования полицейской патрульной машины при помощи опрометчиво наречённого «Соколом», абсолютно бесполезного ведра с болтами; Бену ли не знать, что Хан никогда не упускал случая покрасоваться перед развесившими уши, благодарными зрителями. До побелевших костяшек вцепившись в руль, мужчина на мгновение зажмуривается, прежде чем сделать глубокий, призванный успокоить его раскалённые добела нервы вдох. Ещё и минуты не успело пройти с момента его прибытия, а Бен уже искренне сожалеет о том, что вместо того, чтобы, предусмотрительно прислушавшись к своей интуиции, внять доводам рассудка, он по какой-то необъяснимой причине позволил вовлечь себя в эту нелепую авантюру. А ведь всего пару лет назад, живя в городе и работая в юридической сфере, он на какое-то время полностью прекратил навещать родителей, не считая нужным даже изредка появляться дома — однако, так уж сложилось, что с тех пор уровень его эгоизма самым прискорбным образом значительно поубавился. В конечном итоге Бен проводит в машине ещё несколько напряжённых секунд, молясь лишь о том, чтобы пережить сегодняшний день, каким-то чудом не учинив в процессе массовую резню, перед тем, как следом с тяжким вздохом распахнуть дверцу машины. — Итак, как я уже говорил… — несмотря на приличное, разделяющее их расстояние, до ушей Бена мгновенно доносится громкий, привычно грубоватый голос отца — … я и Чуи с маленьким Беном, пристёгнутым ремнём безопасности на заднем сиденье, на всех парах уматываем от четырёх полицейских машин, в то время как мой багажник под завязку забит… — Папа! — сердито рявкает он, досадливо морщась при виде царящей на лице Рей ослепительной улыбки, которая сейчас смотрит на Хана с нескрываемым восхищением. Быстрым шагом пересекая двор, Бен направляется прямо к ним, ни на секунду не прекращая сверлить своего отца укоризненным взглядом, когда, наконец, недовольно бурчит: — Я, конечно, подозреваю, что срок давности в отношении большей части твоих преступных деяний уже истёк, но это ещё не повод направо и налево хвастаться своими криминальными наклонностями. — Ничего подобного, я с удовольствием послушаю, — спешит возразить Рей, скрещивая на груди руки, и Бен просто не может удержаться от того, чтобы, наконец, по-настоящему взглянуть на неё, тотчас задерживая внимание на тонком чёрном свитере и тёмных и плотно облегающих ноги девушки леггинсах. Сегодня на ней не наблюдается никаких дурацких украшений, а волосы собраны на макушке в нечто, напоминающее искусно сконструированное птичье гнездо. Сглотнув, Бен снова заставляет себя торопливо перевести взгляд на отца — в целях собственной безопасности — попутно всё-таки успевая поймать себя на шальной мысли, что чёрное Рей очень к лицу. — Как бы там ни было, он вечно умудряется переврать все детали, намеренно извращая факты в свою пользу, — продолжает Бен, надеясь, что слова прозвучат достаточно холодно, пренебрежительно и грубо. — Учитывая, что речь шла всего лишь об одном патрульном автомобиле. — Говорю тебе, их было как минимум, четыре, — протестует Хан. На фоне откровенного искажения действительности, уже и без того хмурое выражение лица Бена становится всё мрачней. — Вопиющая ложь. — Итак, — вклинивается в разговор Рей, которая слегка запрокинув голову назад, получает возможность окинуть его полным нескрываемого упрёка взглядом, словно тот непутёвый прогульщик, которого только что застали на месте преступления. — Похоже, ты всё-таки соизволил почтить нас своим присутствием. Оглянувшись на неё, Бен скептически вскидывает брови, в итоге всё же решая подыграть девушке. — Как видишь — явился, не запылился, собственной персоной. — Разумеется, снова безбожно опоздал. Хотя это-то как раз не удивляет, принимая во внимание твою богатую предысторию. — Ну, не стоит так преувеличивать мои весьма скромные заслуги на этом поприще. Более того, у меня начинает складываться стойкое впечатление, что именно тебе, Джексон, из раза в раз удаётся пробуждать во мне самые что ни на есть низменные инстинкты. Демонстративно приложив ладонь к сердцу, Бен с насмешливой улыбкой наблюдает за тем, как изящные пальцы Рей немедля впиваются в изгиб её локтей, так и порываясь сжаться в симпатичные маленькие кулачки, точно готовясь к финальному броску. Не то чтобы её затее было бы суждено увенчаться хотя бы относительным успехом; взяв в расчет до смешного миниатюрный размер рук девушки, любая предпринятая ей попытка нападения, более чем вероятно, походила бы на атаку разгневанного кролика. — Чудеса да и только, при том, что с моей стороны для этого не требуется совершенно никаких усилий, — выплёвывает Рей с явными, скользящими в голосе стальным нотками гнева, уже не в первый раз заставляя Бена задаться вопросом, как же всё-таки глубоко должна презирать его девушка, чтобы и глазом не моргнув, не постесняется выплеснуть очередную порцию неприязни прямо перед его собственным отцом. — Вошедшее в привычку пренебрежение пунктуальностью — характерный признак безответственности, не говоря уже о наглядной демонстрации откровенно наплевательского отношения к планам других. Заставлять людей ждать без веской на то причины, по меньшей мере, неуважительно. Чуть склонив голову, Бен какое-то время внимательно всматривается в лицо Рей. — Ты бы поверила, если бы я сказал, что просто-напросто застрял в пробке? — Ещё чего! — Хорошо. Что, если я задержался по независящим от меня обстоятельствам? Скажем, из-за неблагоприятных погодных условий? На мгновение задумавшись, Рей, кажется, всерьёз переваривает смысл брошенных им в шутку слов. — Ты действительно походишь на человека, для которого любой контакт с солнечным светом грозит необратимыми последствиями. — Солнце — это ещё не самое страшное, а вот «Райские птицы» никогда не вызывали во мне ничего, кроме глубокого отвращения. Слегка нахмурившись, Рей принимается в замешательстве оглядываться по сторонам, будто упустила из виду какую-то важную деталь. — Не вижу поблизости никаких птиц. Бену в последнюю секунду удаётся сдержать рвущийся наружу громкий смешок, только чтобы вовремя замаскировать тот под сопровождаемую шумным выдохом снисходительную ухмылку, застывающую на его приоткрытых губах. Поспешно вскинув ладонь, мужчина указывает прямо за спину девушки, вынуждая ту повернуться, в то время, как её растерянный взгляд отслеживает траекторию движения его пальца. — Да нет же, я… вон о тех цветах у окна — «Райских птицах». Щёки Рей мгновенно покрываются чуть заметным румянцем, выдающим тот факт, что его замечанию удалось застать её врасплох. — Надо же. — Добро пожаловать в Калифорнию. Тонкости здешней жизни — не более чем набор избитых клише. Без лимонного и апельсинового деревьев кстати тоже не обошлось. — Твоя мать уже успела провести краткую экскурсию по саду, — внезапно добавляет Хан, заставляя Бена вздрогнуть от неожиданности, пока его глаза неохотно возвращаются к источнику хорошо знакомого голоса; каким-то образом он умудрился за считанные секунды совершенно позабыть о присутствии собственного отца — о том, что они с Рей не одни, стоящие друг напротив друга на ведущей к дому его детства гравийной дорожке, окруженные ароматом вечнозелёных цитрусовых растений, свежескошенной травы и «райских птиц». — Финна, конечно, подобным не удивишь, — воодушевлённо продолжает мужчина, — зато глядя на Рей, могло показаться, что её глаза от изумления вот-вот вылезут из орбит. — Фруктовые деревья — чрезвычайно редкое явление в тех местах, откуда я родом, — тихо поясняет девушка, снова обращаясь к Хану и полностью игнорируя Бена. — Если честно, это последнее, что ожидаешь обнаружить прямо посреди чьего-то заднего двора. Бен лишь ошарашенно моргает, странным образом чувствуя себя выведенным из равновесия одной единственной, короткой репликой. — Ясно. Внезапно воцарившаяся в прогретом воздухе тишина, кажется, накаляет в теле мужчины каждый нерв, позволяя расслышать приглушённые крики детей, играющих на лужайке перед соседским домом. — Рей, милая, — как бы невзначай произносит Хан, тем самым разрушая наполненный причудливым напряжением момент, — будь добра, освежи-ка мою память? Сколько тебе лет? На этих словах слегка ухмыляющийся Хан переводит многозначительный взгляд на лицо Бена, а тот чувствует, как волны страха и раздражения в одночасье сливаются во что-то взрывоопасное в самом центре его живота. Тридцать три. Двадцать три. Естественно. Конечно же, вот к чему клонит его отец. Рей однако, по-прежнему пребывая в приятном неведении об истинной подоплёке разыгравшихся прямо вокруг неё событий, только растерянно улыбается, отвечая без задней мысли: — Двадцать три. Ничем не примечательная ухмылка Хана буквально на глазах превращается в откровенную усмешку, вызывая в Бене яростное желание с размаху заехать по чему-нибудь кулаком. В идеальном случае, по самодовольному лицу его же отца. — Хм. Ясненько. Любопытный момент. Словно по команде, глаза Рей внезапно сужаются, а растерянный взгляд принимается метаться между Беном и Ханом, поочерёдно задерживаясь на лицах мужчин, что, в свою очередь, служит тревожным сигналом, указывающим на зарождающиеся в её голове нехорошие догадки в отношении происходящего. Бену же остаётся только надеяться на то, что она ещё недостаточно хорошо осведомлена обо всех особенностях царящих в его семье непростых взаимоотношений, чтобы понять, чем именно вызваны её небеспочвенные подозрения. — Ну, я, наверное… — начинает девушка, резко замолкая, только, чтобы следом решительно кивнуть, видимо, в попытке обстоятельно продумать каждое своё дальнейшее слово и действие. — Пойду, проверю, где там Финн. В общем… Да… увидимся внутри. Хан кивает, ласково улыбаясь вслед практически сбегающей по направлению к дому девушке. Бен в свою очередь заворожённо наблюдает за тем, как та стремительно отдаляется, одновременно напоминая себе о том, что совершенно неуместно пялиться на задницу ни о чём не догадывающегося, впопыхах вскакивающего на крыльцо человека, в особенности, когда его собственный отец стоит от него буквально в двух шагах. Прочистив горло Бен, поворачивается к Хану, принимаясь разминать затёкшую от напряжения шею. — Когда… — запнувшись, горестно вздыхает он, — Люк планирует здесь появиться? Прежде чем ответить, отец пристально вглядывается в его лицо. — Обещал подъехать к обеду, около шести. — Повременив, Хан спешит добавить в качестве запоздалой мысли: — Кстати, на этот раз без обещанного сопровождения, в случае, если ты переживал по этому поводу. Изо рта Бена вырывается надменный смешок. — Своднические поползновения Люка — это последнее, что меня волнует. Голос Хана звучит чересчур беззаботно, когда тот бормочет: — Похоже, его услуги в любом случае больше не понадобятся, а, малец? Вскинув глаза к голубому безоблачному небу, Бен глубоко вздыхает, нервно зажимая меж пальцев переносицу. — Пап. Я прекрасно знаю, о чём ты сейчас думаешь, и поэтому по-человечески тебя прошу… Просто… пожалуйста, даже не начинай. Беспечно пожимая плечами, Хан выставляет перед собой открытые ладони, всем своим видом сейчас изображая оскорбленную невинность. Вот же мерзавец. — Понятия не имею, о чём ты. Что я, собственно, такого сказал? — Сколько раз можно повторять: я совершенно не заинтересован в построении отношений с кем бы то ни было, — пытаясь не повышать голос, наконец, выдавливает из себя Бен. — Ну да. Как скажешь. В принципе именно такое впечатление у меня и сложилось. — Так или иначе, кто-кто, а она меня в этом плане ни капли не привлекает, — продолжает он, надеясь, что в ушах его отца пропитанные странной горечью слова прозвучат более убедительно, чем в собственной голове. В ответ Хан лишь снова ухмыляется. Надменный гадёныш. — Ну, это-то очевидно, принимая во внимание, что у тебя буквально на лице написано, насколько она тебе безразлична, — продолжает подначивать он нарочито безучастным тоном. Израсходовав последние капли терпения, Бен резко роняет руку, чтобы уже беспрепятственно пригвоздить Хана к месту предупреждающим взглядом. — Папа. — Хорошо, хорошо. Ни слова больше. Примиряюще похлопав Бена по плечу, Хан притягивает сына ближе к себе, прежде чем ласково встряхнуть — в точности так же, как делал это много лет тому назад, когда Бен был ещё совсем ребёнком; задолго до того, как тот внезапно перерос своих родителей, а, вместе с тем, и тягу ко всяческим проявлениям привязанности, подразумевающим как объятия, так и прикосновения в целом. — Пойдём-ка подобру-поздорову внутрь, пока твоя мать самолично не отправилась на наши поиски. Кажется, я и так достаточно долго безнаказанно играл с огнём, увиливая от своих прямых обязанностей.

***

Чего, в принципе, и следовало ожидать, его родители, конечно же, не могут не настоять на том, чтобы целиком посвятить себя дорогим гостям, решив собственноручно провести ознакомительную экскурсию по дому, к которой Бен, взвесив все за и против, неохотно присоединяется в основном только для того, чтобы послужить единственным барьером — при необходимости, физическим — между собравшейся группой и входом в его детскую спальню. Стоящие рядышком Финн и Рей в свою очередь представляют собой образец идеальных зрителей для очередного, затеянного его родителями праздника хвастовства, заключающегося по большей части в проводимом с агрессивным энтузиазмом, подробном описании как многочисленного содержимого комнат, так и значимости тех в семейном контексте. Один только факт того, что большинство историй так или иначе связано с его детством, кажется Бену крайне несправедливым, однако к счастью, ни одна из них на первый взгляд не содержит чересчур унизительных подробностей. По большей части, речь идёт о том, как будучи совсем ещё мальчишкой, он, заходясь от смеха, обожал лихо скатываться по перилам лестницы, тем самым доводя свою мать до сердечного приступа, в то время как Лея, не прекращая отчитывать его, умоляла быть поосторожнее. О том, как Бен, вместо того, чтобы под стать сверстникам постоянно зависать с друзьями, предпочитал проводить все дни напролет наедине с мячом и обручем, чуть ли не до наступления темноты играя в баскетбол на заднем крыльце, а также о том, как запершись в своей комнате, он часами, чуть ли ни до потери сознания, занимался каллиграфией (пожалуй, этот момент немного смущает Бена, поскольку Финн принимается громко хохотать, как только Лея с бухты-барахты приступает к пересказу любовного стихотворения, написанного им для Дженни Л. в пятом классе; Рей однако почему-то не смеётся — вместо этого на протяжении, кажется, нескончаемого монолога его матери на губах девушки продолжает играть лёгкая, загадочная улыбка). Строго говоря, их дом не представляет из себя ничего особенного — по общепринятым меркам он всего-навсего достаточно велик, чтобы с комфортом разместить ничем непримечательную, состоящую из трёх человек семью, — однако при виде выражения лица заворожённо оглядывающейся по сторонам Рей, создается впечатление, словно увиденное кажется ей верхом роскоши. И, да, Бен всегда понимал, что был рождён с серебряной ложкой во рту; он не настолько глух и слеп, чтобы исходить из того, что каждый может позволить себе частный, приличных размеров дом недалеко от центра Лос-Анджелеса на пару со всеми дорогостоящими вещами, которыми со временем заполнили жилое пространство мать с отцом. Однако поскольку, фактически, финансовое состояние семьи не является ни его заслугой, ни заслугой его матери — как впрочем, более чем вероятно, даже матери его матери — Бен никогда не видел повода гордиться или хвастаться окружающим его материальным достатком, будучи склонным принимать тот как должное. И всё же, наблюдая за искренним, застывшим на лице Рей изумлением, с благоговейным трепетом прогуливающейся сейчас по каждой комнате, мужчина, пожалуй, впервые в своей жизни ощущает острый укол стыда за собственную недалёкость; за то, что, привыкнув к роскоши, в какой-то момент и вовсе перестал придавать той значение, воспринимая многочисленные привилегии в качестве естественного следствия закона первородства — как нечто полагающееся ему по праву рождения — в результате совершенно позабыв о том, что, по сути, всё когда-либо принадлежащее ему, Бену, — не более чем полученный им по счастливому стечению обстоятельств, вполне вероятно, незаслуженный подарок судьбы. Как бы там ни было, когда у него появятся дети, Бен сделает всё возможное, чтобы те по мере взросления чувствовали себя максимально комфортно, непременно позаботившись о том, чтобы их с самого первого дня сопровождала и окружала уверенность в собственной безопасности; он, как минимум, постарается подарить им надёжное убежище и защиту от любой потенциальной опасности, которыми с самого момента рождения посчастливилось наслаждаться ему самому. Одно мужчина знает наверняка: он в лепёшку разобьётся, чтобы только укоренить в их сознании несокрушимую веру в то, что, что бы не случилось, по крайне мере об их базовых нуждах позаботятся всегда. Замерев на месте, Бен несколько раз подряд резко мотает головой, в то время как его мать на заднем плане продолжает что-то бубнить о расположенных в верхнем коридоре витражах, вдохновлённых не абы кем, а отцом органической архитектуры — самим Фрэнком Ллойдом Райтом. Минуточку. Когда у него появятся дети? — Ты в порядке? — тихо спрашивает Рей, тем самым прерывая спонтанный, причудливый ход его мыслей. Поджав губы, Бен чуть заметно кивает, прежде чем напряжённо свести брови к переносице. — Да, — бормочет он. — Просто голова разболелась. Пожав плечами, девушка снова обращает своё безраздельное внимание к его родителям, и Бен, как ни старается, не может избавиться от подспудного чувства вины, неотступно преследующего его вплоть до самого конца осмотра помещения. Что, мать твою, за чертовщина с ним происходит?! После того, как его родителям, похоже, удаётся, наконец, утомить как своих гостей, так и самих себя нескончаемыми историями о семейных передрягах и реликвиях, львиная доля присутствующих перемещается на кухню, где Финн тотчас вступает с Ханом и Леей в какую-то оживлённую дискуссию, пока те неспешно занимаются сервировкой, накрывая стол на шесть человек. Бен же, который совершенно не заинтересован в том, чтобы выслушивать, как его родители чуть ли не захлёбываются от восторга при упоминании Финном статьи в «Таймс», полностью посвящённой его персоне, молча покидает комнату, перекочёвывая в гостиную с бокалом вина в руке, только чтобы избежать необходимости принятия участия в шумной, не значащей для него ровным счётом ничего беседе. Именно там он и натыкается на задумчиво бродящую по комнате Рей, по всей видимости, продолжающую уже в полном одиночестве внимательно исследовать её содержимое, и, как вскоре выясняется, слишком увлечённую своими находками, чтобы заметить его появление сквозь смежную с кухней дверь. Возможно оттого, что в данный момент каждая крупица её внимания сосредоточена на процессе пристального изучения увешанных семейными фотографиями стен (Бен не может не съёжиться при виде завладевшего её лицом выражения чистого восторга, пока Рей проводит пару долгих секунд, разглядывая запечатлевшее его ещё подростком в старшей школе изображение — то, на котором Бен представляет собой до безобразия неловкое, долговязое, даже более несуразное, чем сейчас создание). Спустя несколько потраченных на молчаливое созерцание мгновений, Рей отходит от стены, в то время, как пальцы девушки неторопливо скользят по поверхности мебели, прежде чем потянуться к ближайшей книжной полке, чтобы наугад выбрать первую попавшуюся на глаза книгу. Достав потрёпанный экземпляр «Эпохи невинности», по-прежнему не замечающая его тихого присутствия Рей, принимается зачарованно пролистывать пожелтевшие страницы, однако буквально подпрыгивает от неожиданности, когда Бен, предварительно прочистив горло, наконец, осторожно переступает через порог гостиной. Заметив на его лице лёгкую ухмылку, девушка, кажется, позволяет себе слегка расслабиться, но, стоит ему сделать несколько шагов в её направлении, как Рей демонстративно расправляет плечи, настороженно наблюдая за тем, как тот подойдя достаточно близко, забирает из её рук книгу, прежде чем устремить взгляд на ветхую обложку, в процессе во чтобы то ни стало стараясь избежать соприкосновения её пальцев со своими. — Ты поклонница Эдит Уортон? — уточняет он, перелистывая страницы так деликатно, как только может своими огромными, неуклюжими лапами, но так и не получив ответа, вопросительно оглядывается на Рей, тут же замечая, что та чем-то отвлечена, в то время как взгляд девушки прикован к его застывшим между страницами книги пальцам. Выждав ещё мгновение, Бен снова подталкивает: — Джексон. При звуке собственного имени, Рей вздрагивает, прежде чем резко захлопнуть рот, позволяя глазам взлететь к его лицу. В её голосе не прослеживается ничего, кроме осторожной небрежности, когда пожав плечами, она, наконец, произносит: — К сожалению, не могу ответить на этот вопрос, только уже потому что не знакома с её творчеством. — А следовало бы, — тихо произносит он, заставляя Рей раздражённо закатить глаза. Рот девушки приоткрывается, указывая на то, что она вот-вот собирается отчитать его, возможно, резонно поинтересовавшись, не слишком ли много тот о себе возомнил, однако Бен лишает её этой возможности, заговаривая первым. — Хотя, если подумать, вряд ли книга придётся тебе по душе, учитывая, что она не имеет ничего общего ни с одним из горячо обожаемых тобой диснеевских фильмов, да и счастливым концом тут даже не пахнет. — После минутного размышления Бен спешит добавить с откровенной усмешкой на губах: — Так что, более чем вероятно, тебя всё равно не устроит её содержимое. Рей — маленькая упрямая задавака — конечно же, мгновенно заглатывает наживку, в итоге, сама того не зная, попадаясь в расставленные Беном сети. — А тебе она нравится? Силясь побороть просящуюся наружу улыбку, мужчина так до конца и не уверен, удаётся ли ему одержать над собой верх. — Да. Расправив плечи, Рей с вызовом поднимает голову. — Печальный конец — не причина игнорировать предшествующие ему события, отрицая их значимость. А ну-ка, дай сюда… — с лёгкостью выхватив книгу прямо из его рук, прежде чем Бен успевает моргнуть, Рей открывает ту на первой странице, принимаясь задумчиво бегать глазами по строчкам вступления. — Ух ты, — слегка вскинув бровь, бормочет она спустя пару секунд, — пока что создаётся впечатление, будто этот парень из Ньюленда — отменный мудила. С трудом подавив желание рассмеяться вслух, Бен довольствуется тем, что страдальчески закатывает глаза. — В этом и заключается суть персонажа. — В том, чтобы будучи богатым, напыщенным адвокатом, проводить всю свою жизнь, бездельничая, периодически наведываясь в оперу от праздной скуки? Издевательски фыркнув, девушка ухмыляется, продолжая листать страницы. — Неудивительно, что она тебе приглянулась. — Дело не в этом, — горячо возражает Бен. — Во всяком случае, то, что лежит на поверхности не всегда отражает потаённую глубину. — Даже так? — Резко захлопнув книгу, Рей немедля протягивает ту мужчине. — В таком случае, будь так любезен, просвети меня. — Речь идёт о… человеке, загнанном в ловушку, даже если та не более чем результат собственных необдуманных, возможно, где-то недостойных поступков. И несмотря на то, что в ходе повествования и развития сюжетной линии достаточно чётко прослеживается тема тщеславия и классовой дискриминации, в первую и последнюю очередь этот роман всё-таки… — колеблясь несколько мгновений, Бен всё же встречается с Рей загнанным взглядом, прежде чем в спешке перевести тот на книжную полку, и следом, пожав плечами, едва различимо пробормотать: — … о любви. Переключив внимание на содержимое стеллажа в поисках специально отведённого для книги места, Бен просовывает два пальца промеж стареньких томиков «По эту сторону рая» и «Когда я умирала», и аккуратно раздвинув те, создаёт достаточно широкое отверстие, чтобы вернуть «Эпоху невинности» в её изначальную позицию. Покончив с этой задачей, он снова поднимает глаза на стоящую рядом Рей, не без удивления подмечая, что полные розовые губы девушки слегка приоткрыты, а взгляд странным образом вновь устремлён прямо на его ладонь. — Кроме того, — добавляет Бен. — Эдит Уортон стала первой женщиной, получившей Пулитцеровскую премию. На этих словах Рей поспешно прочищает горло, однако, когда девушка снова подаёт голос, тот пронизан лёгкой хрипотцой, что, само по себе, довольно странно, принимая в расчёт ни к чему не обязывающую, довольно отвлечённую тему разговора. Если на то пошло, все события сегодняшнего дня кажутся Бену чуть ли не парадоксальными, при том, что самое страшное — совместный обед — ему ещё только предстоит пережить. — Может, на досуге ознакомлюсь — задумчиво произносит она. — Внесу свою лепту в поддержку феминистского движения. — Ну да. Не дай Бог тебе сделать что-нибудь, руководствуясь исключительно моей рекомендацией. На лице Рей молниеносно расцветает торжествующая улыбка. — Именно. В одночасье воцарившаяся в комнате ватная тишина, кажется, за считанные секунды окутывает их с головы до пят, погружая в своего рода прострацию, и Бену внезапно до безумия, до одури, хочется узнать, о чем именно думает девушка в этот самый момент. Играющий на её щеках румянец устремляется к нежному островку кожи на шее, несколько непослушных, выбившихся из общей композиции прядок на макушке успели превратиться в игривые завитки, и Бен борется с абсурдным желанием потянуть за один из локонов, точно за выглядывающую из клубка нить, — проверить, удастся ли ему распутать причудливый, бережно сотканный девушкой замысловатый узор причёски. А всё потому, что тому ни с того ни с сего, до дрожи в коленях, хочется знать, как Рей выглядит в тот момент, когда распущенные волосы беспорядочными волнами ниспадают на её плечи… Конечно же, без особой на то причины — так, из чистого любопытства. Смущённый собственным ходом мысли, Бен принимается раскачиваться взад-вперёд, внезапно чувствуя себя абсолютно потерянным — словно незнающий куда себя деть растерянный подросток, беспомощно шаркающий ногой перед девушкой, в которую безнадежно влюблён. Что само по себе, совершенно абсурдно, как, впрочем, и это идиотское, отчего-то пришедшее ему на ум сравнение. — К слову, почему ты вообще здесь — со мной? Неужто прячешься от собственного парня? Чуть помедлив, Рей усмехается. — Во-первых, — произносит она с нажимом, — тебя здесь никто не держит, а во-вторых, что, чёрт возьми, за чушь ты опять несёшь? Совсем с дуба рухнул?! Какой ещё парень? Хмурясь, Бен кивает в сторону кухни. — Я о Финне, — поясняет он, по сути просто констатируя очевидное. Меж бровей Рей закрадывается несколько морщинок, в то время, как рот девушки слегка приоткрывается в очевидном замешательстве. — Финн мне не парень. Замерев на месте, Бен принимается осоловело моргать. Что? — Что? Изумлённо разинув рот, Рей, кажется, сейчас выглядит не менее дезориентированной в пространстве, чем он себя ощущает, что в свою очередь окончательно выбивает почву из-под ног мужчины. Бену кажется, что его мозг вот-вот взорвётся, а сердце в любую секунду выпрыгнет из грудной клетки, или же, вскарабкавшись вверх по горлу, просто-напросто без спроса выползет наружу… а, может, его и вовсе вывернет наизнанку буквально на глазах у девушки. Хотя, учитывая нынешнее состояние, вероятность каждого из данных сценариев крайне высока. Ни её слова, ни реакция на те его собственного тела не кажутся Бену хотя бы сколько-нибудь адекватными. Всё происходящее здесь, прямо на его глазах, совершенно нелепо, бессмысленно… Какая-то странная мощная аномалия, в эпицентре которой он случайно очутился и теперь никак не может выбраться. — Мы друзья… соседи по комнате, — вполголоса произносит она. — Ты что же, всё это время думал, что?.. Практически задыхаясь, мужчина несколько раз подряд глотает воздух пересохшим ртом, прежде чем каркнуть в ответ. — Что? — Откашлявшись в кулак, Бен ощущает себя окончательно сбитым с толку: под стать тому горемыке-исследователю, исходившему из того, что ему удалось отыскать кратчайший путь к Новому Свету, только чтобы следом обнаружить, что, очутившись в Арктике, он вынужден уносить ноги от преследующих его повсюду свирепых белых медведей, точь-в-точь как в телепрограмме, которую ему уже долгое время советует посмотреть его мать. — Я не знал… К счастью, Рей прерывает его словесный понос, прежде чем Бен успевает опозориться ещё сильнее. — Я не… — замолкая, девушка резко отводит взгляд, словно готова сейчас смотреть куда-то угодно, только не ему в глаза. — У меня нет пар… — Так вот, оказывается, они где! Рей, а ну-ка, выкладывай начистоту, — чуть ли не выкрикивает неожиданно возникший в дверном проёме Хан, в то время, как Финн и Люк — который, чёрт его дери, должно быть, ухитрился незаметно проскользнуть в дом через боковой вход, — послушно следуют за ним по пятам. — Как ты относишься к «London Calling»? Резко выдохнув, Бен ощущает, как часть накрепко засевшего в мышцах напряжения медленно покидает его тело, мысленно благодаря отца за внезапное появление, которое в итоге и уберегло его от полного, неминуемого краха. — Папа, ради бога, — стонет он, одновременно поражаясь и радуясь отсутствию в собственном голосе явной дрожи. — Не мучь своих гостей дурацкими вопросами. Мы не на телевикторине. — Даже в планах не было, — протестует Хан, чьё заявление однозначно не соответствует реальному положению вещей. — Всего-то пытаюсь выяснить, что лучше выбрать в качестве музыкального фона. Рей, которая, должно быть, также рада стороннему вмешательству, только добродушно усмехается. — Отличный альбом. При этом довольно улыбающийся Хан выставляет вверх большой палец в знак одобрения, вынуждая лицо девушки засветиться от нескрываемой радости. — Мы с Леей буквально на днях приобрели великолепную акустическую систему с …как его там… объёмным звуком… — Ух ты! — восхищённо восклицает Финн. — А какую конкретно? Резко отвернувшись от Рей, Хан жестом просить парня проследовать за ним к расположенным в другом конце комнаты динамикам, тогда как от внимания Бена не ускользает промелькнувшая в глазах девушки мимолётная вспышка чего-то, напоминающего разочарование, прежде чем в мгновение ока раствориться в выражении внешней отрешённости. — Пойдём, малец. Сейчас сам всё увидишь. Приоткрыв рот, Бен совершенно непостижимым образом ловит себя на том, что собирается сказать Рей что-то обнадёживающее, возможно, даже доброжелательное, когда слышит своё имя, прогремевшее за спиной под стать выстрелу, в одночасье узнав хорошо знакомый ему с детства голос. Вздрогнув, мужчина медленно разворачивается, тотчас обнаруживая стоящего прямо у его плеча Люка — такого же неопрятного, голубоглазого и серьёзного, как впрочем и всегда. — Люк, — неохотно произносит он. Его дядя безмятежно улыбается. — Как дела, малец? Мысленно скрежеща зубами при звуке данного ему когда-то отцом ласкового обращения, Бен в который раз не может не подметить, насколько неестественно то звучит в устах Люка — не более чем жалкая попытка имитации элементарного выражения чувств. — Пойдёт, — бормочет он. — У тебя? Люк лишь пожимает плечами. — Да, в общем-то, знаешь, всё по-прежнему. Хмурясь, Бен всерьёз задаётся вопросом, насколько сильно рассердится его мать, если он, резко развернувшись к Люку спиной, решит провести весь остаток вечера, намеренно игнорируя его присутствие, когда краем глаза замечает стоящую неподалёку Рей. Крепко обхватив локти ладонями, втянув голову в плечи и слегка сутулясь, девушка обводит комнату растерянным взглядом — точно ожидающий, когда на него, наконец, обратят внимание застенчивый ребёнок: тихо, терпеливо и… трогательно. Увиденное оказывает на мужчину столь странный эффект, что тот вопреки как любой логике, так и собственному желанию, до хруста сжав челюсти, на этот раз первым обращается к Люку, прорычав сквозь стиснутые зубы: — Извини, не успел вас представить. Знакомься, дядя, это… Даже не потрудившись дождаться, пока Бен закончит предложение, Люк поспешно протягивает Рей руку для твёрдого рукопожатия. — Та самая Рей Джексон. «Л’анфан террибль» — несносный ребёнок Академии Альянса, о котором я премного наслышан. Презрительно фыркнув, Бен закатывает глаза, стремительно теряя и без того скудные остатки самообладания при виде излишней, почти театральной пафосности, присущей его дяде, однако замирает на месте, замечая, как губы Рей растягиваются в широкой, искренней улыбке, ссутуленные плечи чуть расправляются, а лицо буквально светится от восторга. Как же всё-таки мало ей нужно для счастья, думает Бен, пока девушка подходит ближе, останавливаясь прямо у его локтя. Наивная кроха. По сути, совсем ещё ребёнок. Как ни странно, одна только мысль о том, что именно ему хотя бы на мгновение удалось оказаться для неё полезным, что именно он, пусть даже временно, сделал её счастливой, заставляет что-то в груди Бена трепетать от причудливого, безотчётного волнения. Чёрт, а, что, если, всё, что он думал, говорил и делал с момента прибытия сюда — не более, чем прямые последствия утечки угарного газа? Возможно, ему стоит сейчас же позвонить в пожарную часть, так же, как когда-то давно, когда Бену было не больше десяти, а его отец, умудрившись сжечь готовую пиццу в духовке, практически довёл до истерики Лею, не прекращающую во всю глотку орать на мужа за то, что тот додумался оставить полиэтиленовую плёнку в печи, до тех самых пор, пока Хана чуть было не арестовывают на лужайке перед собственным домом за подозрение в домашнем насилии. — Ну, за то, что я — та самая Рей, могу смело поручиться, — торжественно произносит она, — что касается «несносного ребёнка», тут, к сожалению, все сложнее. Пожалуй, сочту эту часть за комплимент. — И правильно сделаешь, — парирует Люк, голос которого внезапно до краёв переполняется напускным очарованием. Крепко зажмурившись, Бен предпринимает отчаянную попытку взять себя в руки, начиная медленно считать про себя, одновременно вдыхая через нос и выдыхая через рот, в точности, как его учили, но, чёрт возьми, всё, чего ему сейчас действительно хочется — это со всей дури зашвырнуть что-нибудь хрупкое в стену. — Моя сестра уже успела продемонстрировать некоторые из твоих скульптур, поэтому с уверенностью могу утверждать, что художник ты действительно талантливый. И, в придачу, насколько мне известно, выпускница Мичиганского университета. — Да, — воодушевленно подтверждает Рей. — Совсем недавно закончила кафедру искусств и художественного творчества, заодно подрабатывая воспитательницей продлёнки, чтобы иметь возможность оплачивать обучение. Кивнув, Люк натянуто улыбается. — Как по-американски с твоей стороны — всегда и везде полагаться только на себя, во что бы то ни стало, добиваясь поставленной цели без посторонней помощи. Хотя, если бы сильные мира сего сочли бы необходимым сделать получение образования в колледже более доступным для широких масс… — Ты уж прости моего дядю, — раздраженно рявкает Бен, — по всей видимости, годы, проведённые за «диким» туризмом в Южной Америке, не прошли для него бесследно — похоже, за это время он совершенно разучился делать уместные комплименты. Поймав взгляд Рей, Бен не может не заметить, что в том сейчас пляшут озорные искорки. — Надо же какое любопытное совпадение… Кого-то мне это напоминает. Приоткрыв рот, мужчина склоняет голову ближе к её лицу, однако не успевает проронить ни звука, поскольку Люк бесцеремонно вклинивается в диалог, тем самым опережая его: — Как ты вообще очутилась в этих краях? Очевидно смущённая заданным его дядей невзначай вопросом, Рей принимается неловко переминаться с ноги на ногу. — Я… на самом деле это действительно долгая и скучная история. Люк, однако, которого, по всей видимости, не устраивает подобный ответ или, скорее, отсутствие оного, жестом просит девушку продолжить. — А мы никуда не торопимся. Нервно закусив губу, Рей в очередной раз спешит обхватить себя руками, будто порываясь спрятаться, слиться с интерьером, бесследно растворившись в сжатом воздухе. Когда же она всё-таки решает заговорить, повышающаяся, скорее вопросительная интонация голоса, отчётливо проступающая в конце каждого, слетающего с губ девушки предложения свидетельствует о совершенно несвойственной ей робости, даже нерешительности — словно буквально за считанные секунды от привычной уверенности в себе не остаётся и следа. К его собственному изумлению, представшая перед взором Бена картина почему-то кажется ему пугающей, неправильной, неестественной, заставляя что-то глубоко внутри съёжиться от сильнейшего приступа тревоги, странного болезненного беспокойства. — Я… так сложилось, что сразу после смерти мамы я попала в приемную семью. В Англии. Замолкнув, Рей не поднимая глаз выслушивает краткие, произнесённые Люком вполголоса слова соболезнования, прежде чем прочистить горло, будто в том что-то застряло. — Как только мне исполнилось восемнадцать, я решила хотя бы попытаться отыскать своего отца и… в итоге выяснив, что он американец, переехала в Чикаго, чтобы по возможности встретиться с ним, и… В общем… — спустя проведённое в неловкой тишине мгновение, Рей резко вытягивает перед собой руки, словно фокусник, стремящийся смягчить неприятное ощущение от неудавшегося трюка. — … так я тут и очутилась. Больше не в силах сдерживаться, Бен вклинивается в разговор: — Погоди, ты… ты росла в приёмной семье? Рей кивает, в то время, как её рассеянный взгляд каким-то непостижимым образом одновременно сосредоточен прямо на нём и ни на чём конкретном. Какое-то время Бен только беспомощно моргает, прежде чем резко тряхнуть головой. — Я понятия не имел. Громко выдохнув, Рей снова кивает в знак согласия. — Ага, — будто спеша закруглить тему, отрывисто произносит девушка. Даже понимая, что своим поведением вынуждает её испытывать сильный дискомфорт, Бен, кажется, физически не в состоянии отвести от Рей ошарашенного взгляда, продолжая пристально всматривается в каждую чёрточку, каждую деталь её лица; кажется, он никак не может остановить поток в одночасье нахлынувших на него отрывков воспоминаний, мысленно возвращаясь к то и дело отчётливо проступающим в её жестах и манерах разочарованию, обиде и какой-то вселенской грусти каждый раз, когда речь заходила о её родителях. То, с каким искренним негодованием она обвинила его в неблагодарности. То, как потухли её глаза в тот момент, как Хан, не сказав ни слова, просто отвернулся от неё, переключив внимание на другого человека. Тихий голос мужчины подрагивает, когда он снова находит в себе силы заговорить: — Я… прости меня, Р… — Выходит, чтобы добраться до Калифорнии, тебе пришлось обогнуть чуть ли ни пол земного шара. Слова Люка обрезают её имя в устах Бена до одного единственного, еле слышного звука — первой буквы из трёх имеющихся. Его дядя продолжает бубнить, как ни в чём не бывало, даже не подозревая о внезапно охватившем Бена чувстве вины, крепко переплетённым с раздражением, гневом и обидой, а под ними, на самой глубине, — странном, обосновавшемся в его душе удовлетворении; тем самым, что закралось и поселилось в центре его естества в тот самый момент, когда он услышал слова «У меня нет парня»… Что Бен, однако, не собирается анализировать, чего бы этого ему не стоило. — В Чикаго из Англии, в Мичиган из Чикаго, и вот ты здесь. На Земле обетованной. Рей смеётся, возвращая Бена в реальность. — Ну, не зря же, в конце концов, большинство знаменитостей выбрало именно эти райские края в качестве своей скромной обители. Люк щурится, посмеиваясь над шуткой, в то время, как и сам Бен едва сдерживает улыбку, всё ещё не сводя с Рей глаз. — Не забывай про погоду. Главная тема для разговоров. Задорно кивнув, Рей принимается тепло улыбаться, глядя себе под ноги. — Мне несказанно повезло. Тут так красиво. Столько жизни и зелени… Ну, и, конечно, тепла. — Голос девушки сейчас насквозь пронизан нежностью, буквально исполнен благоговения, заставляя что-то в самом центре живота Бена зашевелиться, и сжавшись пружиной, задрожать от причудливого напряжения. — Мне посчастливилось встретить так много замечательных людей, и… — Ее улыбка становится всё шире, а лицо так и сияет от струящегося изнутри ярчайшего света. Она… ослепительна. — Мне здесь очень хорошо… словно, я, наконец-то, обрела что-то… наподобие дома. Будто попав под гипноз, Бен едва обращает внимание на доносящийся из соседней комнаты, приглашающий всех за стол голос матери, выходя из странного транса, только когда замечает, как Рей удаляется от него в сторону кухни, будучи вынужденным залпом осушить свой бокал, чтобы быстрым шагом проследовать за ней.