***
Чимин сидел со сложенными на груди руками, пока доктор набирал текст на клавиатуре. Печатал он не очень быстро, иногда делая перерывы в долю секунды, а иногда зависая на некоторое время и что-то бормоча себе под нос. По тому, как часто и шумно он выдыхал, а ещё постанывал, передвигаясь по кабинету, Чимин догадался, что он не слишком молод. Мама наверняка сочла бы это хорошим качеством, потому что, по её мнению, за старостью непременно следует мудрость, но Чимин думает, что это ерунда. Старые люди тоже могут быть глупыми, и его родители — ярчайший тому пример. — Извините, — не выдержав паузы, длящейся уже больше пяти минут, Чимин заговорил первым, — но как долго мне ещё сидеть здесь? — Вам лучше не шевелиться, — после очередного шумного выдоха ответил доктор. Дышал он громко и тяжело, а сопел по ночам, должно быть, ещё громче. — Я настроил щелевую лампу и прямо сейчас провожу осмотр диска зрительного нерва и слоёв нервных волокон. — М, — Чимин сжал руки чуть сильнее, они у него уже даже вспотели немного. Он был убеждён, что это от раздражения, и упрямо игнорировал волнение, зарождающееся где-то в желудке. Лёгкий дискомфорт он предпочитал списывать на жуткий омлет в качестве завтрака. — И как? Доктор опять выдохнул и Чимин зачем-то повторил за ним, чуть громче и с лёгким наплывом недовольства. — Разрывы задели сразу несколько частей, повреждены пиальные сосуды и глазничная часть зрительного нерва… — Это определённо многое говорит для человека, который учился на юридическом, — Чимин расслабил подбородок, практически ложась на стол и снова выдыхая вслед за доктором. Неизвестно, заметил ли он это, но выдыхать стал тише. Все эти посещения врачей выматывали. Чимин провёл достаточно времени в больнице, чтобы возненавидеть этот противный запах дезинфектора и латексных перчаток, а ещё все эти снимки, рентгены, исследования и, разумеется, тупые вздохи и выдохи. Но ещё хуже было то, что сейчас он остался с этим наедине, потому что господин Чхве даже в кабинет его не завёл, бросив на пороге. — Анатомическое строение оболочек зрительного нерва и питающие его пиальные сосуды при инерционном смещении глазного яблока вперёд во время полученной травмы оборвались, что, в свою очередь, привело к ишемии зрительного нерва, — Чимин снова открыл рот, чтобы что-то сказать, и доктор заговорил в два раза быстрее и громче. — По причине недостаточного кровоснабжения вы ничего не видите. Правый глаз повреждён сильнее. Похоже, ударили очень сильно. — Похоже, — Чимин хмыкнул, — и даже не один раз. Уже и не припомню… Как давно это было? Вчера? А, подождите, кажется… шесть грёбанных лет назад! Он не должен был повышать голос и злиться, просто эта консультация ничем не отличалась от всех предыдущих консультаций — сотни непонятных слов, какие-то неразборчивые бормотания и лампа в глаза, свет которой Чимин даже не в состоянии увидеть, хотя светит она очень ярко. — Если вы и тогда говорили так же много, я вовсе не удивлён, — маленькие колёсики застучали по линолеуму, а ещё через мгновение шаркающие звуки проследовали из правого угла кабинета к центру, где прямо сейчас сидел Чимин. — Вам кажется, будто в моей болтовне нет никакого смысла, ведь я могу и дальше говорить о разрыве зрительного нерва, об отслоении сетчатки и… — Глаукоме, да, — Чимин махнул рукой, чтобы тот заканчивал скорее. — Но вас не должна беспокоить моя болтовня, вы должны думать о своих ощущениях и спрашивать исключительно о них, — Чимин услышал щелчок, но голову не убрал. — Скажите, беспокоят ли вас боли? Головные, глазные? Что вы чувствуете, когда трёте глаза? А когда нечаянно туда попадает мыло или вы промазываете и тыкаете пальцем? А когда плачете? Если есть хоть что-то, что приносит существенный дискомфорт, не тот, что бывает обычно, вам стоит рассказать мне. Мужчина смотрел на Чимина с минуту, пока его лицо не выражало никаких эмоций. Правильно ведь говорят, что глаза — зеркало души, в них зачастую отражается многое, в них можно прочесть и печаль и даже проследить появление улыбки, но что прочитаешь в глазах Чимина? Помутнение из-за отслоения радужки? Мрак и тьму, которые приобретают шоколадный оттенок только в свете щелевой лампы? — Если вы не собираетесь предложить мне дорогущую операцию, после которой я верну себе зрение, я не вижу смысла в этом приёме, — после длительного выдоха у Чимина опустились плечи, — если вся эта ерунда с глазами неотвратима, но не смертельна, тогда я по-прежнему не вижу смысла. По правде говоря, я нигде не вижу смысла, в принципе, как и всё остальное, так что… — Конечно, — спорить с Чимином было практически бесполезно, особенно когда поблизости не было его родителей, которые могли пресечь это в какой-то момент, — ни в чём нет смысла, если в дальнейшем вы не будете видеть, ведь вся жизнь заключается только в том, чтобы смотреть, изучать и «не верить своим глазам», так как они обманывают нас слишком часто. Можете не оплачивать консультацию, всё равно вы в ней смысла не увидели. И не увидите, я думаю, ближайшие лет шестьдесят или сколько вы там жить планируете. Чимин убрал голову, наконец чувствуя себя чуточку лучше от осознания того, что скоро это закончится и что можно немного размять шею и нормально открывать рот. — Планировать недостаточно, — он потёр подбородок, — особенно когда не можешь отличить красный от зелёного на светофоре или увидеть несущуюся на тебя машину. — И всё же, я бы попробовал планировать и прислушиваться к тому, что происходит вокруг — когда горит зелёный, его сопровождает звуковой сигнал, а когда на вас летит машина, довольно сложно игнорировать визг шин. Сначала Чимин встал со стула, а после приподнял его немного и отодвинул назад. В последнее время он стал особенно чувствителен к противным звукам и его раздражали любые скрипы — от них он покрывался гусиной кожей и часто ёжился. — Если у меня что-нибудь начнёт болеть, я обязательно сообщу об этом, — Чимин немного наклонился вперёд, опуская голову достаточно низко и замирая так на пару секунд. После затянувшегося поклона, он уверенно направился к выходу, рассчитывая каждый шаг и очень стараясь не врезаться в тележку с инструментами, оставленную медсестрой где-то в районе выхода. У него почти вышло не задеть её, но, к счастью, всё осталось на своих местах и только щёки Чимина слегка покраснели. Хуже неуклюжести дома была только неуклюжесть вне его. Спотыкаться и постоянно во что-то врезаться было ужасно неловко и не сулило ничего, кроме царапин и синяков. Только оказавшись в коридоре и убедившись в том, что дверь закрыта, Чимин согнулся и потёр ушибленное колено. Тележка была металлической, а удар хоть и не был сильным, но оставил болезненные ощущения чуть выше коленной чашечки. — Господин Чхве, — Чимин повернул голову вправо, а затем влево. — Господин Чхве? Господин Чхве был хорошим папиным другом и получил эту работу шофёра только благодаря этим отношениям. А теперь его не было на месте, когда он нужен был Чимину. Он обещал ждать здесь, когда стучал в дверь доктора частной клиники и когда легонько похлопывал парня по плечу, в то же время немного подталкивая его вперёд. — Чёрт, — Чимин вытащил из кармана сложенную трость и начал неистово трясти ей в воздухе, вслушиваясь в каждый щелчок, что сопровождал построение его единственной и верной опоры. Когда кончик трости задел пол, Чимин осторожно обстучал всё вокруг себя, задев деревянную ножку скамьи и дверь, из которой только что вышел. Он был весь на нервах, когда направлялся на консультацию и даже забыл, в какой стороне лифт и выход, а ещё не подсчитал количество шагов, хотя в последнее время только и делал, что считал. Он считал ступеньки, считал шагами периметр лифта, комнаты, кабинета, ходил семимильными шагами и совсем крохотными, подсчитывал каждый сантиметр, а тут так глупо упустил из виду длиннющий коридор, по которому шёл несколько долгих минут. Это было больше похоже на злой рок, нежели на обычную оплошность, но Чимин плевать хотел на всё это дерьмо и, постукивая своей палкой, двинулся туда, куда считал нужным. От злости у него всё буквально кипело внутри, и он бормотал себе под нос все обидные и плохие слова, которые знал, не замечая ни одного взгляда, направленного в его сторону. В лифт он попал не сразу, потому что с кнопкой явно было что-то не так, а может он нажимал что-то не то, но только когда у лифта столпились люди, двери наконец открылись и Чимин задел кого-то своей тростью, даже не думая извиняться. На самом деле, ему бы хотелось стукнуть кого-нибудь ещё, но возможности не представилось. Возможно позже, когда он станет старым и таким же немощным и слепым, ему не нужно будет искать причины и возможности, чтобы врезать кому-то этой палкой как следует. — Простите, те двери закрыты, — кто-то легонько дёрнул Чимина за рукав куртки, когда он в очередной раз надавил на стеклянные двери, — нужно пройти немного вдоль и повернуть налево. Говорила женщина, и причём очень доброжелательно говорила, с улыбкой, а Чимин только и сделал, что натянуто улыбнулся и кивнул в знак благодарности, хотя и очень хотелось спросить, на кой чёрт столько дверей, если большинство из них закрыты. Свежий весенний воздух в первые же секунды охладил гнев Чимина и его самого. Он замер на второй ступеньке и просто стоял, размышляя, что ему нужно сейчас сделать. Вызывать такси не хотелось, а беспокоить отца — тем более. Машина господина Чхве была припаркована во втором ряду, девятой справа. Чимину просто нужно было спуститься ещё на три ступеньки, не споткнуться на ровном месте и дойти до машины, на которой он приехал. Там он бы смог дождаться господина Чхве, и если не наградить его укоризненным взглядом, то хотя бы громко цокнуть языком. — Чимин! — даже до машины идти не пришлось, господин Чхве поймал его за руку, схватив за локоть. — С ума сойти! Я отошёл на минуточку, чтобы позвонить, а ты исчез! — Фактически, не исчез, а просто ушёл, — чтобы скрыть испуг, Чимин опустил голову и стал постукивать тростью по ступеньке. — Если ты закончил, нужно было набрать, — Чимин весь сжался, когда хватка господина Чхве ослабла, а потом он несколько раз легонько похлопал его по плечу, вытирая белые следы. Он умудрился обо что-то обтереться. — Что хочешь на обед? — Если можно, — Чимин слегка поджал губы, поднимая голову, — немного горячего одиночества и острого недостатка внимания, которое пойдёт мне только на пользу. Хотя вторым меня кормят вот уже пару месяцев… Господин Чхве рассмеялся. У него был низкий смех, немного дурацкий и совсем не заразительный, но Чимин всё равно усмехнулся. — А если серьёзно? Как насчёт холодной лапши с морепродуктами? — А если серьёзно, — Чимин потянулся к лицу руками, собираясь поправить очки, а когда не нашёл их, ткнув пальцем в щёку, тихо охнул, — я забыл свои очки в кабинете. Но я совсем не против лапши, если не буду есть её дома в одиночестве.***
Незаметно ранний обед перешёл в полдник, лапша сменилась сладкими булочками на тесте с макколли, а анекдоты господина Чхве заменили истории о судье Паке. Чимин притворялся незаинтересованным, хотя с удовольствием слушал о том времени, что упустил, обо всех ночных рыбалках и сложных и запутанных делах, в которых отец, как всегда, оставался собранным и бесстрастным и выносил исключительно правильный и справедливый приговор. Дело ДжиСу господин Чхве тоже счёл одним из самых сложных и запутанных и поделился с Чимином деталями, о которых уже говорила мама. Не то чтобы дядя в чём-то разбирался, но он с каким-то особенным трепетом рассказывал о слушаньях, на которых присутствовал, и дела, над которыми отцу пришлось посидеть. — Уверен, что тебя не нужно провести до дома? — Чимин выскочил на улицу до того, как господин Чхве закончил свой вопрос. — Наконец-то у меня есть ключи, которыми я самостоятельно могу открыть входную дверь, а потом открыть её снова, если мне вдруг захочется прогуляться, — он вдохнул поглубже вечерний воздух и задержался на пару секунд у открытой двери автомобиля. — Лучше не кричи о том, что у слепого парня есть ключи от шикарного дома с задним двором и железной калиткой. Чимин нахмурился и покачал головой. — Да я этой белой тростью любого злодея смогу по-… — Повергнуть в шок, полагаю, — господин Чхве прыснул в кулак, из-за чего смех звучал приглушённо, — потому что управляешься ты с этой штукой не то чтобы хорошо. Если не будешь полагаться на неё, непременно упадёшь. — Да, куда лучше полагаться на палку, чем на людей, — Чимин не стал ждать ответа, потому что это могло затянуться ещё на некоторое время, и осторожно закрыл дверь, слишком рано отпустив её и всё же хлопнув ею. У самой калитки он обернулся и помахал в сторону машины, потому что она не сдвинулась с места, хотя мотор гудел. Немного повозившись со щеколдой, Чимин с ужасным грохотом открыл калитку, а потом так же громко закрыл её, даже не заметив, что защёлка не до конца закрылась. Он устало потёр глаза, сейчас не спрятанные за тёмными стёклами «взглядозащитных» очков, и поплёлся по подъездной дорожке к дому. Пока возился с ключами, он несколько раз зевнул, да так широко, что слёзы на глаза навернулись. Он смахнул их перед тем, как зайти в дом, наполненный запахом яблочного пирога с корицей. — Пап? — бросив ключи на комод, к ключам одного из родителей, Чимин начал снимать куртку, щёлкая кнопками, а потом расстёгивая молнию. В доме было жарко, даже душно, будто духовка работала уже не первый час, и при этом никто не додумался проветрить кухню. — Мам? Кто-то дома есть? — Чимин? — мамин голос донёсся издалека, не с кухни и точно не из гостиной. — Подождите минуточку, — она сказала это кому-то, — в телефоне, должно быть, — а потом стук каблуков проследовал из узкого коридора в гостиную, а там и в коридор. — Что это? — Чимин передал ей куртку, которую она тут же повесила, и занялся ботинками, стягивая их кое-как и оставляя у порога. — Ты снова готовишь? Утренний омлет… — У нас гости, — казалось, она улыбается, но и толики искренности Чимину не удалось уловить в её голосе. — Я сама не ожидала, вернулась домой, а они уже у калитки. Оставив трость на выходе, рядом с ключами, Чимин обул домашние тапочки и не слишком уверенно двинулся вдоль дивана, прямиком к ступенькам, ведущим в узкий коридор и спальни. В гостиной запах пирога был ещё ярче и отчего-то ещё невыносимее. Чимин мог представить пряный и горький вкус корицы. — О чём ты? — он обернулся, вытягивая правую руку и пытаясь нащупать маму в абсолютной пустоте — поблизости не было тумбочек или полочек, даже до стен было не дотянуться. — Какие гости? Неужели ты не могла выпроводить их до моего возвращения? И с чего ты взяла, что яблочный пирог — хорошая идея? Она не спешила отвечать или протягивать Чимину руку, на которую можно было бы опереться. В этом плане она была гораздо хуже отца — притворялась обеспокоенной и заботливой, но избегала своего собственного сына, как огня. — Ты говорил, что яблочный пирог — твой любимый. Чимин скрипнул зубами, когда получил ответ. Если бы ответила мама, он мог бы хотя бы возмутиться или нагрубить, но мягкий женский голос, немного плоский, с хрипотцой на низких тонах так сильно и внезапно взбудоражил его сердце, что он забыл, что вообще может разговаривать. Он слышал его в своих снах, проигрывал в своей памяти, но в последние недели старался даже не вспоминать. Зачем? Он думал, что никогда больше не услышит его. — НанИ и Сонхун привезли пирог, — мама промчалась мимо, едва не задев Чимина плечом, и только шлейф её парфюма дал понять, что она прошла возле него. — До твоего прихода мы как раз поставили его в духовку, чтобы разогреть, и немного поболтали о тем, о сём… Кхм, об Инстаграме. Ты завёл страничку там? Мёнки была права, когда говорила, что сейчас там все. Не стоило там регистрироваться. Это была самая глупая ошибка из всех последний совершённых им ошибок. Он старательно избегал каких-либо соприкосновений с прошлым с тех пор, как оказалось, что НанИ замужем, а оно всё равно его настигло, ещё и так неожиданно. — Э-это Мёнки, — Чимин слегка повернул голову, стараясь смотреть и говорить туда, где стояла мама, хотя был уверен, что его взгляд зациклен на чём-то одном и наверняка смотрит мимо. И пока он смотрит не туда, мама наверняка неловко улыбается, НанИ ловит каждое его движение, а Сонхун тупо пялится. — Кхм, Мёнки помогла мне создать страничку. Она считает, что такому симпатичному парню непременно нужно вести соц. сети. Даже если он их не видит. Чимин не хотел громко сглатывать, особенно в этой гробовой тишине, которая повисла в доме, но из-за пересохшего горла вышло громко. — Мам, ты же сказала им, да? — он повернул голову вправо, притворился, что смотрит на этих двоих, которые зачем-то приехали сюда без предупреждения, и его попытка выглядела действительно жалко. — Кажется, пирог уже нужно доставать, — снова мама проскользнула мимо Чимина до того, как он успел что-либо понять. — Может, пока я заварю чай, вы немного побудете наедине? Поговорите… — Наедине? — Чимин не смог сдержать смешок, который отчасти напоминал стон. — Втроем? От волнения у него не просто вспотели ладони, его лоб покрылся испариной, и он особенно сильно ненавидел доктора, который закрыл свой кабинет и сбежал сразу после его приёма, присвоив себе солнцезащитные очки, которые были Чимину необходимы. Он мог бы чувствовать себя чуточку увереннее, если бы знал, что НанИ не видит его глаз, но она наверняка видела. — Твоя комната ничуть не изменилась, — её голос всё ещё волновал каждую клеточку его тела, — и ты тоже. Всё такой же красавец. «Красавец», — Чимин мысленно разложил это слово по буквам и слогам, начертил его указательным пальцем на своих джинсах, зачеркнул и громко ступил на первую ступеньку, ведущую не только в коридор и его спальню, но и к бывшим друзьям. Он хотел задеть кого-то из них плечом, и НанИ оказалась менее поворотливой, так что он больно ударился с ней плечами, вызвав у неё не то стон, не то какой-то странный выдох. — Ну, Сонхун, очевидно, куда красивее, — он хмыкнул, после улыбаясь краешком рта. Мёнки сочла бы эту улыбку не просто неискренней, но ещё и лживой. — Ну? И чего вы стоите там? Не собираетесь остаться со мной наедине? Не переживайте, мама тактично ворвётся в комнату с пирогом, когда дело дойдёт до вопроса о вашей свадьбе.***
Колючий. Бежевый свитер был очень колючий, и Мёнки проснулась оттого, что у неё чесалось под левой лопаткой. Она вывернулась на кровати, пытаясь дотянуться и почесать место, которое не давало ей покоя, а когда всё же сделала это, комнату, помимо вибрирующего звука телефона, наполнил вздох облегчения. Покрутившись ещё немного в постели и до красных следов расчесав поясницу, Мёнки в темноте нащупала телефон на прикроватной тумбочке, едва не скинув по пути полупустой стакан с водой, а затем, не глядя, приняла вызов. У неё было не так уж много знакомых, так что звонить ей могла либо мама, которая почему-то не дома, либо Соён, либо из банка, либо судья Пак. Возможно, он хотел узнать, как она себя чувствует или выяснить, отработает ли она свой выходной и сменит наконец пыльные шторы. — Ещё один пропущенный звонок и я решил бы, что ты меня игнорируешь, — Чимин слегка улыбнулся, и Мёнки уловила его тихое «хм». — Как ты себя чувствуешь? Уже лучше? Мёнки прохрипела что-то неразборчивое в ответ, а потом прочистила горло и повторила чуть взволнованно: — Почему ты звонишь? — она отодвинула телефон от уха, чтобы взглянуть, который час, и поморщилась от чересчур яркого экрана. — Уже почти восемь. — Злишься, потому что звоню так поздно? — в трубке что-то зашуршало и зашумело, а через пару секунд Чимин снова заговорил, только теперь с набитым ртом. — Прости, у меня было не очень хорошее утро, потом паршивый день, но вечер был поистине ужасным. И тем не менее я хочу знать, как ты себя чувствуешь сейчас. Мёнки зажала телефон между плечом и ухом, приподнимая бёдра и немного задирая колючий свитер. Ей хотелось совсем его снять. Она даже не помнила, как надела его. — Не уверена, — она промычала в трубку, — кажется, вполне сносно. Почему твои утро, день и вечер были такими? — Хотелось бы сказать, что из-за твоего отсутствия, но всё дело в других людях, — Чимин всё ещё что-то жевал. — У тебя что-то болело? Должно быть, сильно. Кое-как стянув с себя свитер, Мёнки сбросила его на пол, к одеялу, которое давно соскользнуло с кровати. От жары она вспотела, а оказавшись на сквозняке, который понемногу проникал в комнату через форточку, начала замерзать. — Да, было очень плохо, думала, что умру, — она усмехнулась в конце, и это дало Чимину повод полагать, что сейчас ей и вправду лучше. — И что с другими людьми? Чем они тебя расстроили? Чимин застонал в трубку, а потом снова зашуршал обёртками. — Давай не будем об этом, иначе я снова расстроюсь, — он раскусил леденец со вкусом клубники и стал хрустеть им. — Раз тебе уже лучше, я могу передать тебе большое спасибо за свежее постельное бельё. Оно хорошо пахнет. Мама говорит, что корейские кондиционеры в этом плане лучшие. Мёнки ещё некоторое время слушала, как Чимин жуёт, а когда он закончил, спросила: — Кондиционер закончился? — Ага, — он говорил абсолютно расслабленно и Мёнки легко «заразилась» от него этим — её быстро бьющееся сердце от повышенной температуры, усилия над свитером и голоса Чимина вернулось в привычный ритм, — но папа уже занёс его в список покупок. — Тогда зачем ты мне звонишь? В трубке было слышно его дыхание и это создавало некоторые помехи, но Мёнки ничего не хотела говорить, как и не хотела заканчивать разговор прямо сейчас. — Просто хотел узнать, как ты, и услышать тебя хотя бы по телефону. Сегодня было слишком много ненавистных голосов, мне было необходимо услышать хоть один приятный. Теперь Чимин практически всех людей характеризовал и оценивал по их голосам. Некоторые казались ему изначально привлекательными и милыми, некоторые раздражали и даже злили, некоторые, особенно приевшиеся, было невыносимо слушать. — Считаешь мой голос приятным? — у Мёнки всё ещё не было сил на то, чтобы слезть с кровати или хотя бы подобрать одеяло или домашнюю футболку, которая тоже валялась на полу, но она слегка покачивалась на кровати, не в состоянии совладать с волной восторга, настигшей её врасплох. — Не только голос, — Чимин тоже что-то делал, возможно, ворочался в кровати, потому что его дыхание сбилось, и какой-то шум заглушал некоторые его слова. — Можно тебя кое о чём спросить? Не сомневаюсь, что ты ответишь честно, но я всё же попрошу тебя не лгать. За дверью послышались голоса родителей — они обсуждали ужин, новости и плотность ниток. Мама говорила тише, наверняка боясь разбудить или побеспокоить Мёнки, но отец шумел, не беспокоясь ни о ком и ни о чём. — Да, конечно. Она догадывалась, что может спросить Чимин. Теорий было несколько, и все они сильно отличались одна от другой и содержанием, и настроением. — Вчерашний «спам» был от слишком замужнего батата? — сердце Мёнки пропустило удар, оно сжалось, замерло, а затем как забухало в груди, что даже пришлось сесть, чтобы оно ненароком не выскочило. — Если что, я не злюсь, просто спрашиваю. — Да, от батата. Чимин закашлялся, и Мёнки испугалась, решив, что это всё из-за её ответа. Она потянула руки ко рту, уже собираясь начать кусать ногти от волнения, когда Чимин вдруг рассмеялся. — Супер, — радостно заявил он, — значит я поступил правильно, сказав, что не читаю чёртовы сообщения, потому что для этого их нужно отправлять шрифтом Брайля. — Ты так сказал? Кому? — Мёнки догадывалась, но боялась предполагать. — Батату, разумеется. И второму батату вида клубнеплодных растений рода Ипомея семейства Вьюнковых, — радость в его голосе куда-то исчезла, уступив место неторопливому и в то же время раздражённому бормотанию. — Знаешь, что батат очень полезен? Хотя у меня на него стопроцентная аллергия. И на яблочный пирог тоже. Прям тошнит от всего этого. Мёнки понятия не имела, что сказать, если честно, она не совсем понимала, о чём он говорит и причём ко всему этому яблочный пирог, но спрашивать не решалась. — Ты уже лежишь, Мёнки? — Чимин упал на кровать, и это действие сопроводил протяжный стон. — Наверное, ты даже спала, а я тебя разбудил. Прости, пожалуйста. — Нет, — Мёнки покачала головой, возвращаясь на подушку, — нет, не разбудил. Она еле сдержала очередной зевок. Одна мысль об этом заставляла её зевать, а само слово «зевать» будто подталкивало открыть рот пошире и… — Да брось, твой голос звучал сонным вначале, хоть и очень, очень привлекательным. — А вот и нет, — она всё же зевнула. — А вот и да, — Чимин зевнул следом. — Подожди, а что именно ты сейчас отрицаешь? Сонливость или привлекательность? Потому что я готов поручиться и за то, и за другое. В комнате было довольно свежо, и Мёнки успела пожалеть о том, что стянула свитер. По голой спине, животу и груди блуждали мурашки, а при малейшем сквозняке руки покрывались гусиной кожей и соски набухали. Чтобы хоть немного укрыться, она перевернулась на живот, приобнимая подушку одной рукой и опуская на неё голову. — Почему у меня такое чувство, что ты со мной флиртуешь? — Почему? — в шутливой форме переспросил Чимин. — Потому что у меня, кажется, опять поднялась температура, — Мёнки выдохнула в трубку. — Жарко и холодно одновременно, а ещё чертовски лень дотянуться до одежды или до покрывала. Чимин снова закашлялся, но в этот раз закончил гораздо быстрее. — Ты без одежды?! — он почти расхохотался, и Мёнки смущённо прижала подушку к груди, будто он мог увидеть что-то через телефон или каким-нибудь другим образом, хоть это и было невозможно. — Нет. Не совсем, — её голос звучал робко, и Чимину определённо нравилось замечать такие изменения. — Мы не слишком долго разговариваем? Что, если твои родители подслушивают? — Тебя правда беспокоит это? — он всё же заговорил тише, практически шёпотом. — Так что насчёт одежды? Не совсем — это как? Температура у Мёнки и правда подскочила, но вовсе не из-за болезни. Она чувствовала, как горит её лицо, а при каждом случайном прикосновении к голой коже чувствовала жар. Нечаянно наталкиваясь в темноте на свои голые плечи, шею или грудь, она прерывисто выдыхала, а Чимин в течение минуты ловил каждый её выдох, терпеливо ожидая ответа. — Твоя мама точно подслушивает, — она тоже шептала, так как в коридоре стало чересчур тихо. — Возможно, — Чимин отвечал шёпотом, — но она никак не сможет услышать то, что говоришь ты. Я не пользуюсь громкой связью, только если это не ассистент. — Тогда мне точно не стоит отправлять тебе смс-ки, иначе весь дом услышит, что я тебе написала, — отшвырнув подушку в сторону и, пересилив себя, Мёнки подобрала с пола край одеяла. Тёплое покрывало выправилось из пододеяльника, и его срочно нужно было поправить и встряхнуть, но Мёнки смогла только укрыться его краешком и дрожать, как осиновый лист, под ним. — А ты собираешься писать что-то, что не стоит слышать всему дому? Например? Чимин и не думал сдаваться. Его тон приобрёл эту игривость, и он метался между шёпотом и полушёпотом, выдерживал нужные паузы, иногда хмыкал и настойчиво продолжал спрашивать об одежде. — Думаю, это был славный разговор, и на сегодня более чем достаточно, — Мёнки просто лежала на кровати, ничего при этом не делая, но её дыхание было неровным и грудь то и дело вздымалась и опускалась. — Чёрт, теперь я весь вечер и всю ночь буду гадать, что значит твоё «не совсем». — А ты не гадай, — в дверь Мёнки постучались, и она быстро рванула на себя одеяло, приобретя небывалую силу и за раз вернув его на постель, — и не смей со мной флиртовать. Немного отклонив телефон, Мёнки вопросительно посмотрела на маму, появившуюся в дверном проёме, а когда она щёлкнула выключателем, Мёнки успела только зажмуриться от яркого света. — Боже, ты зачем сняла свитер? — мама сразу бросилась собирать вещи с пола. — И пижамные штаны сняла? Совсем как маленькая, разбрасываешь одежду… — Значит, без свитера и без шта-… — Мёнки раз десять нажала на красную трубочку, прежде чем голос Чимина стих. Когда он снова набрал её через минуту, она сбросила вызов. — Ты уже чувствуешь себя лучше? — мамина холодная рука прижалась к горячему лбу, и это было похоже на благословение. — Боже, неужели снова температура? Если так продолжится, завтра тоже придётся отпроситься. — Нет, — Мёнки покачала головой, крепко держа покрывало и не позволяя ему соскользнуть с её голого тела, — я не могу пропустить и завтра. Судья Пак не разрешит. Никак. Мне нужно быть у них в первой половине дня. Когда утром из ванной доносились звуки страданий, а лицо Мёнки было белее простыни, это было ещё приемлемо, но теперь её лицо буквально горело и она куталась в одеяло, сжимая мобильный в правой руке. — Пойдёшь, даже если умирать будешь? — мама упёрла руки в боки и цокнула языком. — Ты не должна гробить свою молодость на этой работе, Мёнки. Если это тяжело, просто увольняйся. По правде говоря, мне было бы гораздо легче с заказами, если бы ты мне помогала. Не глядя на Мёнки, женщина на скорую руку сложила свитер, вывернула футболку и штаны, а потом принялась собирать раскиданные по полу таблетки. Похоже, Мёнки нечаянно задела пузырёк рукой, пока искала телефон. — Мне совсем не тяжело, — она вдруг села в кровати, и пряди чёрных волос упали ей на лицо, — мне даже нравится это. — Уборка? — удивлённо переспросила мама. — И это тоже, но я говорила о… Чимине. Мне нравится помогать ему, проводить вместе время и просто находиться с ним в том огромном доме. Раньше было немного страшно, но когда я вижу его, сидящего на диване или в кухне, чувствую себя увереннее. Мёнки быстро отвела взгляд, когда мама обернулась, но не раньше, чем увидела её плотно сжатые губы и слегка прищуренные глаза. — Тебе нравится только это? — в голосе звучали какие-то осуждающие нотки. — Мёнки, нет ничего хорошего в слабых и безработных парнях, какими бы красивыми и хорошими они не казались. Думала, ты учишься на чужих ошибках. Слабый кивок был единственным ответом Мёнки. — Тогда, — мама вернула полный пузырек таблеток на прикроватную тумбочку и подхватила стакан. Её губы изогнулись в лёгкой улыбке. — Как насчёт того, чтобы одеться и выйти к позднему ужину? Я приготовила немного риса. Мёнки снова кивнула, в этот раз с ещё большим нежеланием. — Я выйду через минуту, мама.