Полуночный отдел

Гермиона бежала. Так, что казалось еще чуть-чуть, и она просто-напросто выхаркает свои легкие. Или уж точно потеряет сознание, потому что с каждым новым прыжком через попадающиеся под ноги ветки деревьев, в глазах то и дело темнело, а в груди нещадно жгло, словно в легкие кто-то влил кислоту или щелочь. Она знала, - они близко. Чувствовала их всеми рецепторами на спине, словно они в прямом смысле дышали ей в спину своими смрадными пастями. Возможно она бы задумалась на тему того, что была в состоянии просто леденящего могильного ужаса, и возможно удивилась бы почему до сих пор способна не то, что стоять на ногах, но и бежать. Но понимание того, что, если она позволит себе хотя бы минутную слабость или передышку, то несомненно и незамедлительно станет ужином кровожадных тварей, заставляло ее бежать еще быстрее на пределе своих сил и физических возможностей организма. Гермиона не раз размышляла о том, почему именно вампиры вызывают в ней такую бурю эмоций, сравнимых почти-что со страхом смерти, но ответа не находила. Конечно же Гарри говорил ей, да и она сама не раз читала, что это могло быть что-то сродни психологической травмы, но, если честно, она в это верила не больше, чем в то, что это могло быть что-то на уровне инстинкта. Ведь никто из отдела так их не боялся, как она. Но одно Гермиона знала точно, вампиры были опасны и ко всему прочему - хитры, раз умели так ловко прятать свою личину под оболочкой внешне идеальных людей. Порой, даже через-чур идеальных, как, например, Винсент или его сестра Мередит. Да, что уж там, - как все вампиры, которых она знала. Но, когда их «вторая кожа» в виде неземной красоты спадала, то всем открывалось то, что они на самом деле из себя представляли: кровожадных убийц, для которых не существует ни жалости, ни страха, ни сострадания и, конечно же, ни любви. Они были идеальными машинами для убийств, при том настолько ужасными, что при взгляде на них сердце непроизвольно замирало, будто уже заведомо готовясь встретить смерть. И именно поэтому Гермиона бежала, почти-что летела по лесу, не разбирая дороги и совершенно не отдавая себе отчета касательно прогнозов относительно успеха ее побега. Он заведомо был обречен, но она старалась не думать об этом, и бешено стучащее сердце, и легкие, которые, казалось, будто поднялись к самому горлу, с огромной эффективностью не давали ей даже помыслить о том, что то, что она делала это было глупо и бессмысленно. Она смогла оглушить нескольких вампиров, когда вбегала в густой и темный лес, но знала, что заклятия, наложенные на них, не продержатся долго. По какой-то, пока неясной никому из Полуночного отдела, причине, на вампиров они не действовали так результативно как на людей. Возможно, причиной было то, что людьми они не являлись, а заклятий против них попросту не было, как и легких методов их истребления. Убить их было практически невозможно, разве что, если не обзавестись деревянными пулями и пистолетом. И то, эту находку они обнаружили не в каких-то книгах или пособиях «Как просто убить вампиров», а взяли из магловской литературы, совершенно точно не зная насколько вообще это поможет. Но к счастью и к огромному удивлению всех, это сработало. Гермиона споткнулась и точно упала бы, если бы не удачно подвернувшиеся кусты терновника, за которые она уцепилась пальцами в попытках устоять на ногах и не так явно замедлить свой бег. Вампиры нагоняли. И даже сквозь бешеный шум крови в ушах она слышала это: треск веток и звук отрывающейся от дерева коры, которую они раздирали своими когтями. Гермиона ускорилась, проклиная то, как болезненно ноют ее ноги, которые, казалось, будто превратились в свинец и почти не гнулись, но по какой-то непонятной причине продолжали бежать при том без ее ведома, на автомате. И это безумно сбивало, а точнее приводило в еще больший ужас от того, что Гермиона не знала сможет ли повернуть на повороте или же ускориться, когда возникнет для этого необходимость. Но она надеялась, что ее жалкое по сравнению с вампирами тело выдержит до границ земли Кваттроки, и она сможет аппарировать, используя те мизерные крохи энергии, что у нее остались. Расщепиться было, на ее взгляд, куда лучше, чем попасться в лапы этим монстрам. Поэтому она продолжала бежать, стараясь игнорировать тот факт, что ноги казались ей чем-то сепарированным и чужим, что все тело ныло так, что эту боль практически невозможно уже было терпеть и то, что рано или поздно вампиры нагонят ее, потому что сравнивать физические возможности человека и вампира было просто-напросто наивно и глупо. Запоздало, где-то на задворках тех мыслей, которые не успели заполниться страхом и ужасом, Гермиона вспомнила, что она может достать единственное эффективное оружие против кровожадных тварей. Но, когда ее рука нырнула в сумку и нащупала там только зеркальце и помаду, она хрипло выдохнула, тут же отмечая, что из горла с периодичностью в два шага вырывается что-то булькающее и болезненно хрипящее. Пистолет и прочие принадлежности самообороны остались в ее другой сумке, которую она в последний момент откинула, руководствуясь тем, что она не подходила к платью. Гермиона выругалась, превозмогая боль в горле, которая была больше похожа на то, что ее кожу изнутри резали ножом, и хрип, который уже походил на припадочное предсмертное дыхание. Несомненно, она расслабилась. Забыла, где она и зачем. Гермиона знала, она должна была предугадать такой исход, да и, возможно, предугадала, но почему-то во всем этом окружении роскоши и любви со стороны Винсента она забылась. Глупо и руководствуясь непонятно чем. Если она выживет каким-то чудом или благодаря благосклонному жесту Бога, Мерлина, или еще невесть кого, то Драко и Гарри точно убьют ее или она наложит на себя руки, стыдясь того, что почти год, проведенный в тылу врага окончательно искоренил в ней все остатки разума и самоуважения. Гермиона знала, точнее с досадой понимала, что захоти она выведать информацию у Винсента быстро и эффективно, она бы это давным-давно сделала, и на это не ушел бы почти год, при том, что даже за это время она не выведала абсолютно ничего. Но почему-то она медлила. Возможно, ей нравилось быть с Винсентом или же она не хотела двигаться дальше, понимая, что скажи он правду, ей придется вынырнуть из этой пучины тягучего комфорта и роскоши, в которую ее поместило семейство Кваттроки. Гермиона не знала точного ответа на этот вопрос, да и не хотела его узнавать, потому что это значило бы списание себя со счетов и признание того факта, что она облажалась, пошла на поводу у своих низменных желаний, предала родных и друзей, а главное – все это время обманывала саму себя, искренне веря в то, что изо всех сил пыталась бороться, тогда, когда на самом деле давным-давно сдалась. Неожиданно Гермиона заметила яркий свет, который прорезался сквозь плотно сомкнутый ельник. Она была близко. Там, за зеленым пушистым массивом, несомненно, должна была быть трасса, освещенная фонарями, а значит, всего в нескольких метрах было ее долгожданное спасение. Гермиона рванула туда, улыбаясь и, чуть ли не плача от счастья и понимания того, что беспросветная попытка спастись наконец начала обретать хоть какие-то яркие очертания реальности. Но, как только Гермиона приблизилась к елям то, видимо не разглядев в темноте ветку, споткнулась и повалилась на землю. И, несмотря на то, что в лесу и правда было темно, перед глазами тут же заплясали светлые пятна, а, когда она попыталась подняться, то поняла, что ноги, так удачно не подводящие ее все это время, теперь не слушаются, а словно каких-то два бесполезных куска мяса недвижимо лежат на земле. Гермиона почувствовала, как ужас, леденящими острыми пальцами взбирается по ее хребту куда-то за загривок, не забывая при этом по пути нещадно жалить ядом, пропитанным самой настоящей животной паникой. И, когда этот ужас добрался до ее сознания, опаляя его своей скверной, она поняла, что оцепенела. Она знала, - надо бежать, при том быстро и при том, что спасение было, до слез отчаяния в глазах, близко. Но Гермиона оставалась недвижима, застыв в каком-то ненормальном полусидячем положении, глядя в темноту леса безумным взглядом, практически не моргая и, судя по могильной тишине вокруг, не дыша. Вампиры были уже совсем близко. Она слышала, как один из них, вырвавшийся вперед роет ногами землю, ускоряя бег, видимо, чуя ее кровь со сладкой примесью ужаса. Она чувствовала их шипение и рычание от предвкушения скорой поимки и крови. Гермиона была идеальной добычей: напуганной, жалкой, слабой, а главное, - недвижимой, будто подарок, завернутый в красивую бумагу на день Благодарения, ну или же самое вкусное блюдо на празднестве. В любом случае, и Гермиона это четко понимала, она была обречена. Первым, что она увидела среди темноты, были глаза: красные и яркие, будто огоньки. А потом, из тягучей черноты вышел зверь, показав себя во всей ужасающей красоте своего кошмара. И, хотя казалось, что в такой темноте вряд ли вообще была возможность что-либо разглядеть, Гермиона видела все, будто сейчас был ранний вечер. Она смотрела на появившегося вампира во все глаза, почти высохшие от того, что она не моргала. Этот зверь, а точнее, что-то между зверем и человеком, был почти такой же, как тот самый вампир из красной комнаты, которая кошмарными картинами появлялась почти что в каждом ее сне. И, глядя в его налитые кровью глаза, она даже подумала, что, возможно, это был тот самый вампир, но, когда вслед за ним вышел еще один, рыча и капая на траву потоком слюней, будто Гермиона была не просто целью поимки ради мести или еще чего-то, а самым настоящим вкуснейшим ужином, она поняла, что тем вампиром из красной комнаты мог быть кто угодно, потому что все они были похожи друг на друга как две капли воды. Один из вампиров, оскалившись своими огромными зубами, выставил вперед руку, когти которой опасно блеснули в пробивающемся сквозь листву свете фонарей трассы, и вышел вперед, сгибая спину. Возможно он даже что-то сказал, Гермиона не смогла разобрать то ли от ужаса, то ли от того, что говорить он мог с трудом и неразборчиво. Да и даже, если бы она поняла, о чем он говорил, то уж точно не стала бы вдумываться в суть, потому что единственной мыслью в ее голове было тогда: «вставай и беги». И, несмотря на четкость того позыва к адекватности, Гермиона оставалась сидеть, ощущая, как кожа, будто твердая оболочка, сжимаемая невидимыми железными прутьями, давила на легкие, скручивала их так, что дышать становилось еще труднее. Она услышала рык и уловила ту мимолетную единственную человеческую эмоцию безумной радости, которая мелькнула на зверином лице вампира, перед тем как он сделал свой главный прыжок, оказавшись к Гермионе так близко, что она ощутила, как его холодные острые когти впились ей в шею, а смрадное дыхание обдало лицо, заставив впервые за все это время задрожать, напомнив самой себе о том, что она все еще жива. Гермиона видела, как клыки, которые и так доходили почти до подбородка снизу и сверху – почти до скул, начали становиться еще больше. Или же ей уже казалось, потому что, несмотря на яркое желание зажмуриться, Гермиона наоборот смотрела в ужасную пасть монстра широко раскрытыми глазами, надеясь на хоть какое-то чудо и на какую-то возможность спастись. Хотя и понимала, что шансов у нее было мало, да что уж, их не было и вовсе. Но неожиданно, разрушая уже прочно выстроенную обреченность, кто-то схватил Гермиону сзади и потащил за шиворот назад, так быстро и резко, что пока еще покоившиеся на ее шее когти, оцарапали кожу, и вампир, который до этого выглядел пусть и голодным, но хотя бы более или менее адекватным, если вообще можно было так его охарактеризовать, увидев капли крови, скатившиеся по шее, заметно поменялся в лице. Он поднес пальцы к губам и самозабвенно облизал когти, тут же засопев и гортанно зарычав. Гермиона же обнаружила, что все это время не отрываясь смотрела на это жуткое зрелище, не смея даже моргнуть и осознавая факт того, что теперь, попробовав ее кровь, вампир так просто ее не отпустит. Но ее безрадостные мысли были прерваны тем, что тот самый кто-то, вроде как спасший ее пару секунд назад, небрежно швырнул ее к стволу дерева, да так, что Гермиона даже завалилась набок, потеряв всякое ощущение пространства вокруг себя, словно этот человек или кто бы он не был, вынул ее из чана с формалином, где она пролежала по меньшей мере сотню лет, или же из той, так разрекламированной даже в магической части Лондона, криокамеры. Ощущение было беспредельно странным и, поразмыслив, что бы это могло быть, Гермиона ошеломленно заключила, что почему-то вдруг ни с того ни с сего перестала бояться. Поняв, что она наконец способна двинуться, она поднялась на корточки и часто заморгала, пытаясь вернуть своим глазам зрение. И, когда сквозь мутную пелену проступило хоть что-то распознаваемое, она заметила мужчину, который, выйдя вперед, заслонил ее от беснующихся вампиров. По причине того, что незнакомец стоял к ней спиной, Гермиона не могла видеть его лица, но костюм, а главное, - длинные светлые платиновые волосы, подсказали ей, что это тот самый мужчина, который так удачно появился на балу и помог ей, пусть даже и тут же сбежал, оставив ее одну на растерзание толпе голодных и диких вампиров. Было странно, но почему-то глядя на него, стоящего перед тремя озверевшими вампирами, Гермиона чувствовала, а точнее чем-то внутри нее самой точно знала, что с этим мужчиной она может быть в безопасности. Возможно это было связано с тем, что он стоял перед этими тварями, гордо выпрямив спину, и по его виду было понятно, что он нисколько их не боялся. Хотя, возможно он просто делал вид. Один из вампиров что-то ему прошептал, точнее, просипел, через плотно сомкнутые зубы, на что мужчина лишь усмехнулся, и неожиданно для всех, даже для самой Гермионы, выхватил откуда-то из-под пиджака пистолет и выстрелил в одного из вампиров. Несомненно, ситуация сыграла ему на руку, потому что пуля попала точно в грудь, и вампир упал ничком, начав тут же заметно растворяться, под какой-то совершенно жуткий вой своих собратьев, которые тут же налетели на мужчину, обнажив свои острые зубы и когти, которыми явно жаждали вцепиться тому в глотку и разодрать ее. Гермиона поспешно поднялась с травы, начав шарить вокруг себя в поисках палочки, чтобы хоть как-то помочь ее спасителю, но палочка, к досаде и ужасу, не нашлась, поэтому она снова отползла к дереву, сжавшись там, словно хотела в этом дереве раствориться. И скорее всего так оно и было, потому что она осталась полностью безоружной, а доверять незнакомцу было как минимум верхом безрассудства, пусть он и спас ее дважды. Но она не знала почему и зачем, поэтому палочка ей не помешала бы при любом исходе. Несмотря на то, что было по-прежнему очень темно и, единственное более или менее отчетливое, что могла видеть Гермиона это были светлые волосы и горящие глаза, она все же смогла заметить некую странность, которую поначалу не замечала и вовсе. Когда ее спасителя отшвырнули к расположенному неподалеку дереву и он, морщась от боли, влетел головой в его ствол, Гермиона смогла уловить странный блеск в глазах мужчины и в очередной раз отметить, что он был ей весьма знаком. В тот момент, когда он поднялся на ноги, совершенно ошеломляюще бодро, будто еще недавно из него не выбили весь дух, Гермиона поняла, что он не человек. По крайней мере он не мог быть им, иначе давно бы умер, борясь с вампирами в общем-то голыми руками. Мелко задрожав, она возобновила бесполезные в темноте попытки найти палочку и чудом обнаружила ее неподалеку, тут же рванув туда. И, когда ее пальцы сомкнулись на древке, и она даже успела облегченно выдохнуть, радуясь тому, что теперь наконец способна предпринять хоть что-то, один из вампиров, вынырнув из темноты, замахнулся на нее рукой в попытках рассечь лицо. Несомненно, после такого удара от него уж точно бы ничего не осталось, но неожиданно, ну или в общем-то уже более ожидаемо, чем в начале этого обреченного побега, мужчина перехватил руку вампира и отшвырнул того в сторону, успев удачно также выстрелить. Но поскольку кругом все различалось не очень хорошо, Гермиона не смогла понять жив он или мертв, хотя и надеялась на последнее. И тогда, когда Гермиона, сжимая в трясущихся руках палочку, напряженно вглядывалась в черноту, ожидая скорого нападения, мужчина впервые повернулся к ней лицом. Она была готова поклясться, что знает его. Уже почти со стопроцентной точностью. Но еще не успевшая назреть череда предположений и прояснений была пресечена ярким осознанием того, что перед ней стоит самый настоящий вампир: красные глаза и клыки, которые хоть и не были такими огромными как у других вампиров, но все равно были ужасные. Хотя, может и не настолько. Как только Гермиона осознала факт того, что перед ней стоит вампир, абсурдно спасший ее от других вампиров, совместно с этим пониманием она отметила, что совсем его не боится. Несмотря на то, что она боялась вампиров больше всего на свете, несмотря на то, что на зубах у мужчины и на подбородке блестела кровь и на то, что его руки ничем не отличались от тех ужасных рук других вампиров, обладающих целым арсеналом длинных мощных когтей. Гермиона не почувствовала ничего кроме неожиданного облегчения, что ее спасителем оказался именно вампир, иначе и он, и она были бы скорее всего давным-давно мертвы. - Ты вампир, - выдохнула Гермиона, оглядывая мужчину и, несмотря на абсурдность поступка, протянула к нему руку. - Беги, - сказал он грубым и властным тоном, пресекая попытку дотронуться до него. - На шоссе ты сможешь аппарировать. И, когда он произнес эти слова, Гермиона еще раз, будто в подтверждение своей догадке, скользнула по мужчине взглядом, понимая, что перед ней стоит тот самый человек, в живое существование которого не верил практически никто из ее отдела. - Люциус? – хрипло прошептала она, не услышав своего голоса, поскольку в горле резко пересохло. Но он услышал, потому что тут же криво усмехнулся и с каким-то особым усердием толкнул Гермиону в сторону шоссе. И как раз вовремя потому что, воспользовавшись тем, что Люциус отвлекся, на него напал видимо последний из выживших вампиров, зацепив его когтями. Люциус зашипел, схватившись за руку и отступил на пару шагов, ощетинив свои зубы и издав что-то похожее на рычание. И тогда, даже если бы Гермиона захотела, то точно не убежала бы, оставив его одного. Ведь когда-то он был на ее стороне, в попытках отомстить за смерть своей жены от рук кровожадных монстров. И пусть сейчас он был уже не совсем тем, кем был раньше, Гермиона знала, что обязана ему помочь, точнее, ее совесть, будь она неладна, просто не давала ей так просто позорно сбежать, пытаясь защититься самой, жертвуя другим человеком. Она выставила вперед палочку и с легкостью обездвижила вампира, что помогло Люциусу в мгновение ока совершенно жутко и омерзительно впиться когтями в его грудь и, с хрустом ломая грудину, вытащить из его тела кровоточащее сердце, увидев которое Гермиона тут же всеми силами попыталась сдержать рвотный позыв и поспешила отвернуться, выравнивая дыхание. А, когда наконец пришла в себя, то повернулась к Люциусу, замечая, как тот, уже в успевшей образоваться луже крови и непонятно чего, собирает какие-то личные вещи умерших вампиров. - Ты Люциус Малфой? – спросила Гермиона, опасливо подходя ближе. Он поднял на нее глаза, и она заметила, как на его лице заиграли желваки, придавая ему тем самым еще более устрашающий вид. - Что было непонятного в слове «беги»? – спросил он, и губы его слегка дрогнули в гримасе недовольства, обнажив тем самым выступающие клыки. Но Гермиона пропустила этот вопрос мимо ушей, потому что единственной волнующей ее вещью тогда было удостовериться, что глаза ее не подводят. Потому что мужчина, которого она видела перед собой, пусть и напоминал ей Люциуса, но при ближнем рассмотрении оказался не совсем на него похож. Вампир был моложе и кажется красивее, хотя сложно было вообще сравнивать, потому что самого Люциуса она видела давно. Но все же таким, каким она его помнила нынешний Люциус не был. - Мистер Малфой? – переспросила Гермиона, невольно делая шаг вперед в надежде рассмотреть его лицо, которое тем временем нисколько не умерило свои гневные по неясной причине черты. Все же Гермиона не напрашивалась на спасение. Если только… - Тебя Гарри прислал? Но Люциус кажется также не желал слушать вопросы, адресованные ему, как в общем-то не хотела слушать и Гермиона. - И что было не ясного в требовании «бежать сейчас»? Если бы ты побежала сразу, а не стояла и таращилась по сторонам, то успела бы оторваться. - Знаешь, не каждый день с тобой такое случается, - поморщилась от явно недовольного тона Гермиона. Он вскинул брови и недобро усмехнулся. - Да ты что? Теперь ясно почему ты так беспечно напивалась в логове вампиров. Думала пришла поразвлечься? Да кто тебя вообще назначил на такую важную стратегическую позицию? В отделе Поттера не осталось и капли здравомыслия. Казалось, его негодование даже передалось Гермионе, потому что она ясно ощутила, что начинает закипать, хотя разумом и понимала, что он прав. Но вместе с тем с досадой отметила, что все же Люциус мог бы сказать ей все это куда в более приятном ключе. - Ты мне ничего не объяснил. И, если бы ты не тратил время на оскорбления, то мог бы объяснить мне все нормально и быстрее. Да и я первый раз попала в такую патовую ситуацию, - сказала Гермиона, замечая, как непроизвольно начала дрожать. – Причина по которой я уговорила отдел заняться этим, примерно схожа с твоей. Поэтому не стоит выражаться так резко. Люциус нахмурился, будто обдумывая сказанные Гермионой слова, а потом отбросил пожитки вампиров в сторону и двинулся к трассе, даже не удостоив ее ответными словами. Возможно он и так все понимал. Все же, кто-то обратил его. И видимо не одна она так опрометчиво повела себя, доверившись врагу. У Люциуса явно была своя собственная трагическая и не самая приятная история. Окинув взглядом, блестящую в крови и останках, траву, Гермиона, поморщившись и глубоко вздохнув, чтобы не вернуть былое чувство тошноты, двинулась за Люциусом, пытаясь унять свой пыл относительно назревших вопросов, которые целым ворохом носились в ее голове и не давали нормально мыслить. Но неожиданно она заметила, что та самая рука, которую поранил вампир, а также нога, видимо от похожего нападения во время схватки, кровоточили, и Люциус двигался уж слишком медленно. Было видно, что движения приносили ему явный дискомфорт. Но несмотря на раны, он даже не удосужился залечить их и, что странно, они не заживали самостоятельно, хотя Гермиона знала, что у вампиров раны на теле не остаются надолго. - Тебе нужно залечить раны, - стараясь игнорировать свой волнительный тон, сказала она, нагоняя Люциуса и останавливая его за плечо. И, когда он в очередной раз нахмурился и собирался уже ответить что-то явно не самое хорошее, его взгляд непроизвольно скользнул по лицу Гермионы, а затем опустился к ее шее, замерев. Его глаза, которые уже успели принять нормальный человеческий цвет, неожиданно снова налились кровью, а зубы видимо также совершенно непроизвольно оскалились, вырвав из его рта что-то похожее на свист или шипение. - Ты ранена, - прохрипел он, не отрывая жадного взгляда от шеи Гермионы, до которой неожиданно дошло осознание того, что ее успел оцарапать вампир, и она тут же незамедлительно ощутила жжение в районе шеи и в руках, которые были оцарапаны о кусты терновника. Она попыталась отступить, понимая, что еще чуть-чуть и ее спасение со стороны Люциуса будет совершенно бесполезным, если она хотя бы не попытается привести его в чувства. Но он, казалось, уже не понимал и не замечал ничего, кроме ее кровоточащей шеи. И, когда она сделала поспешный шаг назад, схватил ее за руку, подняв ту на уровень своего лица. У Гермионы перехватило дыхание, и она поняла, что снова потеряла всякую способность двигаться. Но в этот раз, и она не понимала почему, она не испытывала никакого страха, лишь какое-то странное и непонятное волнение, глядя на то, как Люциус медленно и мучительно хмурясь подносит ее руку к своим губам, чтобы в следующую секунду облизать подушечку ее большого пальца. Гермиона чувствовала, как он дрожал, то ли от нетерпения, то ли от страха перед своей сущностью. По крайней мере она понимала, что он этого не хочет, иначе его лицо не было бы столь драматично обреченным. И возможно именно по этой причине она сама чувствовала себя настолько странно. Этот жест, который обязан был вызвать в Гермионе привычный на подобные вещи, касаемые вампиров, страх и ужас, почему-то заставил ее ощутить какое-то мазохистское томление, которое к счастью для ее здравого смысла, все же хоть как-то граничило с чувством опасности за свою жизнь. Поэтому, когда Люциус неожиданно притянул ее к себе, горящим взглядом опалив лицо, а затем спустился к шее, попутно облизав свои губы и значительно увеличившиеся в размере клыки, от видимо весьма пикантного вида, Гермиона невольно сжалась, из последних сил не веря в то, что он все же укусит ее. И, когда дернулась от него, опасаясь худшего, Люциус внезапно толкнул ее, навалившись всем телом и, если бы не удачно подвернувшееся под спину дерево, то Гермиона точно бы упала. Люциус хрипел, она чувствовала это по дрожи его тела и по тому звуку, который отдавался в ее ушах совершенно потусторонне и чуждо, заставляя ее дрожать в ответ. Гермиона услышала, как он втянул носом воздух, обдавая ее рану прохладой, когда резко наклонил голову к ее шее. И, когда он прижался к ней еще сильнее, болезненно вдавливая в дерево, и, когда она почувствовала, как его горячее дыхание коснулось ее шеи, совсем рядом с ноющей от боли раны, Гермиона ясно осознала, что сейчас Люциус ее укусит. И, если до этого в ней все же теплилась надежда на то, что он этого не сделает, то сейчас она была в этом уже совсем не уверена и, судя по его целенаправленным действиям, остановиться он уже был не в силах. Запоздало, но ярко Гермиона ощутила, как тело начало мелко дрожать, предчувствуя тот самый момент, когда скорее всего она распрощается с жизнью или же лишится значительной части крови. Она не знала сможет ли он остановиться, да и захочет ли вообще. И, несмотря на возможную абсурдность, успела предположить, что ее спасение было ничем иным как шансом полакомиться ее кровью и банальным упразднением конкурентов. Люциус зарычал, и Гермиона еще сильнее вжалась в ствол дерева, чувствуя спиной грубую кору, которая впивалась в кожу. В ушах шумело и попытки что-либо сказать, чтобы изменить столь ужасное стечение обстоятельств, не увенчались успехом, потому что как только Гермиона открыла рот и услышала, как вместо внятных и, хотя бы как-то различимых слов, она лишь что-то зашипела, Люциус, царапая кожу, прошелся по ее шее клыками, задрожав еще сильнее, чем до этого. И, когда Гермиона ощутила, как его клыки наконец отпустили ее шею, то тут же почувствовала, как минуя страх, совершенно отчетливо будоражаще, Люциус провел языком влажную дорожку по ее ране. Гермиона затаила дыхание, понимая, что именно сейчас, судя по его собственной дрожи и несдержанному рычанию, он наконец сделает то, что в общем-то сделал бы каждый вампир. Но внезапно Люциус зашипел и начал оседать куда-то вниз, цепляясь когтями за ее платье, которое тут же затрещало, а на ногах ясно ощутилось жжение от появившихся там царапин. Люциус опустился на траву, сжавшись, и Гермиона услышала его сдавленный всхлип, совершенно не понимая, что только что произошло и продолжает происходить. В теле до сих пор ощущалось остаточное покалывание и дрожь, но несмотря на это она сумела отскочить от дерева, ощущая дикий прилив адреналина и невозможность надышаться, так как скорее всего все это мучительное время не дышала вовсе. Она уже собиралась побежать к трассе, в попытках спастись и пресечь хоть какую-то мнимую возможность повторения того, что только что произошло, но неожиданно среди пляшущих перед глазами пятен заметила, как на траву прямо под согнутыми коленями Люциуса быстро и слышимо падают капли крови. Вздрогнув от ужаса и ощутив, как с былой силой зашумело в ушах, Гермиона ясно увидела, что непонятная реакция Люциуса в тот самый момент, когда он почти что укусил ее, была не случайна. Его длинные когти были плотно сжаты на ране, оставленной вампиром во время схватки, расширяя ее так, что штанина оторвалась практически полностью, пропитавшись темной густой кровью. Люциус морщился от боли, и Гермиона заметила, что его клыки впились в белую кожу подбородка, по которому тонкими струйками стекала кровь, делая его лицо визуально еще более болезненным и бледным. Подобная картина заставила ее оцепенеть и остановиться, с ужасом глядя на то, как Люциус из последних сил пытался судя по всему привести себя в чувства таким странным и ужасающим способом. И, когда он, видимо не сумев устоять на ногах, начал заваливаться на бок, запуская когти еще глубже в рану, Гермиона, не сразу осознав, что именно собирается сделать, сорвалась с места и подбежала к нему, опускаясь на траву, в попытках удержать его за плечо. - Боже, - прохрипела она, ощущая какую-то дикую панику при том совершенно не логичную в такой ситуации, когда еще пару секунд назад ее, можно сказать, чуть не убил этот самый вампир. - Ты совсем что ли больная? – также хрипло и еле слышно отозвался Люциус, пытаясь отодвинуться. Но видимо из-за недостатка сил, его жалкие попытки скинуть с плеча руку Гермионы не увенчались успехом, и он смог лишь поднять на нее хмурый и мрачный взгляд, в котором Гермиона не скрываемо прочла сожаление и еле заметный страх. - Ты сможешь встать? – игнорируя его протесты, спросила Гермиона и попыталась поднять его на ноги. Но Люциус казалось и вовсе не желал никакой помощи, потому что в следующий момент, видимо собрав остаток своих сил, настойчиво отодвинул руку Гермионы от себя и, шатаясь, самостоятельно поднялся на ноги. Гермиона же с ужасом проследила, как от такого, вроде бы простого, движения из его раны вылилось значительное количество крови, от взгляда на которую, перед ее глазами с пущей хаотичностью заплясали белые пятна, и к горлу незамедлительно подступила тошнота. - Ты идешь? – услышала она где-то над собой и подняла глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то, но кроме пятен перед глазами, не смогла различить ничего, ощущая, как сознание медленно, но верно туманится какой-то болезненной дымкой. И, когда она, даже для самой себя неожиданно и безумно, усмехнулась, глядя на все вокруг расфокусированным взглядом, Люциус, сжав ее локоть, поднял на ноги, грубо встряхнув. - Приди в себя, - прорычал он, еще раз тряхнув ее, и резко развернул к себе. И, хотя до этого Гермиона ощущала все и правда до абсурдности странно и безумно, то от его грубого поведения и тона, обозленно выдохнула, сдерживаясь из последних сил, чтобы не сказать ему то, что не самыми лестными формами кружилось в ее голове. Игнорируя ее явное недовольство, Люциус устало проговорил: - Нам нужно уходить, иначе другие могут прийти следом. Нехотя и сдержанно кивнув ему в ответ, Гермиона несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь отогнать предобморочное состояние. И, когда наконец смогла прийти в себя и вернуть себе способность нормально видеть, то еще раз утвердительно кивнула Люциусу, который все это время с интересом разглядывал ее лицо, хмурясь, и нарочно опасливо старался избегать смотреть на ее раны. Видимо удостоверившись, что с Гермионой все в порядке, он отпустил ее плечи и двинулся вперед, ступая медленно и аккуратно, чтобы еще больше не раскрыть раны, хотя Гермиона отметила, что кровь идет уже не так как раньше, а это значило, что все же он имел способность к регенерации. Несмотря на то, что она все еще опасалась животной натуры Люциуса и несмотря на его жалкие протесты, Гермиона нагнала его и подхватила под руку, помогая добраться до трассы, как ей казалось, быстрее, чем если бы он шел без ее помощи. И как только их ноги коснулись плотного асфальта, Гермиона, стараясь не думать о том, могут ли вообще вампиры аппарировать безболезненно и без плачевных последствий, аппарировала их к своей квартире. Путь по лестнице явно занял бы не меньше получаса, если бы не Люциус, раздосадованный не находчивостью и глупостью Гермионы, раздраженно не напомнил бы ей, что у нее имеется волшебная палочка. Гневаясь на его явное пренебрежение и грубость, Гермиона все же поспешила воспользоваться палочкой, так как раны Люциуса так некстати снова открылись и теперь его кровь большими каплями заливала парадную лестницу. Переместив его на диван в гостиной своей квартиры и по возможности очистив от следов пребывания вампира лестницу, Гермиона на всякий случай запечатала заклинаниями дверь, опасаясь того, что кто-то каким-то образом мог знать, где она живет. По крайней мере она ясно понимала, что Винсент вполне мог оказаться «темной лошадкой» и предать ее, или же просто рассказать другим кланам, где она находится. Хотя, размышляя над этим, Гермиона все же надеялась, что это не так, хотя бы потому что в ее квартире по-прежнему было тихо, и она не кишела вампирами. Конечно же Гермиона подумывала о том, чтобы незамедлительно аппарировать к Гарри, но понимала, что пока не разберется что к чему, ставить в известность членов отдела не стоит, ведь даже сам Гарри посчитал не важным рассказать ей всю правду о Люциусе, который ко всему прочему считался мертвым. Да и сам Люциус не счел нужным перемещаться к Гарри, видимо по причине того, что хотел оставаться инкогнито или быть может не хотел раскрывать карты, в особенности - тот прескверный факт, что он стал вампиром. На удивление, обработка ран экстрактом бадьяна оказалась вполне эффективной, хотя и не подействовала так результативно, как, если бы Гермиона залечивала раны человеку. Поэтому она, удостоверившись, что сделала все, что могла, устало опустилась в кресло, косясь на Люциуса, который тем временем блаженно растянувшись на диване, смотрел в полоток, о чем-то размышляя, нахмурив брови. Все же теперь Гермиона была на все сто процентов уверена, что он и есть Люциус Малфой, потому что наглее и грубее человека, а точнее, уже вампира, еще надо было поискать, да и привыкнув к его новому облику, он уже не казался ей таким уж отличным от Люциуса в прошлом. - Тебя прислал Гарри? – осторожно спросила Гермиона, опасаясь того, что он опять вспылит или же вообще не удостоит ее своим ответом. Но видимо в этот раз Люциус был более склонен к беседе, поэтому в ответ усмехнулся и, оторвав свой взгляд от созерцания потолка, посмотрел на Гермиону, слегка наклонив голову. - Удивлен, что ты хотя бы до этого догадалась. Хотя разочаровать меня больше уже, наверное, у тебя и не вышло бы, - протянул он, криво усмехнувшись. В ответ Гермиона лишь раздраженно фыркнула, сжав кулаки и сдерживая себя от ответного выпада. И, когда Люциус снова отвернулся от нее, она внимательно оглядела его раны, которые по-прежнему выглядели ужасно, и устало заметила, что все же, несмотря на то, что близкое знакомство у них явно не задалось, Люциус спас ей жизнь и в чем-то, если убрать резкость и грубость сказанного, был прав. Не говоря уже о том, что теперь она видимо была обязана ему по гроб жизни. - Спасибо, - тихо проговорила Гермиона, заведомо отводя взгляд в сторону, на случай, если Люциус снова повернется к ней лицом. - Ты спас мне жизнь. Но ответа так и не последовало. И, когда Гермиона уже хотела задать, мучающий ее все это время, вопрос о том, как же он умудрился стать вампиром, Люциус заметно напрягся и начал втягивать носом воздух. И Гермиона была готова поклясться, что увидела, как из-под его губ опасно блеснули хищные клыки, видимо заведомо готовившиеся предстать во всеоружии перед любой опасной ситуацией. - Что случилось? – спросила Гермиона, ощущая, как от предчувствия беды у нее затряслись ноги, а в горле резко пересохло. - Здесь вампир, - ответил Люциус, приподнимаясь с дивана и пытаясь сесть. И, как только он произнес эти слова, будто в подтверждение их правдивости, в дверь кто-то настойчиво позвонил, заставив Гермиону вздрогнуть и тут же похолодеть от ужаса и понимания, что скорее всего вампиры, пытавшиеся ее убить, наконец нашли ее. Но она осознавала, что в этот раз Люциус в таком плачевном физическом состоянии вряд ли будет способен так быстро и удачно для обоих спасти ее. Поэтому в этот раз, и она это четко понимала, ей следовало надеяться в первую очередь только на себя и свои способности. Превозмогая так некстати вернувшееся паническое чувство, нарастающее где-то в желудке и медленно поднимающееся к горлу, при одной только мысли о кровожадных тварях, которые сейчас стоят за дверью, Гермиона спотыкаясь вбежала в спальню и, найдя нужную сумку, дрожащими руками вытащила из нее оружие. Звонок в дверь повторился, и кто-то, видимо не удовлетворившись молчанием и бездействием, начал барабанить по двери кулаками, при том так сильно, что она затрещала, дрожа на петлях и норовя выскочить из них в любой момент. От полнейшего краха и разрыва в щепки ее спасали только жалкие наложенные Гермионой заклятия. - Я смогу за себя постоять, - дрожащим голосом сообщила Гермиона, появившемуся в дверном проеме гостиной, Люциусу, который взглянул на нее не более чем скептически, явно не делая никаких ставок относительно ее возможностей «постоять за себя». - Очень сомневаюсь, - ответил он, оценивая тот масштаб паники, который был бы заметен даже простому человеку, потому что руки, сжимающие небольшой пистолет и палочку, тряслись так, что прицелиться ей явно не удалось бы, разве что, если бы ей повезло, и вампир подошел бы к ней вплотную, когда и целиться собственно не было бы необходимости. Снова раздался веселый и протяжный звон колокольчиков, разнося этот звук по всей квартире, и заставляя Гермиону задрожать еще сильнее и нервно прикусить губу почти что до крови. Но, несмотря на это, она смело двинулась к двери, кивнув Люциусу, чтобы тот скрылся в гостиной, что естественно он не сделал, оставшись стоять на месте, выжидая хоть какой-то ясности относительно возможных гостей. - Если бы ты не наложила заклятия, то я бы смог узнать кто это, - сказал он, выставляя вперед руки, ногти которых тут же начали заметно увеличиваться, вкупе с клыками, которые вызвали у Гермионы легкий холодок, пробежавшийся по ее позвоночнику. - Если бы я не наложила заклятия, то вампиры были бы уже здесь, - скривившись от очередной грубости, констатировала Гермиона, злясь на то, что скорее всего Люциус ни в коей мере не воспринимает ни одно из ее действий серьезно. Все же, проигнорировав уже ставшую привычной грубость Люциуса, она подошла к двери и, встав на носочки, взглянула в глазок, тут же отпрянув от него и сжав пистолет так сильно, что перестала чувствовать свои пальцы. - Это Винсент, - прошептала она, пытаясь сложить в голове все доводы относительно того стоит ли ему довериться и открыть дверь, потому что, судя по тому, что она увидела, он был один и, вопреки ожиданиям, за ее дверью не толпилось скопище тварей. - Не думаю, что он как-то причастен к тому, что с тобой произошло, - отозвался Люциус и, кивнув, скрылся в гостиной, оставив Гермиону с целым ворохом вопросов, начинающихся с того, с чего вообще он так решил и кончающихся тем, почему он принял решение все же оставить ее одну, хотя до этого ясно дал ей понять, что готов чуть ли не первым кинуться в бой. Глубоко вздохнув и подбадривающе распрямив плечи, Гермиона прошептала отпирающие заклятия и опасливо приоткрыла дверь, сжимая за спиной пистолет, готовая оказать сопротивление в любую секунду. На пороге и правда стоял Винсент, который в тот момент, когда она совсем немного приоткрыла дверь, резко распахнул ее настежь и с нечеловеческой скоростью влетел в квартиру, сжав растерянную Гермиону в объятиях. - Я так боялся, что ты мертва, - прошептал он ей на ухо, зарываясь лицом в волосы и, судя по его тону, и по тому, что он до сих пор не предпринял попыток ее убить, говорил он вполне искренне и серьезно. Но все же, во всей ситуации этой ночи для Гермионы существовали определенные прорехи, начинающиеся с того самого момента, когда Винсент, видимо знавший об опасности, грозившей ей, оставил ее одну и не пришел на помощь тогда, когда она нуждалась в ней больше всего. Поэтому Гермиона резко оттолкнула Винсента от себя и, выставив вперед пистолет, отступила назад, прижавшись спиной к шкафу, дверцы которого протяжно заскрипели. На ее неожиданный выпад Винсент лишь грустно усмехнулся, заставив Гермиону тут же начать перебирать в голове всевозможные варианты предположений относительно его реакции. И, когда он сделал в ее сторону несмелый шаг, она сильнее прижалась к шкафу, понимая, что скорее всего не сможет выстрелить и моля Мерлина о том, чтобы, если она опять пойдет на поводу у своей человечности, Люциус сможет исправить ее досадную слабость и снова спасет ее жалкую жизнь. Но Люциус выходить не спешил, если он вообще по-прежнему был в ее квартире, и в чем Гермиона сомневалась все больше и больше, ощущая себя самым настоящим параноиком и заговорщиком. - Не подходи, - прохрипела она, не отрывая болезненно щиплющих глаз от Винсента, который в примирительном жесте поднял руки, отступив на несколько шагов назад. - Тебе не стоит меня бояться, - спокойным тоном сообщил он. – Ты же знаешь, что я никогда и ни за что не причиню тебе вреда. - На меня напали вампиры, - воскликнула Гермиона, ясно услышав в своем голосе истеричные нотки, которые были здесь совершенно неуместны. – А тебя не было рядом! - Меня удержали против моей воли. Я не знал, что другой клан решил напасть на тебя. Я думал нападения - это вина…, - запнулся он, заметно напрягшись и, когда поспешно отвел взгляд, Гермиона поняла, что, если он и не лжет, то явно снова что-то не договаривает. - Чья вина, Винсент? – усмехнулась Гермиона, ощущая, как к телу снова вернулась нервная дрожь, но в этот раз вызванная не столько страхом, сколько досадой за то, что между нею и Винсентом было слишком много секретов, и никто из них не пытался распутать тот клубок запутавшейся лжи, которая начала прорываться подобными оговорками и неловкими паузами. - Других, - просто ответил он, пожав плечами. - Нет уж, - усмехнулась Гермиона и опустила оружие, чувствуя, как на глаза навернулись слезы то ли от того, что эта ночь была на самом деле тяжела для ее психики, то ли от того, что вдруг осознала, что, несмотря на то, что она просто играла свою роль в этой романтической мелодраме с участием вампиров, она каким-то образом вписалась и влилась во все это, и ощущения эти уже давно были далеки от простой игры или работы под прикрытием. – Сколько можно скрывать от меня все? Эта скрытность почти довела меня до смерти. Если бы я знала, что все настолько серьезно, то подготовилась бы. Я ничего не понимаю, и поэтому я уязвима. Во всем! - Ты тоже много что скрываешь от меня, Гермиона, - устало и грустно сказал Винсент, а затем, сократив расстояние между ними, вновь прижал Гермиону к себе, зашептав ей на ухо. – Я больше не оставлю тебя одну, обещаю. И, хотя поначалу все это было не так… между нами, но сейчас все, что я чувствую к тебе это намного сильнее простого романтического чувства. Гермиона хотела не понимать то, о чем он говорил ей, но тем не менее, с ужасом и осознанием того, что он все знает, понимала. Он говорил так, будто признавался ей в истинности чувств, пусть даже к лгунье, и от этого на душе становилось еще хуже, потому что Гермиона знала, что не может сказать ему слова взаимности так откровенно ясно, как он сказал ей только что, потому что она не чувствовала того же. Возможно, какой-то своей небольшой частью она и любила Винсента, но эта любовь была не той, которую она смело могла бы назвать истинной. Хотя в общем-то и сам Винсент не говорил конкретно. И помимо всех этих романтических бредней, Гермиона понимала, что пусть и завуалировано, но он дал ей понять, что знает, чем именно она занимается. И, судя по всему, по какой-то непонятной для нее причине был совершенно не против этого. Гермиона уже собиралась уточнить у него, что именно он имел ввиду, чтобы наконец расставить все точки над «и», но внезапно почувствовала, как Винсент напрягся и, втянув носом воздух, отстранил ее за плечи. - Ты ранена? – тон его, несмотря на то, что в совсем недавней похожей ситуации, Люциус тут же потерял голову от одного только мимолетного запаха ее крови, был искренне обеспокоенным, и вид его не был похож на тот безумный вид Люциуса, когда он накинулся на нее, жаждая крови. Винсент явно умел держать себя в руках лучше, чем Люциус, и совершенно никак не проявлял своей вампирской сути даже при виде ее крови. - Немного, но это не критично, - отозвалась Гермиона, дивясь тому, что вообще способна говорить в такой ситуации, когда ощущение «дежа вю» уже ясно начало граничить с нарастающей паникой. Но, когда Винсент, отступив от нее еще на пару шагов, окинул взглядом ее изорванное платье, на алом фоне которого во весь бок чернело огромное пятно крови, видимо принадлежавшее Люциусу, которому она помогала подняться по лестнице, Гермиона ко всему прочему неожиданно ощутила резкий укол страха, тут же встретившись с подозрительным взглядом Винсента. Гермиона ясно осознавала, что, увидев Люциуса, который возможно все еще был в ее квартире, он не просто в очередной раз удостоверится в том, что она врунья, а также будет вынужден задать ей вполне разумные вопросы, на которые у Гермионы совершенно не было ответов. Видимо уловив то самое смятение, вызванное всей этой чередой мысленных последствий, Винсент быстрыми шагами двинулся к гостиной. Гермиона же, со значительным опозданием выйдя из состояния оцепенения, поспешила за ним, пытаясь в голове продумать те доводы, которые смогли бы его остановить, а также возможные оправдания, в случае, если он все же что-то увидит. Но, когда она зашла следом за Винсентом в гостиную, то с облегчением обнаружила, что Люциуса там уже не было, а о его приходе напоминало лишь пятно крови на диване, а также рассыпавшиеся от ветра из открытого окна бумаги, через которое он скорее всего сбежал, удостоверившись, что Гермионе не грозит опасность. - Где он? – внезапно спросил Винсент, и тон его показался Гермионе непривычно серьезным и отчасти даже страшным, так как таким обеспокоенным и, быть может даже, злым, она не видела его ни разу. - Кто? – дрожащим голосом спросила она, оглядывая комнату и судорожно пытаясь придумать объяснения тем пятнам крови на ее платье и диване. Винсент явно мог различать такие яркие запахи, потому что запах крови, при том не совсем человеческой, ощущала даже сама Гермиона, хотя возможно, вся эта разница была вызвана ничем иным как страхом. - Я чувствую запах вампира, - сказал Винсент и взглянул на Гермиону, пытаясь по ее взгляду считать то, в чем видимо хотел удостовериться. - Я убила вампиров. Это их кровь, - как можно более убедительно ответила Гермиона и нахмурилась, стараясь успокоить бешеный стук своего сердца, который Винсент, захоти он этого, мог бы услышать и понять, что она лжет. Но он лишь горько усмехнулся и, развернувшись, двинулся в коридор, пройдя мимо Гермионы с совершенно нечитаемым взглядом. - Отдохни. Здесь ты в безопасности, - сказал он и молча вышел за дверь, оставив Гермиону с сотней назревших вопросов относительно всего, что произошло между ними всего несколькими минутами назад. Несомненно, он знал, что она врет. А также и Гермиона знала, что Винсент что-то ей не договаривает. И пусть сейчас она так и не решилась выяснить всю правду, да и он, видимо, тоже, но она точно знала, что рано или поздно, а точнее, уже судя по всему совсем скоро, им придется поговорить начистоту. ----- Дорогие читатели! Прошу прощения за то, что глава выходила так долго. Надеюсь следующие главы будут выходить быстрее. Приглашаю вас в свою группу, где вы можете отслеживать новости о выходе новых глав, а также посмотреть арты и визуализации сцен: https://vk.com/fanficsbbrox Подписывайтесь на группу и ставьте "Жду продолжения", чтобы я могла видеть сколько читателей ждут его и радоваться)) Спасибо :)