Скрам-хав

— Я дома, — громко оповещает Юнги, когда закрывает входную дверь. Он слышит тихие шаги босых ног в сторону коридора. — Уже пришел? — женщина осматривает юношу, останавливаясь в нескольких метрах от него. — Я уже ужин приготовила, долго не задерживайся у себя, — быстро говорит она перед тем, как поинтересоваться его тренировкой. Юнги до жути не любит, когда его спрашивают об этом — он ненароком вспоминает, как отец приходил домой и точно такие же слова вылетали из уст матери. Только вот маму расстраивать не хочется грубостью и рвущейся наружу детской травмой, поэтому парень тактично терпит. Проглотить можно все, в принципе. Даже иголку, если сильно захотеть. — У нас новый игрок, который перевелся, — вздыхает Мин, кидая сумку на пол и снимая с себя ветровку, — играет ужасно. — Что ж его так плохо научили? — наивно предполагает мама, скрещивая руки на груди. — Он никогда не играл, — он поворачивается к женщине, подхватывая спортивную сумку. Ее выражение лица быстро меняется, и потом она удрученно кивает — значит, дело страшное. Она ничего не отвечает, различив сквозь мрак прихожей тоску в складке между бровями сына. — Сейчас приду.       Приходит парень, правда, не так скоро, как хотел: очень долго раскладывал вещи, которые забрал с сушилки в ванной, а потом еще и машинку заводил, чтобы вещи постирать к следующей тренировке. Помимо того еще и переоделся, решив, что к урокам сегодня приступать не будет — проснется пораньше, а то сил правда мало осталось, кажется, что после ужина он сразу ляжет спать.       На кухне было привычно тихо — его мама не сильно разговорчива во время приёма пищи, но иногда, когда скучает по разговорам, вопросами парня заваливает, не щадя. Ей ведь, как родителю, все-таки интересно, что же ее сын в школе делает, как учится, не нужно ли репетиторов нанимать, как обстоят дела в спорте… Юнги ее даже жаль — ей так одиноко. Даже с ним. Юнги отстранен от семьи, мало с матерью проводит время и, возможно, даже сам грустит из-за этого, чувствует вину. Но просто не может — морально невыносимо, — смотреть на лицо женщины, которая лишилась мужа по самой глупейшей причине. И теперь ее собеседник — обычный затасканный в свое время учителями и отцом школьник, хотевший всего лишь на всего тишины и простого человеческого идеализма.       Юнги не любит, когда дела идут не так, как он планировал. Особенно, когда это касается его команды по регби. Она и так уже на грани расформирования — половина участников — старшеклассники, которые через год выпустятся и больше не будут принадлежать школьной сборной. Остальных просто разгонят, потому что округ маленький, да и учеников в этом не так много заинтересовано. Вот тебе и развивающийся вид спорта, который никому, кроме фанатиков, не интересен. Да и молодежь сама ничего не хочет — зачем тратить столько физических сил и времени на какой-то тяжелый спорт, где стоит запнуться — лишишься здравого ума, пинок по голове ведь автоматом обеспечен, никто даже не заметит. Юнги не ради этого остался в клубе. Не ради того, чтобы находиться сейчас в поле риска. Так помимо этого еще и какая-то пустая башка в команду залетела из-за противного комитета. Тем, как обычно, ничего не нужно. «На свое усмотрение» — замечательная причина, по которой набираются игроки.       Не хочет он об этом думать, но не получается. — Ты слышишь меня, Юнги? — парень очнулся от мыслей, подняв усталый взгляд на маму. — Ты говорил, что по химии тест писали. Всё в порядке? У тебя нет долгов? — Еще только начало года, мам, — вздыхает парень, вскоре поднимаясь из-за стола, — долгов у меня нет, с химией проблем тоже нет, не переживай. — Ты грубишь, — замечает заметно погрустневшая женщина. Она такая же вялая, но ничего не может с этим поделать. Как Юнги исполнилось семнадцать, ее состояние уже ничего не спасало — смерть мужа только сказывалась на ее психике, и с каждым разом Мину было дискомфортнее. Он смотрит на ее худое лицо, болезненные глаза и неустойчивую походку порой. Ему даже страшно, что что-то может произойти. — Может, потому что я устал и не хочу разговаривать? — парень, опустив тарелку в раковину, оперся руками о бортик и вполоборота посмотрел в затылок женщине. — Не находишь?       Потом он уходит, сжимая губы в полоску. Он просто не может контролировать агрессию. Устал уже метаться из одного угла своей черепной коробки в другой. Печально как-то на душе становится, когда он понимает, почему мама обижается, почему она поникшая. Ей ведь просто нельзя быть одной. Но Юнги кажется, что не может никак ей помочь. Он совсем не понимает, что ему стоит сделать, чтобы мама чувствовала себя иначе. Он не знает, как заставить себя это сделать.       Опускаясь на кровать, Юнги остается в потемках комнаты. Заводя руки за голову, он упирается взглядом в полок и вздыхает — навязчиво крутится в его голове образ новичка. Он не знает, какие чувства должен испытывать: безразличие, холодность, или же просто негодование из-за неопытности? Он ведь не хотел этого. Он не хотел портить отношения и уж тем более срываться так некрасиво на человеке, которому еще предстоит познать все нюансы спорта. Но удручает тот факт, что уже через четыре месяца состоится межшкольная игра, установленная прошлой весной, а Пака просто нереально будет подготовить за такой небольшой промежуток времени. И как итог — этот живчик путается под ногами, теряет мячи, получает травмы и еще поныть успевает. Странный он, выглядит как редкостный показушник и зануда. Хотя по лицу читается, что он боится. Юнги думается, что, может быть, если вдвое умножить количество тренировок, то можно было бы добиться скорого прогресса. Но физически это невозможно для загруженного по горло школьника. Либо менять саму программу тренировки — какие-то дни посвящать полностью оттачиванию навыка бросков, пинков, развивать выносливость и координацию, а потом уже игры ставить… Это все сложно, в голове план не нарисуется за пару мгновений.       Чимин всего лишь нуб, а Юнги взорваться хочет. Хотя понимает, что это не то, что он должен испытывать. Ему хотелось достичь идеала, он снова закопался в завышенных требованиях к окружающим и самому себе. Юнги не хотел, чтобы этот Пак Чимин был с ними в команде. Ему просто нечего тут делать — у него изначально были другие приоритеты, Юнги даже на мгновение показалось, что более подходящие пареньку. Но, видимо, судьба решила не смешно пошутить над всеми. Как на это закрывать глаза?       Мин порой задумывается, что он не может очиститься от отвратных мыслей. Он понимает, что потихоньку превращается в своего отца. Отчего становится страшно. Он не хотел быть им. Он не должен становиться таким же бездушным придурком, который ненавидит неумелых детей, «родившихся не для спорта». Мину стоит научить, а не затаптывать. Не учить через кипящую лавой ненависть.       Видит ли он себя, маленького и запуганного, в образе Пака? Такого же беззащитного, ничего не понимающего… Юнги часто плакал, когда отец разочаровывался в нем и говорил, что тот ни на что не годен. Будет ли Чимин плакать? Или он устанет и уйдет уже завтра? Похож ли Юнги на того, кто сможет морально уничтожить старающегося человека?..       «Я ведь тоже не знал, кто такой Гилберт.»       Юнги вздыхает, прикрывая глаза.       «До сих пор не знаю.»       Его смешит это понимание. Для Юнги в какой-то момент эта фамилия была самой уродливой — вот на кой хрен приспичило этому пацану придумать спорт? Тогда Юнги было тяжелее, чем сейчас, причем намного. Он практически забыл, что было раньше, успешно вытеснив настоящую причину, по которой играл. Но ведь в свои тринадцать он просто ненавидел, когда его спрашивали про создателя регби. Да и сейчас бы тоже взбунтовался, услышав этот вопрос — навевает воспоминания, приукрашенные едкой интонацией. Кто такой Гилберт? Кто он такой на самом деле? Что это за человек?       Мин перестает думать об этом, когда телефон на столе жужжит от входящего звонка. Встает с кровати он только тогда, когда техника перестает вибрировать. Джину что-то нужно от него. Юнги даже пожалел, что не уснул, потому что теперь, сидя с включенным диалогом и находясь в сети, одними тирадами о неблагодарности и важности звонков хёна, он точно не отделается.

***

— Мин! — кричит Джин, находя Юнги в спортзале. Тот без особого энтузиазма поворачивается на знакомый голос. Джин весь день провозился с документацией, как менеджер спортивного клуба. — Тащись сюда, разговор есть!       Юнги молча кивает своим друзьям, с которыми он остался после урока покидать мяч, и уходит из зала, следуя за направившимся на улицу торопливым Кимом. Там их встретил теплый осенний ветер, оглаживающий коленки и щекочущий чувствительную кожу шеи. Они опускаются на ступени, оглядывая снующих школьников, спешащих домой. Джин поправляет галстук, криво завязанный на шее наспех, и кладет папку с бумагами на колени, а после опираясь локтями прямо на нее. Юнги же пачкает собственные локти в пыли ступеней позади себя, подставляя лицо ветру, наблюдая уже за текучестью облаков, потихоньку окрашивающихся в цвет закатного солнца. На часах практически пять. — Я вообще-то планировал утром немного поплеваться ядом, но как на зло на меня свалилась эта кошмарная работенка, — вздыхает Сокджин, потирая вспотевший лоб. Позже он скажет, что отдаст свое «почётное» место девчонке из параллели, желающей в поте лица помогать спортивному клубу. — Ну так что, готов? — Тебе вмазать? — усмехается тот, кидая мимолетный взгляд на друга. — Всегда! — Я тебе вмажу, — фыркает парень, отталкивая Юнги от себя подальше, — ты слишком жесток. Ты посмотри, просто какое-то издевательство! — но Мин лишь изгибает бровь и понять не может, о чем же таком разглагольствует старшеклассник, размахивая рукой. — Ты его загонял. — Кого? — до Юнги поздно доходит. Цыкая недовольно, капитан выпрямляется и теперь опускает локти на колени, поворачиваясь к хёну, чья челка смешно подпрыгивала по порывами воздуха. — Ясен пень что ему будет тяжело, он же только пришел, — ничего не находя странным, Мин лишь хмурит брови. — В том и дело! Он только пришел! А ты уже загонял его до такой степени, что ему ходить трудно. Между прочим, — вскрикнул Джин, копируя позу Юнги, сцепляясь с ним взглядами, — он не пришел сегодня на урок физкультуры и в столовку тоже! По словам Чонгука, он умирает от судорог в ногах. Ты хотя бы подумал перед тем, что собираешься делать…       Недовольный Юнги прерывает его громким и тяжелым «так». Слушать он это не собирается, — Хочу тебе напомнить, что в спорте никого не щадят! Если бы он регулярно занимался чем-либо, сейчас бы он не загибался от болей — это сугубо его проблемы! — вспыхивает он, чувствуя, как его щеки наливаются краской. — Кто он такой, чтобы давать ему поблажки? Если уж пришел заниматься, то пусть, как все, пашет! Какой толк, если он будет отсиживаться, потому что устал? На фоне усталости и развивается выносливость, это должно быть усвоено еще в средней школе! — Не кричи на меня, — Джин одергивает полыхающего юношу, стреляя напряженным взглядом, — не думал, что у него проблемы потом будут? Судороги — это тебе не шутки! Ну и ко всему прочему, от того, что ты его волочишь по всему полю, тоже толку не будет. — А его никто не заставлял переться в клуб! Пусть тогда дома сидит и ебалом своим не светит, — фыркает Юнги, отворачиваясь.       Джин закрывает глаза от усталости. — У него нет выбора… — А у тебя будто бы был, — язвит Мин, подрываясь со ступенек и соскакивая на мощеный двор перед школой, — сам-то дома сидел, когда в средней школе записался в драму… — В любом случае, Мин, — вздыхает юноша, тоже поднимаясь на ноги и подходя к парню, скрестившему руки, расхаживавшему вперед-назад, опустив голову вниз, — ты груб. Ты бессердечен и жесток. Разве к этому ты стремился? — Тогда почему мне нельзя было отдыхать? — опять вспылил Юнги, поднимая обиженный взгляд на Кима, чьи бумаги чуть не полетели вниз. — Почему мне нельзя было… — его губы задрожали. Он не мог сказать этого. Он понимает, что они — два разных берега, что Пака нельзя сравнить с тем, что Юнги проецирует на пацана, хоть и не совсем осознанно. Ким сочувствующе смотрит на парня и уже жалеет, что, наверное, напомнил ему о том, что являлось табу в жизни лучшего друга. Хоть и с недавних пор. Юнги лишь бросает удрученный смешок и трогается с места, желая завершить этот разговор. — Юнги, мне жаль, — пытается оправдаться Джин, следуя за юношей, поспешившем внутрь, желая расстаться. — Да постой! — не сдерживается тот, хватая Мина за плечо и грубо разворачивая к себе. — Хватит уже, если хочешь подраться, то лучше уж помахайся со мной. — Я тебе о твоем отце ни слова не сказал, — плюется Юнги осипшим голосом, — тогда почему ты продолжаешь напоминать мне о моем? Я разве не помню ничего?.. — он замолкает на минуту, а затем продолжает: — Иди в задницу! — Кого ты опять посылаешь в задницу? — вдруг слышится рядом, на что оба поворачиваются, завидев пританцовывающего Хосока, что вышел напару с Чонгуком, встрявшим в дверном проеме. Пока младший с кем-то переговаривался за полуоткрытой дверью, Хосок поспешил разорвать спор своих друзей. — Могу и тебя послать, если хочешь, — хмыкает парень, ссутулившись на мгновение. Окинув взглядом парней, вставших в двери — Юнги мог предположить, что Чонгук разговаривал с новым скрам-хавом, — а затем крикнул: — Долго мешать будете?       Чонгук смущенно хихикнул, вытягивая за собой помятого Чимина, который, спрятав взгляд под челкой, что-то шипел. Теперь Юнги в красках понимает, о чем говорил Сокджин, — тяжелая походка и видимо подрагивающие мышцы. Но капитана это даже не пробивает на раскаяние. А должно? Безмолвно прощаясь, он скрывается в коридорах школы, наверняка возвращаясь обратно ради того, чтобы собрать вещи — кидать мяч парень больше не настроен.