Скрам-хав

      Он сверлил взглядом полку с прекраснейшим для кого-то наполнением. Но все это только окунало в тревожное прошлое — в грубые объятия бывшего хукера с разбитыми мечтами и сломанной ногой, оборвавшей его карьеру. Юнги должен был побороть это обжигающее грудную клетку чувство, укрыться от брошенного песка в глаза, но ничего не может сделать. Стоит. Смотрит. Шмыгает носом и запястьями трет глаза, наказывая себе не реветь. Ему же уже восемнадцать, это не в его интересах. У него, по крайней мере, есть мужество, которым должен владеть любой капитан команды, независимо от того, какой это спорт.       Рядом с книжками, которые должны были помочь Паку освоиться на поле, стояла фотография родителей Юнги вместе с последней отцовской медалью, которую мать, исходя из каких-то своих предубеждений, положила именно к методичкам по игре и справочникам успешных игроков. Юнги хотел в первую очередь обратиться сюда за сводом новых правил, распечатанных относительно недавно, но по итогу в его руках лежит книга семидесятых по тактике игры и что-то поновее с наставлениями для капитана. И горсть горьких воспоминаний с обязанностью (и где-то на фоне — зависть, холодная и скребущая, потому что Юнги до сих пор не может так, как мог его отец).       Что-то хлопком приземляется на письменный стол, а что-то летит на кровать прямиком к сумке с вещами, которую Юнги собирал для поездки к Сокджину на вечер. Они планировали расправиться с одним проектом, а также Юнги пообещал Чимину, что наконец-то наставит парня на путь истинный. Чтобы наконец этот парень не тянул и себя и «блуждающего» вниз. Как и всю команду впоследствии.       В какой-то момент Юнги душит отчаяние — все идет совсем не так, как ему хочется. Все вокруг его раздражает. Его бесит тот факт, что учитель по химии поставил ему незачет по тесту, который, как ему казалось, он написал даже лучше, чем планировал. Отчего пришлось соврать матери, что все хорошо (но ведь правда… все ведь хорошо, у него отличные оценки). Его раздражает и то, что Чимин слабый, и то, что теперь в команде нет игрока из-за чертового новичка. Юнги ненавидит самого себя за прошлое и за раздор в коллективе. Юнги ненавидит своего отца и то, что тот сделал. С мамой в особенности.       Он не до конца понимает, что чувствует. Отвращение, боязнь, ненависть, беспокойство?       Собравшись, парень уже было кинул сумку в прихожую, но посмотрел через окно в кухне, пытаясь отыскать свой велосипед и понять, стоит ли его вообще доставать из кладовки. Но все планы, весь настрой с треском рушатся острыми осколками под босые ноги, когда парень слышит тяжелый кашель. Он мог не обратить внимания, потому что его отец много кашлял из-за привычки громко и много говорить (и много пить). Но, во-первых, это не его отец. Во-вторых, его мама очень редко болеет. Не успев и развернуться, осмотреться и проанализировать ситуацию, Юнги встречается с уставшим взглядом матери, выглядевшей провинившейся маленькой девочкой. Ее губы красила короткая стыдливая улыбка, а взгляд наперед вымаливал прощение, заметив беспокойство и недовольство в глазах сына. Юнги пытался не заламывать руки или же жевать губы от переполнявших эмоций. Она все это видит. Она привыкла. Даже не вздохнула. — Кажется, я заболела, — усмехается та, опуская руку на горло. А потом она заходится таким кашлем, который все органы разрывает изнутри. Юнги сжимает челюсти. — Прости, малыш. — Ты опять вышла на улицу без шарфа? — Вчера было так тепло, я даже пальто не взяла с собой, — прошептала женщина, проходя до фильтра, по пути доставая стакан, чтобы налить воды, — я правда не думала, что меня сможет продуть… — Ты хоть когда-нибудь думаешь?.. — удрученно вздыхает парень, опуская взгляд в пол, скрещивая руки на груди — он недоволен до пара из ушей. — Я просил тебя одеваться тепло, чтобы ты не чувствовала себя еще хуже! — Не повышай на меня голос, Юнги, — как-то до боли смиренно просит его мать, дрожащими пальцами ставя стакан на гарнитур, — что теперь поделаешь? Мне придется взять отгул… — Ты хотя бы думала о том, как мы будем жить дальше? — хмыкнул тот, не поднимая взгляда на женщину до тех пор, пока не решился продолжить давить на болезненную точку. — Ты думаешь, что сможешь вылечиться на дому за пару отгулов? Ты слышишь свой кашель?       Мать качает головой и просит подождать, остановиться и успокоиться, но парень непреклонен: — Тебя по любому положат в больницу с таким кашлем. У тебя есть деньги на больничную койку? А если это затянется? У нас и так денег нет, а тебе никто больничный не оплатит. У меня, по-твоему, время есть, чтобы работать? Я едва домой возвращаюсь раньше девяти, так ты хочешь, чтобы я вообще под утро приползал? — Юнги, успокойся, — отрезает та, взмахивая угрожающе рукой, — я знаю, что я виновата и ничего не могу поделать. Мне правда жаль, что я такая плохая мать, но я обещаю побыстрее поправиться…       «Я люблю тебя, но ничего не могу с этим поделать», — так и застывает между ними неозвученным.       Ее дрожащие оправдания пресекаются вздохом Юнги и суетливым походом в комнату: — Что тебе взять в аптеке? — он слышит тихие шаги женщины к двери его тихой обители, а потом та аккуратно заглядывает в комнату сына, увидев, как он что-то нервно перебирает в ежедневнике. — Возьми что-нибудь от першения в горле, жаропонижающее у нас есть, — говорит та, беспокойно оглядывая фигуру Мина, — я сейчас принесу тебе деньги… — Не надо мне твоих денег, — фыркает тот и, засовывая пару некогда ровных купюр в карман куртки, направляется в прихожую, где по-быстрому натягивает кеды и безмолвно уходит, забывая про сумку — заедет потом.       Юнги хотел попробовать достать и антибиотики, но закономерно их не продали, — он несовершеннолетний и к тому же без рецепта. Мин уже готов был во все тяжкие броситься, чтобы ему хоть пару капсул пробили, чтобы маме стало легче. Она же упертая — вряд ли к врачу пойдет, а просроченные бумажки из стола отцовской спальни никакого результата не принесут. Слава богу от простуды базовые лекарства дали, хоть и с очевидным недовольством.       Стоя на крыльце круглосуточной аптеки, вдыхая дым сигареты, Мин успокаивается, думая, что ему делать дальше. Хотелось прийти домой и заботливо сварить чай с мятой или имбирем, (извиниться). А потом лечь спать, чтобы не слушать кашель из маминой комнаты, забыть о нем, как о страшном сне, или подумать над тем, что он может сделать для того, чтобы обеспечить ей должный уход или даже пребывание в больнице. Юнги на минуту забывает о Джине и вечерних пробках, уже сидя на велике и спешно возвращаясь домой под грузом мыслей о родственниках, которые могли бы подсобить. У матери была же сестра, только вот хочет ли та видеть бедную женщину, умирающую от больной любви к мужу-пьянице, разрушившему не просто ее жизнь и мечты на счастливую старость, но и жизнь ребенка, желавшего в свое время не вылазить из бассейна и плавать стометровки.       «Надо бы купить ей книжку, — думает Юнги, когда причаливает к калитке собственного дома, — завтра после школы посмотрю».

***

      У Джина в комнате тепло и приятно, нежели на улице: холод уже замещает любые отголоски летнего тепла. Хосок где-то запропастился, на что Ким ответил, что тот ушел гулять с Чонгуком, потому что у них особый гость. И этот особый гость еще не пришел, хотя на часах давно семь (ну как давно, минут десять как). Чимин нервно сидит за столом Джина и жует губу, пока тот доедает разваренную лапшу (как он любит, что не странно), дразня Чимина и стуча показательно палочками о край тарелки. — А почему ты не можешь мне все правила рассказать? — вдруг задался вопросом Чимин, поворачиваясь к другу и скрепляя пальцы в замок. Парень на мгновение застыл, поднимая на скрам-хава взгляд. Хороший, если честно, вопрос. — Ну, это принципы, — вздохнул тот, откидываясь на спинку стула, — Юнги — капитан команды, к тому же ты сам попросил его рассказать тебе о регби, ну и, помимо этого, именно ты играешь с ним в паре, поэтому он тебя должен учить. Можно было и к тренеру обратиться, но он человек очень… интересный, поэтому Мин — самый оптимальный вариант для тебя. Не переживай. Я бы рассказал их, но не факт, что ты поймешь, а если это будут не правила, а, скажем, тактика лично для тебя, то тогда я вообще пас. Я — замыкающий, так что мне неизвестно, как ты должен себя вести в атаке и в защите.       «Скрам-хав полузащитник… значит, две функции выполняет, как, в принципе, и амфотерные вещества в курсе химии… — думает Чимин, потирая лоб, — в атаке наверняка сложнее, а выбора, как обычно, не предоставляется…»       Джин успел даже помыть посуду, а Юнги все не приходил, заставляя одного тяжело вздыхать от ожидания, а второго раздражаться, потому что старшеклассник ждал друга для совместной работы, в первую очередь. Но стоило только Джину открыть рот в возмущении, в комнату зашел озабоченный чем-то Юнги, второпях не закрывший входную дверь. — Как я ненавижу эти дурацкие пробки, ты бы знал, — бурчит парень, не отрывая взгляда от телефона. Он возвращается обратно, чтобы всё-таки закрыть дверь, а потом стягивает куртку, бросая на кровать и продолжая негодовать: — как меня все это достало, я стоял в пробке двадцать минут без движения вообще, чтобы всем этим придуркам было пусто!       Джин расхохотался, пытаясь остановить приятеля, но тот неугомонно продолжал, в этот момент ища что-то в сумке: — Ты понимаешь, я вышел из дома в надежде приехать на полчаса раньше! Так моя мать заболела, я даже не удивился! Говорил ей без шарфа не выходить на улицу, я заботился о ней, пока она, как маленькая, говорила, что ей не холодно. Пришлось в аптеку гонять, потом обратно, а потом я не успел и попал в пробку! — Подожди, Юнги, ты слишком не распаляйся, у нас же… — Забирай флешку и заткни ей свой рот, я не слепой, между прочим, — вздохнул парень, садясь на кровать и закрывая глаза в желании немного успокоиться. Чимин с любопытством посмотрел на него и хмыкнул: вот, как он может выглядеть? До этого Пак видел Юнги только в школьной форме и в регбийке, а сейчас старшеклассник перед ним выглядит совсем иначе — как-то менее официально. В принципе, все равно непривычно. Юнги даже смотрит не так агрессивно или пренебрежительно, будто ему просто без разницы, — его мысли заняты другим и он совсем не в том возбуждении, как перед игрой. Волосы небрежно растрепаны ветром, спадают на глаза, хотя тот очень упорно пытается их убрать; черная водолазка и темно-синие джинсы на ремне. После Юнги достает из сумки небольшую книжку, поднимая взгляд на Чимина, пока Джин перекочевал с ноутом на кровать соседа. — Первое правило игры регби? — задает странный вопрос Юнги, смотря несколько испытывающе, а Чимин не знает, что ответить. Если он имел ввиду про «не щелкать ебалом», то он помнит прекрасно, но если что-то другое, то тогда парень определенно не понимает. — А второе? — Грубая игра? — Ну, в официальном своде «грубая игра» значится под цифрой девять, но не суть важно, их все равно очень много, как и принципов. Знать, конечно, стоит все, чтобы стать хорошим игроком, но лично я расскажу тебе только самые основные. Там двадцать один пункт, но содержание очень ёмкое… — парень задумался, пролистав сборник, кажется, лично им распечатанный.       Чимин согласно кивнул, думая, насколько уместно будет что-то говорить. Он уступает Юнги, пока тот в хорошем расположении духа. — Я не стал тебе рассказывать сразу все запреты поэтому, если ты думаешь, что все остальное, о чем я не сказал, — можно, то ты ошибаешься. Есть определенный регламент, которому стоит следовать. Эту книгу ты должен знать так, чтобы я к тебе ночью пришел, и ты продолжил любое мое предложение, которое начну.       «Жестоко!» — возмутился Джин с соседней кровати, но Мин его проигнорировал.       Юнги выглядит иначе. Совсем по-другому, не так, как было «до». Хотя Чимин не уверен, что открывшаяся ему натура есть «после». Может быть, Юнги настигла жестокая кара тренера за нарушение правил, или… Чимин не знает, мысли рассыпаются, сконцентрироваться мало получается. На лице Юнги глубокое смятение, в улыбке скрыта печаль, в глазах — борьба. Он точно удерживает себя от чего-то, но от чего именно? Чимин воспылал необычайным интересом — и он не виноват в этом. Что-то в старшекласснике есть такое, о чем тот молчит, проглатывая всякий раз, он выглядит каким-то притягательным ребусом, за который невозможно не уцепиться, невозможно забыть.       В какой-то момент Чимин даже думает, что Юнги не хочет с ним разговаривать, хотя настойчиво заставляет себя выполнять обязанность: научить. Чимин ведь просил научить его, вот теперь сидит и слушает, что, вероятно, должно ему помочь. Юнги как-то вскользь сказал о том, что будет тренироваться исключительно с ним только потому, что они — маленький, но решающий дуэт, только пока, правда, из-за кое-кого, очень посредственный. Быть зависимыми друг от друга морально и физически — очень сложно. Чимин на свою голову «удачно» напоролся на идеалиста. — Ты так нудно рассказываешь, — вдруг прерывает его Джин, опуская крышку ноутбука, — что он тебя даже не слушает! Мне даже проект теперь делать не хочется…       Юнги поднял тяжёлый взгляд на второклассника. — Что я только что сказал? — А… — Чимин поднимает голову и оглядывается по сторонам, сжимая телефон между пальцев. — Постой!.. — Дурья ты башка! — вскрикивает флай-хав, подтягиваясь к краю кровати и замахиваясь на Пака, что едва успел руку вытянуть в свою защиту от удара увесистым сводом правил. — Это мне надо, что ли? — А я виноват, что ты с таким великим энтузиазмом что-то там бормочешь себе под нос? — возникает Чимин, отпихивая от себя руку Юнги, нахмурившего брови, и облокотился о стену, как было прежде. — И не смотри на меня так! Достал… — Достал?! — Юнги, — фыркает Джин, хлопая в очередной раз крышкой компьютера и вставая с кровати, — мне хватает ваших ссор на поле, не продолжайте это в моей комнате, окей? Просто будь хорошим мальчиком и тихо, без пререканий расскажи ему, как правильно разыгрывать рак, ему на сегодня хватит, а потом ты будешь помогать мне.       «План надежный, как швейцарские часы!» — думает Пак, наблюдая за тем, как Мин сжимает губы в полоску от усталости и раздражения, потирает ладони, задумываясь над чем-то. — Старшеклассник Мин, — Чимин поворачивается к парню и ловит на себе недоуменный и задолбанный в край взгляд. Юнги, наверное, уже всей душой ненавидел этот официоз, но, кажется, Пак не может позволить себе назвать его по имени или хёном, как бы не уверяли его друзья, что все будет в порядке. — Если у тебя, как ты говоришь, заболела мама, то иди домой и… позаботься о ней. Я справлюсь, прочту всю книгу и начну учить… — Смысл тогда был переться сюда? — он отталкивается от стены и встает, вздыхая. — По крайней мере, отдать мне носитель, — крутит флешкой перед носом Джин, как бы напоминая о первоначальной затее встретиться в общежитии.       Справедливо. Юнги оставляет распечатанную книжку на столе перед Чимином и подцепляет свою куртку, накидывая на плечи. Вероятно, его матери правда нужна помощь, а он снова пытается избегать ее. Пак, вроде, выглядит тоже уверенно, сомнений, что выучит что-нибудь из того, что должно быть в его голове как у игрока регби, на самом деле мало. — Если не выучишь за неделю — голыми руками придушу, — угрожает в очередной раз Юнги, проверяя свои вещи. А потом он поворачивается к Джину, вопросительно наклонившему голову, подходя ближе. — У тебя нет антибиотиков? — Зачем тебе? Все так плохо? — вздыхает Джин, уже начиная метаться взглядом по комнате. — Да просто… не важно, — тот мотает головой и прощается, игнорируя вопрос Джина о состоянии его матери. Из приоткрытой двери слышится «ты так мало посидел!» от консьержки, а затем и разочарованный звук, засевший в глотке Сокджина. Он, вероятно, сильно беспокоится. Не менее, чем Юнги. Чимин растерян. Он в зоне, где не должен был находиться.