Ждать, дышать, бежать и видеть, И кого-то сильно ненавидеть
Ноябрь бьет в ноздри. Ну, и в легкие порой, когда бежишь в школу с опозданием и с распахнутой курткой, игнорируя «а ну-ка застегнись, паршивец!» за спиной. Как-то неожиданно смена сезона ударила по Чимину: вроде бы должен войти в режим, привыкнуть, а выходит так, что он опаздывает чаще, чем глаза закатывает перед упреками матери за стертые колени и новые синяки на руках. Как-то желаемый идеализм быстро замылился другими обязанностями, а взгляд с успеваемости перекочевал на новых друзей и регби несчастное, помотавшее его очень здорово. Но уже скоро декабрь, а значит много тестов за полугодия, усиленная подготовка к четвертным работам… а также соревнования. Его первые. Вообще, Чимину страшно, он не скрывает своего испуга перед игрой, которая может с вероятностью до восьмидесяти процентов повернуться к ним задницей только из-за его неопытности. И вот это все следует друг за другом — Чимин просто не может разграничить эти вещи, потому что все настолько сильно слиплось друг с другом, что не знаешь, как и приоритеты расставлять. Хочется объять необъятное. Чимин, запыхавшийся, залетает в школу с желанием провалиться сквозь землю за свои участившиеся опоздания, а также с желанием улучшить рейтинг успеваемости, чтобы уж точно быть уверенным. Но уже сидя в классе, отмахиваясь от Чонгука, шутившего про короткие ножки, Чимин задумывается: а точно? Точно учеба? Хочется к черту послать. Да вот только попробуй, Пак, как мама голову открутит, да и сестра насядет со своими нравоучениями (или что похлеще: «у тебя, наконец, девушка появилась?»). — Ученик Пак, подойдите ко мне! — просит его учитель после окончания урока, когда половина класса выбежала в коридор. Чимин послушно ступает к мужчине, поправляя школьный пиджак с эмблемой. Видимо, тот не очень доволен тем, что Чимин регулярно пропускает половину урока. Была бы это литература или же китайская письменность — бог с ним, простил бы парня за старания, да вот только урок не китайской письменности, а профильный! — Сонсенним, вы что-то хотели? — Чтобы ты за часами следил или будильник ставил погромче, если встать рано не можешь, — пыхтит тот, складывая руки на груди, — ты думаешь, я тебе посещаемость ставлю? Много хочешь, дорогой, — с неприятным фырканьем мужчина собирает свои вещи и уже собирается покинуть класс. — Закругляйся со своими играми, не о том думаешь! — А это тут причем? — удивляется Чимин, хмуря брови. — Игра мне вообще никак не мешает. А то, что я просыпаюсь позднее обычного, вероятно, из-за стресса, потому что вы ставите мне неуды. Хотя мои решения идеальны и безошибочны. — Гением себя возомнил? Не груби мне, я учу тебя, между прочим, — угрожающе мужчина тыкает в Чимина пальцем, поправляя свои очки с металлической оправой. — По крайней мере, вы обязаны ставить мне посещаемость, потому что я присутствую на всех ваших занятиях, — парень обиженно отмахивается, уходя обратно к парте, избегая разговора и вспыхнувшего недовольства учителя. Даже с ним поругался, вот дела! Чонгук сочувствующе смотрит на парня, севшего на свое место и показательно захлопнувшего учебник по физике. Чимин отвернулся к окну, созерцая утреннее солнце, грозившееся пропасть за облаками. Пасмурно, скорее, будет. От этого уныние усиливается, не иначе. Учитель уходит, поджав губы и говоря что-то про излишнюю самоуверенность и дерзость, что, казалось, Паку вовсе не свойственны. Но вот, оказывается, каков сюрприз… Чимину бы хотелось, чтобы это не сыграло с ним злую шутку, как переводная карта в уно. Умножил сначала количество карт до шестнадцати, а потом полколоды набираешь с великим горем. На жизнь проецировать гораздо больнее, от этого Чимин вздыхает глубоко, пока не успокаивается. — Пойдешь к Хосоку сегодня? — подает голос хукер, поправляя и без этого аккуратно уложенную челку. Кажется, тот любит прихорашиваться, когда не надо бегать по стадиону. Пак лишь голову к тому поворачивает, пытаясь вспомнить, что за планы у них такие были, чтобы к Хосоку в гости бежать. Конечно, вспоминает он про приглашение только тогда, когда раздается хриплый голос, видимо, проявившийся первый раз за прошедшую часть дня. — Никаких Хосоков, ты сегодня мой, — деловито озвучивает Юнги, встав посреди прохода в класс, засунув руки в карманы школьных брюк. — Вчера была тренировка, тебя опять не было. — Вчера была?.. — удивленный, Чимин прикрывает рот ладонью, переводя взгляд с Мина на Чонгука, который ему робко кивнул, боясь даже поворачивать голову на флай-хава. — А мне не сказали… — Да ты что, — тот тянет уголок губ, пребывая в напряжении, — тренер всем новое расписание дал, а я еще и проверил на прошлой неделе. Или тебе в какой-то момент снова голову пробило, что ты забыл? — Х-хён, прости! — Чонгук все же поворачивается к напарнику и даже руки в знак капитуляции поднимает, на что тот фыркает и взгляда с Чимина не сводит. — В спортзале после уроков как штык, — он разворачивается, намереваясь пойти обратно в свой класс, — пока пас не отработаешь — домой не пойдешь. Чонгук лишь обреченно посмотрел на опешившего одноклассника и усмехнулся: — С его перфекционизмом дома ты сегодня не ночуешь… Так прошла половина дня: в отчаянии. Настрой на оживленную работу пропал, поэтому Чимин с головой погрузился в напряжение, прикрывшись листами с конспектами. Он даже не хотел в столовую идти, но Чонгук вытащил его под предлогом вкусного обеда и любимого кальгуксу, приправив это ложью о кимбапе, который, вообще-то, был вчера, когда Чимин тоже никуда не ходил за неимением желания и настроения. Что вчера, что сегодня — какой-то кислый. Кислее, чем долька лимона в воде. Спускаясь по лестнице, Чимин задумался над тем, как двусмысленно прозвучали слова его напарника на поле. Чимин сегодня его. Его. «Мой». Он бы не обратил внимания вообще, да вот только… Только «что»? Чимин сам ответить не может. Не знает. Юнги часто говорит странные вещи, которые можно трактовать совершенно по-разному, но контекст у них всегда один (как Чимин предполагает): Пак должен оттачивать мастерство игрока, тренируясь вместе с неофициальной парой — блуждающим. Мотая головой, второгодка вздыхает и обращает внимание на Чонгука, несущегося вперед по лестнице и спрыгивающего на пол первого этажа. Наблюдая, как младшенький скрывается за поворотом, Пак следовал за ним под любопытными приглушенными криками где-то впереди. Только Чонгук тут же вернулся, — видимо, ничего серьезного не произошло. — Старшеклассники снова подрались, — пыхтит кто-то сзади, и Чимин замечает фигуру Сокджина, как обычно приветливого и улыбающегося. Счастливый постоянно, будто его вообще ничто в этой жизни не тревожит (за исключением…). — Кто именно? — интересуется Гук, оглядываясь по сторонам. — Вспыльчивых старшиков у нас не так много, как тебе кажется, — парень подмигивает, чего Чимин не замечает, вышагивая впереди со скрещенными на груди руками. — Короче, пацан из совета что-то про Чимина опять сказал, ему втащили — как следствие. Чонгук рассмеялся, оглядываясь на взбудораженного Чимина. Хоть что-то смогло его привести в чувства. С какой-то долей скептицизма Пак глянул на Джина. Кто-то его, новенького, все равно защищает перед людьми, не представлявшими, как тяжело ему приходится и без этого. — Сначала Чольган полез, — задумался Ким, обращаясь к телефону, чтобы вызвонить своего соседа по общежитию ради совместного обеда, — потом… — он замолчал, прикусив губу, на что Чимин даже замедлил ход, равняясь с друзьями. Не нужно было много гадать, какое окончание фразы, от этого и стало не по себе в очередной раз. — А Чольган-то там что забыл? — задумался Пак, чувствуя, как его лицо обдает жаром: неужели из-за него драку устроили? Очередные разборки, где фигурирует не только Юнги, — это совсем не смешно. Это же ужасно нелепо — отстаивать права «конченного нуба», а потом писать объяснительные директору в угоду себе. Джин пожал плечами, будто не был свидетелем потасовки и не разнимал своих друзей. — Ну, видимо, у него жалость в одном месте заиграла. — Это не жалость, а поддержка командного духа, мы команда — мы семья! — вскрикивает неожиданно Чольган, толкая Гука плечом. Парнишка будто волной прокатывается по однокласснику. — Между прочим, я победил! Но рабский труд — неприятно, так что не советую, — засмеялся парень, убегая вперед, пока сзади кто-то, шаркая ногами, лениво двигался по той же траектории. — Ну что, рабовладелец, как ваше «ничего»? — усмехнулся Ким, завидев лучшего друга с такой непроницаемой миной, будто познал Дзэн. Юнги фыркнул, засовывая поцарапанные руки в карманы, не поворачивая головы, — По крайней мере, это было справедливо, — на наставление «драки кулаками не решаются» он только махнул головой и побрел дальше, следуя за спешащей учительницей, сходившей от них, кажется, с ума. Вот тебе и сдержанные выпускники… Видимо, как бы он не ненавидел Чимина, все-таки за команду терпеть издевок не будет. Стыдно Чимину. Очень. В столовой сегодня много народу. Они едва находят небольшой свободный стол, чтобы спокойно пообедать. Хосок приходит не сразу, видимо, увлеченный своими делами. Джин на его появление наигранно стонет о несправедливости. Но Хосок смеется, говоря про то, что ему повезло оказаться в параллели и не мучиться от частого присутствия Кима в своей жизни. «Жестоко!» — усмехается Чонгук, когда Джин сокрушается от такой вопиющей наглости. — Кстати, Мин обещал поговорить о чем-то в обед, — вспоминает Ким, откидываясь на спинку стула, пока Чимин пыхтит что-то и сутулится, вскрывая палочки и разворачивая столовую ложку. — Он сегодня зануда, — Чон поджимает губы, когда садится рядом с одноклассником и вздыхает, понимая, что обед сегодня так себе, а вроде в меню много чего предложено. — Надо поговорить насчет соревнований. В начале года вроде говорили, что пригласят нас на декабрьские, но сейчас в объединении какие-то поправки пошли, я особо не вчитывался, только глазом видел… — Да, — соглашается Джин, стуча палочками о край тарелки, — мы поедем, на той неделе решали этот вопрос. Сказали, что ждут от нас хороших результатов, но еще не установили, на каком стадионе будем играть, — парень потер глаза, посмотрев на Чимина, мечущегося взглядом по третьегодкам, — надеюсь в Каннамском, он к дому ближе, я хоть с родителями повидаюсь. Вскоре на стол опускается упаковка с сэндвичем и бутылка воды, — Тренер сказал, что нам в принципе некуда ехать, если Сеул не захочет перенести игры в другой стадион, так что, — пришедший Юнги пододвигает стул к столу и садится, вздыхая из-за многолюдности и шума, приглушающего разговор. — У тебя есть деньги? — удивляется Джин, подскакивая со стула, но также быстро опускаясь обратно, наблюдая за ухмылкой одноклассника, который принялся разворачивать свой перекус. — Кстати, ты купил ей книжку? Мин кивнул, выглядя очень спокойным. В этом умиротворенном молчании Джин находит то, что подарок кому-то очень понравился или по крайней мере еще не был вручен, но Юнги уверен в своем выборе. Чонгуково «у тебя есть девушка?» сразу же сопровождается «понял…» и смехом Хосока, напоминающего второкласснику о невыносимости характера флай-хава. Удивительно, что он еще никого не прикончил. Видимо, докладная директору и наказание сделали свое дело, стали причинами спокойствия и смиренности. Чимин чувствует себя отстраненным, сидя в углу стола, слушая обыденные обеденные разговоры. Все-таки за такое продолжительное время он не стал их частью. Полноценной частью. Это как кубик Рубика, идеально собранный, за исключением одной неправильно повернутой частички. Чимин предполагает, что еще не время, а может это вовсе вина Мин Юнги, ставившего жесткий ультиматум и не дававшего повернуться так, чтобы все цвета были собраны идеально. — Что сказал господин Ён? — вспомнил о происшествии Хосок, подпирая голову рукой в заинтересованности. Юнги лишь вздохнул и нахмурился, будто его «приговор» такой неочевидный. — Полы мою сегодня в спортзале, — парень завел руки за голову, откидываясь на спинку стула, — а Чольган будет проверять тесты по английскому у средней школы… — он вдруг кинул взгляд на выпрямившегося Чимина, посмотревшего на него после этих слов. В нем была толика непонимания и какая-то немая надежда, что все планы обрушились, но старший хмыкнул: — А ты не думай, что спокойно уйдешь домой. Я могу сделать так, что ты тоже ко мне присоединишься. И глазами так не хлопай, Пак! — А что у вас сегодня? — интересуется Хоби, накручивая цепочку очков на палец, оглядываясь на Чонгука, у которого голова скоро каруселью закрутится от такого частого переглядывания с одного друга на другого. — Да… я тренировку пропустил, отрабатываю, — смущенно улыбнулся Чимин, почесав затылок. Его тарелка уже пуста: пока все говорили, он успел все доесть. Чон тянет понимающее «о» и стучит палочками по столу, прося Юнги сильно не нагружать парня. — А, тебя вчера тоже не было, — вспоминает Юнги, недовольно качнув головой, — может ты тоже с нами? — Чонгук заходится в смехе, пока Джин шлепает Юнги по плечу и просит угомониться. Хосок не может сдержать смешка и просит прощения за пропуск. Пак, прикусив щеку, сталкивается взглядом с Юнги. Тот недолго смотрит на него, а после возвращается к своему скудному обеду и разговору с Джином, который, наконец, смог выговориться.***
Чимин заглядывает в пустой спортзал. Там только окна открыты, по полу ходит сквозной ветерок. Совсем никого нет. Чимин замечает пару мячей на скамье и один баскетбольный, застрявший в узкой сетке на кольце. Все-таки Юнги здесь точно был, только вот где сейчас — неизвестно. Наверное, поджидает в раздевалке, а, может, ушел за шваброй, чтобы под рукой было, когда они закончат. В общем-то, тренер тоже давно ушел, как понял Чимин по висящему свистку на турнике около входа в комнату с его рабочим столом и спортивным инвентарем. Как предполагалось, Юнги заседал в раздевалке на скамье на коротких ножках, держа на коленях какой-то увесистый учебник. Где-то уже Чимин встречал такое: не только другие спортсмены разбираются с домашкой после уроков перед, обычно, тренировками. Даже Юнги не упускает момента выписывать что-то в тетрадь, сосредоточенно вчитываясь в содержимое открытого параграфа. — Я пришел, — озвучивает Чимин, опуская портфель на скамью вместе со спортивной сумкой. — И с таким же успехом полетишь обратно, — тот со вздохом закрыл тетрадь, оставляя карандаш между листов, поднимаясь с места, — по закону геометрии, как говорится, — они встречаются взглядами. Чимин застывает от такой пассивной агрессии. Юнги выглядит явно уставшим, еще и вынужден задерживаться из-за Пака и его пропусков, а также потасовок, которые, между прочим, тоже из-за этого новичка. Думается Чимину, что он точно не виноват в последнем, это чужие проблемы — он не просил заступаться за него, — но вариться в напряжении и смущении парень не перестает, скукоживаясь внутри до размера изюмины. Он опускает взгляд в пол, сжимая губы в растерянности. — Прости, сонбэ, — он находит в себе силы коротко поклониться, после чего поднимает голову и видит удивленный взгляд капитана. Видимо, никто к нему так не обращался. Наверное, он хотел бы или же ожидал того, что Чимин будет фамильярничать, просто обращаться на «ты», но не тут-то было: сонбэ, старшеклассник Мин… Даже не «хён», как делает это Чонгук. Уважение? Или страх?.. А может вообще какое-то издевательство. Но Юнги проглатывает это как вязкий ком, быстро оправляясь от ступора. — Ну, хорошо, хубэ, — поддразнивает того Юнги, замечая красноту чужих ушей, — надеюсь, что ты полон сил и энергии, чтобы хорошенько потренироваться. — Не понимаю, что заставляет тебя думать, что у меня шило в заднице… — вздыхает Чимин, опускаясь на скамейку и принимаясь доставать сменную одежду. Парень только при загороженном свете понял, что флай-хав стоит прямо над ним, скрестив руки по привычке, изображая привычное недовольство. В общем-то, он ничего не сказал. Хотя в глазах читалось четкое «напросишься!..» Кинув короткое «жду», Юнги оставил Чимина наедине со своими мыслями и спортивной формой. У Чимина скоро случится помутнение рассудка из-за тяжеленной ноши на плечах. В ней вопросов больше, чем физической усталости. Его не столько Юнги морально насилует нескончаемыми причитаниями и отчаянной агрессией, сколько Чимин сам себя жрет, купаясь в бесконечном самобичевании и вопросах. В вопросах с невероятно сложной формулировкой, что даже астрономические термины на их фоне легче арифметического два-плюс-два. Если он не умрет раньше своего выпуска, то точно напишет книгу под названием «Что такое Мин Юнги и с чем его едят». Если, конечно, он сам поймет. Выберется из этого огромного и сложного лабиринта с не перешагиваемыми стенами. Чимин еще раз убеждается в том, что старшеклассник — идеалист до мозга костей, не любит, когда что-то идет не так. Консерватор. И скептик, если логически поразмышлять. И, кажется, он разрывается внутри себя на две части, одна их которых завывает от душевной боли, а вторая в шею гонит и хлещет до посинения, утверждая о так называемой мужественности и справедливости (на деле жестокости). Что сделало Юнги таким? Как Мин пришел к такому существованию, такой версии себя? Почему он так кардинально меняется в отношении игры? Ведь Чимин не единожды видел его за пределами школы: вместе с Джином, Чольганом и даже первоклассником Дэхви, как он ведет себя на улице, как он выглядит и как бережно относится к ним. И что-то скрывает, как порой младшеклассники жвачку под языком на уроках. В какой-то момент — Чимин уже не вспомнит — он забегался настолько, что судорога снова охватила его тело. С глухим стоном парень опустился на пол и скорчился, хватаясь за ногу, на что Юнги сначала бровь скептически вскинул, а потом со вздохом подошел к Паку, опускаясь прямо перед ним, прося убрать руки, говоря про то, что сила мысли боль не снимет. — Не знаю, что такого ты сделал, что тебе ногу свело, но если ты сейчас ее не выпрямишь, то будешь орать во все горло еще очень долго, а потом хромать от ноющих волн боли, — учтиво пробубнил тот, звоном оставаясь в ушах и где-то в затылке. Чимин поддался действиям старшеклассника, который выпрямил его ногу, надавил на колено и приподнял, растягивая мышцы. Чимин едва не застонал от зашкаливающих болевых ощущений, пронесшихся по конечности. Мин с поджатыми губами и угрожающим взглядом принял шлепок по ноге, а руку Пака, вцепившуюся в его плечо, проигнорировал, все-таки понимая серьезность момента. — Мне больно, — на выдохе говорит Чимин, чувствуя, как потихоньку его опускает. Юнги также учтиво опускает его ногу на пол и тянет за носок, наблюдая за тем, как мышцы на лице младшего расслабляются. Тот потихоньку успокаивается и ничего не говорит, скребя ногтями паркет зала. — Да, мне тоже неприятно. Он скидывает с себя руку скрам-хава, продолжая свою миссию по спасению хиленьких мальчиков с недостатком витаминов в организме и большой подверженностью судорогам из-за непостоянных нагрузок. Вероятно, это неловко, но он ничего не может поделать, поэтому просто делает свое дело — разгоняет кровь по ноге Пака, массажируя сведенное бедро, пока тот, пряча взгляд, пыхтит. — Ты, кстати, поговорить хотел… — Я? — удивляется якобы Юнги, оглядывая Чимина с секунду. — Да, сказал Хосоку, что у нас серьезный разговор… — А ты что, поговорить хочешь? — фыркает парень, отстраняясь от второгодки и садясь напротив, отодвигая мяч от себя подальше. Чимин скованно кивает, поджимая ноги к груди и обнимая их, — Мне интересно, что за разговор у нас должен быть. О чем ты думал, когда говорил Хосоку об этом? Юнги наклонил голову, не отводя взгляда с Пака, испытывающего его терпение. Кажется, если он не заткнет его, то тот задаст еще вопрос, а потом новый, пока не засыплет его до такой степени, что из ушей пар повалит и он засвистит носом, как кипящий чайник. — О том, что на следующей тренировке еще десять раз подумаю, пускать тебя на поле или нет, а если все-таки пущу, то спуску не дам! — парень вскочил на ноги, отряхиваясь от пыли. — Вставай и собирайся, мне еще прибираться, если ты не забыл. Придя домой, Чимин снова задумался о сегодняшнем дне. В груди поселилось такое неизведанное и странное чувство, что доселе он не испытывал даже при ситуациях похуже. Лежа в кровати с мокрыми волосами, Чимин читал сообщения от Хосока, где он смеялся над их с Джином общей фотографией двухлетней давности. Там на фоне еще Юнги был, такой маленький, как казалось. Это был их первый класс старшей школы, когда Юнги, кажется, был более беззаботным как в силу возраста, так и по каким-то внешним обстоятельствам. Листая альбом, скинутый в личные сообщения, Пак думает, что здесь Юнги слишком беспечный, хоть и уже кажется нагруженным до предела. Но в голову врезается реальный, действительный образ третьеклассника, и эта боль, которую даже улыбка, кажется, не сможет скрыть, разрезает все воспоминания, сохранившиеся на фотопленке. В детективы Чимин не любит играть. Но, кажется, за этим всем стоит что-то неладное. И оно может очень сильно помешать. Им обоим.