***
День начался очень странно. Чимин впервые проснулся один дома. Поднимаясь без будильника, парень уже привык прислушиваться к шуму с кухни, к звукам телевизора с утренними новостями, с редкими уколами Сумин, но сейчас абсолютная тишина. Варианта было два: либо сейчас очень рано, либо Чимин проспал. Но как он может проспать? В прошлый раз его сестра обрызгала водой из стакана, чтобы тот наконец выключил трель будильника. Но даже так он не выплывает из состояния потерянности и удивления — есть другие причины, заставляющие ощутить непривычную дрожь и покалывание в пальцах. Вчера было абсолютно по-другому, нежели неделю назад. Вчера все было иначе. Было спокойно. Сдержанно. Удивительно не страшно. У Чимина даже не дрожали ноги, и голова не кружилась от, как ни странно, привычных для него воплей. Собравшись и приготовив себе омлет с тостом на завтрак, Чимин, едва успев нормально перекусить, побежал в школу, боясь проворонить время. Кажется, того, что он хотел рассказать каждому, было больше, чем просто факт удачливости. По крайней мере, Чимин испугался только сейчас, когда понял, что что-то произошло и, по всей видимости, из-за него. Но в его голове не укладывалось, что человек настолько быстро мог поменять свою точку зрения, изменить принципам и просто стать еще более загадочным и непонятным. Многогранность людей удивлять Чимина уже не должна — он многое повидал за свои сознательные годы старшей школы, но что-то в системе все равно подлагивает и составляет новые алгоритмы, стирая поврежденные файлы. Чонгук смотрит на него сначала как на сумасшедшего, а потом посмеивается, потирая подбородок. — Я знаю, мне уже прописали за пропуск, но у меня правда были важные дела, чтобы не прийти на тренировку, — оправдывается Чон, потирая колени. Все-таки тоже волнуется, хотя ему можно довериться, учитывая уровень навыка. Чонгук сильный игрок. — На меня вчера никто не кричал… — Чимин прикрывает рот ладонью и хлопает глазами, смотря на опешившего Чонгука, привыкшего выслушивать серенады о том, как Чимин опять получил звездного пенделя за работу. — Я не знаю, что могло произойти! Просто… ладно, тренер немного злится на меня из-за тупости, но сонбэ… — Ничего не понимаю, — фыркнул Чонгук, покачивая ногой в такт песне, льющейся из наушника, — ты его перепрошил, что ли? Да и с каких времен ты называешь его «сонбэ»? Чимин опустил взгляд на пару секунд, а потом отвернулся и сел за парту, сложив руки. Ну, не может отойти парень от принципов, куда деться? Он мог принять, что его друзья разрешили ему фамильярничать, он мог уже смириться с временным фактором, но Юнги остается то ли слепой зоной, то ли человеком, с которым он не на том уровне отношений, чтобы раскидываться уважительным «хённим». Да, странно. — Если бы ты только знал, как мой горячо любимый блажной одноклассник жаловался на тебя… — в общем-то, синонимом к Джину, подошедшему к парням, является «эффектное неожиданное появление», которое постоянно выбивает из колеи. Взяв стул у свободной парты, Джин пододвинулся к друзьям и уселся, оперевшись локтями о спинку. — Жаль, что Чонгука вчера не было… и жаль, Чимин, что ты вчера так и не пришел, а то может вместе бы послушали! — парень засмеялся, наблюдая, как Пак, ничего не понимая, открывает и закрывает рот. — Это первая стадия: «я не буду ругать его, но обязательно перережу ему глотку у себя в подсознании и пожалуюсь друзьям, чтобы на душе легче стало», — комментирует Чон, разделяя веселье Сокджина. Чимин хмурится — разве не странен тот факт, что привычно холодный и злой Юнги так спокойно смог объяснить ему, что мяч в полете согнутыми руками не бросается? Что за все время тренировки он получил лишь один короткий и нервный упрек и два доходчивых объяснения? Юнги выглядел по-другому, нежели неделю назад. Заземленным. Утихшим каким-то, подавленным и превозмогающим самого себя. Но Чимин со спокойной душой выдохнул, осознавая, что все, вроде как, осталось на своих местах — потому что от таких людей страшно (и странно) видеть изменения. Хотя он еще просто не понимает, насколько сам хочет, чтобы все это закончилось. Чимину хотелось бы спокойствия. И четкого понимания, что происходит со всеми вокруг. — Кстати, вы знали, что первый экзамен будет на следующей неделе? — весело спросил старшеклассник, покачивая головой. И пока Чимин обрабатывал информацию, Чонгук с невероятной грустью и удивлением посмотрел на друга, мол «серьезно?». — Погоди, ты… — запнулся Чон, хлопая глазами и смотря на Пака, пребывающего в своих мыслях. Опять думает о чем-то, и это его слабая сторона. Вечный поток мыслей, мешающий, не дающий спать и выкидывающий из реальности. — У нас экзамен по английскому, — вспомнил Чимин, разворачиваясь к друзьям и складывая руки в замок, — сказали, что аудирование отменят. Ты готов? — обращается он к Сокджину, пожимающему плечами, хотя уж он-то все знает: у него английский как их математика — каждый день по два урока. Чонгук обреченно вздыхает и потирает глаза. У него, конечно, проблем особых нет, но всё равно боится до чертиков. Чимин тоже переживает чуть ли не сильнее — теперь спорт напрягает Пака не только в физическом плане, но и в умственном. А помимо всего, подрывает стрессоустойчивость — с такими нравами и характерами, окружающими его, а также усложненная программа и тотальная неграмотность в одном из предметов заставляет Чимина кусать локти. Он должен быть не только умелым на все руки и ноги, но еще и умным. Хотя в какой-то момент пополз обычай: «если спортсмен — значит глупый». Да какой тут глупый, когда досроком надо все сдать на твердую семерку минимум?! — Кстати, а как… старшеклассник Мин учится? — заинтересовался Чимин, игнорируя зазвучавшего Чонгука сбоку. Джин лишь усмехнулся и призадумался, понимая, что давно не интересовался даже своей успеваемостью, — работа менеджером клуба перетаскивала на себя особое внимание, хотя ему стоило бы полностью погрузиться в учебу и подготовку к своему решающему экзамену. — У него больше проблемы с учителями, нежели с предметами, — расплывчато ответил Джин, посматривая на часы и поднимаясь со стула, — да и к тому же ему, как капитану, нужно быть примером для подражания, — парень отодвинул стул обратно к пустующей парте, а после посмотрел на хукера: — Чонгук, если не сдашь английский, Мин Юнги тебя сожрет.***
Юнги вздыхает нервно и резко бросает мяч в Джина, едва поймавшего его. Вот же черт! В последнее время он стал еще тусклее, чем обычно. Каким-то ослабленным. Сломленным. Когда раньше он держал команду в кулаке и не давал никакой поблажки, то сейчас происходит нечто удивительное и, кажется, губительное, что все прекрасно понимают. На лице у Юнги написано: «я устал». И, кажется, сам он внутри понимает, что к перестройке ему еще далеко, и эта стадия так неудачно выпала перед соревнованиями, где он должен быть главной опорой команды, а не бесхребетным комком раздражения и бессилия. Джин бы даже сказал, что грубый Юнги ему нравился больше, нежели такой раскисший. И ему некого винить в этом. Даже если Чимин так сильно повлиял на него, то это не значит, что он виноват — это была просто колющая под ребро правда. Юнги действительно должен пересмотреть свои принципы и вспомнить, кто он на самом деле. Юнги меньше всего хотел, чтобы все видели его внутренний конфликт и влияние отца, о котором мало кто знал из нынешнего состава команды. И, может быть, это помогало ему игнорировать правду о самом себе. Но она становится явной при любом исходе событий — у Юнги есть слабости и психологические травмы, как не крути, с которыми тяжело справиться. Это просто факты, от которых так и хочется спрятаться под одеялом. А Чимин просто сковырнул эту ранку, со временем раскрывшуюся до ужасающих размеров. Сшивать не получается, не успевается. — Юнги, ты правда плохо выглядишь, — аккуратно подмечает Джин, подходя к парню, поправлявшему рукава термоводолазки и повязку на голове, чтобы не заморозить уши. — Тебе стоит собраться как можно скорее… — Сокджин, ты хоть представляешь, как мне это дается? — с надломом прошипел тот, поднимая пустой взгляд на друга. — Ты знаешь, как мне… как капитану, сложно? Мне нужно делать все, чтобы все были одним целым и знали, что стараются не напрасно, а я думаю о чертовщине и не могу сделать самого банального из обязанностей. — Мы уже говорили об этом, и я думаю, что ты прекрасно помнишь, что все, что не делается — к лучшему, и даже если сейчас ты не можешь собраться, то в скором времени это обязательно произойдет, но твоя реабилитация может сказаться на всей команде. Кто-то, может, ходить больше не будет, видя, как ты всем потакаешь, либо разленятся, либо духом упадут и бросят, потому что очевидно, что они слабы. Ты этого хочешь? — Нет! Я… — вскрикнул Юнги, укоризненно смотря на Кима, а после опуская разочарованный взгляд в подмерзшую землю. Ненароком он вспомнил, как им обещали сделать газон перед последним годом, а в итоге — уже потрепанная выматывающими тренировками земля, чуть ли не перепаханная вдоль и поперек. — Нет, я не хочу, чтобы нас распустили… я хотел бы… хочу… Слова никак не сплетаются воедино, и парень начинает нервничать, потирая ладони. Джин не нашел ничего лучше, чем бросить мяч тому в ноги, чтобы немного привлечь его расфокусированное внимание. — Мин, успокойся! — Мне очень жаль, я… — Джин готов поклясться, что в последний раз такого потерянного и понурого Юнги он видел давно, несколько лет назад у себя же на ночевке, когда впервые узнал, что их небольшой победе рады были далеко не все и какими последствиями Мина наградили в итоге. Тогда его голос был полон страха и горечи. А потом Джин увидел подвыпившего Юнги, который был уже не столько грустным, сколько раздраженным. Тогда он ненавидел. А сейчас это была не ненависть или страх перед кем-то важным. Это была самая настоящая печаль. — Всякий раз, когда я вижу их, мне так тяжело… я чувствую этот груз, и я больше не могу его нести на себе… Ким лишь одергивает того за плечи и ведет к трибунам, осматривая беговые дорожки, припорошенные тонкой пленкой снега, стремительно таявшего на солнце. — Ты можешь, у тебя просто нет цели. — Мне кажется, что ее никогда не было, — вдруг говорит Юнги, складывая руки в замок на коленях, прыгающих от напряжения, — в детстве я просто хотел быть лучшим в глазах отца, а потом это стало обязанностью. Я помню, мне двоюродная сестра рассказывала, что у нее была игра на компьютере, и она не могла ее удалить только из-за трудов и времени, которые туда вложила, но эта игра… ничего не значила для нее. Видимо, так и я… — Я не верю, что тебе не нужно регби, — Джин откинулся на спинку сидения и скептически посмотрел на друга, — ты просто не можешь считать, что это какая-то дрянная развлекаловка! — Я не понимаю, что именно чувствую, кроме обязанности и тяжелого груза ответственности, — сознается Юнги, — и мне правда тяжело. Это стало рутиной и тем, что я делаю автоматически, пока могу. Мне не надо что-то кому-то доказывать, я не стану лучше, и тот, ради кого я жертвовал своим детством, этого не оценит… — парень шмыгает, рассматривая свои потрепанные временем бутсы. Им уже два года, они как еще пара стоп, и кажется, трофеи на всю жизнь, потому что он уверен, что этот период будет последним в хождении по мукам. — Ничего больше не говори, мне теперь паршиво из-за тебя, — фыркает Джин, задумываясь о том, что сказал ему друг. Он знал, что Юнги обязан сам себе, но чтобы быть таким убитым — это никак не соответствующая ему вещь, не укладывающаяся в сознании, кусок паззла из другой картинки. — Мне жаль, но… ты правда никогда не хотел играть в регби ради себя, своего досуга, самореализации и друзей? Ты не хотел никогда быть идеалом для кого-то и помогать своим товарищам? Все те обещания о смене направления, когда ты вернулся в спорт, были просто ложью? Юнги ничего не ответил, глубоко вдыхая. Тяжело. — Я не знаю, Джин-ни, — шепчет третьеклассник, закрывая лицо руками, потирая его, снимая пелену усталости, — но сейчас я думаю над тем, был ли я обязан перед вами… — Не смей!.. Юнги засмеялся беззвучно, подрагивая плечами и мотая головой, накрывая ладонями затылок. — Наша команда на грани распада, и я буквально тот человек, который не должен допустить это. Сколько бы времени не прошло после моего выпуска, я думаю, что это время не было потраченным зря, как считал до этого момента, наверное… — он посмотрел на Сокджина, ковыряющего собственные пальцы. — Я бы не хотел, чтобы все мои труды были напрасны. Как и говорил Чимин тогда… «…он играет ради меня». «Первый человек, который сказал, что делает это не для себя». «Я не могу не думать о нем». «Джин бы наверняка сказал, что он — моя новая цель… Муза, как бы глупо это не звучало». «Играть ради кого-то в ответ…»***
У Чимина дрожат руки. С замиранием сердца он идет под руку с Хосоком к доске с объявлениями и результатами тестов. Они совсем недавно написали физику. И, если честно, он совсем ни на что не надеется. Хоть Чон-старший и говорит ему успокоиться и передвигаться немного увереннее и быстрее, но колени подкашиваются предательски, а челюсть от напряжения сводит. Он еще не заплакал — прогресс! Хотя он уже давно таким не занимался, кажется, взрослый же, да еще и не девчонка, чтобы ныть. Хотя какая разница, кто ты, если завалил экзамен? «А может быть, я правда написал на «удовлетворительно»? — задумался парень, пересекая знакомые коридоры. — Может, мне повезет хотя бы сегодня?» — Ищи себя быстрее! — Хосок пододвинул парня ближе к доске, потирая ладони в ожидании, пока Чимин, зажмурившись, стал оббегать взглядом список немногочисленных учеников. Физика, результаты теста. Тип: базовый (проверочная) 3А класс: Ким Сокджин 7 хорошо Мин Юнги 9 отлично 3В класс: Чо Чольган 6 хорошо Чон Хосок 10 отлично Тип: профильный 2В класс: Чон Чонгук 7 хорошо Пак Чимин 3 неудовлетворительно (пересдача*) * — пересдача в течение 10 рабочих суток после оглашения результатов теста Он не сдал. Так уверенно… провалился. Хотя готовился. И, если честно, было бы не так обидно, если бы он получил самый низкий балл в разделе «удовлетворительно» — может, тренер закрыл бы глаза на это. Но узкая направленность и старшая школа говорят сами за себя. А у Чимина опускаются руки и в прямом, и в буквальном смысле этого слова: он стал безвольной куклой, что не в силах отвести взгляд от такой паршивой тройки и приписанного сбоку его успешного провала. Он знал. Но тем не менее надеялся. А надежда — чувство подрывное, опасное. Виноват ли он перед учителем и собой? Несомненно. Недостаточно готовился и приложил усилий. Виноват ли перед командой? — самый больной укол за всю его жизнь. Он так упорно заявил Юнги в лицо, что они без него не справятся, с осознанием своей фактической результативности так бесстыже опозорился, подвел. Парень не заметил, как прошла минута, как Хосок хлопает того по плечу и спрашивает, как у него дела, параллельно выискивая свое имя в профильных тестах по другим предметам. Кажется, он неплохо преуспел. Не то, что Пак — самонадеянный школьник, возомнивший себя чертовым гением (в глазах других людей), а на деле знающий все настолько поверхностно, что даже если ему удастся сдать сунын, то он не будет конкурентоспособным, пропуская всех вперед себя. Голова непроизвольно опускается, взгляд стекленеет, пальцы дергаются от нервов, и грудь спирает от страха и своей ничтожности. Один экзамен!.. Он сдал абсолютно все, даже противную астрономию удосужился на восьмерку, зато физика… его второй предмет в списке сунын. Не зачтено. Су-ка. — Чимин? Че с тобой? — Хосок треплет парня по плечу, пока тот не удосуживается отстраниться от стенда. Парень машет головой и отнекивается, уходя в сторону и скрещивая руки на груди. Кажется, что он очень опечален. Хосок не верит своим пугающим мыслям… но тем не менее, лист, на который он вскоре посмотрел, говорит сам за себя. — Чимин, ты правда… не сдал? — Не видно, что ли? — огрызается парень, обводя взглядом холл во избежание непрошенных слез. Честно, он не может не грубить — отчаяние бьет изнутри очень сильно. Жаром расплывается по телу, оставляя холодеть только затылок. — Чимин… — парень заикается, подходя к другу. Выглядит он так, будто сожрет, если прикоснуться в поддерживающем жесте. — Мне жаль, правда. Но там написано, что ты можешь пересдать… — У меня не выйдет! — неосознанно кричит Пак, с каплей злости смотря на опешившего Чона, чьи очки вот-вот спадут с кончика носа. — Не важно, не трогай меня и ничего не говори, я не хочу на горячую голову сейчас ругаться с тобой и оправдываться. Просто… иди в столовую, в класс, куда угодно! А потом сам развернулся к выходу из школы. Сейчас там никого нет — холодно как-никак. Поэтому он, в тонкой рубашке и школьной жилетке, с мокрым лицом (все-таки, стоя между дверей, он заплакал, понимая нанесенный команде ущерб) будет стоять на крыльце, морозить нос и щеки, умазанные в собственных соплях и горе. Пусть он даже простынет — какая разница, если уже все потеряно? Может, он правда категоричен и мог бы потрудиться исправить это, но так ничего не хочется, кроме того, чтобы провалиться сквозь землю и больше никогда не видеть чужих разочарованных лиц и не слышать брюзжания капитана, который и так изо всех сил старается не прописать со всей силы. Чимин морщится от головной боли, ругается из-за заложенного носа и дрожит от пронизывающего ветра, вжимая голову в плечи и засовывая руки в карманы. Был бы он в сериале, однозначно бы еще и прикурил для пафосности, но, увы. Просто школьник, который пытается избежать реальности и одного очень притягивающего своей сложностью человека. Он бы хотел избежать встречи не только с ним, но и со всей командой. Сбежать прямо сейчас, сказать матери, чтобы она увезла его в другую школу или обратно к отцу в Пусан, но только не возвращаться в эти жестокие реалии и предстоящий хардкор, который он вряд переживет без новых слез. Надоело плакать уже, да вот остановиться не может — с накопительным эффектом, получается, все это было. Он слышит трель звонка, слышит гомон учеников, идущих с обеда в свои классы. Плевать ему на эти уроки — они уже имеют какое-то значение? Тем более скучная литература, где они опять будут анализировать что-то из неореализма… Но недолго он так безмятежно простоял в одиночку: кто-то тактично похлопал его по спине, совсем тихо обращаясь на мягкое сочувствующее «хен». Это был Дэхви — Чимин по дыханию узнал (удивительно, но за полгода он успел изучить ритм практически каждого, кто так или иначе соприкасался с ним). — Почему ты весь зарёванный? — Дэхви озадаченно рассматривает покрасневшее лицо Чимина, старающегося увернуться от любопытных глаз. Какая ему разница? — Эй, хён, что за… посмотри на меня! — Нет, — бурчит Чимин, сжимаясь от холода. Мучает сам себя, по-другому это не назовешь, — иди… — Не пойду, я же беспокоюсь за тебя! — заявил парень, скрестив руки на груди. — И к тому же точно есть причина, почему ты плачешь… ты же очень редко плачешь, я даже не видел практически, чтобы ты… Чимин-хён, — вздыхает тот, подходя к парню ближе, — тебя Юнги обидел? Или Юль опять со своими закидонами? Пак лишь покачал головой, утирая нос и впиваясь пальцами в рукава рубашки. Ему так стыдно сознаваться в том, что он натворил. Чимин не может осилить ком в горле и чистым звуком сказать, что он провалил эти тесты. Думал, что цунами прошло, но вторая волна так неожиданно врезалась в него, прижала к песку и заставляет жрать грязь. — Я… — он шмыгает носом, кривя губы от напряжения. — Я не поеду с вами на соревнования… Дэхви озадаченно посмотрел на него, опуская голову набок: — Почему? С каких рыжиков?! — Я не сдал тест по… — парень поджимает губы, понимая, что сейчас не стерпит и пойдет по новому кругу истерики. А казалось — чего бы ему волноваться? А потом он совсем отвернулся, закрывая лицо руками и сипло всхлипывая от осознания. Он ведь правда не сдал, ему не померещилось и не приснилось. От Дэхви последовало молчание, такое напряженное, и Чимин даже не догадывается, что оно сочувствующее и понимающее. — А я английский завалил, — беззаботно говорит тот, пожимая плечами, а потом подходит к скрам-хаву и неожиданно заключает в объятия со спины, как бы согревая его от зимнего ветродуя и отгоняя сущий кошмар. — Но у меня есть целая неделя, чтобы пересдать, как, в прочем, и у тебя, немножко поднажать — и ты в ударе! Да и уж не обрекай нас всех на поражение, ладно? Нам будет грустно, если ты правда не поедешь… — Кому «вам»? — он неожиданно поворачивается и с недоверием смотрит на парнишку. — Тебе и Чонгуку? Да кому я в этой команде нужен? — Но ты сам сказал, что ты всем нужен, — первоклассник поник и затих, мечась взглядом по опухшему лицу игрока, — почему ты говоришь так, будто это потеряло какой-то смысл? Чимин не в силах доказывать ему обратное. Он знает, что неадекватный и просто недопонятый придурок, который сразу у двух висков пальцами вертит. Поэтому он молчит, игнорирует, а потом твердо говорит, что не придет на тренировку. И все-таки решается на побег. Так по-детски, истерично и некрасиво, но назад у него пути нет. Ввел на кодовом замке пароль и благополучно забыл, запер на ключ и проглотил его — как угодно думайте, в любом случае исход один и не самый счастливый. Счастья в Чиминовой жизни, начиная с этого года, мало. Категорически. — Постой! — кричит Дэхви, врываясь за парнем в школу. Но его глаза разбегаются — а Чимина уже и рядом нет. Паршивец какой! Навел суету и благополучно слился, и Дэхви уверен, что не к себе в класс на занятия, да с таким обреченным лицом. И куда он мог пойти? Может быть, парень рад, что он не сорвался шляться по улицам без пуховика, но его избегающая натура все равно выводит из себя, в тупик загоняет и не дает развернуться обратно. А Чимин скрылся за стеллажами библиотеки, где-то между греческим эпосом и современной японской литературой, которые прячут за собой как за каменными стенами. Тут на стыках стеллажей практически комната оказалась — стул принеси и сиди, размышляй, вот такой вот тихий уголок для раздумий. Для рыданий. Но там надолго Чимин не задерживается: его находит библиотекарь, спрашивая, что он там забыл. И Чимину приходится выйти в главный зал вместе с захваченной учебной литературой и какими-то незнакомыми ему переводами с китайского — вдруг для досуга подойдет. Хотя сейчас Чимину далеко не досуг нужен. Ему уже ничего не нужно. Устал. Отчаялся. Испугался. А потом на часах он увидел, как стрелка аккуратно переползла на отметку шести вечера. Сегодня уроки долго шли, да и Чимин сам зачитался, погрузился в свои мысли и какой-то непонятный туман, отгораживающий его от суровой реальности. И, наверное, он даже смог успокоиться и больше не метаться по разным углам в своей черепной коробке в попытке найти ответы на все вопросы. Хотя и ответов не нужно было, ведь он внутреннего диалога не вел: просто сидел и корил себя за то, что такой безответственный и просто тупой. Может быть получше немного — глуповатый. Но это его тоже мало успокаивает. И помимо того, что он не заметил, как быстро прошло время, так еще и просмотрел то, что сейчас к его столу стремительно кто-то приближается. Юнги. Это был Юнги. — У тебя проблемы какие-то или почему ты всех вводишь в ебаное заблуждение? — шепотом, с явной агрессией произносит тот, садясь напротив и оглядываясь, пока Чимин прикусывает губу и виновато смотрит в раскрытую книгу, ковыряя свои пальцы под столом. — Какого черта ко мне подходит Дэхви и говорит, что у тебя истерика? Почему Хосок мне сказал, что ты играть больше не будешь? Почему тебя Чонгук ищет? А? — Подожди… — просит остановиться Чимин, очевидно нервничая. Голос его дрожит, ресницы трепещут и становятся снова мокрыми, что Юнги прекрасно видит и недовольно хмыкает, откидываясь на спину стула. И как-то показательно пинает Пака по ноге, хоть и легонько, но заставляет взбудоражиться. — Жду, Пак, — качает головой тот, рассматривая сжавшийся силуэт школьника, — не телись. — Я… я не смог пройти порог в одном из экзаменов и… — парень стал заикаться и закрыл рот ладонью, не поднимая взгляда на старшеклассника, который, кажется, вспыхнул негодованием. По крайней мере, воздух стал тяжелее — эмоций он не видит. — Я думал, что все хорошо… а оказалось… не важно, но я не смогу играть с вами и… — Замолчи, — прерывает парня наклонившийся к столешнице Мин, — и не реви, мне кажется, что тебя разорвет, если ты продолжишь губу оттягивать! — он правда недоволен. Но почему-то он не настолько зол. Чимин бы назвал это горечью с нотой мягкости. — Послушай, у нас мало времени, поэтому тебе нужно пересдать. Ты обязан пересдать этот чертов экзамен, понимаешь? Ну, и что именно ты завалил? — Я не смогу… — Я тебя о другом спросил, хубэ, — парень скрещивает руки на груди и пальцами по бицепсу стучит, ожидая, когда Чимин успокоится и соизволит нормально ему объяснить причину своих слез. Сегодня он не противный. Сегодня его в особенности жаль, понимая, как тот беспокоится. Вероятно, Юнги режет изнутри мысль, что Чимин закопался в страхе и думает, что обречен на верную смерть. Из-за флай-хава, между прочим. Больно… — Физика… — шмыгает второклассник, стряхивая темные волосы с опухших глаз. На кончике носа забавно скапливается слезинка, мерцая в свете читального зала. Юнги сжимает губы, смотря, как слезы обрамляют аккуратное лицо визави. Юнги чувствовал то же самое в свое время, когда с таким же успехом не сдавал экзамены и получал жестокие выговоры от отца. Он знает ощущение слез на лице, от этого становится неприятно. Не хочется их видеть. Неосознанно хочется утереть. Парень прикрыл глаза и вздохнул так тяжело, что, кажется, говорило и невероятной выдержке. Наверное, не будь он одернут громкими речами Пака несколько недель назад, может быть и прихлестнул его. — Я даю тебе одну чертову поблажку, второгодка, — парень поднимает лицо Чимина и направляет его красный взгляд на себя. Чимин теперь видит его, недовольного и даже грустного. — Можешь не ходить на тренировки эту неделю с условием, что подготовишься к пересдаче и хотя бы на шестерку напишешь, окей? Просто не заставляй расстраиваться всех нас, сам же тут кричал во все горло, какой ты незаменимый… От этого становится еще грустнее. Чимин знает, как для Юнги важны тренировки и как он ругается всякий раз, когда кто-то пропускает их и надеется на свою опытность. И прямо сейчас он позволяет ему не ходить ради выхода в соревнования. Может быть, это пойдет в ущерб, но не такой глобальный, как если бы Чимин оставил команду без своей позиции на соревнованиях. Юнги сидит напротив и говорит ему не расстраиваться. Буквально. Это не шутка какая-то, а реальность — Юнги сказал ему поднажать и не реветь по каждой мелочи. — Но если я не буду ходить, то… — Лучше так, чем вообще не прийти на соревнования, — фыркнул старшеклассник, поднимаясь со стула. — И запомни: ты не один на этом чертовом поле. Даже если ты хреново пасуешь, этот пас удачно перехватить вполне реально. Поэтому руки в ноги и закрывай свои долги, малявка. Возможно, когда Юнги ушел, Чимин тихо-тихо рассмеялся. Это невероятно.