Гермиона обратилась в бегство.
Грохот часов, пробивших двенадцать, звучал в ушах набатом – бесперебойный звон, разрушающий изнутри. С каждым ударом мир вокруг становился всё более диким, мрачным и холодным. Платье распадалось на кусочки и обугливалось, превращаясь в пыль, подхватываемую пронизывающим ветром. Гермиону что-то преследовало. Оно прилипло к каблуку. Монстр вонзил клыки в обувь и сорвал шпильку со ступни, удерживая туфлю в пасти. Нечто невообразимое злобно рычало и смеялось. Гермиона упала и расцарапала колени, замаралась в грязи и повредила кожу на ладонях. Часы прекратили свой ход.
Но она всё равно продолжала бежать.
Гермиона вырвалась за пределы железных ворот и очутилась в мире, заваленным толстым слоем снега. Кованые прутья позади превратились в рот и беспрестанно кричали ей в спину «Грязнокровка!» голосом Беллатрикс. Гермиона запретила себе оборачиваться и смотреть вслед. Она ни на секунду не прекращала свой бег, платье превратилось в обуглившиеся кусочки, оставляя её полностью обнажённой. Незащищённые участки кожи прикрывал лишь тонкий слой гари.
Гермиона ощущала холод, страшный холод.
Палочка, куда подевалась палочка? Гермиона неслась вперёд в лихорадочной спешке, окончательно потеряв связь с происходящим. Всего мгновение назад она держала палочку в руках, а теперь та вдруг исчезла – кровоточащие ладони, измазанные в грязи, оказались пусты. Безумный смех Беллатрикс всё раздавался позади, где-то за спиной. Гермиона поёжилась и плотно прижала руки к груди, продолжая бежать, не останавливаясь ни на минуту. Через некоторое время она достигла кромки леса и, не сбавляя темпа, ворвалась в кромешную тьму. Над головой возвышались огромные деревья, голые, безжизненные ветви покачивались на стылом ветру. Гермиона не сумела уйти далеко – ноги подвели в самый ответственный момент. Она споткнулась и упала, угодив лицом в сугроб.
Ощущение снега, заключившего обнажённое тело в свои ледяные объятия, выбило воздух из лёгких. Гермионе казалось, будто морозный январский ветер намертво засел в глотке. Она перевернулась набок и принялась что есть силы откашливаться. К большому ужасу, изо рта посыпались розы, и полилась кровь: обагрённые алым розовые лепестки окрашивали снег и оставляли на белой поверхности красный отпечаток, будто кто-то нарисовал картину акварелью. Они всё появлялись и появлялись, не позволяя Гермионе перевести дух.
«Помогите, — мысленно взмолилась она, вцепившись в горло. Гермиона утратила способность дышать. Она смотрела в лицо смерти. —
Кто-нибудь, помогите мне».
Гермиона ощутила, как что-то склизкое обернулось вокруг ноги. Глаза слезились от непрерывного кашля, опустить взгляд вниз и присмотреться получилось с трудом. Тело парализовало от шока: вторая туфля превратилась не в пепел или же в пыль, как остальная одежда, а в змею. Ярко-зелёная, она казалась ядовитой. В безликом мире, на фоне снега и тёмных, мёртвых деревьев, змея поразительно выделялась и отличалась от всего вокруг. Гибкое существо обвилось вокруг её голени, прошло в опасной близости от окровавленного колена и устремилось вверх. Гермиона наверняка закричала бы, но розы, застрявшие в горле, не позволили ей издать ни звука. Она бы даже подняться на ноги и убежать прочь не сумела – морозный ветер и снег сковали конечности холодом. Тело начинало синеть. Гермиона оказалась совершенно беспомощной.
Змея скользнула вдоль по бедру, обвилась вокруг живота и достигла груди, приподняла голову и уставилась в округлившиеся от шока глаза Гермионы, подёрнутые пеленой слёз. С интересом высунула раздвоенный язык, голодно облизываясь. Гермиона, продолжая сдавливать горло, поняла, что наступил конец – змея с минуты на минуту откроет пасть и набросится на жертву, а та ничего не сможет поделать.
Но через мгновение змея зашипела. Низким, даже бархатистым голосом.
«Хеешаасса».
Для любого человека нечленораздельный звук показался бы чем-то несуразным, но только не для Гермионы. Она хорошо знала, что означало необычное шипение. То самое слово, на том самом языке. Единственное, известное ей. Тем судьбоносным днём она своими ушами слышала, как Рон несколько раз пытался произнести его правильно, и вот, после стольких попыток умывальня в туалете для девочек отворилась, являя взору вид на огромную чёрную дыру. Она, маглорождённая, последовала за предателем крови в темноту.
«Откройся».
Змея перешла в наступление. Гермиона даже не успела подумать, что лучше предпринять. Она протиснулась сквозь плотно сомкнутые окровавленные губы, проникая в пронизанное цветами горло и спускаясь вниз. Гермиона усиленно пыталась вытолкнуть её наружу, но тело змеи оказалось слишком скользким, слишком мощным…
Пробуждение наступило резко и неожиданно.
Гермиона подорвалась с места и схватилась за шею. Она ожидала, что обнаружит дыхательные пути заблокированными, поэтому сильно удивилась, сумев беспрепятственно сделать глубокий вдох. Гермиона едва не закричала от облегчения. Сон. Всего лишь сон.
«Или, я бы сказала, кошмар, — подумала Гермиона, положив руку на грудь. Она чувствовала, как под ладонью колотилось сердце, заходясь в бешеном ритме. —
Такой жуткий, словно наяву».
Гермиона сделала несколько глубоких вдохов и на миг задумалась, какое слово стоило выбрать в качестве основного, если попробовать истолковать кошмар с помощью теории Портье. Может, подошла бы змея? Или снег? Грязнокровка? Удушье? Розы? Кровь? Ужас?
«Именно поэтому методы Словина лучшие, надёжные и по-настоящему совершенные, — сухо заключила она. —
Ведь можно использовать все слова сразу».
Когда сердцебиение немного успокоилось, Гермиона вынудила себя расслабиться и обратить внимание на окружающую реальность, а не зацикливаться на тревожном сне. Лучи солнца пробивались сквозь полупрозрачные шторы, скрывающие стеклянную дверь на балкон. Гермиона поморщилась от яркого света. В висках пульсировало – последствия алкоголя не заставили себя долго ждать. Но в целом она чувствовала себя хорошо.
Гермиона взглянула на себя в большое зеркало рядом с комодом. Собственный вид в отражении сначала немного напугал. Она почти ожидала увидеть себя покрытой пеплом, с посиневшей от холода кожей и снегом в волосах.
Как бы то ни было, Гермиона выглядела вполне себе нормально. Изгибы тела прикрывала ночная сорочка, распущенные волосы немного спутались после сна, но всё равно остались такими же гладкими и шелковистыми, как после похода к косметологу. Более того, если бы не размазанная косметика, на снятие которой ночью совсем не осталось сил, она бы выглядела точно так же, как и наутро после каждого пробуждения в доме Хепзибы.
На стене один раз пробили часы. Гермиона едва не словила очередной сердечный приступ, сердце, как по щелчку, забилось с новой силой, но звук часов в спальне и близко не походил на монотонный звон из кошмара. Из угла комнаты раздался мягкий перезвон, и оповещал он не о наступлении полночи. Но на дворе стояло далеко не утро. Гермиона с ужасом взглянула на часы – стрелки показывали двенадцать дня. Она провалялась в постели до полудня! Гермиона и не помнила, когда в последний раз спала до самого обеда.
Сердце, грохочущее в ушах, ещё не успело успокоиться, как новый звук заставил её подскочить на месте, уже во второй раз за последние несколько минут. Скрежет, как будто кто-то царапнул ногтем по гладкой поверхности. Взгляд метнулся в сторону балкона. По ту сторону очерчивался тёмный силуэт. Она без труда определила, что за ручку двери цеплялась сова, хлопая крыльями и звучно ухая. Маленькие лапки что-то держали.
Гермиона, по-прежнему ощущая сонливость, будто она до сих пор не пробудилась, подошла к двери и впустила сову в комнату. Птица влетела внутрь и приземлилась на комод – красивая сипуха с огромными янтарными глазами. Она вытянула ногу и протянула посылку, выжидающе взирая за получателя. Гермиона раскрыла рот от изумления.
Её туфля.
Гермиона выпала из реальности, глупо таращась на доставленную посылку. Её обувь. Сова принесла ей потерянную шпильку. Сюда, к двери в спальню. Птица подлетела прямо к балкону.
Сова недовольно зашумела, словно бы говоря:
«Ну, и чего ты ждёшь?». Гермиона вышла из ступора, сделала пару шагов к птице и открепила туфлю, привязанную к лапе сипухи чёрным шнурком.
Записки вместе с посылкой не оказалось.
Озадаченная, Гермиона покрутила обувь в руках, как будто на подошве могло скрываться тайное послание, написанное отправителем. Нет, пусто. Ни письма, ни кусочка пергамента, прилагаемого к посылке, вообще ничего. Только золотистая босоножка.
Гермионе показалось, будто она до сих пор спала и видела очередной сон. В голове неприятно пульсировало.
— Что всё это значит? — обратилась она к себе, переходя на шёпот, и принялась расхаживать из стороны в сторону.
Неужели посылку прислал Абраксас? Нет, Гермиона сразу же отмела возникшую догадку. Крайне маловероятно, ведь в саду ей составил компанию Риддл. Как раз он и провёл параллели с Золушкой…
А Гермиона отбросила его в сторону, возможно, даже ранила, но она не знала наверняка. Ощущение собственной магии, растекающейся по телу, оказалось мимолётным, всё произошло слишком уж быстро, она даже не успела сообразить. Гермиона пустилась наутёк, прорываясь сквозь живую изгородь в садах Малфоя, словно от этого зависела её жизнь…
Интересно, что о ней подумал Риддл? А о чём думал сейчас, после ночи в особняке? С чего вдруг он решил подобрать обувь, да ещё и отправил по её адресу, прямиком в спальню?
Гермиона развернулась и выпрямила руки, удерживая туфлю перед собой, как будто острый каблук служил ей оружием.
— И что это значит? — задала вопрос она, адресуя слова сове, словно птица совершенно точно знала ответ. Сипуха ощетинилась перьями, почуяв в голосе девушки нотки обвинения.
Вместо того чтобы расстроиться отсутствию ответа, Гермиона воспрянула духом. На разум снизошло озарение. Сова. От самого Риддла. Значит, она – его питомец, верно? Неужели сова, здесь и сейчас облюбовавшая комод, собиралась улететь туда, где молодой мистер Риддл проживал в пятидесятом году?
Стоило отличной догадке посетить голову, как все надежды Гермионы испарились вновь. Нет, глупости. Она очень и очень сомневалась, что Риддл держал почтовую сову в качестве домашнего питомца. Восходящему Тёмному Лорду нет ни нужды, ни смысла заводить себе сову. Держать птицу, курсирующую между твоим собственным местом проживания и всем городом, наверное, не самое мудрое решение. Особенно если ты практикуешь сомнительную магию и пытаешься собрать вокруг себя группу, запрещённую законом. Улыбка, украсившая губы, погасла.
— Ты ведь из городской совятни, верно? — пробормотала Гермиона. Взъерошенные перья разгладились, птица подняла голову и издала звук, характерный для всех сов, только теперь более горделиво. Гермиона восприняла её реакцию как «да». Сова снова ухнула, острее и твёрже.
— Что такое? — спросила Гермиона. — Хочешь пить или, может, чего-нибудь ещё? Не похоже, что тебе довелось долго лететь…
Она прервалась на полуслове, разобравшись, что к чему.
— Ответ, — констатировала Гермиона. — Ты прибыла из городской совятни, а мистер Риддл попросил задержаться подольше на случай, если у меня найдётся что ответить.
Уханье совы снова прокатилось по комнате. Удивительно, как высокомерно звучали гордые птицы даже без слов.
Гермиона ударилась в панику. Боже, нужно придумать, что ответить. Прямо сейчас, на другом краю Лондона, в городской совятне сидел Риддл, отослав ей туфлю, брошенную в чужом доме… Он, возможно, ждал и хотел узнать, получит ли ответную весточку.
Но он не станет долго ждать. Разумеется, нет, никто не стал бы – а что, если сова прилетела, а её не оказалось дома? Особенно такой человек, как Том Риддл. Если Гермиона хотела ответить, то сейчас самое время. Каждая минута на счету, сова ведь не будет сидеть здесь всё время.
Только хотела ли она?
Гермиона вновь принялась сновать туда-сюда, в два раза быстрее и уже не так элегантно, как раньше. Ответ, ответ – ну и что ответить? Она понятия не имела, как лучше отреагировать на неоднозначную и таинственную доставку обуви. Риддл ведь и сам не написал ни словечка, вообще ничего! Неужели он злился на неё? Или ощущал обиду? Скорее всего, учитывая, что она едва не отправила его искупаться в пруду Малфоя… Но, быть может, всё не настолько плохо, как Гермионе казалось? Потому что иначе он бы не стал утруждать себя вопросом возврата потерянной обуви владелице, да ещё и на следующий же день, верно?
Или он решил подшутить над ней? Просто одурачить? За действиями Риддла скрывалось какое-то важное послание. Гермиона знала, но времени сесть и поразмыслить уже не оставалось…
Сова захлопала крыльями, раздражённо ухнув.
— Да думаю я, думаю! — недовольно рявкнула Гермиона.
Что написать? Как лучше поступить? Гермионе необходимо исправить ситуацию, тут уж сомневаться не приходилось. Она повела себя довольно… эм, скажем, грубо…
Нужно втереться к нему в доверие. Весь план основывался на том, чтобы добиться расположения Риддла, стать его доверенным лицом…
Гермиона села за стол, взяла несколько листов пергамента и перо, принимаясь за написание письма, наполненного сожалением и раскаянием в содеянном. Нет. Она покачала головой, скомкала исписанный лист и бросила за спину. Ну уж нет, так не пойдёт, она ведь Гермиона Смит, гордая чистокровная ведьма…
Но и ничего не ответить она тоже не могла. После нескольких минут упорного прожигая взглядом несчастного пергамента, страдая от невозможности подобрать слова, Гермиона избавилась от стопки неподходящих писем и остановила свой выбор на очень содержательной записке. Она, кстати, состояла из одного слова. Гермиона скатала небольшой листок бумаги в крепкий свёрток и прикрепила к ноге совы с помощью того же чёрного шнурка. Как только она закончила, птица сорвалась с места, выпорхнула через открытую балконную дверь и устремилась к солнцу, унося с собой глубокомысленное послание.
«Спасибо».
Гермиона застонала, закрыла дверь и плюхнулась на кровать. Потёрла ноющие виски и спустя некоторое время позвала:
— Хоуки?
По комнате прокатился мягкий хлопок, оповещая о прибытии домовухи.
— Госпожа Смит проснулась! — пискнула она, с почтением склонив голову. — Хоуки очень рада, мисс. Мадам уже начинала было волноваться!
— Пожалуйста, передай тётушке, что нет нужды беспокоиться. Я уже встаю.
— Мадам сейчас не дома, мисс. Она отправилась по делам.
Гермиона понимающе кивнула. Она обрадовалась, что Хепзиба ушла, но и не удивилась, не застав её дома. Возможно, Смит-старшая и была лишена семьи, близких людей, нуждающихся в заботе – разумеется, если не считать внезапно свалившейся на голову племянницы – но Хепзиба всегда находила, чем себя занять, и никогда не сидела без дела. Она не из тех, кто дни напролёт торчал дома. Хепзибе Смит нравилось ходить за покупками, посещать различные выставки, время от времени наведываться в Министерство. Тётушка любила подобные вещи.
— Хорошо, — отозвалась Гермиона. — Хоуки, ты не могла бы принести мне чашку чая, желательно сразу сюда?
— Как скажете, мисс. Не желаете ли вы съесть на завтрак, например, тосты или немного фруктов?
— Спасибо, не стоит, — вежливо отказалась Гермиона, улыбаясь. — Только чай.
Хоуки исчезла всё с тем же мягким хлопком. Гермиона поднялась с кровати, намереваясь одеться, но быстро передумала. Она села за туалетный столик и принялась распутывать взъерошенные волосы. Несмотря на всё случившееся, Гермиона по-прежнему считала, что возможность свободно провести гребнем от корней до кончиков волос, – наверное, самое безумное и дикое, что с ней произошло с тех пор, как маховик времени располосовал горло.
Хоуки вернулась как раз вовремя, Гермиона уже успела разобраться со спутавшимися волосами. Перед домовухой порхал поднос с чашкой настолько горячего чая, что в воздух поднимались струйки пара. Кружка опустилась в руки Гермионы, она готова была поклясться, что от одного только запаха «Эрл Грея» головная боль немного поутихла.
— Спасибо тебе, Хоуки, — вновь поблагодарила она.
Домовуха поклонилась и, перед тем как уйти, одарила Гермиону странным изучающим взглядом.
— Хоуки только рада служить, мисс Смит, — попрощалась малышка и снова исчезла.
Необычный взгляд только подтвердил догадку Гермионы, возникшую прошлой ночью: Хоуки что-то подозревала.
Но Гермиона не винила домовуху за тревожные мысли, хотя и не понимала, откуда возникла довольно странная реакция. Обычно эльфам не было ни смысла, ни причин о чём-то серьёзно беспокоиться. Да и Гермиона не опрометчивая дурочка, она не стала аппарировать прямиком в особняк Хепзибы, и показываться перед тётушкой в лохмотьях вместо платья, испорченной цветочной короне с недостающими бутонами и одной шпилькой в руках.
Разумеется, нет, она переместилась далеко не домой. Даже за мгновение до аппарации Гермиона не успела привести мысли в порядок, поэтому место, куда стоит отправиться, она толком и не представила, переместившись куда получится. Обычно подобное заканчивалось расщеплением, но, хвала Богам, с ней ничего не произошло. И, чёрт подери, из всех возможных вариантов она попала в лес Дина. Получилось довольно уместно, иронично и даже как-то жестоко, но надолго задерживаться в лесу Гермиона не стала. Она прислонилась к дереву и немного перевела дыхание, затем принялась за дело: привести себя в презентабельный вид перед возвращением домой. В список входило: зачаровать платье и сделать его целым, по крайней мере, на вид, потому что то, что уничтожено огнём, восстановить нельзя. Как-нибудь поправить причёску – Гермионе пришлось вынуть из волос все розы, в таком случае получится притвориться, что она специально сняла цветочную корону. И в довершение заменить утерянную туфлю идентичной копией.
Правда, с последней задачей справиться должным образом не удалось. Конечно, Гермиона всегда блестяще копировала вещи, и сумела, как всегда, идеально выполнить заклинание, только вот результатом стараний стали две идеальные левые туфли. Холод давал о себе знать. Стоять посреди леса и думать, как сделать пару обуви нормальной, не осталось терпения. Кроме того, носить на правой ноге босоножку для левой крайне неудобно, поэтому Гермиона просто сняла и вторую в надежде, что Хепзиба не заметит, что племянница держала за спиной две одинаковые шпильки. Гермиона успела придумать и историю для прикрытия: ей, несчастной, пришлось специально снять красивые туфли, ведь ноги пронзила невыносимая боль. А всё потому, что она весь вечер гуляла с Абраксасом по огромному роскошному особняку и такому же чудесному саду. Ах да, поэтому Гермиона и опоздала на пятнадцать минут, и очень сожалела, что заставила любимую тётушку волноваться!
Но оправдываться не пришлось. Пройдя через парадную дверь, уже морально готовая к тому, что тётя вставит по первое число за опоздание, Гермиона едва не рассмеялась. Хепзиба, милая старушка, ждала её в гостиной, только… уже успела уснуть. Она задремала прямо в кресле, на коленях покоилась раскрытая книга, а рядом стояла чашка с уже наверняка давным-давно остывшим чаем. Гермионе представилась отличная возможность пробраться наверх и остаться незамеченной. Первым делом она сменила платье на ночную сорочку. Золотой наряд и туфли на всякий случай спрятала подальше, где их никто никогда не найдёт. Затем распустила волосы и вернулась в гостиную, собираясь осторожно разбудить тётушку.
Хепзиба ничего не заподозрила. Более того, она даже извинилась перед Гермионой за то, что пообещала дождаться, а сама взяла и уснула. Но расстройство быстро заменилось весельем. Узнав, что племянница отлично провела время с тем очаровательным Абраксасом Малфоем, Хепзиба расцвела на глазах.
Всеобщей радости и счастья не разделяла только Хоуки – крохотный домашний эльф. Когда Гермиона только-только вошла в дом, ей пришлось приложить палец к губам и намекнуть, что домовухе не стоило шуметь и лучше бы помолчать. А сама тем временем прокралась наверх и успела сменить одежду. На лице Хоуки читалось… беспокойство. Малышка утвердительно кивнула, как поступил бы любой покорный эльф, но большие глаза долго вглядывались в зачарованное платье Гермионы, даже слишком долго. Неужели эльфы способны видеть сквозь чары изменения? Вроде бы Хоуки никогда не относилась к её зачарованному кольцу с подозрениями, но опять же, заклинания, наложенные на предметы, абсолютно разные… Возможно, в этот раз она наложила чары изменения не так хорошо, как обычно? Гермиона считала, что проделала безупречную работу, но, возможно, нет…
Ей казалось, что Хоуки заметила больше, чем продемонстрировала.
Вздохнув, Гермиона отбросила навязчивую мысль подальше и сделала глоток чая. У неё остался ещё один повод для волнения, причём всяко серьёзнее, чем возможная осведомлённость Хоуки. Неизвестно, заметила она повреждения на платье или нет. Гермиона опустила чашку на туалетный столик и принялась смывать косметику кусочком волшебной ткани, размышляя о том, что вызывало наибольшую обеспокоенность. Иными словами, мыслями всецело завладела прошлая ночь.
Гермиона одолела Абраксаса Малфоя на торгах, а затем он пригласил её в своё поместье. Она сидела за одним столом и распивала алкогольные напитки с самой элитной группой молодых, пока только восходящих чистокровных волшебников во всей Британии. Между прочим, держалась Гермиона очень даже неплохо. После на вечеринку заглянул Том Риддл, она подожгла платье на глазах у всех, а он потушил огонь простым щелчком пальцев.
Дальше последовал разговор. Они беседовали наедине в саду.
Гермиона взглянула на собственное отражение в зеркале, свободное от размазанной подводки. Прошлой ночью Том Риддл наговорил столько всего, что ей стало по-настоящему не по себе. Принимаясь стирать румяна со щёк, Гермиона вспомнила все его фразы, вселяющие в сердце волнение.
«Безусловно, она оказалась очень увлекательной – легенда
об Ильверморни».
«Вы ведь не хотите снова воспламениться. Боюсь, на сей раз мне придётся прибегнуть к более решительным мерам».
«Когда часы пробьют двенадцать, то, что осталось от платья, превратится в пепел? Неужели чары спадут, заклинания перестанут действовать, а правда, скрытая за золотым флёром, вырвется наружу? Значит, ты у нас Золушка?»
И, разумеется:
«Роза пахнет розой…»
Гермиона едва не застонала. Шекспир, он процитировал ей Шекспира, а она… бездумно, сама того не желая, завершила строчку.
Мгновение спустя до Гермионы дошло, что цитата её вовсе не выдавала. Перспективы внезапно улучшились. То, что она знала работу Шекспира, ещё не ставило крест на всех планах, а как раз наоборот. Более того, ощущая небывалое облегчение, приятным теплом растёкшееся по телу, Гермиона поняла, что знания в области магловской литературы можно идеально вплести в фальшивую историю. Ведь её мать, Монику Смит, язык не поворачивался назвать обычной ведьмой с типичными повадками, присущими женщинам пятидесятых годов. Нет, она из тех, кто готов был спокойно упорхнуть в Америку, оставив позади родителей и собственную сестру только лишь ради мечты прожить жизнь в Нью-Йорке. И не из тех, кто стал бы разыскивать и тянуть на себе ничтожество, которое бросило её с не рождённым ребёнком. Моника из тех, кто твёрдо решил воспитывать единственную дочь в одиночку и дать малышке фамилию «Смит», наплевав на все традиции. Ведьмой она была ветреной и независимой, без каких-либо предубеждений. Моника любила искусство и литературу маглов, поэтому и назвала девочку Гермионой, подсмотрев имя в пьесе Шекспира «Зимняя сказка». Моника Смит провела жизнь в поиске приключений, те же черты она привила и любимой дочери.
Во всяком случае, это всего лишь история.
«Так, ладно, уже что-то», — подумала Гермиона, одобрительно кивнув отражению в зеркале. Небольшую оплошность исправить вполне по силам.
Дальше случился поцелуй.
«Почти поцелуй», — мысленно поправила себя Гермиона. Его губы слегка коснулись её губ. Совсем чуть-чуть.
Гермиона провела подушечками пальцев по нижней губе, вспоминая бесконечно малое, нежное и лёгкое ощущение. Лицо вспыхнуло, как спичка, становясь даже краснее, чем с лёгким слоем румян на щеках.
Гермиона опустила руку и неодобрительно взглянула на раскрасневшееся лицо. Зачем он сделал то, что сделал? Почему попытался поцеловать её? Неужели Гермиона сказала или сделала что-то, что послужило толчком к действию, своеобразным намёком? Нет, исключено, она точно знала, что не давала никакого повода, тогда… Почему?
«Возможно, всему виной Абраксас», — предположила Гермиона, пытаясь отыскать логику в невероятной глупости, совершённой будущим Тёмным Лордом. Он ведь не из тех, кому свойственно подобное поведение. Ей почему-то показалось, что прошлой ночью Риддл питал к Абраксасу некое недовольство. Возможно, он показался лишь с целью заново напомнить присутствующим, кто здесь главный, и неважно, представили тебя в журнале «Ведьмин досуг» самым богатым и завидным холостяком всея Британии или нет. Вероятнее всего, увидев Гермиону под руку с Малфоем, он решил подсуетиться и умыкнуть у него спутницу, только лишь чтобы позлить. Показать, что для него завладеть вниманием любой девушки – пустяк.
Глаза гневно сверкнули, стоило Гермионе припомнить, как вели себя в присутствии Риддла остальные девушки. Гринграсс, Паркинсон и даже Розье вертели перед ним хвостами, будто Том Риддл – сам Бог во плоти, и радовались, что он наконец наведался к ним в гости. Гермиона не удивилась бы, узнай, что когда-то он просто использовал их или, допустим, отверг. Но она прекрасно знала, что с помощью льстивых слов и одной только обворожительной улыбки он мог легко получить каждую. Быть может, Риддлу просто захотелось посмотреть, того же поля ягода Гермиона Смит или всё-таки отличалась от остальных.
Стыд, глубокий и разрушающий до самого основания, завязался в животе Гермионы в тугой узел. Потому что уже нет смысла отрицать, вот и всё. Пора себе признаться. Прошлой ночью, когда Риддл заговорил о розах, начал приводить отсылки к магловской литературе и цитировать Шекспира…
Гермиона повела себя точно так же, как и остальные девушки.
Она, как и любая другая девчонка, на которую обращался взор тёмных, притягивающих как магнит глаз, буквально лишилась дара речи. Гермиона стояла как вкопанная, словно её оглушили заклинанием. Она оказалась в его власти.
Гермиона готовила себя ко многому, очень многому, прежде чем предприняла попытку совершить скачок во времени. Она прекрасно знала, что Риддл умный, хитрый и жестокий, вдобавок ко всему ещё и идеальный манипулятор. Гермиона была в курсе, что молодой Тёмный Лорд являлся экспертом в области Легилименции, Тёмных искусств и подобного рода вещей. Но она явно недооценила ещё одно из его качеств, на первый взгляд незначительное, не особо важное. А зря.
Он оказался чертовски красив.
Как же унизительно! Если прокрутить в памяти произошедшее ночью, то Гермиона вспоминала, как ещё до разговора в саду жестоко и беспринципно осуждала девушек. Она считала их глупыми, потому что ведьмы попались на его привлекательное лицо. Их легко можно затянуть в свои сети такой мелочью, пустышки.
И после всего Гермиона взяла и позволила Риддлу поцеловать себя.
«Почти поцеловать, почти, — решительно напомнила она себе и снова коснулась нижней губы. —
Просто невесомое касание».
Вообще, случившееся вполне могло сыграть ей на руку. Если бы Гермиона взяла эмоции под контроль, она бы позволила ему закончить начатое. Она дозволила бы Риддлу считать, что Гермиона Смит – очередная пустоголовая девушка, жаждущая согреть его постель. Скорее всего, в итоге он бы и пригласил её разделить с ним ложе. От осознания ситуации сердце Гермионы забилось в ускоренном темпе. Возможно, стоило попытаться и позволить этому случиться, потому что близость – единственный способ узнать, где проживал Риддл. Существовала высокая вероятность, что именно там он и хранил дневник. Суть всех её действий заключалась именно в поиске чёртового крестража.
Пока мысли разрывали разум, дыхание Гермионы успело сбиться. Она прерывисто глотала воздух, размышляя о дневнике. Гермиона действовала в надежде найти один из крестражей. Пока существовал дневник, Тома Риддла невозможно лишить жизни. Если Тёмный Лорд захотел позволить кому-то вроде Люциуса Малфоя узнать, каким артефактом он обладал, да ещё и способным открыть Тайную комнату, Гермиона сумела бы убедить его доверить знание и ей. Разумеется, вдаваться в подробности необязательно, достаточно просто сообщить, что вещь существовала. Гермиона очень сомневалась, что Риддл рассказал хоть кому-нибудь из последователей о создании предметов, содержащих частички его изувеченной души. Но пока что, если немного поразмыслить, Гермиона поняла, что Риддлу вовсе не нужно рассказывать ей обо всём и сразу. Учитывая то, что он носил кольцо на пальце, напрашивался закономерный вывод: дневник он держал рядом с собой. Скорее всего, крестраж хранился в его квартире, скрытый под охранными заклинаниями.
Возможно, просто возможно, если бы прошлой ночью Гермиона не лишилась возможности шевелить мозгами, она бы сумела отыскать место хранения дневника.
Гермиона сделала глубокий вдох, отпила немного чая и окинула себя презрительным взглядом, полным недовольства. Да, то, что она утратила способность здраво мыслить, чистая правда. Красивые черты лица Риддла и плавный, точно шёлк голос затуманили рассудок, не оставляя права на выбор… Когда Гермиона поняла, что вообще происходит, она уже уносилась прочь, облажавшись по полной. Лучшей фразы и не найти.
«Наверное, я походила на умалишённую, прорываясь сквозь изгородь на каблуках, — решила Гермиона, опустила чашку на стол и схватилась за голову. —
Риддл сделал попытку поцеловать меня, я оттолкнула его в сторону и пустилась наутёк, умудрилась упасть и потерять обувь, кое-как поднялась на ноги и проковыляла до ворот, только потом уже аппарировала. И, что ещё хуже, Риддл подобрал потерянную туфельку и на следующий же день отослал мне, не оставив даже записки. А я отправила простое… «Спасибо». Да уж».
Раздражённая своим поведением, Гермиона гневно ударила по столешнице. Чашка закружилась в танце, едва не разбрызгав содержимое на деревянную поверхность. Зачем Риддл озаботился возвратом обуви? Что, чёрт возьми, означало его поведение? О чём он вообще думал? Но, что важнее, почему она ни черта не понимала?
Неужели Гермиона и есть та самая девчонка, ещё в школьные годы способная прочитать и истолковать эмоции сверстников? Как у неё однажды получилось объяснить Гарри, почему Рон вёл себя как придурок, разъяснить Джинни, почему Поттер старался на неё не смотреть? Или, опять же, растолковать Гарри, почему после поцелуя Чжоу Чанг расплакалась, и девушку всё время раздирали противоречия. Как? Неужели произошёл регресс, потому что последние несколько лет Гермиона общалась только с товарищами по службе и Драко Малфоем? Возможно ли, что она забыла, как читать людей? Значит, теперь и у неё эмоциональный диапазон, как у чайной ложки?
— Нет, — раздражённо прошипела Гермиона и указала на отражение в зеркале, в глазах мелькнуло обвинение. — Неправда. Здесь совсем другая ситуация. Том Риддл ведь не Чжоу Чанг.
Отражение в зеркале моргнуло, оскорблённое заключением хозяйки, и перестало повторять её движения.
— А я ничего такого и не говорило, — надменно шикнуло оно.
Гермиона закатила глаза и схватила чашку. Она не знала, что и думать, но теперь от неё ничего не зависело. Гермиона уже отправила ответ посредством совы, содержащий одно только «Спасибо», поэтому наступила очередь Риддла. Как говорится, мяч попал на его поле.
В очередной раз тяжело вздохнув, Гермиона поднесла чашку к губам и допила остатки чая.
«Может, он вообще не ответит, — подумала она, теряя всякую надежду. —
Скорее всего, нет. Лично я не захотела бы продолжать общение с человеком, который поджёг своё платье и при попытке поцелуя отбросил меня с помощью магии…»
Как только она пришла к неутешительному заключению, поняла, что разрушила всё, и теперь придётся набросать новый план по захвату дневника, в дверь кто-то царапнул. При виде знакомого силуэта сердце подскочило к горлу. Гермиона спешно рванула открывать стеклянную дверь, едва не споткнувшись и не встретив носом пол. В спальню влетела всё та же самая сипуха с янтарными глазами. Пока Гермиона открепляла от ноги совы письмо, сердце разрывало грудную клетку. Пальцы подрагивали, разворачивая кусок пергамента. На сей раз сова не стала дожидаться ответа и выпорхнула раньше, чем получатель успел раскрыть письмо. Гермиона почти не заметила её отбытия. Взгляд лихорадочно скользил по предложениям, написанным слишком уж изящным почерком.
«Мисс Смит,
Похоже, я оскорбил ваши чувства.
Если дело обстоит именно так, я приношу свои глубочайшие извинения. Клянусь, я ни в коем случае не собирался сделать хоть что-то, способное вас задеть. Боюсь, существует некий барьер, из-за которого и произошло недопонимание. Наверное, роль сыграли культурные различия. Быть может, что-либо ещё. Как бы то ни было, я убеждён, что неправильно понял ситуацию, поэтому раскаиваюсь в содеянном. Искренне надеюсь, что вы простите мне мою дерзость.
Если вы сочтёте приемлемым, я бы хотел исправить сложившуюся ситуацию. У меня возникло ощущение, что между нами осталось что-то незаконченное. Но, возможно, я просто принимаю желаемое за действительное.
Если вы пожелаете ответить на письмо, прошу, пришлите сову по адресу Главная улица, 13. Она отыщет меня.
С уважением,
Том.
P.S. Я поразмыслил над вашим заключением относительно теории Словина о толковании снов в области расширенной и продвинутой нумерологии, и по-прежнему считаю, что вы ошибаетесь. Методы Портье логичнее и целесообразнее, не говоря уже о том, что занимают меньше времени. Раз уж на то пошло, что есть у человека ценнее, чем само время? Но я всё равно подумал над вашим мнением».
Гермиона прочла письмо дважды. Сердце трепетало, на губах расцвела улыбка. Интерес Риддла к ней до сих пор не угас. Более того, похоже, разгорелся с новой, небывалой силой. Возможно, сбежать из поместья оказалось не такой уж и плохой идеей. Гермиона довольно ухмыльнулась, вспоминая детали прошлой ночи.
Парни ведь в сущности охотники, верно?
Что ни говори, а она, судя по всему, поступила правильно, потому что Риддл даже написал почтовый адрес! Но фраза следом…
«Она отыщет меня»… Значит, это не адрес Риддла? Может, в указанном месте проживал один из его последователей? Скорее всего, второе. Если бы Гермиона оказалась на месте Риддла, она бы не стала вот так просто разбрасываться адресом. Но тем не менее… Ещё не всё потеряно, шанс есть. А последний абзац… Хоть она и скрипнула зубами от раздражения – насчёт теории Словина Гермиона точно не ошибалась – слова вызвали ещё и широкую улыбку, как у какой-нибудь глупой школьницы.
Гермиона едва не захихикала от лёгкого чувства, фонтаном бурлившего в груди, но уже спустя мгновение от прежнего эмоционального состояния не осталось и следа. Кровь застыла в жилах, словно бы её окатили ведром ледяной воды.
Плохо. Его не должно существовать – радостного, пленяющего чувства. Нехорошо, очень нехорошо. В руках Гермиона держала заверение, что Риддл больше не питал к ней злобы и неприязни. Подтверждение того, что можно осуществить следующий этап плана.
Но сумеет ли она?
Сможет ли выстоять и не стать жертвой пронизывающих глаз? Прошлая ночь посеяла в душе сомнения.
Она сделала глубокий вдох и отложила письмо в сторону. Сейчас в запасе есть хотя бы немного времени. Его хватит для продумывания ответа, потому что Риддл вряд ли ожидал, что письмо придёт сразу же.
«Всё, что мне сейчас необходимо, — подумала Гермиона, взяла пустую чашку и вышла из комнаты, —
холодный душ, если говорить в переносном смысле».
***
Гермиона обращала пристальное внимание на детали, прокручивая в памяти судьбоносный день.
Гарри повис на руках Хагрида, мёртвый только на первый взгляд. Лесничий рыдал, орошая одежду, как он искренне считал, трупа лучшего друга. По лицу скатывались крупные слёзы, похожие на шарики с водой. Рядом с ней стоял Рон, подрагивающий всем телом, избитый и измученный, но несломленный, полный ярости и гнева. По виду Гермионы же казалось, будто она готова одновременно закричать, зарычать и завыть от отчаяния.
Лорд Волдеморт заговорил.
Широко распахнутыми глазами Гермиона наблюдала, как Тёмный Лорд расхаживал перед смельчаками, вставшими по другую сторону от него. До ушей долетали жестокие слова, произнесённые высоким, леденящим душу голосом. Гермиона заострила внимание на уродливом лице, напоминавшем черты змеи. Чешуйчатая кожа, лысая голова и кроваво-красные глаза с тонкими зрачками. Такими обычно обладали агрессивно настроенные коты.
Он оказался омерзительным. Сумасшедший, отвратительный и мерзкий.
«Вот, кто ты, — напомнила себе Гермиона, в жилах кипела ненависть, грудь тяжело вздымалась. —
Настоящий ты, Том Риддл. Вот каким ты станешь».
Только лишь потому, что Гермиона старалась по-новому подойти к решению проблем, стараясь помнить о том, что в пятидесятых годах Риддл далеко не такой, каким предстал в Омуте памяти, она не имела права позволить себе забыть. Именно то, что Гермиона только что увидела в большой чаше, она и пыталась остановить. Она обязана предотвратить грядущее.
— Гермиона, дорогая?
Голос Хепзибы напугал до смерти. Гермиона в спешке вынудила себя оторваться от просмотра воспоминаний. Она очутилась в гостиной за секунду до того, как пожилая ведьма отворила дверь и вошла в комнату.
— Привет, тётушка, — поздоровалась Гермиона, поправляя ткань ночной сорочки. Пока она старательно пыталась действовать непринуждённо, будто ничего не произошло, сердце застучало в висках. Разве было бы не замечательно, заметь Хепзиба то самое воспоминание и Гермиону в нём. Ох, что бы тогда случилось. — Как погляжу, ты закончила со своими делами!
— Да, верно, — медленно протянула Хепзиба. Взгляд опустился на Омут памяти, которым несколько секунд назад пользовалась Гермиона. Серебристые нити завивались, непонятные и таинственные в своём движении. — Чем ты занималась? Использовала мой Омут? — в лоб спросила она, но через долю секунды на губах заиграла игривая ухмылка. — Неужели прошлая ночь прошла настолько бесподобно, что тебе захотелось прожить её ещё раз?
Гермиона покачала головой и даже умудрилась раскраснеться.
— Нет, ничего подобного, — ответила она. — Я просто… просматривала кое-какие старые воспоминания. Наверное, накатила ностальгия.
Улыбка исчезла с лица Хепзибы. В грустных глазах внезапно промелькнуло сочувствие, с виду она даже казалась какой-то… убитой горем.
— О Гермиона, моя дорогая, — вздохнула Хепзиба, подошла к ней и заключила названную племянницу в объятия. — Я всё прекрасно понимаю. После смерти твоей матери я тоже добрую долю времени провела перед Омутом памяти. — Хепзиба отпрянула, удерживая Гермиону на расстоянии вытянутой руки. Та удивлённо моргнула.
— В-в самом деле? — пробормотала Гермиона. Немного тревожных сведений подоспело. Интересно, как фальшивые воспоминания, вплетённые в разум, можно увидеть в Омуте памяти? Гермиона понятия не имела, в чём дело.
Похоже, Хепзиба просто уверовала, что когда-то просматривала старые воспоминания, связанные с сестрой, вот и всё.
— Да. Думаю, многие, кому позволено держать у себя Омут памяти, пользуются им. Но так жить нельзя, Гермиона. Если не будешь вести себя осторожно, то можешь потеряться в водовороте воспоминаний.
Гермиона утвердительно кивнула.
— Да, я знаю, — ответила она. — Я просто… снова решила преподать себе важный урок, только и всего.
Гермиона страшно обрадовалась, что Хепзиба не стала донимать расспросами, а лишь одарила племянницу очередной печальной улыбкой.
— Ладно, тогда поторопись и разгреби свои дела, — после небольшой заминки ответила она, махнув в сторону Омута. — Затем спускайся в обеденный зал. Я забежала в «Дольче», ту магловскую кондитерскую, в которую мы ходили на прошлой неделе, и купила нам сконы*. Ничто не спасает от похмелья лучше, чем свежий хлеб!
С последней фразой Хепзиба вылетела из гостиной, оставляя племянницу наедине с собой, «разгребать свои дела». Гермиона ничего не сумела поделать – улыбка сама тронула губы, стоило повернуться лицом к Омуту памяти. Она потихоньку начинала испытывать к Хепзибе настоящую симпатию.
Гермиона окунула палочку в углубление. Воспоминания зацепились за кончик грецкого ореха: странные, серебряные, похожие на призраков нити оборачивались вокруг линии жизни.
«Проводники воспоминаний невероятно прекрасны, — подумала Гермиона, приставив палочку к виску. —
Даже жаль, что подобное великолепие содержит в себе нечто столь отвратительное».
***
Путешествие в мир старых воспоминаний возымело желанный эффект. Той ночью, вернувшись обратно в спальню и с чистым разумом окинув взглядом письмо Риддла, Гермиона больше не ощущала того головокружительного чувства. Прочитав фразу «Но, наверное, я просто принимаю желаемое за действительное», она представила, как элегантные буквы выводили дряхлые тонкие пальцы, напоминавшие лапу огромного бледного паука. Тело пробила дрожь. В голове всплывали картинки алых глаз и злобного взгляда, рассматривающего пергамент, прежде чем скатать его в свиток. Гермиона поёжилась.
Она справится.
«Я собираюсь украсть твой дневник, — подумала Гермиона и обмакнула перо в чернила, выводя на пергаменте льстивые слова. —
Я всё время буду рядом и в конечном итоге узнаю, когда ты решишь спрятать кольцо в хижине Гонтов, а после заберу и его, — размышляла она, продолжая писать аккуратно подобранные фразы. Добавить немного скромности, приправить всё интригой, вплести слова, граничащие с извинениями за свои действия, и готово. —
И тогда я разрушу их, даже если придётся отправиться в Хогвартс и убить василиска ради получения клыков. Я пойду на всё», — заключила Гермиона и ухмыльнулась, признаваясь в письме, что тоже чувствовала, будто между ними осталось «нечто незаконченное».
«И в конце удар ножом в спину получишь именно ты», — завершила свою мысль она и подписала внизу: «С уважением, Гермиона».
Она, как ожидалось, не сумела совладать с собой и тоже добавила в конце письма постскриптум.
«Надеюсь, вы не слишком забивали голову приведёнными мною доводами о недостатках теории Портье. Ведь, в самом деле, что есть у человека ценнее, чем само время?»
***
Письмо Гермиона решила отправить только на следующий день, рано утром. Она встала ни свет ни заря и наведалась в совятню. Хепзиба не держала дома почтовых сов. Она постоянно говорила, что от них исходил не очень приятный запах, и ей не хотелось потом разгребать беспорядок. Правда, Гермионе казалось, что она знала настоящую причину. Хепзибе нравилось ходить в городскую совятню. Необходимость отправить письма – а их у неё накапливалось немало – хороший повод лишний раз показаться на публике.
Гермиона не хотела, чтобы Хепзиба узнала о переписке племянницы с тем самым мальчиком на побегушках из Лютного Переулка. Если получится, разумеется. Поэтому она вышла из дома раньше, чем Хепзиба успела проснуться, аппарировала в совятню и спокойно отправила письмо. После чего забежала в пекарню и взяла завтрак на двоих. Хорошая возможность отплатить тётушке за вчерашние сконы, решила Гермиона… Да ещё и блестящее оправдание, если вдруг к приходу племянницы Хепзиба уже успеет пробудиться ото сна.
Весь день Гермиона не находила себе места. Она продолжала придумывать оправдания, чтобы провести как можно больше времени в спальне. Гермиона сообщила Хепзибе, что её одолела головная боль, и самочувствие в целом не очень хорошее. Она не забывала оставлять дверь на балкон открытой, если вдруг отлучалась по мелким делам. Гермиона подозревала, что Риддл, если всё-таки решит написать ответ, отправит его точно так же, как и первое письмо: прямиком в её спальню через балконную дверь. Только напрашивался соответствующий вопрос: как он с первого раза узнал, что комната находилась именно здесь? Но Гермиона по возможности старалась не слишком зацикливаться. Ещё в тот самый раз, когда Риддл наведался к ним в гости, Хепзиба наказала ей подняться наверх и переодеться. Вероятнее всего, он запомнил слова хозяйки и предположил, что дверь на балкон вела в комнату Гермионы.
«Или, может, он сказал сове отправить посылку именно сюда, и точно знал, что не прогадает», — решила Гермиона, недовольно нахмурив брови. А если бы сипуха случайно доставила туфлю прямиком в комнату Хепзибы… В общем, Гермионе пришлось бы предстать перед допросом и выслушать вопросы подобного рода:
«Какого чёрта домой твою обувь вернула сова, ещё и без какой-либо записки?» или
«Что, скажи на милость, произошло в поместье Малфоя прошлой ночью?» Пришлось бы несладко. А Риддл, наверное, обрадовался бы, узнав, что ему удалось потрепать нервишки миловидной избалованной ведьме, недавно вздумавшей унизить его.
Наверное, она… слишком накручивала себя.
Под вечер Гермиона всё-таки вышла из комнаты, не желая слишком сильно волновать Хепзибу. Последнее, что ей нужно, – беспокойство тёти по поводу её самочувствия. Хепзиба есть Хепзиба, она ведь подумает, что Гермиона и в самом деле серьёзно заболела, и решит присмотреть за племянницей. Или, что ещё хуже, попросит Хоуки не спускать с неё глаз. Гермиона улыбнулась, обнаружив на столе курицу и жареный картофель, приготовленный и любезно преподнесённый домовухой. Закончив с трапезой она, как всегда, потрепала Хоуки по голове и поблагодарила за безупречное обслуживание.
После еды Гермиона вернулась наверх, намереваясь принять душ и переодеться – стандартные приготовления перед ночной традицией читать книги за чашкой чая – как вдруг увидела то, чего ждала целый день. Прямо здесь, на подушке. Ещё одно письмо, закреплённое чёрным шнурком. Гермиона поспешила к кровати, не забыв на всякий случай запереть дверь на балкон и в комнату, сделала глубокий вдох, развязала поясок и развернула пергамент. Письмо оказалось коротким.
«Сегодня ночью. В полночь.
Я приду за тобой.
Оденься потеплее».
Даже не подписал.
Гермиону разрывали эмоции. Она не знала, нервничать ей или ощущать раздражение. В полночь! Риддл что, решил пошутить?
Сегодня ночью. И никаких объяснений, просто расплывчатые указания надеть одежду потеплее. Видимо, сегодня ей предстоит незаметно улизнуть из дома.
«И вот что я в итоге получила, позволив Тому Риддлу взять инициативу в свои руки», — вздохнула Гермиона, покачав головой. Она достала палочку и подожгла записку, с толикой удовлетворения наблюдая, как слова сгорали, утопая в дыму. Произносить заклинание не потребовалось.
***
Гермиона ломала голову над тем, что надеть.
Хепзиба ложилась спать задолго до полуночи, Гермиона обычно тоже. Она не давала Хоуки и её хозяйке и малейшего повода подумать, что способна сбежать из дома посреди ночи.
Но Гермиона всё равно решила лишний раз не играть с судьбой. Она дождалась, пока часы покажут ровно одиннадцать сорок, и только тогда поднялась с кровати. Гермиона старательно делала вид, что наслаждалась сном, пока мысли в голове роились, не позволяя сомкнуть глаз. Свет от люстры она заменила невербальным заклинанием «Люмос», после чего принялась копаться в шкафу, настолько тихо, насколько позволяли условия.
«Оденься потеплее, — говорилось в письме. —
Оденься потеплее».
Гермионе казалось, что всего пару часов назад она чётко знала, что собиралась надеть, но теперь, роясь в вещах – разнообразных свитерах, колготках и шарфах – она уже не ощущала прежней уверенности. Она прожила с Хепзибой всего ничего, но уже успела обзавестись внушительным количеством одежды. Хепзибе нравилось ходить за покупками, но ещё больше она любила осыпать племянницу сверкающими побрякушками и наряжать в дорогие наряды.
«Ну, можно забыть хотя бы про них», — решила Гермиона, пренебрежительно зыркнув в сторону комода, где стояло несколько шкатулок, доверху набитых браслетами и ожерельями, совершенно ей ненужными. Единственное необходимое ей украшение мирно покоилось на безымянном пальце правой руки, обрамлённое бриллиантами и излучающее едва различимый след от заклинания.
В итоге Гермиона натянула на себя тёплый синий свитер и длинные чулки, укрыла шею чёрным шарфом, связанным в стиле шамони с вплетёнными в ряды золотыми нитями – цвета Хаффлпаффа, Хепзиба себе не изменяла. Не обошлось и без постоянных атрибутов при выходе на улицу: пальто, пара перчаток и сапоги со шнуровкой на высоком каблуке. Покончив с выбором одежды, Гермиона уселась за туалетный столик и уставилась на разложенную вокруг косметику. Стоило ли наносить макияж? Не покажется ли она глупой?
Она мысленно отругала себя. Гермиона Грейнджер, возможно, и решила бы, что краситься только лишь для встречи с каким-то парнем – глупо, но Гермиона Смит – нет. Кроме того, ей предстояло увидеться не с каким-то парнем, а с Томом Марволо Риддлом, поэтому выбор очевиден.
«Не то чтобы я хочу выглядеть так, будто очень старалась», — подумала Гермиона и взмахнула палочкой. Благодаря невербальному заклинанию ресницы стали выглядеть длиннее и полнее. Немного блеска для губ и на сегодня достаточно. Она кивнула и погасила палочку, шепнув «Нокс» в темноту.
Гермиона погрузилась в ожидание.
Она сидела как на иголках, наблюдая, как стрелка часов неумолимо приближалась к полуночи. На небе светила полная луна, поэтому в комнате не царила кромешная тьма. Благодаря отвешенным Гермионой шторам свет пробивался через окно и проникал в комнату, открывая вид на пока что пустую улицу внизу.
«Я приду за тобой».
И как он придёт за ней? Очень загадочный способ сообщить, что её заберут сегодня ночью, разве нет? Да уж, ещё бы. Довольно мрачный и зловещий. Нет, в самом деле, подобные туманные объяснения можно счесть за грубость, но, несмотря на всё, Гермиона ощущала приятное волнение. Тревогу и раздражение тоже, но и трепет, какой-то восторг.
«Помни, — одёрнула себя Гермиона и резко затормозила возле балконной двери. В памяти всплыли очертания омерзительного чудовища, с натяжкой напоминавшего человека, с налитыми кровь глазами и гладкой кожей, похожей на воск. —
Не вздумай забывать».
Часы только-только пробили двенадцать, как глаза выцепили что-то во мраке улицы.
По чистой случайности. Гермиона просто смотрела на улицу, в сторону тротуара, как вдруг в воздухе что-то сверкнуло, появилось какое-то почти незаметное искривление. Только поэтому она и заметила небольшое волнение. Ровно в полночь, не раньше и не позже, Гермиона увидела, как в воздухе произошло некое искажение, словно на пустом месте появилось пространство с негативной энергией. Дезиллюминационное заклинание. Причём чертовски хорошее, наложенное просто идеально. Почти неразличимое заклинание скрыло того, кто появился на пустой улице перед домом Хепзибы. Бесшумно, не обнаруживая своего присутствия.
Гермиона почти не сомневалась, кто именно стоял снаружи.
Она замерла на месте и решила понаблюдать из окна, что предпримет Риддл. Он не сдвинулся ни на сантиметр. Кстати говоря, если бы Гермиона по счастливой случайности не поймала момент его прибытия, который сопровождался небольшим искривлением пространства, характерным для аппарации, она бы в жизни не подумала, что Риддл стоял прямо перед её домом. Но она увидела всё, что нужно, поэтому просто смотрела сквозь стекло, ожидая. Как долго Риддл простоит снаружи, скрывая своё присутствие?
Через секунду на Гермиону обрушилось осознание, словно её схватили за грудки и встряхнули, заставляя ощутить тошноту. Она ведь не невидима, как он. Гермиона стояла перед стеклянной дверью с раскрытыми шторами, а Риддл наверняка видел её фигуру и взгляд, направленный на дорогу.
Гермиона быстро взяла себя в руки и вышла на балкон. Позволила глазам скользнуть на другую сторону улицы, подальше от местоположения Риддла, словно она не знала, что он стоял именно там. Гермиона опустила руки на перила и устремила взгляд на луну. Величественную, округлую и яркую, похожую на отражающее зеркальное покрытие.
Гермионе показалось, что всё как будто собралось воедино, наступил момент истины: пора произнести слова, придуманные не ей, фразы из истории, принадлежавшей не ей. Из той самой пьесы, цитату из которой Риддл обманом вынудил её закончить. Но уже нельзя забрать назад то, что Гермиона сказала прошлой ночью. Невозможно скрыть знания, уже продемонстрированные ему, притвориться, что ничего не знаешь.
Оставалось только двигаться вперёд.
— Ромео, о зачем же ты Ромео? — на выдохе протянула Гермиона, едва удержав под контролем улыбку, рвущуюся наружу. Слишком уж драматично получилось. — Покинь отца и отрекись навеки от имени родного. А не хочешь – так поклянись, что любишь ты меня… И больше я не буду Капулетти.
В процессе цитирования затея перестала казаться Гермионе весёлой. Вспоминая концовку речи Джульетты, она окончательно поняла, насколько уместно звучали слова. Они идеально подходили под ситуацию.
«Одно ведь имя лишь твоё – мне враг».
Гермиона решила не предоставлять Риддлу шанс процитировать ей какие-нибудь строки в ответ. Вместо созерцания луны она развернулась, опустила взгляд туда, где стоял Риддл, невидимый благодаря заклинанию, и улыбнулась. Ни секунды не мешкая, свесила ноги с перил и спрыгнула вниз.
Палочку Гермиона держала высоко над головой, наложенное заклинание оказалось невербальным и действенным. Парящие чары, способствующие медленному спуску и мягкому приземлению. Когда нога легонько коснулась земли, Гермиона улыбнулась. Приземление вышло элегантным, по крайне мере, она на то надеялась.
Дезиллюминационное заклинание Риддла исчезло, стоило ей только выровнять спину и встретиться с ним лицом к лицу.
Гермиона вообще когда-нибудь сумеет привыкнуть к нему? Хоть она и ожидала его появления, присутствие Риддла всё равно выматывало и как будто высасывало силы. Молодой Тёмный Лорд не стал наряжаться как-то по-особому: фигуру украшал всё тот же тёмный костюм и мантия, только сейчас появились чёрный шарф и перчатки. Да и ничего такого он делал, просто стоял на земле, припорошённой снегом. Он просто… тот, кем и был. Полные губы, волнистые тёмные волосы, бледное, но с безупречными чертами лицо, острые как бритвы скулы. И глаза, те самые глаза.
Если Риддла и позабавило неожиданное цитирование Шекспира или же впечатлило то, что Гермиона знала о его местоположении и сумела воспользоваться парящими чарами, то виду не подал. На лице покоилась пустая маска, эмоции находились под идеальным контролем, только вот на дне бездонных глаз что-то заворочалось.
Гермиона ждала, пока Риддл что-нибудь скажет. Например, потрудится объяснить загадочную записку или расскажет наконец, куда они собирались отправиться и зачем. Он не произнёс ни слова. Риддл просто буравил её взглядом, маска, не выдающая никаких эмоций, раздражала. Гермиона уставилась в ответ. Сердце начинало подскакивать в груди, точно мячик.
Только она собиралась начать разговор и сказать уже что-нибудь, как Риддл шевельнул пальцами. Одним плавным движением он предложил Гермионе руку, слегка склонив голову набок. Галантный жест, характерный для настоящего рыцаря, желающего пригласить леди на танец. Угольные глаза остановились на янтарных, тлея, в тёмных глубинах плясал лунный свет.
Гермиона тоже не стала ничего говорить. Просто подошла, пока сердце отбивало неистовый ритм, ударяясь о рёбра, и сделала единственное, что от неё требовалось.
Взяла Риддла за руку. Его губы изогнулись в призрачном подобии улыбки, пальцы, затянутые в перчатку, обвились вокруг её ладони. Ощутив давление от аппарации, захватившее тело, Гермиона едва не ответила похожей улыбкой, позволяя затянуть себя на его территорию.
