Назвался другом – полезай в… Олег всю неделю встречал Дениса после занятий и провожал домой; приглашал посидеть с ним в кафе неподалёку, но Денис отказывался. Не то чтобы Олег ему не нравился, но проявлял слишком уж повышенное внимание, не похожее на дружеское. Из достоинств: он был вежливым, эрудированным, с чувством юмора; с ним было о чём поговорить: о музыке, о кино, о планах на жизнь, а не о девчонках и сексе, как было в общежитии, и не о Боге, как с отцом Александром. Из недостатков: Олег был липким, приставучим и горделивым, любил играть на публику. Например, мог обнять Дениса на глазах у студентов, типа: «Смотрите, я его единственный друг».
Он выслеживал Дениса в перерывах между парами, типа: «Ничего не бойся – я за тобой присматриваю». Он слишком быстро перешёл грань дружеских отношений и открыто демонстрировал перед Денисом нечто большее, из-за чего в стенах училища поползли разные слухи. Один раз, придя на лекцию пораньше, когда основная масса однокурсников ещё не подошла, Денис услышал, перед тем как войти в лекционный зал, как девчонки обсуждают его отношения с Олегом:
— Наш Дениска наконец-то нашёл свою любовь! Они с Олежиком такая чудная пара!
— По-моему, они просто друзья.
— Просто? Да ты посмотри, как у Дениски глаза горят – он же влюблён! Я ещё с прошлого года заметила, с весны. Помнишь, я вам про сердечки в его тетрадках рассказывала?
— О, да-да, помню! Боже, как это романтично!
— Я тоже заметила, что Динька весной изменился. А за лето они с Олежиком обменялись любезностями и ходят теперь такие счастливые!
— Ну, что Олег гей, в этом я не сомневалась, а вот Дэни… не похоже… натурал он, как мне кажется.
— Какой натурал? Ты только посмотри на него. Славный, не спорю, но кроме как парней, он больше никого к себе не привлекает.
— Девчонки, а мне он нравится! Был бы чуток поотвязнее – я бы с ним замутила!
— Тащусь от геев! Они такие милые!
— Они и к девушкам уважительнее относятся, а не наплевательски, как эти быдла – натуралы.
— А ещё с геями косметику и шмотки обсудить можно…
— И премудростям секса поучиться…
Раздался девчачий хохот. Денис стоял возле двери; на душе было гадко и скверно. Как он после того, что услышал, мог спокойно войти в зал и сесть за парту? Как он мог настроиться на учебу, когда над ним смеются даже девчонки?
За шестнадцать лет он научился выделять из своего окружения лишь две категории людей, проявляющих к нему чрезмерный интерес: те, кто хотел с ним переспать, и те, кто хотел его избить.
Единственный человек, непопадающий ни в одну из этих категорий и с которым у Дениса были самые доверительные отношения – отец Александр. С Олегом было некомфортно: слишком близко. Но Денис не мог поставить его на место из-за неуверенности в себе и мягкости характера; боялся обидеть друга просто так, не за что. Ведь и правда, пока не за что было… К тому же от дружбы с Олегом была большая польза: с тех пор, как они стали ходить вместе, нападки хулиганья на Дениса прекратились.
— Дэни, — свернув за угол училища, где обычно на него нападали однокурсники, Олег вдруг недвусмысленно взял его за руку и остановил, — мы ведь немаленькие и не девчонки, чтобы ходить вокруг да около. Ты мне нравишься. Я хочу, чтобы мы были не только друзьями. Если ты понимаешь, о чём я.
Конечно, Денис прекрасно понимал. Он был наивным, но не тупым, и предчувствовал, что Олег рано или поздно признается ему в любви. Не ожидал только, что это произойдёт так быстро, спустя всего десять дней от их знакомства. Подобное признание он давно хотел услышать и смиренно ждал его, но… совсем от другого человека.
— Олег, я… не знаю…
Денис растерялся. Во рту у него пересохло. Он стал озираться по сторонам и молить Бога, чтобы мимо них прошёл какой-нибудь прохожий или хотя бы пробежала собачка. Пусть даже выскочат те самые хулиганы и изобьют его, лишь бы только избежать дальнейшего разговора с Олегом.
— Я запал на тебя ещё с прошлого года, — продолжал Олег, — ходил за тобой, пытался выведать есть ли у тебя друг или любимая девушка. Но ты всегда ходил один, и я подумал… такой, как ты, не должен быть одиноким. Такой, как ты, достоин самого лучшего: любви и счастья. Денис, я сделаю тебя счастливым… тебе только стоит захотеть…
Он не выпускал его руки, их пальцы переплелись, ладони вспотели и неприятно слипались. Сейчас самое время сказать «нет», расставить все точки над «и», вспомнить слова отца Александра и показать стойкость характера.
— Олег, не обижайся, но… это аморально! Это неправильно! Это большой грех! — решился сказать Денис, чем очень удивил друга.
— С чего ты взял, что это грех? Хотя нет, не отвечай. Я знаю: тебе хорошенько промыли мозги в твоей церкви. Скажи, в чём же грех, если люди любят друг друга? Разве любовь это не высшая степень добродетели и не самое святое чувство во вселенной?
— Да, но… только не любовь между мужчинами, — огорчённо сказал Денис, рассматривая трещины в асфальте.
Из них выползали и обратно вползали счастливые муравьи. Сейчас парню хотелось стать одним из них и ускользнуть от прикованного к нему вожделенного взгляда.
— Это неправда! Ты отстал от жизни. Ветхозаветная мораль давно устарела, а в Новом Завете ничего про геев не говорится.
— А ты разве читал Новый Завет? — тянул время Денис, в то время как уже обе его кисти массировались влажными пальцами Олега, а голос его звучал всё ближе и таинственнее.
— Нет, не читал и не буду – там же сплошной вымысел, сказки. А любовь… она не может быть грязной и порочной. Это же любовь. Она делает людей счастливыми… — голос прозвучал над самым ухом и, обдав лицо страстным тёплом, замкнулся над губами.
Денис мотнул головой в сторону, отстранившись от нежеланного поцелуя. Так он и думал: в его жизни существует лишь две категории людей и третьей не дано.
— Нет, прости… — освободился он из влажных рук.
Просунув пальцы под лямки рюкзака и натянув их до предела, он не ушёл – он убежал так быстро, как только мог, оставив разочарованного Олега стоять и смотреть ему вслед.
Денис не мог больше бороться и подавлять свою любовь к отцу Александру. Он не монах-отшельник и в монастырь уходить не собирался. Эта бесконечная борьба с самим собой, то возводящая до небес, то низводящая до геенны, приводила его к отчаянию.
Почему другим любить можно, а ему нельзя? Слова Олега о непорочности любви звучали так убедительно, что Денис готов был поверить ему больше чем тому, кого любил. А что, если любовь свята во всех своих ипостасях? А что, если церковь морочит людям головы и в любви между мужчинами на самом деле нет ничего позорного? И этот отец Александр, заставляющий парня страдать целых полгода, – сама непоколебимость, нерушимая стена, вечная мерзлота, с которой, кажется, даже самое горячее и пылкое сердце не способно справиться!
Денис пришёл домой и только успел переодеться в домашнее, как пришёл объект его любви. Как ни странно, настоятель сегодня захотел обедать дома. Обычно он обедал и ужинал в трапезной при церкви. Денис тоже. Но с началом учебного года и появлением дополнительных практических занятий, он не всегда поспевал к церковной трапезе и чаще ел дома.
— Парень, который провожает тебя после занятий, – будь осторожнее с ним, — разбирая пакеты с продуктами, сказал отец Александр.
— Откуда Вы знаете? Вы что, следите за мной? — Денис и так был не в настроении после признаний Олега, а тут ещё и отец Александр привязался со своими подозрениями.
— Не слежу. Но храм от училища недалеко, между прочим – я не один раз видел тебя с ним.
— Этот парень мне нравится, и он мой лучший друг! — Денис сказал это специально, чтобы вызвать в настоятеле ревность. Не один же он должен страдать от неразделённой любви. — Благодаря ему, ко мне больше не лезут те олухи, которые без конца надо мной издеваются.
— Так я же говорил, что они от тебя не отстанут. Но ты предпочёл терпеть и молчал, а потом нашёл сомнительного друга, который якобы тебе в чём-то помогает. И это вместо того, чтобы принять мою помощь в решении твоего конфликта с однокурсниками! — отец Александр немного расстроился: продукты не просто выкладывались – они вылетали из пакетов и громко приземлялись на стол и на полки холодильника.
— И как же Вы хотите воздействовать на моих обидчиков? — ухмыльнулся Денис. — Прочитаете им проповедь и заставите поверить в Бога, если они безбожники? А может пригласите их к себе на исповедь без очереди или бесплатно окрестите?
— Денис, а ты со всеми так грубо разговариваешь или только со мной? С чего вдруг такая агрессия?
Отец Александр держался спокойно, хотя терпеть не мог, когда кто-то насмехался над христианством и церковью, и малолетний сосунок, стоящий напротив и нахально улыбающийся – для него не был исключением. Время от времени священник всё же позволял Денису повышать на себя голос и выпускать пар, не спорил и соглашался с ним. У мальчика с детства заниженная самооценка и нужно было как-то повышать её. Без этого в суровом жестоком мире не выжить, и в своём доме отец Александр давал слабохарактерному парню возможность чувствовать себя лидером.
— Всё это ложь! То, что Вы втирали мне о противоречащей моральным принципам любви и о нехватке отцовского внимания, и о прочих психических травмах, исходящих из детства. Моя любовь – это ни бред больной головы, ни одержимость, ни сломанная психика и ни капризы пубертатного возраста. Я её чувствую! Я люблю по-настоящему! Понимаете? Люблю!
Высказавшись чуть ли не слезами, Денис повернулся лицом к стене. Он едва удержался, чтобы не умотать в свою комнату, не упасть на постель и не зареветь в подушку, как это делает большинство ранимых впечатлительных душ.
— Ну и люби себе на здоровье. Я ведь тебе не запрещаю, — спокойно сказал отец Александр, не спеша нарезая хлеб и овощи.
— Любовь должна делать людей счастливыми, а я несчастен… — скопившиеся эмоции бросали чувствительного юношу то в жар, то в холод.
— Дурак, — ругнулся отец Александр, а Денис, впервые услышав от священника бранное слово, оглянулся и обиженно посмотрел на него. — Ропщешь на жизнь? Сам извратил любовь в похоть, сам превратил святость в грех и хотел стать счастливым? Перестань жаловаться и ныть – будь же мужчиной и найди себе девушку, если неймётся! — от спокойного тона священника уже не осталось и следа.
— Вам хорошо говорить, у вас телосложение и борода, а у меня… — Денис не выдержал и всплакнул, при этом сорвал резинку с волос и грубо растрепал их, выдрав несколько с корнями. — Вы только посмотрите на меня! — отец Александр смотрел во все глаза и не видел более очаровательного Дениса, чем этот. — Меня парнем не считают, бьют из-за этого! А если не бьют, то клеются, как к девчонке! Ненавижу своё лицо!
Закрыв последнее руками и плача, он плюхнулся на стул и продолжал бубнить что-то в свой адрес.
Отец Александр, бросив щепотку сушёного чабреца и лаванды в заварник, успокаивал:
— Грех так говорить! Человек сотворён по образу и подобию Божьему. Оскорбляя себя — Бога оскорбляешь!
— Ненавижу эти волосы! — не хотел успокаивался Денис и ныл.
— Ну так обстриги свои лохмы! — психанул священник, чуть не ошпарившись кипятком из чайника. — Делов-то на копейку! Авось после этого мужиком станешь!
— А это лицо… — не слушал его Денис, продолжая реветь, — надо мной девчонки смеются! Спрашивают какой косметикой я пользуюсь, что у меня кожа гладкая, без прыщей и ничего не растёт. Почему у всех парней растёт, а у меня не растёт?!
— Ну всё! — раздражённо произнёс священник, поставив стаканы с чаем от греха подальше обратно на столешницу. — Прости Господи!.. — с этими словами он схватил Дениса за волосы и медленно потянул вверх, побуждая неуёмного плаксу встать со стула.
— Что Вы делаете? Больно же! — ни один хулиган не тронул его волос, только девочки с завистью и любопытством поглаживали, а отец Александр…
— Не растёт у него! — передразнивал и кривлялся священник, грубо затаскивая Дениса в ванную. — Сейчас вырастет! Это делается легко и просто!
Он прижал парня к холодной кафельной стене, одной рукой удерживал голову, а другой взял с полки бритвенный станок и баллончик с пеной для бритья, бросил их в раковину и открыл кран.
— Что Вы хотите со мной сделать? — дрожащим от страха голосом спросил Денис.
Он никогда не видел отца Александра таким неуравновешенным и злобным. Священник был самим ангелом во плоти. Строгим, но добрым, ревностным о Боге, ненавидящим грех, добродетельным и милосердным к людям – таким он был всегда, но, видимо, Денис плохо его знал. Замерев, как тушканчик перед змеёй, он боялся сопротивляться, дабы не усилить гнев ангела с бритвой в руках.
— Ты думаешь, у меня в твоём возрасте росло?! — прижал он парня сильнее к стенке, так что затылок скрипнул о кафель. — Да у меня и в двадцать два года ни черта не росло! — отец Александр чертыхнулся, и у Дениса кровь застыла в жилах, так он испугался. — Когда все священнослужители младше меня уже ходили с бородами, знаешь, какого мне было? Меня прихожане за священника не считали, избегали принимать от меня таинства, моя церковь пустовала! Ведь чем гуще и длиннее борода, тем лучше священник – правда или нет? Быстро отвечай! — тряхнул он его, приставив бритву к идеально гладкой коже юношеского лица.
— Нет… — еле слышно пискнул Денис, зажмурившись.
— А люди думали и до сих пор думают по-другому! А чтобы быстро выросла борода, что нужно делать?!
— Не знаю… — снова пискнул Денис, чувствуя на щеке холод от лезвий.
— Молиться и бриться! — чуть не в ухо крикнул ему отец Александр и выдавил пену для бритья на ладонь. — Берёшь, намазываешь, — озвучивал он все свои действия, небрежно размазывая пену по лицу юноши, пачкая нос, губы, волосы, шею и ворот футболки, — а потом бреешься, бреешься… Не дёргайся, а то порежу! Бреешься, раздражаешь кожу! — размашисто мусолил он бритвенным станком нежное лицо Дениса. — Бреешься утром и вечером, каждый день! И никакой плавающей головки! Она не раздражает кожу, а раздражение нужно, чтобы быстрее отросла борода! Тогда твоя кожа начинает защищаться – становится грубой, а дурацкий младенческий пушок заменяется на щетину. Всего один месяц таких процедур и вуаля – ты мужчина с бородой, как в песне Натали! Слышал такую или нет?!
— М-м… — мышиным голоском пропищал Денис, зажмуриваясь и напрягаясь от прикосновений тройного лезвия.
Оно неприятно царапало и саднило кожу, оставляя мелкие ранки, а пена, попадая в них вызывала жжение и боль. Денис терпел и боялся пикнуть, особенно когда бритва начала вслепую скрести кожу вокруг губ. Он сжал их и сильнее зажмурился. Открыл глаза, когда отец Александр наклонил его над раковиной. Священник сам принялся умывать ему лицо. Он делал это совсем не ласково, а сурово и тщательно, придерживая Дениса за затылок. Вода разбрызгивалась в разные стороны: на стены, зеркало, одежду, на пол, а парень едва успевал задерживать дыхание, чтобы не захлебнуться, когда ладонь настоятеля, полная воды, умывала его в области носа. Отец Александр ещё сердился и нервничал. Денис чувствовал обиду, но не плакал, потому как холодная вода бодрила и приятно холодила горевшую после бритья кожу.
Выключив воду, священник топорно впустил пальцы в русые волосы, пренебрежительно собрал их в хвост на макушке и грубо потянул вверх, принудив Дениса выпрямиться во весь рост. Снова прижав парня к стене, он взял его изнасилованное лицо в ладони и внимательно вглядывался в каждый сантиметр неестественно покрасневшей кожи; бережно водил по ней пальцами, плавно огибая контуры губ, скулы, подбородок и линии нижней челюсти, словно наслаждаясь результатами проделанной им работы. Лицо выглядело измученным, но спокойным, без следов былой паники, обиды и страха; смиренное, покорное и величественное, как у ангелов на иконах.
Денис всё это время стоял с закрытыми глазами и не шевелился. Если отцу Александру что-то не понравится и он найдёт хоть малейший изъян как на исповеди – начнёт заново и нужно быть готовым к этому. Денис никогда бы не подумал, что его любимый окажется настолько грубым и чёрствым. Как он мог влюбиться в такого? Никогда он ему этого не простит!
— У тебя красивое лицо! — напоследок издевается.
«Самовосхваление, самодовольство, но не раскаяние. Пусть дальше тешит чувство собственной гордыни! Оно ему не чуждо! Боже, как я ошибался в нём!..»
Он думает, последние слова священника – насмешка, итог пренебрежения любовью. На самом деле они – последняя частица его терпения, протест перед ломающейся твердью, ключ от тяжёлых мучительных оков, в которых страдает его запретная любовь. Она вырывается на свободу так же безудержно и страстно, как горячие сухие губы прижимаются к холодным мокрым губам Дениса. Внезапный поцелуй из неоткуда, не призрачный – реальный! Пальцы до этих пор грубые и беспощадные, теперь ласково и нежно треплют русые волосы, поглаживают надбровные дуги, как бы прося его открыть глаза и убедиться в подлинности их поцелуя. Денис с трудом приоткрывает дрожащие в экзальтации веки, видит лицо отца Александра: его трепещущие ресницы, закрытые от удовольствия карие глаза, которые он не в силах открыть, чтобы посмотреть в голубые; слышит его сбитое поцелуем дыхание и сочные, чмокающие звуки влажных губ, не останавливающиеся ни на мгновение. Его язык вдруг глубоко и резко проникает в рот. Ощущения такие, как если бы в рот вставили заряженный револьвер и нажали на спусковой крючок – пулей выстреливает в затылок, вызывая в нём до боли приятное свербение, искры из глаз и помутнение сознания.
Волнообразные импульсы сладостного тока бурно спускаются от простреленного затылка вниз по позвоночнику, молниеносно обрубая связи между телом и разумом, лишая силы, равновесия, опоры. Денис успевает обнять любимого за плечи, прежде чем его колени слабеют и подкашиваются. Голова запрокидывается, стена больно давит на темя, жёсткие щетинки бороды священника обжигают многострадальную кожу на нежном лице Дениса, но он не чувствует боли – только кайф! Он обмякает и вопреки силе трения о кафель, соскальзывает вниз; тут же подхватывается сильными руками и снова прижимается к стене. Руки священника ищут на худом стройном теле ложбинку, чтобы крепче обнять; обхватывают поясницу и страстно жмут к себе, не оставляя ни одного воздушного зазора меж тканями их одежды. Так близко, что пуговицы рубашки священника впиваются в грудь обоим, а на шортах Дениса образуются складки от натиска джинсовых брюк.
Экстаз, обосновавшись где-то в голове, вдруг ухает куда-то вниз, застревает в паху, окутывает тяжестью, расплывается сначала в обширное сладостно-горячее пятно, а потом собирается и концентрируется в одну точку, чуть ниже лобка. Там он назревает, усиливается, ожидает своего часа, как томятся пузырьки газа под пробкой бутылки с шампанским. Священник качнул бёдрами и развёл ноги шире, вероятно, чтобы удержать равновесие и не позволить хрупкому телу, вверенному Богом ему на сохранение, рухнуть на пол. Застёжка-молния на брюках заметно выдалась вперёд и прислонилась к торчащей на шортах ширинке.
Истосковавшемуся по любви юноше этого было достаточно. Его всего затрясло крупной дрожью, из горла бесконтрольно вырывались громкие протяжные стоны, так что продолжать целоваться с ним стало невозможно. Слепые ёрзанья по стенке переросли в толчки и удары. Не в силах совладать с собой, он бился затылком о кафель, цеплялся за плечи священника и судорожно тёрся натянутой донельзя ширинкой о его бедро.
— О Боже! Денис, тебе плохо?.. Господи… Господи…
Отец Александр, перепугавшись, взял парня в охапку и уложил на пол, скомкал полотенце и подложил ему под голову, потом склонился над ним, держал руки и ноги, оберегая от резких движений. Денис закатывал глаза, тяжело отрывисто дышал, жалобно ахал и охал, выгибался и трепыхался, как одержимый. Лицо его выражало блаженную муку, разве что пена изо рта не шла.
— Господи, Иисусе Христе!.. Пресвятая Богородица!.. Святитель Николай, помоги! — молился отец Александр, перебирая имена святых и призывая на помощь все небесные силы, вплоть до херувимов и серафимов. Он осенял Дениса крёстным знамением, слёзно просил прощение, поливал его святой водой и маслом, целовал в лицо, полное страданий… Он думал: парень стрессанул, у него кишечная или же почечная колика на нервной почве, а может, в него вселился бес. Он думал, что ему плохо, но… Денису было хорошо. Очень хорошо!
— Ради Бога, милый, скажи, что с тобой? Где болит? — со слезами на глазах молил отец Александр, когда Денис утих, перестал содрогаться и облегчённо выдохнул, растянувшись на полу во весь рост.
— Это был оргазм… — лепетал он еле слышно, — …я видел радужные круги… и разверстые небеса… пегасов, пасущихся в золотых облаках… и белых единорогов, пьющих нектар из розовых водопадов… так вот, как это бывает! Я думал, что это конец, и я умираю, но… не думал, что смерть может быть такой сладкой и приятной…
Отец Александр не понимал, что означает столь бессмысленный набор слов. Похоже парень и вправду сбрендил. Тревожно всматриваясь в синеву его лазоревых глаз, он словно пытался поставить по ним диагноз.
— Я кончил, — констатировал Денис и, увидев растерянное испуганное лицо отца Александра, рассмеялся.
Остаточная эйфория вскружила голову, и парня разобрал дикий смех. Он валялся на полу и ухохатывался, сам не зная от чего.
— Дурак… — буркнул отец Александр, а Денис закатился ещё сильнее.
Священник поднялся с колен, перешагнул через ненормального и вышел. Насмеявшись вдоволь за все шестнадцать лет, Денис успокоился, поразмял затёкшее тело, оправил мокрую футболку и пошёл на кухню – есть и пить хотелось невообразимо. Отец Александр, увидев одурманенного, пьяно улыбающегося мальчишку, помятого и растрёпанного, будто вылезшего из тропических кустов, отвернулся и засуетился на кухне.
Чай в чашках давно остыл, но священник не стал выливать его, а сунул в микроволновку. Удерживая руками собранные в хвост волосы, Денис начал обыскивать взглядом стулья и пол. Кажется где-то здесь он обронил резинку для волос; нашёл возле ножки стола. Наклонившись за ней, он испытал дискомфорт ниже пояса и только сейчас заметил на шортах мокрое пятно. По-хорошему нужно было переодеться, а может, и принять душ, прежде чем садиться обедать. Футболка мокрая, на шортах жирные пятна, волосы залипшие в каком-то масле, между ног тоже липко и слизко, как будто в трусы влили кастрюлю киселя. Денис был очень голоден и решил сначала поесть, а помыться после. Но перед тем, как сесть за стол, он почувствовал, как по бёдрам потекло что-то противное, по консистенции похожее на кисель.
— Боже, что это такое? — перекосило его в отвращении, а по спине пробежали не мурашки, а целая армия термитов.
Отец Александр обернулся и увидел, как из штанин бермудов цвета хаки, вытекает белая жидкость; течёт вниз по коленям, голеням, до самых пят. Картина маслом! Это было похоже на то, как если бы вам в трусы поместили шарик сливочного мороженого и смотрели, что будет через пять минут. Денис, скорчившись, раскорячился и забавно переминался с ноги на ногу, стараясь предотвратить падения капель противной субстанции на паркет.
— Иди скорее в ванную! — скомандовал священник, набрав в рот воздуха и придавив губы кулаком, чтобы ненароком не заржать. — И не вздумай ходить в комнату! Я сам принесу тебе чистые вещи.
Войдя в комнату, закрыв за собой межкомнатную дверь и открыв шкаф с одеждой, он всё-таки заржал.
Денис разделся, наследив в ванной так, что пришлось за собой подтирать. Носки, шорты и футболка отправились в стиралку. Трусы придётся стирать вручную. На этот раз срамной орган в них не просто сплюнул, как бывало в ночи, а преизобильно наблевал. На запах сперма оказалась немного приятнее, чем на вид, на вид ненамного приятнее, чем на ощупь, а на вкус… Денис пробовать этот кисель не стал – не очень-то хотелось свой собственный. Вот если бы у отца Александра… Смывая под душем следы мнимого позора, парень впервые не испытывал стыда. По телу разливалось блаженное опустошение и нега. Он взял мошонку в ладонь: она не поджималась к паху, как прежде при прикосновении, а расслабленно обвисла; в яичках не ломило, не распирало, а было легко и беззаботно.
«Господи, какой кайф!» — балдел он, вспоминая свой первый оргазм и источник его возникновения.
Стук в дверь вернул в реальность. Денис не успел моргнуть, как чистые вещи уже лежали на стиральной машине.
— Ну и зачем Вы меня поцеловали? — смело спросил он отца Александра, уплетая обед за обе щёки. — Чтобы снова меня успокоить, да?
Парень больше не сомневался: священник любит его как мужчину. Осталось только выбить из него это признание.
— Нет. Скорее… чтобы самому успокоиться. Прости меня, пожалуйста… и за бритьё, и за… — отец Александр вёл себя немного застенчиво, и Денис, чувствуя его неуверенность, затянул узелок потуже.
— Вы меня любите? — посмотрел он прямо ему в глаза.
Священник тут же перевёл взгляд на тарелку и стал ковыряться в ней вилкой. Кажется, у него пропал аппетит.
— Просто скажите, да или нет, — настаивал Денис, зная, что священник не сможет солгать.
Тот молчал, наматывая и разматывая спагетти вилкой, поедая их только глазами – кусок не лез в горло. Денису показалось, что он даже покраснел.
— Не важно, что я к тебе чувствую, — прикусывая губы, сказал он, — важно то, что пока я священник, между нами ничего не может быть… как бы я не хотел. В наших отношениях ничего не должно измениться. Не могу одновременно служить и Богу, и дьяволу. Надеюсь, ты это понимаешь…
— Понимаю. И всё же… да или нет?
В воздухе повисло напряжение. Денис держал отца Александра под прицелом, от волнения сжимая в руке ломоть хлеба. Вот-вот и из него брызнет хлебный сок.
— Да, — твёрдо ответил священник и посмотрел ему в глаза. — Доволен?
— Более чем… — не веря своему счастью, улыбался юноша. — Она всё-таки существует… — расплывался он от радости и вскидывал руки к потолку как к небу — …я всегда знал… я чувствовал. Почему же ты не рад? Разве тебе не стало легче после признания? — удивлённо смотрел он на раскисшего отца Александра.
— Нет. Мне стало только хуже, — он продолжил есть без аппетита и без настроения.
— Почему? — спросил Денис, стряхнув с лица былую радость. — Теперь Вам не нужно будет прятать от меня свои чувства. Скрывать любовь – это тяжко и мучительно, уж я-то знаю – сам через это прошёл.
— Я бы справился. Я боролся с ней и почти уничтожил, а теперь… — он перестал есть и закрыл лицо руками.
Денис придвинулся ближе и сочувственно положил руку на его плечо:
— А теперь мы сможем бороться с ней вместе. Вместе мы преодолеем…
— Нет! — испуганно вскрикнул священник, скидывая с плеча руку любимого. — Есть вещи, с которыми ни в коем случае нельзя бороться сообща – только в одиночку! И эта гнусная пародия любви относится к их числу! Если мы объединимся, она уделает нас в два счёта! Мне пора идти, — вдруг встал он из-за стола, так толком и не поев. — В перинатальный центр. Просили окрестить недоношенного ребёнка.
— Я помогу Вам, возьмите меня с собой! — вскочил Денис следом.
— А твоя домашка?
— На завтра мало, всего один предмет.
— Хорошо. Одевайся. Сначала в храм – оттуда будет машина.
***
После признания отца Александра и вопреки его предостережениям, Денис чувствовал себя ближе к любимому. Но на каждый его шаг вперёд, навстречу любви, священник отступал на два, и парень решил не торопить события. Он уже был безгранично счастлив!
До своего новоиспеченного ухажёра Олега Денис пытался донести, что он не гей и парни его не интересуют. Но Олег игнорировал все его просьбы оставаться просто друзьями. Одной дружбы ему было недостаточно – он не отлипал. Денис подозревал, что Олег познакомился с ним только для того, чтобы затащить в постель.
— Не провожай меня больше – я буду ходить один! — сказал Денис, увернувшись от десятого поцелуя за углом училища. Прозвучало вовсе не грубо, но Олег кажется обиделся.
— Как хочешь! — фыркнул он и ушёл.
Денис вообще был не из тех людей, что хамят, повышают голос и допускают в лексиконе матерную брань. При всём желании ему сложно было пересилить себя и нагрубить кому-либо. Нужно было как обычно: извиниться и убежать. А потом ходить остаток дня, держать в себе и переживать: а вдруг обидел человека? Именно таким был Денис. Он готов был претерпеть, подставить вторую щёку, тихо и молча переварить неприятности и зло, попадающие в него извне, а не оскорблять и мстить в ответ. Денис сожалел, но поставить Олега на место мог только он и никто другой. Ещё больше он пожалел о том, что отшил друга, когда на следующий день его подкараулили на улице четверо недоброжелателей. Поглумившись над ним, испортив ему одежду и чуть-чуть лицо, они смылись. Бредя закоулками и дворами, чтобы не привлекать внимание прохожих, Денис молил Бога: только бы отца Александра не оказалось дома и он не увидел его в таком виде. Пронесло. Священник в тот день пришёл поздно и не видел ран на ангельском лице. Зато на следующий день их хорошо увидел Олег.
— Проводить? — любуясь кровавыми корками на губах Дениса, спросил он.
Как же он жалел, что невинная кровь из этих губ пролилась по вине чьей-то грубой руки, а не от страстного рта, которым бы он жадно впился в эти губы и сосал, сосал, сосал, вгрызаясь в них зубами! Или растянул их до предела, вогнав свой толстый член Денису в рот, и тот бы сосал его, сосал, сосал – до тех пор, пока его губы не лопнули, не запеклись кровавыми корками…
— Нет, спасибо, — сексуальные фантазии прервались утвердительным ответом. — Олег, я не хочу, чтобы ты думал, что я согласился дружить с тобой только из-за боязни тех придурков, что надо мной издеваются.
— Я так не думаю, Дэни, — незаметно поправил Олег привставший в штанах член, — но послушай, что скажу: я знаю, кто они, знаю главного. С ним я хорошо лажу, можно сказать — мы друзья. Одно моё слово и тебя до конца года ни одна падла не тронет, но взамен я попрошу у тебя кое-что… — он подмигнул и заиграл бровями, соблазнительно прикусывая нижнюю губу, — всего разок… Что скажешь, мой зайчик? По рукам? — он протянул руку, с уверенностью, что Денис не откажется от такого выгодного предложения.
— Ты… ты… — Денис впал в ступор – прикидывал в уме, как бы помягче выразиться, чтобы не нагрешить сквернословием в адрес Олега. — Так вот почему меня не трогали, когда ты ходил со мной – эти гады твои друзья оказывается! Ты мог повлиять на них и ничего не сделал? Ты знал, что они… и спокойно стоял в стороне, глядя, как меня бьют?.. — не дожидаясь ответа, он сорвался с места.
Олег ринулся за ним, крича вдогонку:
— Да не смотрел я, как тебя бьют! Что я, больной? Эти олухи мне не друзья! Я только с одним из них общаюсь!
Денис остановился и резко обернулся, чуть не столкнувшись с Олегом лоб в лоб.
— Они пристают ко мне с прошлого года! Одни и те же лица! Ты знал, кто они и даже не пытался заступиться за меня! — Денис смотрел на него минорными глазами, полными разочарования.
— Нет, а что ты хотел? Чтобы я кинулся тебя защищать? Дэни, их четверо-пятеро человек, при всём желании мы бы не справились с ними! А мне на последнем курсе так рисковать, а потом вылететь из-за тебя, знаешь ли, не очень хочется!
— Ты мог поговорить с ними! Ты мог! Но ты ждал подходящего момента, чтобы предложить мне свою защиту в обмен на секс! — Денис не мог найти слов и схватился за голову, не верил, что друзья, которых у него никогда не было, могут поступить так подло. — Олег, какая же ты… какой ты мне друг после этого! — обрушил он на него осуждающий взгляд. — Не ходи за мной! И я не твой зайчик! С этого дня мы больше не знакомы! — он повернулся спиной и перешёл на быстрый шаг.
— Ну и катись! Мало тебе попало видать! Сам же ко мне потом прибежишь! Сам меня умолять о помощи будешь! — выкрикивал он ему вслед.
Денис, не поворачиваясь, на ходу показал падлюке неприличный жест. Да, он смог! Он всё-таки показал средний палец – это оказалось не так уж страшно, пошло и вульгарно, как он себе представлял.
Сегодня он успевает к церковной трапезе. Перекрестившись у ворот церкви, входит на её территорию. Отец Александр, дьякон, пономарник и остальные храмовые работники уже в трапезной, беседуют за обедом. Денис, поздоровавшись, сел на свободное место рядом с матушкой Агафьей. Рядом с отцом Александром сесть не представлялось возможным – священник вечно был окружён людьми. Вот и сегодня двое послушников из мужского монастыря пришли обсудить с ним какие-то бытовые проблемы. Отец Александр жестом подозвал Дениса к себе, не прерывая разговора с монахами. Они не виделись почти сутки и священник хотел его благословить, что являлось между ними своего рода приветствием. Денис, сложив ладони в лодочку, вдруг вспомнил об одной неприятной мелочи и пожалел, что не пошёл обедать домой. А когда благословляющая десница Божья оказалась в его руках – это уже поздно. Он старался наклонить лицо ниже, но священник, как на зло, оторвал взгляд от собеседников и посмотрел на него, заметив вдребезги разбитые губы. Он ничего не сказал. Денис ощутил только прикованный взгляд и напряжение благословившей руки, которая предчувствовала – целование будет болезненным и, улизнув из его ладоней, прикоснулась к голове.
— Обветрил, — коротко объяснил Денис после обеда, когда люди стали расходиться, а отец Александр подошёл к нему за выяснением.
— Ясно, — кажется поверил. — Из двух грехов выбирают наименьший.
Он вытащил из кармана рясы маленький стеклянный пузырёк со святым маслом, отдал Денису и вышел вместе с монахами.
Денис не врубился в слова про наименьший грех. Повертев в руках пузырёк, он открыл его, прислонил палец к горлышку, перевернул вверх дном и, умаслив палец ароматным маслом, смазал им губы. Оно действительно помогало очень быстро. Может быть потому, что содержало львиную долю антиоксидантов, а именно витамина Е, который ускоряет заживление; а может быть потому, что это масло взято из гробницы святителя Николая чудотворца.
Отец Александр много рассказывал Денису об этом великом святом угоднике; как ездил поклониться его мощам в Италию и как святой Николай однажды явился ему – девятнадцатилетнему парню на яву и спас ему жизнь. Он не открывал подробностей того, что с ним случилось, рассказал только, что если бы не помощь святителя Николая, то его не было бы в живых.
Святитель Николай Чудотворец – один из самых известных и почитаемых святых на планете. Жил в четвёртом веке нашей эры, был священником, а затем стал и правящим архиепископом города Миры Ликийские (Турция). Весь его земной путь, начиная от младенчества до успения, был полон удивительных чудес: рождение у престарелых родителей, укрощение морского шторма силой молитвы, исцеление безнадёжно больных, покровительство бедняков, не взирая на их вероисповедание. Он помогал и до сих пор помогает всем: и православным, и католикам, и лютеранам, и верующим во Христа, и атеистам – кем в юности был отец Александр. За это святого и прозвали чудотворцем. Именно он является прообразом сказочного Санта-Клауса (Санта – «святой», Клаус – «Николай»). На основании его жития, когда он оградил от публичного дома трёх дочерей разорившегося богача, подкинув им тайно мешочки с золотом, и произошли рождественские подарки.
Тело святителя Николая после смерти не истлело, а стало источать миро – бесцветную, маслянистую и необычайно благоухающую жидкость, обладающую целебной силой. Точного состава миро учёные до сих пор назвать не могут. Известно только, что оно содержит эфирные масла неизвестных науке (неземных) растений. Чтобы мощи святого не были осквернены вторгшимся на Ближний Восток турками-сельджуками, уничтожающими христианские святыни, их тайно вывезли итальянские купцы из города Бари, в коем мощи святого пребывают и по ныне. Истекает миро из тела святителя постоянно. Иногда оно выделяется в таком большом количестве, что переливается через край саркофага. Миро вычерпывают, смешивают со святой водой, разливают по бутылочкам, раздают паломникам и развозят по всему свету. Отец Александр напоминал Денису, чтобы тот не забывал о великом святом угоднике и призывал его на помощь в опасных ситуациях. Но душа Дениса была такой же неуверенной и робкой, как и тело. Не горела она столь сильной верой и молитвой, как горела душа у отца Александра.
***
«Вот же Иуда!» — оглядывался по сторонам Денис, чувствуя за собой слежку. Как пить дать, Олег опять шпионит за ним. Он выслеживал его ещё до знакомства и теперь снова принялся. Гад! Причём висит на хвосте и по утрам тоже, по дороге в училище – всё-таки выследил, где Денис проживает. Как этому придурку не лень вставать в такую рань и ехать на другой конец города, чтобы держать его под колпаком. Хочет позабавить ущемленную гордость и посмотреть, как его зайчика будут унижать. Денис мог бы ходить по другому маршруту, но тот был таким же нелюдимым, вдобавок в три раза длиннее и там ему тоже доставалось. Преподаватели передвигались на машинах, студенты – на автобусах. Только те, кто жили поблизости с училищем и в общежитии, ходили пешком. Часто, другой дорогой. А дорога, по которой ходил Денис начиналась за зданием училища, стоило лишь обойти центральный вход и завернуть за угол. От автотрассы далеко, кругом насажены деревья, прохожих мало – идеальное укромное место для расправы над земным бескрылым ангелом.
— Девушка, а девушка, — окликнуло Дениса саркастичное хихиканье, — Вы не подскажете, который час?! — из-за угла выскочили двое парней и неспешным шагом направились к жертве, продлевая её страх.
«Сволочи!» — его губы только-только зажили и повторной встречи с кулаком они не выдержат. А парней всего двое и может удастся сбежать. Денис не мешкая развернулся и хотел бежать обратно к центральному входу, но ему перегородили дорогу ещё трое. Справа торцевая стена училища без окон, без дверей, слева – высокая изгородь палисадника, с плодовыми деревцами, ухоженными цветочными клумбами и подстриженными кустами. И хоть бы раз объявился дворник или садовник, но нет… – он в ловушке.
— Ты смотри-ка, — окружили его хулиганы, — на нём новенькие джинсики, а всё прибеднялся, что денег нет…
— Чё-т не моднявые, не смотрятся на тебе, Дэни! — поморщились они.
— В прошлый раз мы тебе такой отпадный прикидон создали с дырочками, ни у кого такого нет! А ты их чё взял и выкинул, что ли?
— Да, куда свои прожжённые штанишки дел?
— Наверное в церковь отдал — бомжарам…
— Точняк! Он же у нас религиозный, умный, добрый, милосердный!
— Да он же у нас святой!
— А давай-ка, мы тебе покажем, ангелочек, как грешники в аду горят…
Они окружили его и достали зажигалки. Один из них сорвал с него рюкзак, вытряхнул содержимое и стал складывать в шалашик. Эти сволочи собрались разжечь костёр из его учебников и тетрадей! Сейчас самое время вспомнить о Боге, ведь кроме Него, Дениса никто не защитит. Глупо. Несуразно. Денис не верил, что Богу есть дело до такого бесхребетного грешника, как он. Вряд ли Вседержитель будет вмешиваться в один из маломальских эпизодов разбирательства между подростками, которых по миру пруд пруди. Денис и раньше призывал Его на помощь, но ничего не происходило. Видимо у Бога есть задачи поважнее и Он занят. А святитель Николай?..
«Святой Николай Чудотворец помоги мне, защити меня!» — наверное, это было впервые, когда он так отчаянно молился. Молился, напрягая память и вспоминая образ святителя: в церкви в виде большой иконы, заслоняющей один из клиросов, на котором Денис пел, в алтаре в виде небольшой иконы в позолоченном окладе, в церковном магазине, в трапезной, дома – повсюду, и даже в рюкзаке в виде маленькой ламинированной бумажной иконки, которая сейчас находилась под угрозой сожжения.
— Эй, салаги!!! — вдруг крикнул кто-то после предупредительного свиста.
Хулиганьё, схватившее Дениса и уже готовое было поджечь его джинсы и книги, дружно обернуло головы на клич. Из-за угла на них вышел высокий мужчина в чёрной с длинным рукавом рубашке и тёмно-серых брюках, ничуть не скрывающих его брутальности и спортивного телосложения. Окружённый парнями Денис плохо видел своего спасителя, надвигающегося на обидчиков, как грозовая туча. Неужели это сам святитель Николай?
— Пятеро на одного – браво! А со мной слабо?! — на ходу засучивал мужчина рукава рубашки. — По-хорошему разойдёмся или вам накостылять?
Он не успел договорить, как свора шарахнулась врассыпную, только пятки мелькали. Когда Денис увидел лицо мужчины, то не помнил себя от радости. Это был не святитель Николай, а…
— Отец Александр… — благодарно прижался юноша к его груди.
Священник взаимно заключил парня в крепкие оберегающие объятия, и они простояли так целую минуту.
— А я подумал, что мне явился святитель Николай, — сказал Денис нарушив тишину, — я ему молился.
— Увы, но я не архиепископ Мир Ликийских. Извини, что не оправдал твоих ожиданий, — улыбнулся отец Александр, а они оба едва не рассмеялись. — О чём ещё ты подумал? — отец Александр присел на корточки и принялся собирать с земли разбросанные книги и тетради.
— Что означают ваши недавние слова: из двух грехов выбирают наименьший? — спросил Денис, присев рядом.
— Это значит: если нет никакой возможности избежать греха, то выбирают тот, который причиняет наименьший вред. Это значит, Денис, что лучше тебе было солгать в трапезной вчера, чем мне прибить этих сопляков сегодня, — парни прыснули смехом.
— Но как Вы узнали, что мне нужна помощь? Святитель Николай Вам подсказал?
— Да уж… Святитель Николай мне скорее расскажет, чем это сделаешь ты, — обвинительным тоном произнёс священник, складывая в рюкзак ученические принадлежности. — Много ума не надо, чтобы понять, что тебе нужна защита. Я провожал тебя по дороге в училище и обратно, пока ты не начал ходить с этим… полупидарком… как там его звали… — пренебрежительно отозвался он об Олеге.
— Ага… так это Вы следили за мной! — воскликнул Денис, игриво ткнув защитника в плечо и вскинув рюкзак на спину.
— Не следил, а присматривал. На обратном пути еле поспевал за тобой из храма.
— Отец Александр, — Денис робко взглянул на него, желая ещё раз обнять, — я Вам так благодарен!
— На моём месте так поступил бы каждый человек, — смущённо ответил священник.
— Не каждый, а только тот… кто… — Денис хотел закончить фразу и не мог. Расстояние всего в один шаг, но ещё слишком тверда грань между ними. — Отец Александр… я хотел Вам сказать…
— Вне храма обращайся ко мне на «ты» и называй просто по имени, — вот так нежданно-негаданно предложил священник, делая шаг навстречу и принимая юношу в дружеские объятия. — Так что ты хотел мне сказать?
Денис, как после многолетней разлуки, положил голову любимому на плечо и зажмурившись, крепко-крепко прижался к нему.
— Я хотел сказать, что я люблю тебя, Саша.
