Нефрит, облачённый в Солнце

      После происшествия в Юньпине Лань Сичэнь пребывал в меланхолическом расположении духа. Он медитировал в своём павильоне круглыми сутками, а если выходил, принужденный заниматься делами клана, главой которого он являлся, то был немногословен и сохранял на лице траурный вид, чем очень напоминал Лань Ванцзи в юности. При любом упоминании о произошедшем в храме Гуань Инь он болезненно улыбался и опускал веки, точно каждый раз у него вскрывалась невидимая рана. Временами из павильона доносились лишённые всяческого смысла звуки Лебин, будто Лань Сичэнь пытался вспомнить, но никак не мог какую-то мелодию и обрывал её на полуноте.       — Он всё ещё скорбит, — сказал Вэй Усянь, когда они с Лань Ванцзи проходили мимо павильона и услышали эту невообразимую трель.       Лицо Лань Ванцзи стало холодным. Вэй Усянь, не заметив, продолжал:       — Потеря… друга. Он ещё не справился с этим. Каким потрясением для него было… всё это…       Тут он посмотрел на Лань Ванцзи, чтобы заручиться его поддержкой, и увидел, что ничего подобного не дождётся. Ханьгуан-цзюнь хмурился. Его отчего-то рассердили сказанные Вэй Усянем слова, тот это понял безошибочно.       — Только не говори, что не переживаешь за брата, — фыркнул Вэй Усянь. — Глядя на твоё лицо, невольно подумаешь, что ты хочешь кого-то убить.       — Мгм, — ледяным тоном отозвался Лань Ванцзи, — но это не представляется возможным.       — Почему? — полюбопытствовал Вэй Усянь, догадываясь об ответе.       — Потому что тот человек уже мёртв.       Разумеется, говорил он о Цзинь Гуанъяо, тут и гадать не приходилось. Но Вэй Усянь решил, что и сердится Лань Ванцзи из-за Ляньфан-цзуня, ведь именно из-за него Лань Сичэнь и пребывал сейчас в таком смятенном состоянии духа. Он несколько ошибался.       Конечно, за старшего брата Ханьгуан-цзюнь переживал, и вина Ляньфан-цзуня в упомянутом была несомненна. Но ведь был ещё шрам на шее Вэй Усяня. Были шестнадцать долгих мучительных лет разлуки и скорби. Была тщательно спланированная травля Лаоцзу, закончившаяся трагедией. При мысли об этом всё существо Лань Ванцзи наполнялось столь сильным гневом, что он ломал в пальцах столовые приборы или кисти для письма. А взглядом, каким он одарял произносивших имя Цзинь Гуанъяо (если это был не Вэй Усянь, конечно), можно было убить, поэтому никто не осмеливался произносить при нём имя Ляньфан-цзуня. Он и сам его не произносил, называл его «тот человек», если у них с Вэй Усянем заходил разговор о событиях в Юньпине. Вот уж верно: если Ханьгуан-цзюнь кого-то ненавидит, то на всю жизнь! Ну и если полюбит — тоже.       — Лань Чжань, — серьёзно сказал Вэй Усянь, — постарайся скрывать свою ненависть от Сюнчжана. Ты его сильнее ранишь, если у тебя при разговоре с ним так лицо перекосит, как сейчас.       — Ты слишком заботишься о других, — отрывисто сказал Лань Ванцзи, ещё не справившийся с чувствами.       — Пф, — ответил Вэй Усянь, нисколько не обидевшись, — это ни для кого не секрет. Но мне действительно не хочется, чтобы Сюнчжан расстраивался ещё больше. Он сделал для меня много хорошего.       — Да? — раздражённо отозвался Лань Ванцзи.       Вэй Усянь засмеялся, понимая, что это всего лишь неожиданный всплеск ревности: Ханьгуан-цзюнь не хотел, чтобы Вэй Усянь в его присутствии расхваливал кого-то ещё, пусть даже и его собственного брата.       — Конечно. Он был на нашей стороне, даже когда на меня все ополчились, позволил тебе забрать меня в Цзинши… и сделал вид, что не заметил, как мы пробрались в Храм Предков Лань и совершили три поклона. Он нас всегда поддерживал, разве не время отплатить ему тем же?       — Что ты предлагаешь? — после паузы спросил Лань Ванцзи.       — Я поговорю с ним. Ему нужно выговориться. Вы, мужчины Лань, всем хороши: благовоспитанны, красивы до чёртиков, являете собой прямо-таки образец добродетели… ха-ха, не про тебя, Лань Чжань, будет сказано, ха-ха… С вами, мужчинами Лань, одна беда: вы вечно держите всё в себе, а когда пытаетесь что-то сказать, то толком не можете подобрать слова, если разговор касается чего-то не упомянутого в ваших правилах. Если бы ты вздумал сейчас пойти и поговорить с Лань Сичэнем, боюсь, он ударился бы в ещё большую меланхолию после разговора с тобой. Если бы ты вообще что-то из себя извлёк, кроме твоего вечного «мгм». Ну, я-то уже выучился понимать, что ты под этим «мгм» подразумеваешь, но другие могут неверно понять. А впрочем, если ты станешь многословным, ха-ха… Вот это точно было бы для всех потрясением! Ты и так много говоришь, когда ты со мной. Не истратил ещё запас слов, которые тебе были на всю жизнь предназначены? Лань Чжань, ты только представь себе: до конца жизни будешь повторять одно только «мгм», если запас слов иссякнет!       — Веселишься? — выгнул бровь Лань Ванцзи.       Вэй Усянь опять засмеялся и помахал перед лицом ладонью. Ханьгуан-цзюнь неожиданно сгрёб его за воротник и, притянув к себе, крепко поцеловал. Вэй Усянь краем глаза заметил, как шарахнулись в сторону незадачливые адепты, ставшие невольными свидетелями вопиющего бесстыдства Ханьгуан-цзюня.       — Вот об этом я и говорю, — тяжело дыша, сказал Вэй Усянь, когда Лань Ванцзи его отпустил. — Когда у тебя заканчиваются слова, ты всегда так делаешь. Что за бесстыдный способ заставить меня молчать!       — На тебя никаких слов не хватит потому что, — отозвался Лань Ванцзи.       — Ханьгуан-цзюнь… — собрались с духом адепты. Им было велено позвать Лань Ванцзи к Старейшине Ланю.       Лань Ванцзи взглянул на них недовольно. Вэй Усянь широко улыбнулся. В этот раз ему удалось избежать наказания за неуёмную болтливость: Лань Ванцзи в большинстве своём дядю слушался и даже теперь, хоть ему и хотелось приструнить Вэй Усяня одним им двоим известным способом, вопиюще бесстыдным и грозящим пятой точке Вэй Усяня массой впечатлений, согласно кивнул и пошёл к Лань Цижэню, бросив на Вэй Усяня быстрый, но красноречивый взгляд.       — Нетушки, — пробормотал Вэй Усянь себе под нос, — я сегодня в Цзинши и не сунусь!       Из павильона опять полились странные звуки флейты.       Лань Сичэнь, прикрыв глаза, исторгал из Лебин, а может, и из собственной души всю квинтэссенцию невысказанных страданий. Его бледное лицо болезненно морщилось, ресницы были слегка увлажнены. Вдруг в его мелодию влилась другая — властная, своевольная, перелопатившая и перекрывшая прежнюю. Лань Сичэнь распахнул глаза и увидел, что Вэй Усянь сидит на подоконнике, свесив одну ногу вниз, с Чэньцин возле губ.       — Молодой господин Вэй? — проговорил Лань Сичэнь, отложив Лебин.       Вэй Усянь покрутил флейтой в воздухе в качестве приветствия.       — Вы вошли… несколько неподобающим способом, — сказал Лань Сичэнь.       — Хм, — отозвался Вэй Усянь, — технически я всё ещё не вошёл, поскольку моя нога не касается пола в павильоне.       И он в доказательство собственных слов помотал ногой, подтверждая, что нога до пола не достаёт.       — Чем обязан визиту? — спросил Лань Сичэнь, делая знак, что Вэй Усянь может «войти».       Вэй Усянь не спешил слезать с подоконника:       — Захотелось разучить с вами эту новую мелодию. Как она называется? Вы играете её круглыми сутками. Она несколько… режет слух. Лаоцзу нравится. В моём исполнении я вывел бы вашего дядю из себя в два раза быстрее обычного. Для меня это просто находка!       Лань Сичэнь криво улыбнулся:       — Мелодия дурна. Это вы хотели сказать, молодой господин Вэй? Согласен…       — Нет, — возразил Вэй Усянь, пожав плечами, — ничего подобного я не говорил. Но скажу, что выражать собственные мысли и чувства можно не только музыкой. Есть ещё и слова.       Лань Сичэнь, чуть нахмурившись, смотрел на него. Вэй Усянь помолчал и предложил:       — Если вам хочется выговориться, незачем мучить Лебин. Я могу выслушать всё, что вы пожелаете сказать, и даже не заткну уши.       — Мне нечего вам сказать, — возразил Лань Сичэнь после паузы.       — В самом деле? — высоко поднял бровь Вэй Усянь. — Значит, я ошибся. И это не вы сидите здесь с таким мрачным видом, будто вот-вот наступит конец света или уже наступил. И это не вы ничего не едите вот уже несколько недель, потому что блюда уносят нетронутыми. И это не вы только что рыдали на флейте.       — Рыдал… на флейте? — медленно переспросил Лань Сичэнь, и красивые черты его лица исказились.       «До чего же они с Лань Чжанем похожи!» — с лёгким трепетом подумал Вэй Усянь.       — Возможно, мне показалось, — вслух сказал он. — Но точно я знаю одно: если это будет продолжаться, вы сломаетесь, Сюнчжан.       Лань Сичэнь издал едва слышный вздох и опять сделал Вэй Усяню знак войти. На этот раз тот спрыгнул с подоконника, одарил Лань Сичэня почтительным поклоном и сел напротив него, подбирая под себя ноги и кладя Чэньцин на колени.       — Но я в самом деле не знаю, что вам сказать, молодой господин Вэй, — медленно проговорил Лань Сичэнь.       — Что вы чувствуете?       — Что я чувствую…       — Вы скорбите по Ляньфан-цзуню?       Лицо Лань Сичэня опять исказилось внутренней болью. Вэй Усянь поспешно сказал:       — Я не говорю, что вы не должны или что вы не правы. Он много лет считался вашим другом. Скорбеть об утрате друга — так и поступают все люди.       — Но если этот друг предал ваше доверие? — после молчания спросил Лань Сичэнь.       — Это не меняет того, что он был вашим другом. Впрочем, не мне об этом говорить, — усмехнулся Вэй Усянь и постучал по крылу носа пальцем. — Я-то всегда только предавал доверие других.       — Вы несправедливы к себе, молодой господин Вэй, — возразил Лань Сичэнь.       — Нисколько. Помимо этого я ещё и бесконечно туп. Если бы вы не рассказали мне тогда всю правду, я бы до сих пор так ничего и не понял о Лань Ванцзи. Но какой бы неблагонадёжной персоной я ни являлся, у меня хватит ума и совести вас выслушать, даже если и не удастся помочь или посоветовать что-то стоящее, — искренне сказал Вэй Усянь.       Лань Сичэнь прикусил губу.       — Я… — с запинкой сказал он, — я… Да, вы правы, это скорбь, это боль утраты… Но я не знаю, что мне думать и что делать. Я не понимаю… не понимаю, почему всё закончилось так, как закончилось. Это лишено всяческого смысла.       — А что в этом мире вообще имеет смысл? — покачал головой Вэй Усянь. Свои догадки он вслух предпочёл не высказывать. Они с Лань Ванцзи уже поняли, что за всем стоял Не Хуайсан, фантастически умело заведший Цзинь Гуанъяо в ловушку, из которой тот не смог выпутаться. Жалости Вэй Усянь не испытывал, в этом он нисколько не отличался от Лань Ванцзи. Шестнадцать лет! Шестнадцать лет потерять из-за козней, к которым он даже не имел отношения! Шестнадцать лет, украденных у них с Лань Ванцзи! Хотя если подумать, то Цзинь Гуанъяо даже поблагодарить за это надо: если бы ничего не произошло, смогли бы они с Лань Ванцзи признаться в том, что чувствуют друг к другу, или хотя бы осознать, что чувствуют? Но цена всё же была слишком высока.       — И я… я не понимаю, почему он так сделал в последний момент, — сдавленно сказал Лань Сичэнь.       — Спас вас? — уточнил Вэй Усянь.       Лань Сичэнь медленно кивнул.       — А вы не пробовали призвать его дух и устроить «Расспрос»? — предложил Вэй Усянь, подумав.       — Пробовал, — ответил Лань Сичэнь и опять болезненно поморщился, — но дух не откликнулся. Я не смог его отыскать.       «Хм, странно», — подумал Вэй Усянь, но вслух опять-таки ничего не сказал.       — Я думаю, он не отозвался, потому что обижен на меня, — сказал Лань Сичэнь, накрыв глаза ладонью. — Молодой господин Вэй, сейчас, когда я пытаюсь вспомнить… Что на самом деле произошло в храме Гуань Инь? Было ли это тем, чем оно казалось, или меня хотели заставить поверить, что это так?.. Я уже ничего не знаю. Что бы вы думали и делали, будь вы на моём месте, молодой господин Вэй?       — Не знаю, — честно ответил Вэй Усянь, — я бы тоже печалился, если бы друг, которому я верил столько лет, меня предал. Задавался вопросами, что я сделал не так, чья в том вина и всё в том же духе. Но это вряд ли помогло бы. Думаю, я бы отправился странствовать. Это бы меня отвлекло. Было бы время поразмыслить о происходящем, о произошедшем и о грядущем, вернуть себе духовное равновесие… Сидя в четырёх стенах пятый угол не найдёшь, Сюнчжан.       — Пятый… угол? — медленно спросил Лань Сичэнь.       — Мгм. Почему бы вам не отправиться в путешествие? Не потому, что вы должны куда-то попасть или что-то сделать, а просто так, без цели. Это отлично прочищает мозги, уж я-то знаю, — сказал Вэй Усянь, улыбнувшись. Правда, его «путешествие» не продлилось долго: Лань Ванцзи притащил его обратно в Облачные Глубины буквально на другой же день.       Цзэу-цзюнь задумчиво глядел куда-то поверх плеча Вэй Усяня. Тот, приложив флейту к губам, сыграл их с Лань Ванцзи мелодию. Она отлично успокаивала расстроенные нервы, если спросить самого Вэй Усяня. Лань Сичэнь прикрыл глаза, слушая.       — Я подумаю над вашими словами, молодой господин Вэй, — произнёс он после. — Спасибо.       Вэй Усянь опять помахал флейтой и покинул павильон тем же способом, каким в него вошёл: через окно. Лань Сичэнь всё ещё вспоминал сыгранную им мелодию и невольно сравнивал с той, что слышал некогда в Безночном Городе и на горе Луаньцзан. Вэй Усянь разительно изменился с тех пор. И Лань Ванцзи изменился. Изменили друг друга, но не друг другу. Хотя бы у кого-то всё закончилось хорошо. Лань Сичэнь вздохнул, поднялся и подошёл к окну, глядя на клубящиеся в отдалении облака тумана.       — Покинуть Облачные Глубины «просто так»? — пробормотал он, покачав головой. — Разве я могу быть столь безответственным?       Но тем не менее через несколько дней Лань Сичэнь ушёл из Облачных Глубин, попросив Лань Ванцзи временно занять его место. Объяснения, почему ему понадобилось покинуть Облачные Глубины, были весьма туманны. Никто ничего не понял. Лань Цижэнь рассердился и принялся отыгрываться на тех, кто остались, завалив Лань Ванцзи работой. Вэй Усянь вызвался помогать сам, чтобы несколько облегчить груз забот, взваленных на плечи Лань Ванцзи (отчасти по вине самого Вэй Усяня), и был непривычно серьёзен.       — Вэй Ин, ты знаешь, куда ушёл брат? — спросил Лань Ванцзи. — И когда вернётся?       — Хм… странствовать, — неопределённо отозвался Вэй Усянь. — Он вернётся, когда соберётся с мыслями и чувствами.       Лань Сичэнь несколько недель странствовал по окрестностям Гусу, нигде надолго не останавливаясь. Ночевал он под открытым небом, разведя костерок, и почти не спал, играя на Лебин ту никак не складывавшуюся мелодию. До возвращения духовного равновесия было ещё очень и очень далеко. Перед его глазами снова и снова мелькали разрозненные картинки прошлых событий.       Неужели всё это было только притворством? Неужели Цзинь Гуанъяо лишь искусно притворялся, выказывая ему своё расположение? А улыбки на его лице были всего лишь умело вылепленной маской лжеца? Зачем было укрывать его тогда, когда Облачные Глубины полыхали пожарами? Всего лишь чтобы втереться в доверие?..       Мелодия Лебин, когда он обо всём этом вспоминал, звучала прямо-таки душераздирающе. Даже ночные твари обходили его стороной, что уж говорить о случайных людях.       Осунувшийся, измученный бессонницей и дорогой, Лань Сичэнь едва ли не против своей воли шёл в Юньпин. Ноги сами выбирали нужное направление. Он смутно понимал: чтобы справиться с собой, нужно снова там побывать, взглянуть на развалины… вычеркнуть из памяти и из сердца… но он не был уверен, что справится.       Лань Сичэнь полагал, что местные давно разобрали завалы или даже восстановили храм Гуань Инь, но когда он пришёл в Юньпин, то увидел, что развалины остались в том же виде, в каком они их тогда и оставили. Люди обходили их стороной, называли дурным местом. Как непостоянна человеческая приязнь! Лань Сичэнь криво улыбнулся: ещё недавно люди толпами валили в храм, чтобы принести приношения богине, а теперь развалины занесло землёй, затянуло травой…       Он долго стоял у развалин, невидящим взглядом блуждая по камням и обломкам деревянных балок, навеки погрёбших под собой единственного человека, который вызывал в нём сердечную приязнь, потом вытащил Лебин и сыграл неоконченную мелодию (он думал назвать её «Песнь разбитого сердца»). Лицо его было скорбно и исполнено внутренних страданий. Здесь он ещё острее почувствовал утрату.       «Нужно возвращаться в Облачные Глубины, — подумал он, обходя развалины кругом, чтобы запечатлеть их в памяти. — Я глава Ордена, я не могу вести себя безрассудно».       Дорога, ведущая от храма, теперь была пуста и заросла сорной травой. Какой-то скособоченный нищий в потрёпанной хламиде брёл по ней, едва переставляя ноги. Проходивший мимо носильщик воды грубо оттолкнул его, он свалился на обочину ничком.       — С дороги, рвань! — грубо крикнул носильщик, планируя ещё и отвесить бедолаге пинка.       Лань Сичэнь вспыхнул гневом, перелетел на дорогу, вставая между ними и концом меча отбивая занесённую для удара ногу. Носильщик потерял равновесие, едва не упал, вода, которую он нёс, выплеснулась из бадьи. Он открыл рот, чтобы осыпать заступника бранью, но тут же захлопнул его и попятился. Дорогая одежда и меч говорили, что незнакомец не из простых людей — из заклинателей, а с заклинателями лучше не связываться. Носильщик пятился всё дальше, пока не уткнулся спиной в росшее поодаль дерево, и уж тогда развернулся и припустил прочь, только пятки сверкали.       Лань Сичэнь неодобрительно покачал головой ему вслед, встал на колено возле упавшего нищего и протянул ему руку, чтобы помочь. Тот походил на перевернувшегося жука: завалившись на бок, никак не мог встать. Рваный плащ зацепился за сухую, колючую траву, развязался и съехал с плеч. Это был молодой мужчина со спутанными волосами. Некогда приличная одежда была изорвана, испачкана грязью и давно запёкшейся кровью. Левый рукав был оборван, и под ним ничего не было: мужчина был однорукий. Лань Сичэнь почувствовал, как по коже бегут мурашки. Он справился с волнением, взял мужчину за плечо и повернул к себе лицом. Тут же он отпрянул и сел прямо на дорогу, широко раскрыв глаза и забывая, как дышать: Цзинь Гуанъяо!       — Ляньфан-цзунь… — выдохнул Лань Сичэнь, помертвев.       Да, это был Цзинь Гуанъяо… или то, что от него осталось. Лань Сичэнь не сразу понял, что с ним не так, но осознал это, когда тот не отозвался ни на «Ляньфан-цзуня», ни на «Цзинь Гуанъяо». Цзэу-цзюнь взглянул на него внимательнее: глаза Цзинь Гуанъяо были подёрнуты пеленой, он явно был не в себе. «Как он вообще может быть здесь? — едва ли не в панике подумал Лань Сичэнь. — Разве он не мёртв? Или это злые духи дурачат меня?»       — Ляньфан-цзунь, — ещё раз позвал он, — Цзинь Гуанъяо?       Он попытался его усадить. Цзинь Гуанъяо скорчился в страхе, замычал что-то, пытаясь прикрыть голову рукой. Лань Сичэнь наскоро тронул его запястье, щупая пульс. Цзинь Гуанъяо определённо был жив.       — Но как это возможно? — пробормотал Лань Сичэнь потрясённо. — Ляньфан-цзунь… А-Яо?       Цзинь Гуанъяо вздрогнул всем телом, перевёл мутные глаза на Лань Сичэня и невнятно выговорил:       — Эргэ…       Секундная вспышка осознанности тут же исчезла, лицо вновь стало бессмысленным и тупым. Лань Сичэнь вскочил на ноги, сделал несколько нервных шагов по обочине туда-сюда. «Что мне делать? — взволнованно думал он. — Что я должен делать?» По логике вещей — убить или связать и отвести в Башню Золотого Карпа, чтобы расследовать невероятное возвращение Цзинь Гуанъяо к жизни. Лань Сичэнь дотронулся до рукояти меча, тут же отвёл руку и покачал головой, порицая себя и всеми силами стараясь подавить радость, хлынувшую во все его органы чувств и затуманившую трезвость мыслей: Цзинь Гуанъяо жив!       — А-Яо, — спросил он, наклоняясь к мужчине, — ты не узнаёшь меня? А-Яо?       Цзинь Гуанъяо смотрел прямо на него, но лицо его ничего не выражало. Он остался жив — или вернулся к жизни, — но лишился рассудка. Лань Сичэнь прикусил губу, поднял Цзинь Гуанъяо с земли, но понял, что тот едва может стоять и не способен сделать и шага. Помутнение рассудка было слишком сильно, он как будто даже забыл, как ходить. Лань Сичэнь решительно взял его на руки, нисколько не заботясь, что его собственная безупречная одежда тут же пропиталась грязью, и отнёс на постоялый двор, где остановился накануне.       Хозяин постоялого двора помчался следом, брюзжа:       — Господин, зачем вы притащили сюда этого оборванца? От него воняет!       Лань Сичэнь, не глядя, бросил ему несколько серебряных слитков и приказал:       — Позови лекаря. Лучшего лекаря. Ты понял?       Хозяин тут же угодливо затрещал:       — Господин, я велю нагреть воды и приготовить чистую одежду. Как же вы испачкались, господин!       Лань Сичэнь кивнул и пошёл за ним следом, крепко прижимая к себе Цзинь Гуанъяо. Тот вцепился рукой ему в одежду и озирался, как затравленный зверёк.       — Не бойся, А-Яо, — мягко сказал Лань Сичэнь, — здесь тебя никто не обидит. Тебе нужно помыться и переодеться.       Хозяин хотел оставить прислужниц в купальне, но Цзэу-цзюнь велел всем уйти. Кто-нибудь мог узнать Цзинь Гуанъяо при ближайшем рассмотрении, а это могло привести к непоправимому. Цзинь Гуанъяо замычал и принялся отбиваться, когда Лань Сичэнь попытался его раздеть, чтобы посадить в бадью. Тело его было покрыто грязью и ссадинами. Рана на груди загноилась, изуродованное плечо тоже, оплывшие куски гниющей плоти безобразно пузырились по краям. Цзинь Гуанъяо закричал от боли, когда Лань Сичэнь посадил его в горячую воду и вымыл. Кровь, смешивающаяся с гноем, потекла из ран. Несколько странного вида нарывов внизу живота, сбоку, не вскрылись, но потемнели от прилившей крови. На ощупь они были твёрдые, и Лань Сичэнь подумал, что это в плоть вросли обломки камней, под которыми Цзинь Гуанъяо погребло при обрушении храма. Вряд ли их можно было извлечь, не изуродовав и без того пострадавшее тело.       Цзинь Гуанъяо к тому времени потерял сознание от боли, и Лань Сичэнь отнёс его, завёрнутого в покрывало, в снятую комнату, где их уже ждал лекарь. Лань Сичэнь положил мужчину на кровать и велел:       — Осмотри его. Обработай раны. Используй лучшие снадобья. — И он, в подкрепление своих слов, бросил на стол туго набитый кошель, намекая, что плата будет щедрой.       Лекарь осмотрел мужчину, покачал головой:       — Раны загноились. Нужно вскрыть их, сорвать коросты, обрезать чёрное гнилое мясо, иначе яд распространится по телу и приведёт к смерти. Он в очень плохом состоянии. Не протянет и дня, если ничего не сделать.       — Делай, — велел Лань Сичэнь.       Лекарь принялся за работу. Он всунул Цзинь Гуанъяо в ноздри два пучка ароматных трав, чтобы тот не очнулся, и занялся ранами. Лань Сичэнь изредка помогал ему — переворачивал Цзинь Гуанъяо с боку на бок, потому что рана на груди была сквозная. Лекарь срезал плоть, пока не показалась чистая, не осквернённая трупным ядом кровь, и только тогда зашил края раны, а после нанёс толстым слоем целебную мазь, от которой пахло болотной тиной. С рукой пришлось возиться дольше. Лекарь счистил сгнившие мышцы и мясо, перетянул разрубленные кровеносные сосуды, стянул крепкими нитями края кожи, чтобы закрыть обширную рану. Нарывы на боку он вскрыл, выдавил из них гнойную жидкость, но камни вросли так прочно, что извлечь их не удалось. Лекарь предложил вырезать их из тела, но Лань Сичэнь запретил: ему не хотелось уродовать Ляньфан-цзуня ещё сильнее. Лекарь ограничился тем, что нанёс на вросшие осколки камней смесь из целебных трав. После они перевязали раны бинтами.       — Теперь всё зависит от него самого, — сказал лекарь, вытирая пот со лба. — Нужно проверять повязки через день, и если начнёт гноиться снова, то резать дальше. Не повезло ему: лишиться руки…       Лань Сичэнь нахмурился, заплатил лекарю и велел ему убираться. Лекарь собрал свои вещи, оставил несколько склянок с мазью на столе и откланялся. На смену ему явился хозяин постоялого двора, предлагая забрать грязную одежду нищего, но Лань Сичэнь не позволил. Он собрал тряпьё и, вынеся его на задний двор, сжёг. Он полагал, что по одежде могут опознать владельца: даже в таком ужасном состоянии ещё видно, что одежда некогда была дорогой и принадлежала не простолюдину. Чтобы хозяин отстал от него, Лань Сичэнь щедро заплатил ему и за комнату, и за расторопность, когда тот позвал лекаря, и за принесённую чистую одежду.       «Оставаться здесь надолго нельзя, — подумал Лань Сичэнь, возвращаясь в снятую комнату. — Начнут задавать вопросы, строить догадки».       Цзинь Гуанъяо всё ещё не очнулся, потому что пучки трав плотно закрывали ему ноздри. Вынимать их пока Цзэу-цзюнь не стал. Он сел на край кровати, разглядывая бледное исхудалое лицо. «Я должен вернуть ему сознание, — болезненно морщась, подумал Лань Сичэнь. — Я должен узнать правду. Душе моей не будет покоя, если не узнаю». Он понимал, что быстро это сделать не получится, и запретил себе думать, что, вероятно, это вообще невозможно. В любом случае оставаться в трактире надолго было нельзя. Но куда Лань Сичэнь мог забрать его? «В Облачные Глубины», — сам себе ответил Лань Сичэнь. Это было верхом безрассудства — подумать такое, губы Цзэу-цзюня скривились. Будучи главой клана, он был ограничен в том, что может делать, а что нет. Забрать Цзинь Гуанъяо в Облачные Глубины… не для того, чтобы заточить в темницу или подвергнуть допросам, а просто забрать и… спрятать. Последняя мысль выскользнула откуда-то из глубин подсознания. Лань Сичэнь припомнил, что такой разговор был у него с братом, когда тот собирался «забрать и спрятать одного человека».       — А вот теперь и я оказался в подобной ситуации, Ванцзи, — едва слышно пробормотал Лань Сичэнь.       Дождавшись сумерек, Лань Сичэнь завернул Цзинь Гуанъяо в собственный плащ, наложил заклятье иллюзии, чтобы случайный взгляд принял его всего лишь за завёрнутый в белое полотнище гуцинь, и полетел на мече домой, в Облачные Глубины.       Адепты его заметили, когда он перелетал через стены, но не придали этому особого значения: если старшие торопились, то нередко путешествовали туда и обратно по воздуху, пренебрегая пропускными пунктами, а глава клана, как человек занятой, несомненно, не мог терять времени на праздные приветствия. Они поклонились ему вслед и занялись своими делами. Если бы они проследили за ним взглядом, то обнаружили бы, что он пролетел мимо своего павильона.       Разумеется, оставить Цзинь Гуанъяо в собственном доме Лань Сичэнь не мог. В его дом часто входили, укрыться там было негде, а запретить другим входить, как это сделал Лань Ванцзи, Лань Сичэнь не мог, поскольку столь внезапное решение лишь вызвало бы ненужные подозрения. В Облачных Глубинах, на самых задворках, был выстроен ещё один павильон для Цзэу-цзюня, но все давно о нём позабыли: строился он ещё до Аннигиляции Солнца, а теперь, шестнадцать с лишним лет спустя, считалось, что клан Вэнь спалил и его. Но павильон уцелел. Сказать больше, клан Вэнь его не нашёл, поскольку перед павильоном был разбит лабиринт. Точно расположение знал только сам Лань Сичэнь. Павильон предназначался для глубоких медитаций, когда ничто не должно тревожить бессмертного мастера на пути совершенствования, или для затворничества. Идеальное место, чтобы кого-то спрятать.       Лань Сичэнь быстро пронёс Цзинь Гуанъяо через лабиринт — перелететь было нельзя, только пройти сквозь него, — и замер ненадолго у павильона. Он совершал проступок, вероятно — самый серьёзный проступок в своей жизни, непростительный, заслуживающий не только порицания, но и дисциплинарного кнута. Лань Сичэнь покачал головой и перенёс Цзинь Гуанъяо через порог.       Устроив спящего на кровати, Лань Сичэнь расставил вокруг несколько десятков барьеров: над павильоном, в лабиринте, в близлежащем леске… С такой защитой пробиться внутрь было физически невозможно. Сделав это, Лань Сичэнь несколько успокоился. Он вернулся в павильон, осторожно вытащил из носа Цзинь Гуанъяо пучки трав и стал ждать, когда тот очнётся.       Прошло, должно быть, четверть часа. Цзинь Гуанъяо пошевелился, слабо застонал. Лань Сичэнь потрогал его пульс, легонько постучал пальцем по его щеке и позвал:       — А-Яо?       Взгляд Цзинь Гуанъяо был мутен и с трудом фокусировался. Понимал ли он вообще хоть что-нибудь? Лань Сичэнь несколько раз повторил его имя.       — Эр… гэ… — кое-как выдавил Цзинь Гуанъяо, но, похоже, это было лишь рефлекторное повторение некогда слышанных слогов, а не осознанная речь.       Лань Сичэнь приободрился. Даже крохотная искра способна расцвести в пламя.       Прошло несколько недель, прежде чем Цзинь Гуанъяо начал говорить. Он ничего не помнил, не осознавал, кто он и кто перед ним. Говорил он односложно, реплики в основном касались его текущих желаний или ощущений: «больно», «пить», «есть», «наелся», «спать», «спасибо»… Он был как ребёнок.       Раны заживали очень медленно, даже несмотря на то, что Лань Сичэнь регулярно передавал ему духовную энергию. Она будто просто исчезала, попадая в тело Цзинь Гуанъяо, словно внутри него был бездонный омут.       Вынужденный всё это время метаться «на два фронта», Лань Сичэнь и сам осунулся. Он почти не спал, а потеря духовной энергии не могла не сказаться на его общем состоянии.       — Я тревожусь за брата, — сказал Лань Ванцзи, глядя, как Лань Сичэнь, пошатываясь, идёт к своему павильону.       — Хм… — только и ответил Вэй Усянь, постукивая пальцем по крылу носа — верный признак, что он над чем-то размышляет или что-то задумал.       Лань Ванцзи быстро глянул на него:       — Ты что-то знаешь?       — Я? — удивился Вэй Усянь. — Нет. Но непременно узнаю. Когда придёт время.       — Когда оно придёт?       — Скоро. Очень скоро, — ответил Вэй Усянь и незаметно потёр руку. Шрам, оставшийся от ритуала добровольного пожертвования и некогда исчезнувший, проявился снова, вернее, он то появлялся, то исчезал, и у Вэй Усяня были кое-какие соображения по этому поводу, но всё ещё слишком неясные, чтобы их озвучить.       Сознание — первый проблеск его — вернулось к Цзинь Гуанъяо внезапно.       — А-Яо, — сказал Лань Сичэнь, усаживая Цзинь Гуанъяо в постели, — давай посмотрим, как твои раны.       Он сменил повязки, осторожно надел нижнюю рубаху обратно, завязывая её свободно, чтобы узел не побеспокоил раны на боку, и тут заметил, что Цзинь Гуанъяо на него смотрит.       — Что такое, А-Яо? — спросил Лань Сичэнь. — Тебе больно? Я перебинтовал слишком туго?       Цзинь Гуанъяо не ответил, но глаза его широко раскрылись, а зрачки сузились, и по лицу секундной вспышкой проскользнула тень ужаса.       — А-Яо? — продолжал звать Лань Сичэнь.       — Эр… гэ… — выдохнул Цзинь Гуанъяо.       Лань Сичэнь вздрогнул, сердце отчего-то быстро забилось.       — А-Яо, ты пришёл в себя? — отрывисто спросил он.       Глаза Цзинь Гуанъяо повернулись в глазницах — видимо, пытался понять, где находится, — опять остановились на Лань Сичэне, а секунду спустя помутнели тупостью и безразличием. Лань Сичэнь глубоко вздохнул, накрыл рот ладонью, чувствуя, что не в силах унять дрожь. «Значит, не безнадёжно!» — воодушевлённо подумал он.       Но до полного возвращения сознания было ещё далеко.       Если бы не то происшествие, возможно, этого бы вообще никогда не случилось.       В тот день Лань Сичэнь, как обычно, пришёл в лабиринтный павильон, чтобы покормить Цзинь Гуанъяо и сменить ему повязки.       К этому моменту Цзинь Гуанъяо уже выучился терпеливо ждать его прихода и понимал, что из павильона никуда уходить нельзя. Вставать он мог, но сил у него хватало лишь на то, чтобы обойти вокруг кровати.       Лань Сичэнь помог Цзинь Гуанъяо сесть в кровати, сам сел на край, держа в ладони миску с травяным супом. Целебный суп, сваренный по рецептам Гусу Лань, давно уже должен был вернуть больному силы и равновесие духа, но улучшения до сих пор не наступало. Тем не менее Лань Сичэнь не сдавался и пробовал всё новые рецепты, благо что клан Гусу Лань славился тысячелетней историей и опытом, так что рецептов у них в арсенале было превеликое множество.       — А-Яо, — сказал Лань Сичэнь, почерпнув суп ложкой, — я знаю, что отвар невкусный, но тебе нужно его съесть.       Цзинь Гуанъяо едва заметно качнул головой и возразил:       — Вкусно. Мне нравится.       Кажется, он даже не различал вкуса: травяной суп он съедал, не морщась. Столовыми приборами он тоже пока пользовался очень неумело, так что Лань Сичэнь кормил его сам. Ему приходилось учить Цзинь Гуанъяо всему, как ребёнка.       — Чтобы не обжечь язык, нужно подуть, вот так, — объяснил Лань Сичэнь. Он обнаружил, что Цзинь Гуанъяо не воспринимает и этого: не ощущает различий между горячим и холодным.       Цзинь Гуанъяо с усилием проглотил суп — иногда он забывал и как глотать, — и Лань Сичэнь зачерпнул ещё одну ложку.       — Цзинь… Гуанъяо… — раздался приглушённый голос у двери.       Лань Сичэнь вздрогнул, выронил ложку. Травяная клякса расплылась по подолу его одеяния, но он этого даже не заметил. Глаза его были прикованы к порогу, на котором стоял Вэй Усянь. Тот широко раскрытыми глазами смотрел на Цзинь Гуанъяо, но, вероятно, был настолько ошеломлён увиденным, что ничего не предпринял. Как он вообще здесь оказался? Лань Сичэнь полагал, что хорошо расставил барьеры. Цзинь Гуанъяо задрожал всем телом, ухватил Лань Сичэня за рукав и пролепетал:       — Эргэ… кто это? Я его боюсь…       — А-Яо, — поспешно сказал Лань Сичэнь, похлопав его по руке, — не бойся. Всё хорошо.       — Он меня не помнит? — выгнул бровь Вэй Усянь.       — Молодой господин Вэй… — болезненно начал Лань Сичэнь.       Вэй Усянь прикусил кончик пальца, разглядывая представшую его глазам картину. Цзинь Гуанъяо выглядел бесконечно жалким. Ухватив Лань Сичэня за рукав, он дрожал от страха, вероятно даже не понимая, почему боится.       — Это на самом деле Цзинь Гуанъяо? — с долей сомнения спросил Вэй Усянь.       — Молодой господин Вэй… — сказал Лань Сичэнь, но тут же смертельно побледнел и выдохнул: — Ванцзи…       Вэй Усянь обернулся и увидел за своей спиной Лань Ванцзи. «А он-то как здесь оказался? — удивился Вэй Усянь. — Я думал, что хорошо замёл следы».       Вэй Усянь отыскал скрытый павильон не без труда, пришлось приложить много сил — как физических, так и духовных, — но он полагал, что никто не знал о его вылазках в эту часть Облачных Глубин. Вэй Усянь заметил, что шрам, который то появлялся, то снова исчезал с его руки, будто бы «оживал», когда он приближался к этой части гор. Ему не составило труда обнаружить расставленные барьеры, и несколько недель он только и тем занимался, что пытался через них пройти. Сегодня ему это удалось. Вероятно, его поведение вызвало подозрения у Лань Ванцзи, и тот проследил за ним. Другого объяснения у Вэй Усяня не нашлось.       Вэй Усянь никогда не видел ещё Лань Ванцзи в такой ярости. Крылья носа у него раздувались, глаза совсем заледенели, его прямо-таки затрясло, когда он увидел, кто, помимо брата, находится в павильоне. Он выхватил Бичэнь из ножен. Вэй Усянь и Лань Сичэнь отреагировали молниеносно: Вэй Усянь ухватил Лань Ванцзи за руку, не давая ему нанести удар, Лань Сичэнь рывком поднялся, заслоняя Цзинь Гуанъяо собой. Тот с жалобным писком скорчился на кровати, закрывая голову рукой.       — Лань Чжань, успокойся, — сказал Вэй Усянь, пережимая ему запястье. — Убери меч. Это не то, что ты думаешь. Вероятно.       Лань Сичэнь был несколько удивлён, что Вэй Усянь принял его сторону и попытался остановить Лань Ванцзи.       Лань Ванцзи такого вмешательства не ожидал и не оценил. Он попытался вырвать руку и яростно рявкнул:       — Ты!!! Отпусти меня… Брат, отойди от него. Отойди.       — Нет, — твёрдо сказал Лань Сичэнь, бледнея.       Лицо Лань Ванцзи перекосилось. Вэй Усянь повис на его руке всем телом:       — Лань Чжань, давай выслушаем Сюнчжана. Уверен, ему есть, что нам сказать. Лань Чжань… Лань Чжань…       Меча Лань Ванцзи так и не опустил.       — Брат… — ледяным тоном сказал он, — ты укрываешь… укрываешь этого…       — Ванцзи, я думал, что уж ты-то меня поймёшь, — печально сказал Лань Сичэнь.       Лицо Лань Ванцзи вспыхнуло, он отрывисто бросил:       — Пойму? Что я должен понять? Ведь он… он же… Все эти годы… все эти шестнадцать лет… по его вине… мы… Вэй Ин…       Лицо его исказилось ещё сильнее, вены на висках безобразно вздулись. Вэй Усянь испуганно потянул его за руку из павильона:       — Лань Чжань, у тебя лицо побагровело… Пойдём на свежий воздух, пойдём… Лань Чжань, тебя удар хватит, если будешь так кипятиться…       Ему удалось вывести Лань Ванцзи на террасу. Лань Сичэнь вышел следом за ними, встал в дверях павильона, готовый ко всему и на всё. Если пришлось бы, он скрестил бы с братом клинки. Лань Ванцзи тяжело дышал, но Вэй Усяню никак не удавалось отобрать у него Бичэнь: он так крепко сжимал его в руке, что пальцы побелели.       — Это не призрак? Это действительно Цзинь Гуанъяо? — спросил Вэй Усянь. — Но как ему удалось выжить? Я полагал, что его останки погребены под развалинами храма Гуань Инь.       — Я не знаю, — покачал головой Лань Сичэнь. — Но это уже не тот Цзинь Гуанъяо, каким он был прежде. Он потерял себя.       — Он притворяется! — жёстко сказал Лань Ванцзи. — Он притворяется, чтобы ввести тебя в заблуждение. Он хочет снова обмануть тебя, брат.       — Ванцзи, — болезненно поморщился Лань Сичэнь, — всё не так, как ты думаешь…       — Ты ему веришь?! Ты ему снова поверишь?! — прорычал буквально Лань Ванцзи.       — Ванцзи… тогда, в храме, он всё же спас меня в самый последний момент, — напомнил Лань Сичэнь.       — Успокойся, Лань Чжань, — сказал Вэй Усянь. — Цзинь Гуанъяо уже не твоя забота.       — Ты!!! — разъярённо воскликнул Лань Ванцзи, обрушивая на Вэй Усяня тяжёлый взгляд.       — Я, я, — спокойно отозвался Вэй Усянь. — Лань Чжань, ты ставишь Сюнчжана в неловкое положение.       — Молодой господин Вэй, — начал Лань Сичэнь, мучительно подбирая слова, — могу я…       — Это не моя тайна, не мне её раскрывать, — прервал Вэй Усянь, прекрасно понимая, о чём собирался попросить его Лань Сичэнь. — Небо и Земля свидетели. И если вы уверены…       Вэй Усянь осёкся, помотал головой и слегка улыбнулся. Он прекрасно понимал, почему Лань Сичэнь так поступает и что уверенность или неуверенность особой роли в этом не играют.       — Мы уходим, — объявил Вэй Усянь, дёргая Лань Ванцзи за руку. — Лань Чжань, мы уходим.       Лань Ванцзи неохотно вложил меч в ножны и позволил себя увести.       «Я бы хотел услышать подробности всего этого… — сказал Вэй Усянь напоследок. — Сюнчжан, вы позволите мне прийти снова?»       Лань Сичэнь медленно кивнул и стоял в дверях, пока они не ушли, и только тогда издал едва слышный вздох и вернулся в павильон. Цзинь Гуанъяо всё ещё корчился на кровати. Лань Сичэнь сел, дотронулся до его здорового плеча и мягко сказал:       — А-Яо, успокойся. Они уже ушли. Тебе нечего бояться.       Цзинь Гуанъяо поднял голову. В глазах его был панический страх, и Лань Сичэнь не сразу понял, что от пережитого потрясения Цзинь Гуанъяо пришёл в себя.       — Где я? Что со мной? — выдохнул Цзинь Гуанъяо.       Лань Сичэнь почувствовал, что по позвоночнику прокатилась дрожь.       — А-Яо? — прерывисто позвал он. — Ты пришёл в себя? Ты знаешь, кто я?       Он заглянул ему в лицо и убедился, что у Цзинь Гуанъяо ясный взгляд.       — Эргэ… — выговорил Цзинь Гуанъяо, — ты снова назвал меня по имени?       Лань Сичэнь прикрыл глаза. Не осталось сомнений, к Цзинь Гуанъяо вернулся рассудок, если он вспомнил и это. Тогда, в храме, когда его доверие было предано, а сердце разбито предательством, он сказал ему: «Я больше не могу называть тебя по имени, а ты не должен называть меня эргэ».       — А-Яо, — с усилием выговорил Лань Сичэнь. Его раздирали противоречия, а радость, которую он непроизвольно почувствовал, осознав, что Цзинь Гуанъяо пришёл в себя, ледяной волной накрыла всё его существо. Он отдышался, открыл глаза и смог вполне спокойно, без трепета взглянуть на Цзинь Гуанъяо.       — А-Яо, ты в Облачных Глубинах, — сказал Лань Сичэнь.       Лицо Цзинь Гуанъяо посерело от страха, пальцы конвульсивно вцепились в одеяло, которым он был накрыт.       — Никто не знает, что ты здесь, — поспешил добавить Лань Сичэнь.       — Никто… не знает, что я здесь? — бессмысленно повторил Цзинь Гуанъяо. — Почему ты это делаешь, эргэ?       Лань Сичэнь, чуть нахмурившись, пытался отыскать в голове подходящие слова для ответа.       — Потому что я хочу знать правду, — сказал он после продолжительного молчания. — Должен ли и я отрубить себе руку, чтобы мы были квиты. Должен ли и я пронзить себя мечом, чтобы загладить мою вину перед тобой…       — Эргэ, что ты такое говоришь! — в ужасе воскликнул Цзинь Гуанъяо, хватая Лань Сичэня за руку.       Тот вздрогнул всем телом от этого пожатия. У Цзинь Гуанъяо были холодные пальцы, очень холодные.       — А-Яо… — начал Лань Сичэнь, но тут заметил, что глаза Цзинь Гуанъяо снова померкли и наполнились туманом. Проблеск сознания был недолог. Лань Сичэнь со вздохом уложил Цзинь Гуанъяо на кровать, похлопал его по плечу:       — Отдохни, А-Яо.       — Эргэ… — бессвязно пробормотал Цзинь Гуанъяо.       Лань Сичэнь долго сидел подле него, сцепив руки и глядя в пол. Мыслями он был далеко, но прислушивался к каждому шороху вне павильона. Он опасался, что Лань Ванцзи может вернуться. Шли часы, но всё было тихо и спокойно. Вернуться к себе Лань Сичэнь рискнул только глубокой ночью.       Несколько дней Лань Сичэнь провёл в напряжённом ожидании, но Лань Ванцзи ничего не предпринял. При встрече с братом он холодно кланялся и сразу уходил, не перемолвившись с ним и словом.       Вэй Усянь появился в павильоне через пару дней.       — Сюнчжан, — сказал он, входя.       Лань Сичэнь поднялся ему навстречу. Он всё ещё не знал, чего ждать от Вэй Усяня. О причинах его вмешательства Лань Сичэнь мог лишь догадываться.       — Молодой господин Вэй, — напряжённо сказал Лань Сичэнь, невольно переступая в сторону, чтобы закрыть от Вэй Усяня Цзинь Гуанъяо.       Вэй Усянь заметил его взгляд и засмеялся:       — Успокойтесь, Сюнчжан, я ничего ему не сделаю. Вы ведь обещали мне всё рассказать, помните? Я сяду здесь, если не возражаете, — добавил он, ногой придвинув к себе столик для письма и садясь на него.       Лань Сичэнь опустился на край кровати. Цзинь Гуанъяо опять уцепился за его рукав, испуганно глядя на Вэй Усяня.       — Значит, он ничего не помнит? — спросил Вэй Усянь. — Вы ему верите?       — Я знаю, что он не притворяется, — сказал Лань Сичэнь. — Сейчас он ничего не помнит.       — Сейчас? — уточнил Вэй Усянь.       — У него бывают проблески сознания… недолгие… но редко. Всё остальное время он то, что вы видите.       Вэй Усянь задумчиво поглядел на Цзинь Гуанъяо. Вне сомнений, сейчас он был не в себе. Мутный взгляд выражал только животный страх. Но вот аура, окружавшая Цзинь Гуанъяо, Вэй Усяню нисколько не понравилась. Он никак не мог определить, что это. Он не ощущал Цзинь Гуанъяо заклинателем, духовных сил в нём было ещё меньше, чем в самом Вэй Усяне на момент перерождения. Но у обычного человека такой ауры тоже не могло быть.       — Сюнчжан, если вы позволите, я хотел бы проверить у Цзинь Гуанъяо пульс, — хмурясь, сказал Вэй Усянь. — Никак не могу понять, что с ним такое.       Лань Сичэнь после паузы кивнул. Вэй Усянь спрыгнул со стола, подошёл к кровати. Цзинь Гуанъяо съёжился и глядел на него глазами, полными ужаса.       — Не бойся, А-Яо, — сказал Лань Сичэнь, заставляя его вытянуть руку.       Вэй Усянь дотронулся двумя пальцами до запястья Цзинь Гуанъяо, прикрыл глаза, вслушиваясь в пульс.       — Что такое… — удивлённо сказал он, выгибая брови. — Такое впечатление, что его Золотое Ядро… не то чтобы разрушено, но… пребывает в состоянии первобытного хаоса…       — Что вы имеете в виду? — не понял Лань Сичэнь.       Вэй Усянь покусал нижнюю губу, размышляя.       — Сам не знаю, — сказал он, — впервые с таким сталкиваюсь. Золотое Ядро — оно или есть, или его нет. Если оно есть, ты заклинатель. Если его нет, ты обычный человек. Но у Цзинь Гуанъяо… оно как будто разбито на части, но всё же не развеялось… Нужно проверить, когда он будет в сознании, чтобы делать какие-то выводы.       — Но как такое возможно? — поражённо переспросил Лань Сичэнь.       — Пока не знаю. Мне нужно подумать, — пробормотал Вэй Усянь. — Это может быть связано с тем, что Цзинь Гуанъяо лишился рассудка. Если вы позволите, Сюнчжан, я буду сюда заглядывать иногда…       — Почему вы это делаете, молодой господин Вэй? — спросил Лань Сичэнь.       — Что именно? — удивился Вэй Усянь.       — Разве вы не должны его ненавидеть?       — Хм… — Вэй Усянь постучал пальцем по крылу носа. — Мне просто… любопытно. Уж такой я человек, что непременно должен найти разгадку, если загадкой тычут мне прямо в лицо… Я не испытываю к нему особенной ненависти, — добавил он, заметив, что Лань Сичэнь не удовольствовался общим ответом. — Всё уже в прошлом. Для меня это как сон… кошмарный сон, который закончился пробуждением. Я не могу тратить дарованную мне жизнь ещё и на ненависть, я и без того слишком многое пропустил. К тому же я у вас в долгу, Сюнчжан.       — У меня? — удивлённо переспросил Лань Сичэнь.       — Не могу не отплатить вам за проявленную доброту, — пояснил Вэй Усянь с улыбкой. — Совесть не позволит отвернуться от вас. Я очень хорошо понимаю, почему вы так поступаете и что при этом чувствуете.       Лань Сичэнь бледно улыбнулся:       — Благодарю, молодой господин Вэй. Но я и сам не слишком понимаю, почему так поступаю.       — Понимаете, но боитесь себе в этом признаться, — возразил Вэй Усянь.       Вэй Усянь приходил к павильону за лабиринтом нечасто и никогда не оставался надолго. Обычно он лишь задавал очередной интересующий его вопрос или проверял у Цзинь Гуанъяо пульс. Один раз он застал Лань Сичэня за тем, как тот передавал Цзинь Гуанъяо духовную энергию, и выяснил, что хоть Лань Сичэнь делает это регулярно, но улучшений нет: как будто в теле Цзинь Гуанъяо был бездонный омут, который поглощал энергию. Вэй Усянь беспокойно посмотрел на Лань Сичэня, отвёл его руку и передал ему приличное количество собственной энергии.       — Цзэу-цзюнь, — серьёзно сказал он, — будьте осторожны. Вы на грани истощения. Вы не спите?       Лань Сичэнь покачал головой:       — Я в порядке, молодой господин Вэй.       — Сомневаюсь, — возразил Вэй Усянь. — Сюнчжан, не стоит больше делиться с ним духовной энергией, если от этого всё равно нет никакого толка. Он выздоравливает медленно, как обычный человек, но всё же выздоравливает. Но что будет, если свалитесь вы?       — Не беспокойтесь, молодой господин Вэй, — сказал Лань Сичэнь, — я всё контролирую.       — Когда кто-то говорит, что у него всё под контролем, — сказал Вэй Усянь серьёзнее прежнего, — он уже готов потерять контроль. Так оно и бывает, уж я-то знаю.       Но, разумеется, указывать, как поступать, Лань Сичэню он не мог.       Вэй Усянь вернулся в Цзинши и, поскольку тоже несколько не рассчитал силы, передавая энергию Лань Сичэню, сел в позу лотоса, чтобы медитацией вернуть их на прежний уровень. За этим его застал Лань Ванцзи. Он поставил Бичэнь на подставку для мечей, приостановился возле тахты, на которой сидел Вэй Усянь:       — Что ты делаешь?       — Что я делаю? — переспросил Вэй Усянь, приоткрыв один глаз. — Разве не видишь? Медитирую.       — Зачем? — суховато спросил Лань Ванцзи.       — А почему бы и нет? — пространно отозвался Вэй Усянь.       — Ты ведь не любишь медитировать.       — Ну…       Лань Ванцзи быстро перехватил его запястье, Вэй Усянь не успел отдёрнуть руку. Лицо Ханьгуан-цзюня тут же помрачнело.       — Что случилось с твоими духовными силами? Почему их уровень так низок? — резко спросил Лань Ванцзи. — На что ты их истратил?       Вэй Усянь вздохнул:       — На решение очень сложной загадки. Лань Чжань, отпусти, я сам восстановлю их медитацией.       — Ты… ведь не передал свои силы… этому… — прорычал буквально Лань Ванцзи.       — Нет, я всего лишь помог твоему брату. Лань Чжань, не смотри на меня так. Я говорю правду. Можешь спросить у Цзэу-цзюня. Я потратил часть сил, пробираясь через лабиринт и барьеры, а потом передал немного энергии твоему брату, когда увидел, что он вот-вот лишится чувств от духовного истощения. Он поступает неразумно…       — «Пробираясь через лабиринт и барьеры»? — переспросил Лань Ванцзи, хмурясь.       — А! — спохватился Вэй Усянь и оживился. — Я на досуге изобрёл одну полезную штуку — талисман, позволяющий проходить через барьеры, не разрушая их. Для начала я его на барьерах Облачных Глубин опробовал…       — Вэй Ин, — холодно сказал Лань Ванцзи, протягивая ладонь.       — Хочешь, чтобы я отдал тебе талисман? — фыркнул Вэй Усянь. — Не получится. Он тут, — сказал Вэй Усянь и постучал пальцем по своему виску, — и наносится не на бумагу, а на собственное тело. Я же не дурак, прекрасно понимаю, что такая штука никому не должна попасть в руки, поэтому даже не записывал рецепт его изготовления. Не волнуйся.       — Ты думаешь, я волнуюсь, что талисман может попасть в чужие руки? — уточнил Лань Ванцзи, и лицо его стало зловеще холодным.       Вэй Усянь выгнул бровь:       — Нет?       Лань Ванцзи ненадолго прикрыл глаза ладонью, постоял так, чуть покачиваясь, потом ответил: «Нет», — и прошёл за ширму, чтобы переодеться.       — Не скажешь? — обиделся Вэй Усянь.       Лань Ванцзи промолчал. И почему Вэй Усянь иногда становился таким глупым, что не понимал очевидного? Разумеется, Лань Ванцзи беспокоился не о талисмане, а об эффекте, который тот оказывал на Золотое Ядро. Вэй Усянь значительно укрепил его за последнее время — не без помощи самого Лань Ванцзи, — но духовная энергия пока тратилась быстрее, чем накапливалась. А лабиринт и барьеры, установленные первоклассным заклинателем, каким являлся Лань Сичэнь, непременно должны были требовать колоссальное количество энергии, чтобы их пройти.       — Почему бы тебе не пользоваться жемчужиной перемещения?       — Пробовал, не получается, — отозвался Вэй Усянь, не открывая глаз. — Цзэу-цзюнь искусный заклинатель…       — Не хвали его.       Вэй Усянь открыл глаза. Лань Ванцзи уже опять стоял возле тахты, вид у него был недовольный.       — Лань Чжань, ты неисправим, — хохотнул Вэй Усянь.       — Кто бы говорил…       — Ты очнулся, эргэ.       Лань Сичэнь открыл глаза. Осознав, что лежит головой на коленях Цзинь Гуанъяо, он резко сел. «Что произошло? Я заснул?» — смятенно подумал он, бросая быстрый взгляд на Цзинь Гуанъяо. Тот явно был самим собой. «Если бы у него были дурные намерения, он бы воспользовался этим и причинил вред мне спящему», — подумал он в ту же секунду. Мысль эта его успокоила.       — Эргэ…       Ладонь Цзинь Гуанъяо легла на руку Лань Сичэня. Тот вздрогнул.       — Эргэ, тебе нужно отдохнуть, — заботливо сказал Цзинь Гуанъяо. — Ты лишился чувств, я едва успел тебя подхватить, не то бы ты разбил голову об угол кровати.       — А-Яо… — без выражения проговорил Лань Сичэнь, трогая саднящий висок.       — Эргэ, тебе нужно позаботиться о самом себе, — сказал Цзинь Гуанъяо, крепче сжимая руку Лань Сичэня и заглядывая ему в лицо. — Тебе нездоровится, эргэ?       Голова у Цзэу-цзюня закружилась. Он, не отдавая себе отчёта в том, что делает, подался вперёд и поцеловал Цзинь Гуанъяо прямо в губы. Ошеломление на лице Цзинь Гуанъяо его отрезвило в ту же секунду. Лань Сичэнь вскочил на ноги, закрыл пылающее лицо рукавом.       — Думаю, мне лучше уйти, — отрывисто сказал он, делая шаг к дверям.       Цзинь Гуанъяо удержал его за руку:       — Эргэ, это я должен уйти.       Лань Сичэнь быстро повернулся к нему, лицо его исказилось болью.       — Да, я понимаю, — с усилием выговорил он, — ведь это отвратительно… то, что я сделал. Ты не захочешь здесь оставаться.       Глаза Цзинь Гуанъяо широко раскрылись, он поспешно воскликнул:       — Нет! Нет, эргэ! Я должен уйти ради тебя. Если узнают, что ты укрываешь меня, они тебя не пощадят.       Лань Сичэнь был поражён.       — Ты… не беспокоишься о том, что могут сделать с тобой? — медленно спросил он.       Цзинь Гуанъяо покачал головой:       — Не имеет значения, что станет со мной, но я не могу допустить, чтобы из-за меня пострадал ты, эргэ.       — И мой… поступок… не вызвал у тебя отвращения?       На лице Цзинь Гуанъяо промелькнуло странное выражение, которого Лань Сичэнь не понял, но которое неоднократно видел на лице младшего брата. Что же это было? Лань Сичэнь прикусил губу. Цзинь Гуанъяо не испытывал к нему отвращения даже после этого неподобающего поступка. Но Цзинь Гуанъяо же пришёл в ярость и изгнал Мо Сюаньюя за подобную выходку в своё время, об этом ходило немало слухов. Почему же то, что не было позволено одному, было позволено другому?       — А-Яо, — твёрдо сказал Лань Сичэнь, беря Цзинь Гуанъяо за плечи и усаживая обратно на кровать — тот едва стоял на ногах, — я не позволю тебе уйти. Ты останешься. И не говори больше об этом. Я принял решение.       — Эргэ… — умоляющим тоном произнёс Цзинь Гуанъяо.       — Нет, это не обсуждается, — отрывисто сказал Лань Сичэнь, борясь с собой. Ему мучительно хотелось снова прикоснуться к губам Цзинь Гуанъяо, прочувствовать их горьковатый от постоянно принимаемых снадобий вкус. Будто наваждение.       — Хорошо, — после паузы произнёс Цзинь Гуанъяо, — но ты должен пообещать мне, что отдохнёшь. Я могу о себе позаботиться. Не приходи несколько дней, эргэ. Тебе нужно выспаться. Я беспокоюсь за тебя.       Лань Сичэнь с трудом справился с собой, привёл в порядок дыхание и проговорил:       — А-Яо, я сделаю, как ты говоришь. Но ты должен пообещать…       — Я буду здесь, когда ты вернёшься, эргэ, — сказал Цзинь Гуанъяо, и губы его чуть дрогнули в улыбке, потому что он не собирался выполнять этого обещания.       — Лекарь сказал, что у Цзэу-цзюня прогрессирующая потеря духовных сил, — сообщил Вэй Усянь вернувшемуся с ночной охоты Лань Ванцзи. — Он спит уже второй день беспробудно.       Лань Ванцзи дёрнулся:       — Сейчас самое время… избавиться от…       — Лань Чжань, — строго сказал Вэй Усянь, — даже не думай. Если придётся, я остановлю тебя силой.       — С чего такая забота? — резко спросил Лань Ванцзи.       — На что ты намекаешь? — нахмурился Вэй Усянь.       — Быть может, — тяжело дыша, сказал Лань Ванцзи, — ты не о моём брате заботишься? Быть может, это твоё тело… тело Мо Сюаньюя тобой управляет? Всем известно, что он питал к Цзинь Гуанъяо отнюдь не дружеские чувства. Быть может…       — Лань Ванцзи! — яростно крикнул Вэй Усянь. Лицо его залила густая краска.       Лань Ванцзи осёкся, накрыл губы ладонью. Что он только что наговорил!       — Вэй Ин… — беспомощно сказал он, протягивая к Вэй Усяню руки.       Вэй Усянь запрокинул голову, прижимая обе ладони ко лбу. Секундная вспышка ярости вдребезги разбила его духовное равновесие, радужка наполнилась алым. «Спокойно, спокойно», — велел себе Вэй Усянь. Руку разломило, он сдвинул рукав — шрам опять проявился.       — Я… я не хотел… — бессвязно пробормотал Лань Ванцзи. — Вэй Ин… Вэй Ин…       — Думаю, доля правды в твоих словах есть, — сказал Вэй Усянь, покусывая нижнюю губу. — Мо Сюаньюй хоть и ненавидел Цзинь Гуанъяо, но одновременно неровно к нему дышал. Цзинь Гуанъяо должен был умереть, но каким-то образом остался жив. Ритуал не завершён, но проклятая метка не причиняет мне особенного вреда. Шрам то появляется, то исчезает снова. То появляется, то исче… Точно! — осенило его. — Так же, как сознание Цзинь Гуанъяо! Лань Чжань, я всё понял!       Он развернулся к Лань Ванцзи и вздрогнул. Вряд ли тот слышал рассуждения Вэй Усяня. Он стоял, бледный, растерянный, по его щекам тянулись две влажные полосы от скатившихся слёз.       — Лань Чжань! — потрясённо воскликнул Вэй Усянь, хватая его за плечи. — Да что с тобой такое?       Лань Ванцзи с глухим стоном привлёк его к себе:       — Я не должен был… не должен был так говорить… Прости меня.       Вэй Усяню пришлось долго его успокаивать. Он не сердился, но в этот раз было по-настоящему обидно.       — Всё, всё, — сказал он, высвобождаясь и целуя Лань Ванцзи в мокрую щёку. — Не вспоминай об этом больше. Я Вэй Усянь, а не Мо Сюаньюй. И мои привязанности — это привязанности Вэй Усяня, а не Мо Сюаньюя. Я первым без колебаний убью Цзинь Гуанъяо, если он вздумает навредить Сюнчжану. Я не испытываю к нему ни ненависти, ни жалости. Но он важен для твоего брата, мы не можем это игнорировать.       — Брат ослеплён. Он…       — Лань Чжань, Цзинь Гуанъяо больше не наша забота, — повторил Вэй Усянь. — Предоставим Цзэу-цзюню самому разбираться с собственными чувствами.       — С какими чувствами? — растерянно переспросил Лань Ванцзи.       — Лань Чжань! Неужели ты ещё не понял, что твой брат в него влюблён? — удивился Вэй Усянь.       Лань Ванцзи вздрогнул так, словно его молнией пронзило. Вэй Усянь засмеялся. Сам он давно уже это понял — ещё до инцидента в храме Гуань Инь. «И быть может, — подумал он в то же самое время, — это чувство не безответно».       — Брат… не мог… он… — пробормотал Лань Ванцзи, с некоторым страхом глядя на Вэй Усяня.       Вэй Усянь ловко ткнул пальцем ему в солнечное сплетение, подхватил осевшего Лань Ванцзи за плечи и уложил на тахту.       — Отдохни немного, — сказал Вэй Усянь, укладывая его в благопристойную позу.       — Вэй… Ин… — едва слышно выдохнул Лань Ванцзи.       Вэй Усянь наклонился к нему и поцеловал его в губы:       — Я скоро вернусь. Нужно кое-что проверить, пока случай представился.       Он притворил за собой двери Цзинши и, по пути проверив Лань Сичэня — тот всё ещё спал, — отправился в павильон за лабиринтом.       — Я близок к разгадке, — бормотал он себе под нос. — Цзэу-цзюнь говорил, что сознание изредка возвращается к Цзинь Гуанъяо. Шрам оживает в то же самое время. Мо Сюаньюй страдал противоречиями, поэтому ритуал не был завершён должным образом. Когда храм разрушился, Цзинь Гуанъяо лишился рассудка, поэтому шрам исчез: Цзинь Гуанъяо уже не был Цзинь Гуанъяо в известном смысле, значит, месть свершилась. Быть может, дух Мо Сюаньюя этим успокоился. Поэтому шрам проявился не полностью и не причиняет мне вреда. А-а, у меня сейчас мозги вскипят! — воскликнул Вэй Усянь, взъерошив волосы. — Мо Сюаньюя и ритуал добровольного пожертвования побоку! А вот как Цзинь Гуанъяо выжил — узнать нужно непременно. Я совершенно точно знаю, что он был погребён под камнями вместе с телом Чифэн-цзуня. Рассудок помутился, скорее всего, именно в этот момент: когда Цзинь Гуанъяо осознал, что до конца времён должен будет оставаться со своей жертвой… Разве только чудо могло его оттуда вызволить. Но в этом мире не бывает чудес. Что же там произошло на самом деле?       Разговаривая так сам с собой, Вэй Усянь быстро продвигался по лабиринту. Он уже выучил дорогу не хуже Лань Сичэня, а талисман на собственном теле помогал ему проходить беспрепятственно, хоть и не без потерь для самочувствия.       — И непременно нужно выяснить…       Вэй Усянь не договорил, резко остановился, поскольку едва не наступил на Цзинь Гуанъяо. Тот, бледный, с лицом в испарине, сидел на земле, упираясь ладонью в колено, и тяжело дышал.       — Вот так встреча, — протянул Вэй Усянь. — Господин Цзинь?       Цзинь Гуанъяо поднял на него глаза. Собой он владел отлично, несмотря на жалкое состояние духовных сил, но Вэй Усянь всё же различил секундную вспышку ужаса, отражённую в его глазах.       — Я знаю, что это вы, — продолжал Вэй Усянь, наклоняясь и за здоровое плечо поднимая его с земли. — Решили сбежать? Как глупо с вашей стороны. С нынешним уровнем духовных сил этот лабиринт вам не пройти.       Он взял его под локоть и повлёк за собой обратно к павильону. Цзинь Гуанъяо тащился за ним, не сопротивляясь. Сил у него едва хватало, чтобы просто идти. Вэй Усянь угадал верно: войдя в лабиринт, он совсем обессилел и рухнул на землю.       Вэй Усянь втащил его в павильон, усадил на кровать.       — Господин Цзинь, — сказал он, — оставим притворство. Я знаю, что вы сейчас в себе и что вы знаете, кто я такой. Поэтому потрудитесь открыть рот и скажите хоть что-нибудь для начала.       Цзинь Гуанъяо поднял голову.       — Молодой господин Вэй, — медленно произнёс он, — приятно видеть вас в добром здравии.       — Неужели? — усмехнулся Вэй Усянь, придвигая стул и садясь напротив Цзинь Гуанъяо. — Что? Почему вы отпрянули? Вы думаете, я что-то вам сделаю?       — Разве я этого не заслужил? — спросил Цзинь Гуанъяо, едва заметно поведя плечами.       — Возможно. Но я ничего вам не сделаю, не беспокойтесь.       — Почему? — прищурился Цзинь Гуанъяо.       — Ради Цзэу-цзюня, — ответил Вэй Усянь, внимательно глядя на него. Да, он не ошибся, Цзинь Гуанъяо непроизвольно отреагировал на упоминание Лань Сичэня.       — Эргэ… — пробормотал Цзинь Гуанъяо.       — Разговор предстоит долгий… Надеюсь, вы будете честны в ответах, господин Цзинь. В ваших же интересах говорить правду.       Цзинь Гуанъяо улыбнулся бледной улыбкой:       — Что вы хотите узнать?       — Как вы вернулись к жизни?       Цзинь Гуанъяо покачал головой:       — Не знаю. Когда я очнулся, я уже был здесь.       Вэй Усянь нахмурился. Нет, Цзинь Гуанъяо не лукавил, говоря это, Вэй Усянь это почувствовал.       — Последнее, что вы помните? — спросил он резковато.       Цзинь Гуанъяо ненадолго задумался, после ответил:       — Обрушившийся потолок храма. Опрокинувшуюся статую богини.       — Цзэу-цзюнь сказал, что нашёл вас на задворках храма. Вы помните, как выбрались из-под завалов? Как он нашёл вас?       Цзинь Гуанъяо отрицательно качал головой на каждый вопрос.       — Вы помните, что я уже приходил сюда несколько раз?       На лице Цзинь Гуанъяо выразилось неподдельное удивление.       — Значит, нет, — пробормотал Вэй Усянь, покусывая кончик пальца. — Сознание пропадет и исчезает…       Он скользнул по Цзинь Гуанъяо взглядом:       — Цзэу-цзюнь передаёт вам духовные силы. Почему они не задерживаются в вашем теле? Сейчас вы даже слабее обычного человека.       — Я не знаю, — ответил Цзинь Гуанъяо. — Эргэ… ему не нужно этого делать… я говорил ему…       Вэй Усянь сощурился:       — Господин Цзинь, вы по-прежнему беспокоитесь за Цзэу-цзюня? Что вы задумали?       Цзинь Гуанъяо встретил его взгляд спокойно. В честности его ответа сомневаться не приходилось. Он сказал:       — Ничего.       — Вы его любите? — прямо спросил Вэй Усянь. — Вы всегда любили его, так?       Лицо Цзинь Гуанъяо покрылось пятнами.       — Я… — сбивчиво сказал он, — я всего лишь сын шлюхи. Как могу я даже просто смотреть на такого благородного господина, как он?..       — Происхождение в таких вещах никакой роли не играет, — возразил Вэй Усянь. — И вам ни к чему передо мной оправдываться. Я просто хочу услышать честный ответ. Вы любите его, верно, господин Цзинь?       Цзинь Гуанъяо болезненно сморщился. По лицу его разлилась землистая тень.       — Позвольте… — Вэй Усянь взял его за руку, щупая пульс. — Скверно…       Он попробовал передать Цзинь Гуанъяо немного духовных сил, чтобы тот мог продолжить разговор, тут же отдёрнул руку и часто задышал. Силы так быстро устремились из его тела, будто их что-то попыталось высосать. Вэй Усянь прижал руку к груди:       — Что это было?       Цзинь Гуанъяо покачал головой, закашлялся. Вэй Усянь заметил, что сквозь его одежду проступила кровь.       — Ваши раны открылись? — воскликнул он, рванув с Цзинь Гуанъяо одежду.       Раны действительно сочились кровью. Особенно обильно кровь текла из бока Цзинь Гуанъяо. Вэй Усянь подумал, что ему померещилось, но нет: темноватый дымок потока тёмной энергии вился над раной. Вэй Усянь схватил тряпицу, провёл по окровавленному боку Цзинь Гуанъяо, различил темноватые выпуклости, от которых расходились, как вены, тёмные ломаные линии. Вэй Усянь дотронулся до них, пальцы ощутили знакомый импульс.       — Цзинь Гуанъяо! — воскликнул Вэй Усянь, отшатнувшись. — Вы пытались спрятать обломки печати в собственном теле?!       Он безошибочно понял, что камешки, вросшие в тело Цзинь Гуанъяо, — это куски Иньского железа. Всё сложилось в ту же секунду. Иньское железо позволило Цзинь Гуанъяо выжить или вернуло его к жизни. Иньское железо было причиной того, что передаваемые духовные силы исчезали: оно поглощало их. Рассудок Цзинь Гуанъяо тоже подавлялся Иньским железом: когда Цзинь Гуанъяо приходил в себя, шрам на руке Вэй Усяня проявлялся, когда Иньское железо брало верх — пропадал. Но каким извращённым должно быть сознание Цзинь Гуанъяо, если он решился на такое!       — Цзинь Гуанъяо! — рявкнул Вэй Усянь, сжимая кулаки. — Что на самом деле вы задумали?!       — Я ничего не знаю об этом! — крикнул Цзинь Гуанъяо, и его лицо исказилось. — Иньское железо… в моём теле?..       Он вцепился пальцами себе в бок, кровь потекла ещё обильнее. Вэй Усянь опомнился, перехватил его руку:       — Что вы хотите сделать?       — Вытащите это из меня! — сквозь зубы сказал Цзинь Гуанъяо.       — Вы… не прятали его? — с запинкой спросил Вэй Усянь.       — Я похож на самоубийцу? — резко отозвался Цзинь Гуанъяо. — Одно дело спрятать в собственном теле струны, но Иньское железо… Должно быть, оно попало в моё тело после обрушения храма.       По его лицу пробежала судорога. Он выдернул руку и опять впился пальцами себе в бок.       — Подождите, я вам помогу, — остановил его Вэй Усянь. — Вы не сможете сделать это сами.       Он попытался, но безуспешно: даже используя нож, извлечь куски Иньского железа не удалось. Из губ Цзинь Гуанъяо потекла темноватая струйка крови.       — Не выходит, — сказал Вэй Усянь с досадой. — Я попробую воспользоваться талисманом.       Он подобрал лоскуток ткани, начертил на нём нужные письмена и с размаху впечатал талисман в бок Цзинь Гуанъяо. Кровь брызнула во все стороны, Цзинь Гуанъяо едва сдержал крик. Куски Иньского железа сидели незыблемо.       — Если не извлечь, оно постепенно превратит вас в марионетку, — задумчиво проронил Вэй Усянь. — Симптомы уже есть. Видите эти тёмные линии? И провалы в вашем сознании по той же причине… Хорошо! Если нельзя извлечь, можно попытаться запечатать. Если я запечатаю Иньское железо в вашем теле, вероятнее всего, ваше физическое и духовное состояние стабилизируется. Не уверен, что окончательно, но это даст нам отсрочку, чтобы придумать ещё что-то.       — Почему? — выдавил Цзинь Гуанъяо.       — Что почему? — не понял Вэй Усянь.       — Почему вы это делаете, молодой господин Вэй? Вы пытаетесь меня спасти. Зачем? Когда я причинил вам столько зла… — Лицо Цзинь Гуанъяо исказилось.       Вэй Усянь задумчиво выгнул бровь:       — Зачем? Из любопытства. Мне любопытно, что из всего этого выйдет. Впрочем, если вы скажете, что хотите умереть, что не хотите жить дальше, — ведь ваше тело изуродовано, а Золотое Ядро искажено так, что вряд ли вы когда-нибудь вернётесь на путь меча, — то я с удовольствием вас прикончу, господин Цзинь. Чтобы не мучились. Хотите?       По виску Цзинь Гуанъяо покатилась капля холодного пота. Он крепко стиснул собственное колено пальцами и сквозь зубы сказал:       — Я хочу жить. Не имеет значения, кем или чем я стану. Я хочу жить.       — Я так и думал, — спокойно кивнул Вэй Усянь. — Значит, попробуем запечатать?       Цзинь Гуанъяо кивнул.       Вэй Усянь создал талисман, зарядил его и с силой впечатал в рану на боку Цзинь Гуанъяо. Тот не смог сдержать крика, из его глаз покатились кровавые слёзы. Струящийся из раны тёмный дымок стал только гуще.       — Одного недостаточно… Ещё… — пробормотал Вэй Усянь, вскидывая руку с очередным талисманом, чтобы швырнуть его поверх первого.       Кто-то перехватил его руку. Вэй Усянь поднял глаза — Лань Сичэнь! Цзэу-цзюнь был бледнее смерти. Он крепко стиснул пальцы на запястье Вэй Усяня, кости того затрещали.       — Молодой господин Вэй, — ледяным тоном сказал он.       Вэй Усянь поморщился. Ещё немного и Лань Сичэнь сломает ему руку…       — Сюнжчан, — спокойно спросил он, пристально глядя на Лань Сичэня, — за кого вы меня принимаете? Вы всерьёз решили, что я пытаюсь его убить? Талисманами? Если бы я хотел его убить, я бы просто свернул ему шею, и мне не пришлось бы прикладывать столько усилий и духовных сил.       — Тогда что вы пытаетесь сделать? — не меняя тона и не разжимая пальцев, спросил Лань Сичэнь.       — Спасти его. В его теле обломки моей печати, Иньское железо. Вы понимаете, что это значит, Цзэу-цзюнь?       — Эргэ… — выговорил Цзинь Гуанъяо, выкашливая тёмную кровь, — я попросил его… сделать это…       Лань Сичэнь отдёрнул руку, отступил на шаг.       — Иньское железо? — выдохнул он.       — Удивляюсь, как вы сами не заметили этого, — сказал Вэй Усянь, припечатывая талисман в бок Цзинь Гуанъяо. — Ещё немного, и он бы превратился в марионетку… Нет, и двух мало…       Вэй Усянь создавал талисман за талисманом, потребовалось девять штук, чтобы запечатать Иньское железо. Тёмные ломаные линии неохотно втянулись под вросшие камни, на коже Цзинь Гуанъяо появилась чёрная вязь магических письмен. Кровь перестала течь из ран.       — Это временная мера, — сказал Вэй Усянь, поморщившись. — Когда письмена начнут выцветать, нужно будет запечатать повторно. Нынешний уровень моих духовных сил, увы, ничтожен. Думаю, талисманы продержатся около года. Нужно пристально следить за печатью. Цзэу-цзюнь, вы меня слышите?       — Д-да, — с запинкой отозвался Лань Сичэнь. Взгляд его блуждал по павильону: то останавливался на Цзинь Гуанъяо, то на Вэй Усяне, то на кровавых пятнах на полу.       Вэй Усянь поднялся на ноги, повёл плечами. На талисманы он потратил слишком много энергии, но сил хватит, чтобы выбраться из лабиринта и вернуться в Цзинши.       — Цзэу-цзюнь, мне пора возвращаться, — сказал он.       — Я… я провожу вас, — без выражения сказал Лань Сичэнь.       Вэй Усянь сделал шаг к порогу, но передумал. Он вернулся к Цзинь Гуанъяо, наклонился к нему, крепко беря его за плечо, и шепнул ему на ухо:       — Ляньфан-цзунь, надеюсь, вы не обманете моих ожиданий. Я всего лишь камешек между нефритовыми жерновами, и меня в любой момент могут перемолоть в пыль. Вы понимаете, о чём я?       — Да, — одними губами ответил Цзинь Гуанъяо.       Вэй Усянь вышел из павильона, прикрыл глаза ладонью от солнца.       — Молодой господин Вэй… — смятенно сказал вышедший следом за ним Лань Сичэнь. — Я… я… должен просить у вас прощения…       — Не нужно, — мягко возразил Вэй Усянь. — Я всё понимаю. Быть может, вы сами ещё не понимаете…       — Понимаю, — глухо отозвался Лань Сичэнь.       — Вот как? — не удивился Вэй Усянь.       — Иньское железо… А-Яо… — выдавил Лань Сичэнь.       — Нет, — возразил Вэй Усянь, догадавшись, о чём хотел спросить Лань Сичэнь, — я не думаю, чтобы Цзинь Гуанъяо сделал это специально. Скорее всего, это случайность. Но что из этого получится… Талисманы должны выдюжить. Сознание, я думаю, вернётся окончательно. С Золотым Ядром… не уверен, но… Оно подверглось искажению. Вряд ли осколки удастся сплавить в цельное ядро. Заклинателем Цзинь Гуанъяо уже не стать.       — Не имеет значения, — едва слышно сказал Лань Сичэнь.       Вэй Усянь расслышал и улыбнулся:       — В самом деле… Ну, я пойду, а то, боюсь, Лань Чжань уже рвёт и мечет.       — Что? — не понял Лань Сичэнь.       — Я его обездвижил, — объяснил Вэй Усянь. — Ему не слишком нравится, что я сюда хожу. Ну, теперь в этом нет необходимости. С остальным вы и сами справитесь, верно, Сюнчжан?       Лань Сичэнь слегка улыбнулся.       Ничего хорошего Вэй Усяня по возвращении в Цзинши, разумеется, не ждало: Лань Ванцзи освободился от заклятья самостоятельно. «Ночь будет долгой», — подумал Вэй Усянь с лёгким холодком в душе.       Лань Ванцзи сидел на тахте, сцепив руки.       — Лань Чжань? — осторожно позвал Вэй Усянь, нащупывая за пазухой жемчужину перемещения. Он, конечно, готов был понести наказание за свой проступок, но если ситуация выйдет из-под контроля, то лучше всего сбежать. Когда Лань Ванцзи приходил в ярость, сладить с ним было непросто.       Лань Ванцзи поднял голову и велел:       — Подойди.       — А может, не стоит? — закинул удочку Вэй Усянь.       — Вэй Ин.       Вэй Усянь вздохнул, вытащил руку из-за пазухи и подошёл к Лань Ванцзи.       — Лань Чжань, — заискивающе сказал он, — я всё-таки разгадал эту загадку. Хочешь послушать?       — Нет, — сказал Лань Ванцзи.       Руки его вытянулись вперёд, дёрнули Вэй Усяня к себе, Лань Ванцзи уткнулся лицом ему в бедро, плечи его как будто поникли.       — С тобой всё в порядке, Лань Чжань? — обеспокоился Вэй Усянь.       — Нет, — отозвался Лань Ванцзи, — не всё в порядке. Я вёл себя скверно с тобой.       — Хватит уже об этом, — поморщился Вэй Усянь и, положив руку ему на голову, легко погладил по волосам.       — Не хватит. Я не должен был так говорить. Я заслуживаю самого сурового наказания.       — Тогда сегодня не ляжешь спать, а всю ночь простоишь на коленях за порогом, — шуткой сказал Вэй Усянь. — Забудь уже об этом, Лань Чжань. Меня просто распирает, нужно с кем-то поделиться моим открытием.       Лань Ванцзи медленно поднял голову. Вэй Усянь угнездился рядом с ним и единым духом выпалил всё, что случилось в павильоне за лабиринтом.       — Ты опять потратил духовные силы, — нахмурился Лань Ванцзи.       — Ну и что? — пожал плечами Вэй Усянь. — Мне всего-то нужно выспаться. Но для меня, как заклинателя тёмного пути, это был настоящий вызов! Как будто я мог…       — Ты не должен был его спасать, — однозначно сказал Лань Ванцзи.       — И разбить сердце твоему брату? — выгнул бровь Вэй Усянь. — Лань Чжань, какой же ты всё-таки нечуткий…       Лань Ванцзи нахмурился ещё сильнее.       Вэй Усяню кое-что пришло в голову. Он засмеялся и спросил:       — Лань Чжань, а почему ты тогда отрубил Цзинь Гуанъяо руку? Необходимости в том не было, Цзинь Лина он уже и сам отпустил…       Лань Ванцзи поджал губы и не ответил.       — Если подумать, то ты, Лань Чжань, его этим спас, — сказал Вэй Усянь и опять засмеялся.       — Почему? — резко отозвался Лань Ванцзи.       — Как почему? Он был отравлен, трупный яд продолжал распространяться по его телу, даже несмотря на выпитое снадобье. Ты отрубил руку — источник яда — и тем самым спас его. В таком ключе ты об этом не думал, да?       Лань Ванцзи дёрнулся, толкнул Вэй Усяня ладонью в грудь. Тот повалился навзничь, обиженно воскликнул:       — Ты что, Лань Чжань?       — Спи, — резковато сказал Лань Ванцзи, поднимаясь.       — А ты куда? — удивился Вэй Усянь.       Лань Ванцзи вышел за порог, подобрал рукава и опустился на колени. Вэй Усянь всполошился:       — Лань Чжань, ты что? Я же пошутил. Лань Чжань, вернись обратно. Что другие скажут, если увидят тебя коленопреклонённым? Лань Чжань?       Лань Ванцзи закрыл глаза, всем своим видом показывая, что простоит на коленях всю ночь, принимая наказание за проступок. Вэй Усянь долго ворчал на него, причём в выражениях не стеснялся, но Лань Ванцзи, казалось, превратился в каменное изваяние.       — Ну и стой там, — рассердился Вэй Усянь и завернулся в одеяло.       Лань Ванцзи пребывал в полумедитативном состоянии полночи, а когда открыл глаза, чтобы проверить, высоко ли взошла луна, то обнаружил, что его плечи накрыты одеялом, а Вэй Усянь спит, свернувшись клубочком, прямо возле него. Лицо Лань Ванцзи потеплело, он наклонился, поднял Вэй Усяня с пола и отнёс обратно на тахту. За порог Лань Ванцзи не вернулся: Вэй Усянь во сне крепко уцепился за его одежду, пришлось ложиться вместе с ним.       — Лань Чжань, — пробормотал Вэй Усянь сквозь сон, — упрямее осла…       — Даже во сне меня ругать продолжаешь… — едва слышно сказал Лань Ванцзи. И улыбнулся.       Лань Сичэнь вернулся в павильон к Цзинь Гуанъяо. Тот повалился на бок, дыхание его было тяжёлым и частым.       — А-Яо, — всполошился Лань Сичэнь, подхватывая его и усаживая ровно. — Твоя одежда в крови. Нужно тебя переодеть.       В глазах Цзинь Гуанъяо что-то вспыхнуло. Он ладонью оттолкнул Лань Сичэня от себя.       — А-Яо? — ошеломлённо позвал Лань Сичэнь.       — Я сам. Не хочу осквернять твой взгляд… — отрывисто сказал Цзинь Гуанъяо. — Просто оставь одежду здесь, и я…       — Позволь позаботиться о тебе, — возразил Лань Сичэнь.       Чтобы оказывать сопротивление, у Цзинь Гуанъяо не было достаточно сил, а возражения его Лань Сичэнь не слушал. Он вытер кровавые разводы с тела Цзинь Гуанъяо, переодел его в чистую одежду. У Цзинь Гуанъяо было такое лицо, точно он вот-вот заплачет.       — А-Яо, что такое? — с тревогой спросил Лань Сичэнь.       — Ты так добр ко мне… ты так добр ко мне… Ты всегда был добр ко мне… — сбивчиво выговорил Цзинь Гуанъяо.       — А-Яо, но ведь и ты был ко мне добр, — возразил Лань Сичэнь мягко.       Он долго не решался, но всё же положил руку на плечо Цзинь Гуанъяо и осторожно привлёк его к себе. Цзинь Гуанъяо уткнулся лицом ему в грудь и разрыдался. Лань Сичэнь нескоро различил, что рыдания перемежаются с неясными репликами: он с трудом мог слышать, поскольку сердце билось так громко, что стук отдавался в ушах.       — Ты всегда был ко мне добр… — всхлипывал Цзинь Гуанъяо. — С самой первой нашей встречи… Я помню, как мы тогда соприкоснулись пальцами… Но что я мог поделать? Жалкий сын шлюхи, разве мог я даже смотреть в твою сторону?       — А-Яо, — с болью сказал Лань Сичэнь, — ты не должен так говорить о себе.       На самом деле Лань Сичэнь страшно смутился его словам. Цзинь Гуанъяо помнил какой-то мимолётный эпизод даже спустя столько лет? Разве они тогда прикасались друг к другу? Он прикрыл глаза, пытаясь вспомнить. Бормотание Цзинь Гуанъяо мешало сосредоточиться на воспоминаниях.       — А-Яо, — сказал Лань Сичэнь, — ты должен успокоиться. Твоё состояние ухудшится, если ты будешь так волноваться.       Он осторожно за плечи отстранил Цзинь Гуанъяо. Тот быстро провёл рукой по глазам. Лицо у него было мокрое и красное от слёз. Лань Сичэнь, не удержавшись, собрал пальцем слёзы с его ресниц.       — А-Яо, — сказал он, глядя на прозрачную каплю на подушечке пальца, — молодой господин Вэй полагает, что сознание должно вернуться к тебе окончательно, не будет больше провалов в памяти, поскольку Иньское железо запечатано. Вероятно, к тебе вернутся и силы. Тогда мы с тобой поговорим… обо всём.       — Есть что-то, о чём эргэ хочет у меня спросить? — поднял на него глаза Цзинь Гуанъяо. — Ты можешь задать мне вопрос. Думаю, у меня хватит сил ответить на один.       Лань Сичэнь с усилием выговорил:       — Обязательно было его убивать?       Взгляд Цзинь Гуанъяо застыл, лицо приняло на долю секунды хищное выражение, губы покривились фальшивой улыбкой.       Он так ясно помнил это, как будто всё произошло только вчера, а не полтора десятка лет назад. Никто не знал, но конфликт между ним и Чифэн-цзунем начался вовсе не из-за Сюэ Яна, как все полагали. Они повздорили, да, это верно, и Не Минцзюэ не стеснялся в выражениях, понося и Цзинь Гуанъяо, и его мать последними словами. Цзинь Гуанъяо стерпел.       Он уже привык к подобному обращению, но стискивал зубы и терпел, чтобы однажды добиться желаемого: стать наследником клана Цзинь и получить соответствующий титул, чтобы быть на равных с напыщенными главами других кланов… и стать на шаг ближе к единственному человеку, к которому он питал искренние чувства — тогда не совсем ещё понимая, что они были не вполне дружескими, — к Лань Сичэню.       Но Не Минцзюэ что-то заподозрил. Возможно, он перехватил какой-то случайный взгляд, брошенный Цзинь Гуанъяо в сторону Лань Сичэня, и пришёл в ярость, верно его истолковав.       — Ах ты, сын шлюхи! — крикнул он, толкая Цзинь Гуанъяо в грудь. — Даже не смей помышлять об этом! Грязный обрезанный рукав! Я знаю, о чём твои тайные помыслы! Верно, слухи о Мо Сюаньюе были правдивы. Как ты смеешь смотреть на Цзэу-цзюня такими глазами?       Цзинь Гуанъяо от сильного пинка скатился с лестницы и разбил голову. Он не сразу смог подняться. На глазах появились слёзы. Нет, не от боли, а от обиды и досады.       — Вот увидишь, я расскажу ему о тебе и о твоих нечестивых помыслах! — пригрозил Чифэн-цзунь.       Цзинь Гуанъяо стиснул зубы и поднялся. По его виску текла кровь, но он справился с яростью, клокочущей внутри, и церемонно поклонился Не Минцзюэ. Тот сплюнул и пошёл прочь. Цзинь Гуанъяо проводил его ледяным взглядом и пробормотал:       — Он должен умереть.       На другой день Цзинь Гуанъяо пришёл к Лань Сичэню и попросил:       — Эргэ, научи меня играть на гуцине.       — А-Яо?       Цзинь Гуанъяо очнулся от воспоминаний, выгнул губы иначе. На его щеках появились две ямочки, но улыбка была скорбной.       — Что сделано, то сделано, эргэ, — ответил он. — Но если ты спросишь меня, сожалею ли я об этом…       «…то я не сожалею», — мысленно докончил он, но вслух, разумеется, сказал иначе:       — Старший брат презирал меня, ни во что не ставил, называл «сыном шлюхи». Я всего лишь… вышел из себя. Эргэ, давай не будем вспомнить об этом. Разве я не заплатил за содеянное?       Лань Сичэнь едва слышно вздохнул:       — Хорошо. Мысли об этом причиняют мне боль.       — Я не хочу причинять тебе боль, эргэ, — тут же сказал Цзинь Гуанъяо. — И я всё ещё считаю, что мне следует уйти…       — А-Яо, — строго прервал его Лань Сичэнь, — я не отпущу тебя. С этим тебе придётся смириться. Ты можешь счесть это заточением, но…       — Я не воспринимаю этого так, — возразил Цзинь Гуанъяо.       Он несколько секунд покусывал губы, будто о чём-то размышляя. Лань Сичэнь поймал себя на мысли, что не может отвести взгляда от его губ. Сердце его всё ещё пропускало удары.       — Эргэ, — произнёс вдруг Цзинь Гуанъяо.       — Да, А-Яо? — отозвался Лань Сичэнь. Голос его почему-то дрогнул.       Цзинь Гуанъяо ничего более не сказал. Он положил ладонь Лань Сичэню на плечо и, придвинувшись, коснулся его губ поцелуем. Лань Сичэня с размаху швырнуло в бездонную пропасть.       Цзинь Гуанъяо, в отличие от него, был опытен в подобных делах и всего лишь поцелуем смог передать всё, что чувствовал и что годами пытался скрыть — искреннюю, глубокую приязнь сердца, которую не смогли исказить и запятнать даже те пороки, которыми он обладал, и страшные преступления, что он совершил. С их первой встречи и до настоящего момента она была неизменной и не поколебалась даже тогда, когда Лань Сичэнь насквозь проткнул его мечом в храме Гуань Инь.       Лань Сичэнь с трудом справился с чувствами и отстранил Цзинь Гуанъяо.       — А-Яо, — выговорил он, тяжело дыша, — давай не будем торопиться.       Лицо Цзинь Гуанъяо померкло, углы губ опустились. Отвергнут? Лань Сичэнь за плечи уложил его навзничь, накрыл одеялом.       — А-Яо, тебе нужно набраться сил. Не время для… для… этого, — запнулся Лань Сичэнь, и его лицо вспыхнуло румянцем.       — Эргэ… — болезненно отозвался Цзинь Гуанъяо.       Лань Сичэнь некоторое время колебался, потом наклонился и на долю секунды прижался губами к губам Цзинь Гуанъяо. Он хотел запечатлеть этот поцелуй на лбу Цзинь Гуанъяо, но не совладал с собой.       — Отдыхай, — сказал он, вставая поспешнее, чем следовало, и ринулся к порогу.       — Эргэ… — прошептал ему вслед Цзинь Гуанъяо, и глаза его увлажнились.       Лань Сичэнь прикрыл двери, прижался к ним спиной и выдохнул. Сердце колотилось, как птица, мечтающая вырваться из клетки. Губы горели. Он приложил к ним пальцы, постоял так немного, потом отошёл к краю террасы и достал Лебин. Улыбка, как дуновение весеннего ветерка, озарила его лицо. «Песнь разбитого сердца» звучала иначе, она была исполнена гармонии. Пожалуй, её теперь стоило переименовать.