Нефрит, облачённый в Солнце

      Если бы у Цзинь Гуанъяо спросили об этом, он бы незамедлительно ответил: «Руки». Руки Лань Сичэня были первым, во что он влюбился. Руки с потрясающими изящными фантастически длинными пальцами.       До того дня, когда он сопровождал Не Хуайсана в Облачные Глубины на обучение, Цзинь Гуанъяо видел Лань Сичэня лишь мельком и не был уверен, что Лань Сичэнь его заметил. С какой стати обращать внимание на одного из многочисленных слуг? Слуга… Когда Цзинь Гуанъяо думал об этом, он непроизвольно дотрагивался до шрама на лбу. Быть сыном главы одного клана и заслужить лишь место жалкого слуги в другом клане и шепотки за спиной. Каждый считал своим долгом упомянуть о его происхождении — «сын шлюхи», — капля по капле вливая яд в сердце и душу.       Да, именно в тот день Цзинь Гуанъяо и посчастливилось познакомиться с Лань Сичэнем лично. Ожидая своей очереди поднести приветственные дары, Цзинь Гуанъяо — тогда ещё Мэн Яо — не смел поднять глаз и стоял потупившись, как и полагалось слугам. То, о чём шептались ученики из других кланов, он прекрасно слышал. Ноги казались свинцовыми и тяжелели тем больше, чем ближе он подходил к Лань Сичэню, поднося ему по приказанию Не Хуайсана шкатулку с подарком, но он делал вид, что ничего не слышит.       Они соприкоснулись пальцами в тот момент, когда Лань Сичэнь забирал шкатулку из рук Цзинь Гуанъяо. Это вполне могло быть случайностью. Мизинец Лань Сичэня скользнул по пальцам Цзинь Гуанъяо, длилось это буквально долю секунды, но Цзинь Гуанъяо пронзила дрожь, и он невольно вскинул на Лань Сичэня глаза, хотя это и было непочтительно: слуги должны были держать глаза долу. Этого Цзинь Гуанъяо никогда не забудет. Этого и того, что Лань Сичэнь вступился за него, сделав это в свойственной ему мягкой манере. Он не стал укорять сплетников, не стал утешать Цзинь Гуанъяо, губы которого дрожали от обиды, хоть он и пытался это всеми силами скрыть. Он назвал Цзинь Гуанъяо «помощником главы клана Не», сделал комплимент его способностям и сравнил его с тем сосудом из красной глины, что подарил клану Лань клан Не. Это была тонкая метафора, Лань Сичэнь не стал пояснять, что именно имел в виду. Цзинь Гуанъяо потом долго об этом размышлял.       Пальцы, а ещё лёгкая, почти отрешённая улыбка Лань Сичэня, появлявшаяся у того на губах в моменты задумчивости.       Цзинь Гуанъяо болтался у ворот, поджидая Лань Сичэня. Ему хотелось поблагодарить его за заступничество. А может, ещё раз увидеть перед отъездом. Цзинь Гуанъяо и сам не знал. Реакция Лань Сичэня его потрясла. Проявить такое участие к всего лишь слуге… Он разговаривал с ним, как с равным, и, услышав, что Цзинь Гуанъяо должен покинуть Облачные Глубины, казался огорчённым:       — Вы могли бы задержаться и отдохнуть немного перед отъездом.       — Я всего лишь слуга, — ответил Цзинь Гуанъяо. — Я не имею права задерживаться здесь, я должен вернуться обратно к моему господину.       Лань Сичэнь как будто удивился такому ответу, но спустя мгновение ответил, как полагалось в таких случаях:       — Тогда не смею вас больше задерживать.       Цзинь Гуанъяо поклонился ему и ушёл, всеми силами стараясь не обернуться, хотя ему очень хотелось знать, смотрит ли Лань Сичэнь ему вслед и с каким лицом смотрит. Сердце прыгало в груди, будто он только что пробежал, не останавливаясь, от Цинхэ до Гусу. Знакомство с таким потрясающим чистым благородным человеком, как Лань Сичэнь, непременно сделает его лучше!       Оно сделало из него монстра.       Если бы об этом спросили у Лань Сичэня, то он, пожалуй, ответил бы той мягкой, отрешённой улыбкой, что так нравилась Цзинь Гуанъяо.       Об их встрече в Облачных Глубинах он едва помнил, и она не произвела на Лань Сичэня того впечатления, какое произвела на Цзинь Гуанъяо. Уже потом, когда Цзинь Гуанъяо упомянул об этом, Лань Сичэнь припомнил собственные ощущения. Он вступился, прежде всего, из жалости, поскольку считал сплетни величайшей низостью, которую надобно пресекать. Случайным или нет было то соприкосновение пальцами? Почему он вдруг предложил человеку, с которым едва знаком, остаться в Облачных Глубинах? Кто знает, Лань Сичэнь об этом не помнил. Быть может, всего лишь спонтанный поступок. Но он припомнил, что и тогда, и потом, ему нравилось смотреть на ямочки на щеках Цзинь Гуанъяо, когда тот улыбался.       Да, пожалуй, ямочки на щеках.       К осознанию собственных чувств Лань Сичэнь шёл долго. Любовью с первого взгляда это не было. Цзинь Гуанъяо был ему интересен, этого Лань Сичэнь отрицать не мог. К желанию дружбы примешивалась и благодарность за то, что Цзинь Гуанъяо спас его, когда он, раненый, скрывался от преследователей из клана Вэнь, а Облачные Глубины полыхали пожарами. Цзинь Гуанъяо с каждым поступком становился ему ближе и дороже.       Он, сам того не зная, создал монстра. Цзинь Гуанъяо, желая возвыситься, чтобы быть с ним на равных, совершил немыслимые по своей чудовищности злодеяния. Лань Сичэнь до последнего не хотел верить, что он всё то, что вскрылось о его персоне спустя шестнадцать лет после их знакомства. Но, как оказалось, даже это нисколько не изменило его к нему отношения.       С тех пор много воды утекло. Цзинь Гуанъяо успел узнать, что длинные у Лань Сичэня не только пальцы, а Лань Сичэнь — что ямочки у Цзинь Гуанъяо не только на щеках, но и чуть ниже поясницы.       Цзинь Гуанъяо лежал здоровым боком кверху, накрытый муаровым шёлковым покрывалом, и его фигурка казалась бесконечно хрупкой. Лань Сичэнь взялся за край покрывала и потянул его медленно вниз, ему хотелось увидеть те, другие ямочки. На бледной коже бедра был отпечаток ладони и пальцев. Лицо Лань Сичэня залила краска. Он не рассчитал силы вчера, когда удерживал Цзинь Гуанъяо нанизанным возле себя в момент пика наслаждения. Чуть выше, до самого подреберья, была россыпь засосов. Вчера он был яростен и ненасытен. Цзинь Гуанъяо сам напросился, незачем было с лёгкой рассеянностью в голосе спрашивать:       — Я ещё не надоел тебе, эргэ?       Лань Сичэнь высказал ему всё, что думает по этому поводу, не произнеся ни слова, — высказал телом. Пожалуй, сейчас ему было несколько стыдно за вчерашнее буйство, но сожаления или раскаяния он не испытывал, да и укоров в свой адрес от Цзинь Гуанъяо он не услышал.       Ямочки на пояснице будто были созданы специально для ладони Лань Сичэня, она очень удобно укладывалась поверх них в те моменты, когда они решали заняться любовью в такой позе. Одна или две. Если две, то большие пальцы как раз оказывались поверх двух небольших впадин, которые нередко потом темнели от синяков, если Лань Сичэнь не рассчитывал силы и сжимал послушное тело слишком крепко. Сейчас они розовели следами засосов, выцветающих в тёмные, похожие на лепестки отцветших пионов пятна.       Цзинь Гуанъяо чуть шевельнулся, но глаз не открыл. Вероятно, инстинктивное движение тела в ответ на дуновение дыхания: Лань Сичэнь наклонился низко, почти дотронулся губами до остро выступающей косточки бедра. Если бы Цзинь Гуанъяо не заснул, они, вероятно, до сих пор бы это делали…       Лань Сичэню стоило немалых трудов отрешиться от вожделения, но сейчас созерцание того, что ему безумно нравится, вернуло его тело в состояние напряжения, какое появляется перед вполне конкретным проявлением интереса к обнажённому телу другого человека — любимого человека.       Прикосновение могло разбудить Цзинь Гуанъяо, а этого Лань Сичэню не хотелось, ведь любовник так сладко спал, поэтому он водил, не касаясь, ладонью поверх кошачьих изгибов тела, чувствуя лёгкое электрическое напряжение между кончиками его пальцев и кожей Цзинь Гуанъяо.       К сожалению, Лань Сичэнь не учёл, что Цзинь Гуанъяо может чувствовать прикосновения к тому, что обычно называют аурой, окружающей тело человека: Иньское Железо наградило его такой способностью, но он об этом не упоминал. Очень сложно было сделать вид, что ничего не чувствуешь: прикосновения воспринимались так же, как и обычная физическая ласка, а ладонь Лань Сичэня совершала весьма откровенное путешествие по холмам и впадинам. Если у него сейчас наступит эрекция, как ему это объяснить? По счастью, Цзинь Гуанъяо лежал на боку, так что Лань Сичэнь не видел его пениса, скрытого коленом и углом покрывала. Но дыхание всё равно невольно участилось. Впрочем, это можно было счесть признаком скорого пробуждения.       Цзинь Гуанъяо не выдержал. Слишком остро чувствовалось желание получить настоящее физическое прикосновение. Он молниеносно, как бросок змеи, обвился вокруг Лань Сичэня, и через несколько минут они уже снова занимались любовью, чтобы нескоро ещё разъединиться.       Не только длинные, но и очень умелые пальцы… Цзинь Гуанъяо перехватывал их, не давая им слишком откровенно ласкать его вздыбленную плоть. Ему не хотелось кончать прямо сейчас, хотелось продлить это болезненное удовольствие, доставляемое кое-чем… длинным. Ямочки на щеках Цзинь Гуанъяо проступили особенно явственно, когда он подумал об этом. Лань Сичэнь обычно чуток к его желаниям, но сейчас он слишком захвачен страстью, чтобы воспринимать намёки. Лучше прямым текстом сказать ему о том, чего он хочет. Цзинь Гуанъяо так и сделал:       — Хочу кончить одновременно с тобой.       Им это почти удалось, и от этого были фантастические ощущения!       Муаровое шёлковое покрывало промокло насквозь и походило теперь на поникший после дождя лепесток какого-нибудь весеннего цветка. Лань Сичэнь стёр со лба Цзинь Гуанъяо киноварную метку, расплывшуюся, потерявшую обычные чёткие контуры. Он делал это так часто, что это уже вошло в привычку. Нужно пополнить запас киновари, она расходовалась с угрожающей быстротой…       — А-Яо? — позвал Лань Сичэнь.       Цзинь Гуанъяо вместо ответа чуть шевельнул пальцами, подтверждая, что слышит. Он уже успел уткнуться лицом в грудь Лань Сичэня, наслаждаясь тёплым влажным запахом кожи мужчины, и не хотел терять ни секунды этого наслаждения. Если Лань Сичэнь что-нибудь спросит, ответить можно и так.       Лань Сичэнь ничего не спросил. Его длинные пальцы сейчас покоились на тех, других ямочках, легко массируя их. Чуть позже нужно будет воспользоваться духовными силами, чтобы избавить Цзинь Гуанъяо от синяков, старых и новых. Засосов тоже прибавилось, но они скоро сами истают.       Оба ждали, когда один из них заснёт, чтобы любоваться им, спящим. Драгоценные мгновения созерцания перед неизбежным расставанием…