Госпожа адвокат

Тонкие брови хмурятся, создавая на лбу неглубокие морщинки, трясущиеся пальцы монотонно постукивают по столу. Дыхание спёрло, как будто после падения с турника на спину в начальной школе, и Оксана прерывисто ловит губами воздух, тщетно пытаясь его восстановить. «Она меня поцеловала», — надоедливой пластинкой заедает в голове. В голове у брюнетки моментально возникает куча вопросов. Любит ли её Родионова, или она просто поддалась минутному порыву? Разведётся ли Катя с мужем? У Боженовой на лице тут же возникает грустная улыбка, потому что девушка понимает, насколько она наивная. Они знакомы чуть больше недели, но Оксана уже хочет сделать блондинку своей собственностью. На экране телефона высвечивается новое сообщение от Лозинской, которое содержит в себе лишь одну фотографию, от вида которой к горлу Боженовой подступает ком. Сейчас брюнетка даже рада, что не успела позавтракать. На фотографии изображена, судя по всему, Ира, которая целует её отца в щёку. — Скоро нас будет трое, — вслух читает Оксана подпись под публикацией в «Инстаграме» и изо всех сил сдерживает желание разбить несчастный телефон вдребезги. Прикусывает губы, щёки с внутренней стороны, сжимает ладони в кулаки — в общем, делает всё, чтобы удержать в горле отчаянный крик. Наспех отвечает что-то Лене и медленно опускается на пол, прислонившись спиной к стене. Она лет с четырнадцати знала о любовницах отца, но смириться с тем фактом, что у Вадима теперь будет другая семья, до сих пор не могла. Боженова привыкла быть единственной и любимой папиной дочкой. Боженова привыкла к тому, что отец всегда рядом. Боженова за все девятнадцать лет жизни так и не услышала от него слова «нет», он всегда выполнял все её прихоти. А теперь… А что теперь? Придётся отодвинуть свои эгоистичные потребности и принять тот факт, что папа будет любить другую девочку, которая не намного старше самой Оксаны, будет любить их дочь или сына. Девушка не помнит, как долго просидела на полу, направив взгляд в одну точку, пытаясь как-то совладать с ситуацией. Рука Родионовой осторожно касается плеча, но брюнетка даже не вздрагивает и не оборачивается. — Что с тобой? — Катя, наплевав на узкую юбку и довольно высокие каблуки, с тихим вздохом усаживается рядом. Боженова молча протягивает ей телефон со снимком, ещё сильнее напрягая каждую мышцу в теле, чтобы не поддаться ненужным эмоциям. В конце концов, она должна хоть когда-нибудь проявить безразличие и стойкость, чтобы быть чуть ближе к снежной королеве, сидящей рядом. Блондинка долго всматривается в снимок, словно пытаясь прожечь его ядовито-зелёными глазами, а потом осторожно приобнимает Боженову. — Понимаешь, — брюнетка не выдерживает и прижимается к Кате всем телом, горячим прерывистым дыханием обжигая шею. — Он всегда изменял маме. Но ребёнок на стороне — даже для папы слишком. И я боюсь за маму, боюсь… — Боишься перестать быть единственным ребёнком, на которого направлено его внимание? — хриплым шёпотом раздаётся над ухом. Оксана хочет спросить, нет ли у блондинки высшего психологического, потому что она практически моментально выцепила истинную причину негодования девушки, но спросит она как-нибудь потом. А сейчас ей хочется просто прижаться к Катерине и потерять счёт времени. — Да, — слабо, но уверенно кивает брюнетка. Неуверенно поднимает глаза на Родионову, и блондинка видит, как в глубоких серо-голубых океанах застыли поблёскивающие капельки слезинок. Оксана чувствует, что Катя напрягается. Наверное, она не любит, когда перед ней плачут. — Девочка моя, — Родионова аккуратно проводит ладонью по чуть впалой щеке Боженовой, а у Оксаны внутри всё замирает от такого обращения. — Папа любит тебя не за то, что ты единственная и неповторимая, а за то, что ты его дочь. Любовь к своему ребёнку не меняется с появлением других детей, понимаешь? — У тебя есть дети? — Оксана снова всматривается в яркие зелёные омуты, всеми силами пытаясь не утонуть. — Ага, — от серьёзного тона блондинки у Боженовой холодеет внутри. — Шестеро. И я поручу тебе их воспитывать. — Очень смешно, — улыбнувшись, произнесла брюнетка. Задерживает взгляд на Катиных губах, изрекая из себя тихое, но очень искреннее: — Спасибо. — За что? — Катерина слегка улыбается. — За всё, Кать, — Боженова слегка хмурится, сжав собственную ладонь на руке блондинки. — Ты настолько неожиданно ворвалась в мою жизнь, что я до конца не могу понять, что между нами происходит. Но я, кажется, тебя… — Тише, — Родионова прислоняет указательный палец к собственным губам, слегка размазывая идеально нанесённую бежевую помаду, которую она старательно поправляла после произошедшего в её кабинете. — Мы правда знакомы крайне мало, но ты уже успела узнать то, что от других людей я скрывала годами. Но это всё как-то слишком быстро, слишком стремительно. Блондинка осторожно убирает ладонь Боженовой со своей руки, встречая непонимающий взгляд брюнетки. — Синяк, — быстро оправдалась Родионова, а затем снова посмотрела на девушку. — Домой пора уже. Тебя отвезти? — Я сама, — кивает Оксана, нащупывая в кармане ключи от машины. Уже подходя к «мерседесу» понимает, что лёд в сердце Кати не треснул и даже не начал таять. — Напиши, пожалуйста, как доедешь, — слышит брюнетка слева от себя, после чего дверь красного авто захлопывается, не дождавшись утвердительного ответа. *** Опустошённость, моральное истощение, уныние — лишь малая часть спектра того, что Родионова чувствует после разговора с собственной матерью. И сегодня ей, к сожалению, не удастся этого избежать, но причина была, причём довольно весомая. — Опять вчера в ночную была, не выспалась. Какую-то шлюху привезли. Сначала изнасиловали, а потом по голове ударили кирпичом. Лилька вон мучилась, зашивала, — цокнула Вероника. — А я считаю, что так и надо ей. Могли бы подольше в «скорой» покатать и не заставлять врачей напрягаться, и так проблем выше крыши. — Почему если изнасиловали, то сразу шлюха? — безэмоционально кинула Катя, понимая, что искать здравый смысл в словах матери — далеко не всегда успешная затея. — Ой, не начинай. Я её видела, в отличие от тебя. Свете лучше уже, — продолжила женщина. — А что с папой? — не выдержала, наконец, блондинка. — Я дозвониться не могу. — А, — протянула она, словно вспомнив что-то незначительное. — Его опять в больницу положили с почками, но там ничего серьёзного. Он просил тебе сказать, а я забыла. — Ну да, у тебя тут проблемы гораздо важнее, — Екатерина тяжело вздохнула. — Кстати, — женщина отмахнулась от её реплики, сделав вид, что ничего не заметила. — Помирилась с Андрюшей? Родионова набрала побольше воздуха в лёгкие и положила аппарат на стол, заранее готовясь к душераздирающему крику. — Нет, — наконец, нашла в себе силы произнести она. — И не собираюсь. — Да кому ты нужна вообще, кроме него! — тут же визгом разлетелось по кухне. — Думаешь, найдёшь того, кто будет терпеть твой ужасный характер? Только красивым лицом и фигурой мужика не удержишь! Поняла меня? Ты ведь даже готовить нормально не умеешь. Вырастили, называется. Двадцать шестой год пошёл. Правильно Андрюшенька делал, что тебя лупил! Так ещё и лупил мало. Надо, чтобы всю дурь твою из тебя выбил. Родионова закатила глаза и принялась ставить чайник и раскладывать посуду по шкафам под аккомпанемент из ора матери. Катя привыкла. Неожиданное уведомление заставляет улыбку появиться на лице блондинки. «Я дома. Ты как добралась? Всё хорошо?» — Оксана не забыла про её просьбу. — Я с кем разговариваю? Катерина! — новой ударной звуковой волной раздаётся из телефонной трубки. — Мам, если ты не забыла, я давным-давно совершеннолетняя и могу сама принимать решения. Так что в твоём одобрении не нуждаюсь. Пусть папа поправляется, а Свете привет, — бросает блондинка перед тем, как сбросить звонок и начать отвечать на сообщение Боженовой. *** Брюнетка, наконец, принимает расслабленную позу и чуть прикрывает глаза, откинувшись на спинку диванчика на родительской кухне. — Я так рада, что ты заглянула, — улыбается Татьяна, разрезая только что приготовленный пирог. — Что у вас с папой? — интересуется девушка, отбросив в сторону всякие нормы приличия. — Послезавтра подаём на развод. Его знакомый юрист пообещал сделать всё как можно быстрее, — кивает женщина, опустив грустный взгляд в чашку с чёрным чаем. — Ты права, действительно незачем сохранять брак, который давным-давно исжил себя. Оксана понимающе кивает и кладёт руку на чуть вздрагивающую ладонь матери. — Всё будет хорошо, — кивает девушка, произнося такие важные слова для них обеих. *** «У меня всё хорошо. И я надеюсь, ты сейчас не плачешь», — серо-голубые глаза пробегаются по экрану. «Не дождёшься. Хотя ради того, чтобы назвала меня своей девочкой, даже сейчас готова разрыдаться», — отправляет Боженова, прогоняя в голове моменты сегодняшнего вечера. «Хорошего понемножку, так что не наглей», — ответ не заставляет себя долго ждать. — У тебя кто-то появился? — Татьяна поглаживает рукой темноволосую макушку. Оксана вмиг стирает с губ лёгкую ухмылку и разворачивается к женщине с серьёзным видом. — С чего ты взяла? — испуганно интересуется она, гадая, успела ли мать прочитать имя абонента. — Просто так телефону не улыбаются, — пожала плечами женщина, а затем пододвинулась ближе к дочери. — Ну, и как? Всё серьёзно? Когда познакомишь? Вопросы сыпались с невероятной скоростью, от чего брюнетка невольно усмехнулась. — Не знаю, мам. Правда не знаю. *** Боженова и забыла, что значит просыпаться с хорошим настроением, так что сегодняшнее утро было чем-то по-настоящему уникальным. Бодрая Оксана в половину девятого, как говорит Лозинская — феноменальное явление, которого не существует в природе. Сегодня решает надеть самые высокие каблуки. Пускай и неудобно, зато Родионова не будет смотреть сверху вниз. И даже места на парковке возле коллегии есть, что может быть лучше? Забегает в здание, готовясь произнести вымученное «Доброе утро», но вздрагивает, только зайдя в помещение. — Я тебя ненавижу! — слышится из Катиного кабинета. От голоса Андрея внутри брюнетки всё сжимается. Хорошее настроение мгновенно куда-то пропадает без обещания вернуться. — Ненавижу! — снова раздаётся с такой силой, что стены, казалось, вот-вот начнут дрожать. Внутри Оксаны неожиданно появляется невероятная решительность, которая полностью затмевает страх. Он больше не ударит Катю. По крайней мере, не здесь, не при ней. — Здравствуйте, Екатерина Эдуардовна, — врывается в кабинет начальницы, видя, как кулак мужчины поднялся над её лицом. — Оксана, уходи, — сбивчиво шепчет блондинка, видя, как карие глаза мужа становятся практически чёрными от гнева. — Прошу тебя, уходи. — Тебе неясно сказали? — буквально рычит мужчина, ударяя кулаком по стене. — Чего вылупилась, овца? Боженова изо всех сил закусывает губу, чувствуя, как злость огромной вспышкой отключает сознание. — Я не уйду, — уверенно произносит брюнетка, подавляя дрожь в голосе.