Морской Овод

Хейзель прокрался домой в четвертом часу утра. Ему удалось сбежать, не разбудив своего… да нет, не обидчика, он же сам на все согласился. А вот что теперь скажет отец Джастин? А если всю ночь не спал и ждал? А если вообще не простит падения? Хейзель зашел в дом и так и съехал по стене, только дверь закрыть успел. Да, облачение все мятое, на пелерине пятна от вина, ну и смысл все это прятать, то, что на лице написано, ничем же не закроешь… – Что, оказалось скучно и загулять до утра не захотелось? – и вот разве скажешь по нем – только проснулся или правда ждал? – Простите… Нет, скучно не было, это, наверно, самое плохое. А вот стыдно стало. – Что случилось? – Если я люблю вас, если вам принадлежит моя душа и сердце… а это нисколечко не изменилось, когда я проснулся… то как же я мог оказаться в постели с парнем, которого вообще видел второй раз в жизни? Притом что он меня ни вот столько не заставлял, ну разве что мы были нетрезвые. – Кто знает, может, тебе просто было интересно. – Мне было очень интересно. И приятно. А не должно было. – Почему? – Потому что если мой мир заключен в вас, как может меня вообще волновать кто-то еще. – Потому что мир большой. – Вот знаете, он сказал почти то же самое. Что… высокие чувства – это одно, а вот такие веселые вечера – совсем другое. – Тем более, кому это навредит? – Я боялся только одного, отец Джастин. Что это навредит вашему отношению ко мне. – Не переживай. Мы же ни о чем таком не договаривались. – Я думал – если любовь, это подразумевается. Вы-то блюдете… все блюдете… – Но мне и в твои годы было не так интересно. Все люди разные. – Это да. Ох, просто камень с души сняли, – Хейзель наконец попробовал встать. – Вот и не переживай. Пошли, надо ж тебе хоть переодеться и досыпать. – Спасибо, да, и уж потом в ванну. – Да, наверно так. От сердца отлегло настолько, что Хейзель даже не стеснялся, скидывая свой наряд. Потом, уже под одеялом, запоздало вспомнил… сколько же на нем всяких следов… Но, может, и нечего беспокоиться. Джастин же сказал, что ему неважно. А еще – что неинтересно. Много что. Странно это, конечно. Это может значить, что они никогда… Раньше эта мысль даже не насторожила бы, не то что напугать, все же устраивало – долгие молчаливые вечера вдвоем, почти родственные объятия, поцелуи рук и иногда совместные ночевки. Потому что раньше он просто не знал, что бывает еще. И что теперь? Хотя и об этом можно будет поговорить. Кажется, вполне честно и без всяких обид. С этими мыслями Хейзель и уснул, а вот сны были… беспокойные. Даже очень. Так что проснулся он с мыслью – фу, нельзя быть таким развратником. И молиться-то не поможет, никогда особо не помогало. И что ж делать-то? Видимо, что и всегда, поискать самого близкого и родного. Он же подскажет. – С добрым утром, надеюсь, выспались после моей эскапады… – С добрым утром. Не переживай. – Какой же вы всегда спокойный. Я так никогда не смогу. – И хорошо. Если бы все были похожи на меня, мир был бы… странным местом. – Вы уникальны. Только я-то не про то. Я сижу тут, как героиня дурацкого фильма, и думаю: что выбрать – любовь или похоть. Вот прямо такими дурацкими словами и думаю. Классика в терминальной стадии. – А зачем выбирать? – Затем, что… кажется, мне нужно то, чего мы с вами вместе не обретем. – Может быть. Но это значит только, что нам придется придумать что-то еще. – Главное, чтобы это не заставило нас расстаться. Если так правда можно… то знаете, вы святой. – Ну уж не настолько серьезно. – Просто люблю вас. Как умею. – И этого достаточно. – Тогда и мне, – и, может, все же подойти и обнять? Почему бы и нет? Вслушаться в музыку, как всегда через нее как бы и сердце его услышать – и понять: нет, вот между ними ничего не изменилось. Это навсегда.