Август горит.

Август во сне горит ярким пламенем. Саша думает, что последний месяц лета — как свеча, но свеча тише и ниже. Саша думает, что на свечи огонь не умеет говорить. Август же в свою очередь коптит, извивается, плачет наплывами, держит пламя за невидимые нити. Всем своим видом показывая, мол: «со мной только шепотом.» Но Саша своего голоса не слышит, а значит, слова и не нужны. Александр просыпается на рассвете от пения птиц, и солнце целует того в лоб. В комнате стоит некая прохлада и свежесть. Птицы поют монотонно, размеренно и довольно громко, но, похоже, другие спят. Саша подходит к окну — кошку он не видит. Открывает дверь на крыльцо — никого нет, на улице пусто. Он думает, что, если уже приехал на отдых — будь добр ходить на пляж.

***

В песке прячутся следы босых ног, но они засыпаны ракушками. Саша присаживается на корточки, кладя в карман небольшую и перламутровую. Думает, что привезет как сувенир, но, вероятно, она так и останется в кармане шорт, поколе он не додумается её выкинуть. Утром на пляже людей практически нет — только чайки. Море тихое. Саша подходит — ногой проверяет температуру воды — холодная. Но ему, казалось бы, все равно. Он с плеском заходит в воду — она такая же кристально чистая, как и его мысли. Но чаще его мысли — как болото — мутные, вязкие, в тине. Тина — липкая, укрывшая паутинкой слова, притупляя солнечный свет, свежий воздух. Вода только начинает нагреваться, нагревается песок и одежда на берегу. Саша руками воду разводит, круги расплываются, повторяя его движения, остужая. Вода утром блестит по-другому, становясь кристаллами. Вода утром шумит по-другому, становясь гулом. Вода утром совсем другая, отличаясь от воды вечером — взболтанная ступнями, присутствием человека. Саша ныряет, пытаясь руками достать дно. На дне вода холоднее, тяжелее, и, кажется, за неё можно ухватиться, украсть, спрятав в карман, спрятав за ухом. Но прячутся лишь рыбы от человека, прячется лишь Саша от реальности. Кислорода стает мало, легкие сжимаются и превращаются в бесформенное и мутное, поэтому он выныривает, глотая воздух. Зудит подбородок, зудит что-то внутри. Саша выходит из воды, капли воды задерживаются на теле, после чего его обдает холодным ветром, и он обнимает себя, укутываясь в руки. Утро начинается хорошо, если ты хотя бы осознаешь, что это утро, а не другое время суток, ибо Саша теряется во времени — поэтому и теряется в словах, в мыслях, в эмоциях. Теряется в пространстве, ухватываясь за нотки гари, черники, липы, и дальше как по веревке — но веревка может превратится в петлю на шее, отказываясь пропускать воздух. Так что это утро начинается достаточно неплохо. Он возвращается, его встречает все тот же велосипед, что он видел и в первый день — вовсе не тронутый, такой же зашарпанный, старый. Встречает утренним заревом солнце — да так, что болью в глазницах отдает. Встречает громкий лай собаки соседей — но не такой жалостливый, как обычно, скорее приветственный. Встречает Ефим — почти что на входе в домик, видимо, ожидая его прихода. Опирается на стенку, стоя на крыльце, скрестив руки на груди, встречая каким-то чересчур серьезным для него привычного взглядом, но после улыбается. — Мы с Валиком вишню собирать идем, Эдик попросил тебя взять заодно. Саша кивает, надеясь, что его это обойдет, но не уговаривает — надеется, что Ефим умеет читать мысли. — Вареники будем лепить. Саша жалеет, что телепатов не существует, вздыхая. Ефим нащупывает в заднем кармане пачку сигарет, хлопает Александра по плечу, отходя на пару метров, после чего оборачивается — кидает взгляд, то на табачные изделия, то на Сашу. Саша не курит, но это утро начинается слишком хорошо, ибо петля на шее не затянута так туго. Поэтому он соглашается, и они идут в сад — срывать с деревьев мысли, за которые хватаются струйками-нитями сигаретный дым. Дым струйками-нитями хватается не только за мысли, а и за слова, поэтому они молча курят. Дымка окутывает пространство около носа и ушей, и Саша ничего не слышит. Он думает, что сигареты приглушают какие-то органы чувств на некоторое время, поэтому кто-то и убегает так от реальности, но реальность все равно догоняет, после обостряя эти чувства, из-за чего и формируется зависимость, зависимость от подавления чего-то (так же и с людьми). У Ефима сигареты заглушают вкусовые рецепторы, поэтому он не морщится от мерзкого привкуса. У Эдуарда прикосновения, поэтому он иногда думает, что дубовая кора — как кремень, а кожа — как перья, и кипяток вовсе не жжет. У Саши, как он сам думает, приглушается все, кроме запаха и вкуса стараясь игнорировать тот факт, что он ничего не чувствует не при курении тоже, лишь в голове, вертится на языке, как те слова, которые не сказать. Которые он сам не хочет сказать, ибо все лишь в голове. Саша выкидывает окурок в пепельницу на стоявшем столе со вчерашнего вечера, собираясь уйти спать, но Ефим дергает его за локоть, и тот нехотя оборачивается. — Валик уже встал, поэтому поспать у тебя не получится. Он знает, что тот идет спать, ибо почти все время Саша проводит в кровати. Эдик говорит, что это способ сбежать от реальности в свое единственное и сокровенное. Ефим не придает этому такого значения, думая, что проблема в окружении, но окружение меняется (весна сменяется летом, солнце сменяется луною), и Саша прячется куда-то в угол, покрываясь шипами-иглами. Валик приходит с несколькими корзинами, одна из них та же, в которую Ефим собирал дикие яблоки. Он тоже выглядит сонным — но все равно улыбается, а добрый прищур враз сменяет усталость. Саша думает, что это как тлеющие угли. Парни направляются вглубь сада, и Саша, правда, не спешит, но Ефим оборачивается, хмурится раздраженно, и он плетется сзади без особого энтузиазма. В саду пахнет по особо летнему, и Саша думает, что, если бы август имел запах, он был бы именно таким. Легким, ненавязчивым, как чай в пакетиках, как утренняя газета, как свежеокрашенный забор. Август лососевого цвета, блестит на солнце, растекаясь сахарным сиропом, и Саша чувствует себя маленьким бликом, мягким и податливым. Ефим выглядит ребенком из соседского двора, пришедшего своровать вишни. Он травит шутки про то, что Эдуард эксплуатирует его для сбора урожая, и думает, что в этой шутке есть доля правды. В каждой шутке есть доля правды, но просто эта доля может казаться долькой, на вид перегнившего фрукта, и ты его даже не попробуешь, а стоило бы. Валентин встает на носочки, собирая вишни — рассматривает, перебирает и ищет, где без ссадин, без вмятин, идеально гладкую. Ефим в корзину кидает все что попадется, и не удивится, если там случайно окажутся листья деревьев. Саша стоит и наблюдает, изредка дотягиваясь, срывая ягоды, закидывая их в рот, но в августе вишни не сладкие — кислые-кислые, как и положено. Парни о чем-то увлеченно болтают, посмеиваясь. Саша смотрит на небо, чертит на голубом полотне с белыми пятнами поле для игры в крестики нолики. Он проигрывает сам себе, и не только в этой игре, а и везде в принципе. Когда солнце начинает припекать, а соседские псы ищут тень под деревьями, у Ефима заполненная доверху вишнями корзинка, у Валентина наполовину, у Саши пусто. Валик смеется — по-доброму морщится. — Значит, ты собрал что-то более важное. Но у Саши пусто не только в лукошке, а где-то глубже, где на дне залегли ночные кошмары и воспоминания студенческих времен, где липко и паук с крестиком на спине плетет паутину, ловя в сети мысли. Скоро в сети попадет и он, но только по своей вине, сам завернувшись коконом, спрятав голову в коленях. — Что, например? — Мысли, идеи, слова. Но у Саши пусто не только в лукошке, а пусто в голове. Саша понимает, что это не есть хорошо. Он пытается что-то сказать, но Саша своего голоса не слышит, а значит, слова и не нужны.