Грёза

Эдитон наблюдал, как уводили в сторону его друзей, и тогда страх, переживания нарастали. Парень не знал, чего ожидать от дикарей, и осознание того, что он понимает их речь, пугала ещё больше. — Quid tibi est nomen puero (Как тебя зовут, мальчик)? — спросил вождь, расхаживая между неожиданным подарком судьбы. На короткий миг дикарю показалось, что Грёза выполнила его желание, озвученное вскоре после побега пришельцев и девушки. Оно возникло случайно и не имело под собой чёткой основы. Просто визит незнакомцев, их посягательство на святыню острова разгневали Грёзу. Настолько сильно, что великий дух затребовал плату за беспокойство, цена которой не знала границ. В ту ночь Тиис перенял бразды правления и до сегодняшнего дня вёл своих людей по пути наименьшего сопротивления. Охранник всё ещё стоял позади и придерживал мальчишку, чтобы тот не выкинул какой-нибудь фокус. — Чего вам надо? — спросил Эдитон на привычном себе английском языке. Охранник поспешил перевести, но вождь его остановил, выставив вперёд ладонь. Тиис склонился. Он внимательно осмотрел мальчишку, который был невероятно похож на него и, в принципе, на местных жителей. — Dicere lingua tua (Говори на своём родном языке), — строго приказал вождь. — Audistis vox vocem insula (Ты ведь слышал голос острова)? Эдитон припомнил те обрывистые фразы, которые пронзили его сознание, стоило ступить на землю. — Somnium recedet semper suum (Грёза, всегда забирает свое), — твёрдо заявил вождь. — Tempus abire tibi est domum (Тебе тоже пора домой). — Мой дом в Англии, — заявил парень, теперь разговаривая с вождём на равных, с тем самым горделивым гонором. — Я рождён… — Est Somnii pars (Ты часть Грёзы), — с угрозой в голосе заявил вождь, напоминая беспардонному юному гостю о его положении. — Locus est sacris, id veniam non dat (Это место священно и оно никого не прощает). Эдитон с подозрением посмотрел на вождя, который, несмотря на все его упрёки, продолжал следить и намекать ему на истинное происхождение. Парень попытался вырваться из захвата охранника позади, но всё было напрасно. Человек, ранее оставленный на острове, приобщился к нему и стал с Грёзой одним неразделимым целым. Тиис посмотрел вверх, на друга из большой земли, будто искал в его взгляде поддержку или дельный совет. — Ego non spero ille femina infantem servet (Я не надеялся, что та женщина сохранит беременность…) — Tu dicis de matre (Вы говорите о маме)? — Эдитон, неожиданно для себя, проявил интерес и мгновенно позабыл о принципах, которых придерживаться при разговоре с дикарём. Взрослые люди переглянулись. — Quando Elisabeth venit ad hanc insulam, Somnium elegit eam (Когда Элизабет попала на этот остров, Грёза её выбрала), — пояснил вождь. Эдитон сощурился и сильно напрягся. — Vos loqui de insula, ut si viveret is (Вы говорите об острове, будто он живой). Парень боялся признавать подобное, но все ощущения, что он испытал вскоре после прибытия на этот отдалённых от цивилизации клочок земли, говорили только об этом. — Так и есть, — подтвердил опасения мальчишки охранник. — Tu est quoque hic grata hospes (И ты тоже здесь желанный гость), — воодушевленно, с некой радостью в голосе, признал Тиис, — sanguis fluit meus in te, et ideo sanguis insulam somniorum (в тебе течёт моя кровь, а значит и кровь острова мечты). — Ложь, — грубо возразил Эдитон, снова перейдя на английский, — Гофман мой отец… — Это не так, — возразил охранник. — Для меня так, — Эдитон посмотрел на вождя с мольбой, — si mort exspectat cantavit, volo cum eis amittere (если экипаж команды ожидает смерть, я хочу принять её вместе с ними). Тиис огорченно посмотрел на охранника. — Obsera eum! (Запри его), — вождь встал, опираясь на колено. Он развернулся и хотел было уйти, но услышал позади: — Ignavum nominare (Трус), — сквозь явственный ком в горле и готовые выступить из глаз слёзы, кричал Эдитон, — quotiens te current situ est non in gratiam (бежишь всякий раз, когда ситуация не в твою пользу). Вождь хотел возразить, пояснить что всё не так, но… Тиис решил промолчать и дать времени самому расставить всё на свои места. — Puer loquitur nimis (Мальчик слишком много говорит), — холодно произнёс дикарь. — John, Obsera illud tempus luna beni (Джон, запри его на время в лунном колодце). — Нет, — возразил Эд. — Вам меня не удержать. Как бы мальчишка ни старался, он едва ли мог что-то сделать или как-то повлиять на результат. Сильный человек, охранник, не расслаблялся и не позволял ему своевольничать.