Грёза

Гулкий выстрел. Его эхо разнеслось по всему пустынному пространству пещеры. Тиис прищурился, готовый к невидимой атаке, что извергает огонь, а после в воздухе неприятно пахнет порохом. Вождь дикарей приоткрыл глаза, в которые бил неимоверно яркий свет. Точно такой же, что ранее излучал кристалл. — Что это? — спросил охранник. Он помог новому другу подняться на ноги, и они оба не отрывали взгляда от ярко светящегося блока перед своими глазами. В него врезалась пуля и намертво застряла в ней, пройдя несколько сантиметров. Стена полупрозрачная, так что Тиис сразу увидел радость и удивление на лице Гофмана. Мужчина испытывал восторг, даже несмотря на то, что ему не удалось выполнить задуманное. Чуть поодаль от противника, плотно прижавшись к нему, стояла маленькая девочка и боялась посмотреть на происходящее. Яркий свет померк в один момент, и просторное помещение снова поглотила тьма. Слабый лучик света исходил от некогда продырявленной груди. Та расщелина всё ещё была, а сияние меркло, становясь то ярче, то тускней с каждым разом. Тиис обомлел то ли от ужала, то ли от страха за родную кровиночку. Вождь неуверенно подступил к сыну и упал на колени недалеко от него. — Somnium, animi insula (Грёза, великий дух острова), — гордо произнёс мужчина, склонив голову перед изувеченным телом. Примеру вождя последовали и остальные дикари. Они выпустили из рук оружие и преклонили колени перед божеством. Пришельцы настороженно восприняли этот жест, так что отступили. Лишь Гофман внимательно следил за хранителями острова и пытался подгадать момент, чтобы выполнить задуманное. — Nos ante arcum tuum virtute et libero scientiam (Мы склоняемся перед твоим могущество и безграничными знаниями), — продолжал творить Тиис, — nam ut aliquid vel reditu in nos petere nunquam aliquid, sed… amabo, hoc est complevi meis supplicationibus acquiescis (взамен никогда ничего не просим и не берём, но… прошу, на этот раз выполнил одну мою просьбу). Земля вздрогнула. Гофман вспомнил этот толчок. Ему припомнились события молодости, и он хотел было завершить задуманное, но запнулся. К нему всё ещё сильно прижималась дочка и буквально тряслась от страха. — Верно, Хани, — прошептал мужчина, поднимая дочурку на руки, — это ещё не конец. Мужчина дал своим людям сигнал уходить. Через узкое ущелье мог пройти лишь один человек, так что у него собралась значительная толпа. — Шевелитесь, — приказал Гофман. Мужчина испытывал раздражение от того, что матросы мешкали. Он хотел поскорее покинуть это проклятое место, пусть и не получив желаемый результат. Гофман ощутил внезапное жжение в груди. Однако не придал ему большого значения, так как желание убраться с проклятой земли приглушило все другие потребности, требования и ощущения. — Levate innocentes ad puerum viventem in mundo (Верни невинное дитя в мир живых), — просил Тиис, широко расставил руки в стороны, — ut reditus in servum tuum studiosissimus (взамен возьми своего преданного слугу). Вождь хотел прикоснуться к обездвиженному телу сына, но в последний момент охранник отнял его руку и повалил друга на землю. Яркий свет снова заполнил помещение. На это раз он исходил от одного тела, что должно быть мертво. От человека остались лишь отдалённо напоминающие размазанные черты. Оболочку покрывал яркий свет, а на коже можно было заметить короткую белую шёрстку. Человеческие уши удлинились и сменили привычную им форму на звериную. Лицо также походило на морду животного. Сильный изгиб линии носа, сам же нос был темнее всего окраса. Большие глаза с хорошо знакомыми тёмными зрачками и таким же тёмным ободком. Это единственное, что в преобразованном существе напоминало человека. Тиис внимательно рассматривал трансформацию и боялся признать святую истину. — Нет, — произнёс охранник, который защитил друга от роковой ошибки. — Это более не является человеком… — Hic est filius meus (Это мой сын), — вождь оттолкнул от себя защитника и снова протянул руку странному существу. — Эд… Животное подняло взгляд тёмных глаз на вождя. Тиис понимал, что где-то под этой плотной защитой скрывался испуганный мальчишка. — Bene est (Всё нормально), — ласково и спокойно прошептал вождь. Дикарь старался не провоцировать собеседника. Однако Эдитон сам понял, что с ним что-то не так. Мальчишка заметил шерсть на руках и слегка заостренные когти на по-прежнему человеческих конечностях. В глазах возник испуг, тревога. — Somnium salvus erit vobis (Грёза спасла тебя), — пояснил вождь. Тиис рассчитывал не на такой результат, но ему лучше всех было известно, что отменить желание, выполненное Грёзой, невозможно. Эд посмотрел на отца и мольбой в голосе прошептал: — Ita (Так), — парень слегка расставил руки в стороны, демонстрируя свое новое тело, — me rogus et in monstrum excrevit (превратив меня в чудовище)? Тиис досадно поджал губы. — Non monstrum (Ты не чудовище), — дрожащим голосом прошептал вождь. — Tu es filius meus puer et Somniorum (Ты мой сын и дитя Грёзы). Мужчина неуверенно приблизился к преображенному сыну и крепко его обнял. Эд продолжал смотреть на свои руки и не мог поверить в то, что с ним произошло. — Ego est (Это я)? — спросил у себя мальчишка. В противес его заключениям с глубины сознания прозвучал довольно громкий и строгий голос: «Hic est nos» («Это мы»).