Грёза

Мальчишка рассматривал окрестности, усевшись на один из гладких валунов. Эдитон привык к новому облику. Он на полную использовал звериные образования в виде клыков и когтей. Разумеется, первое время были сложности с ярким свечением белой шерсти. Лишь спустя время Эдди научится приглушать яркость. Которая сильно мешала ему спать, вернее, вообще не давала. Хоть бери и прячься с головой в песок, но настырное сияние и там доставало мальчишку. Парень не рос. Вернее, заметить развитие звериного тела было сложно. Однако при всём этом Эдди прекрасно видел, как вокруг него взрослеют и стареют дикари. Зверь держался поодаль от поселения. Он боялся напугать жителей своим странным видом и больше всего того, что люди увидят сияние шерсти, которое часто его выдавало. Лесные жители считали творения Грёзы такими же божествами или маленькой частью божественной силы, что питает отрешённую от внешнего мира землю. — Красивый остров, — заявил Грёза, холодным морозным потоком воздуха, ворвавшись в сознание воспитанника. — Всегда поражался своему таланту. — Льстец, — горделиво отрезал Эд, не раскрыв рта. «Нельзя хвалить себя же самого». Эдитон привык беседовать с новым сожителем. Хозяин острова поддерживал тесную связь со всеми своими творениями. Мальчишке даже удавалось пару раз повстречаться с тем огромным морским чудищем, которое приобрело схожий яркий окрас и сияние, проявляющееся сквозь тонкие поры гладкой кожи. — Кто такое сказал? — уточнил Грёза. Правда, обладатель голоса так и не получил ответа на заданный вопрос. — Эдитон, мы прожили очень много и будем жить ещё очень долго. Ему показалось, что нужно обидеться, и стал дуться на него. У Эдитона не сложились отношения с властителем острова, всегда казалось, что между ними ров или нерушимая стена, преграда. — С чего ты это взял? Теперь Грёза решил промолчать. Если бы властитель острова имел тело, то он бы снова перевёл взгляд на свои владения. — Мне правда нравится осматривать остров с суши, — произнёс обладатель голоса острова. — С Кои у меня не было такой возможности. Эдитон устало вздохнул. Напоминание о его невольном соглашении глушило мальчишку. — Тебе нравится нас коллекционировать? — уточнил Эд. — Вы прекрасные творения, но какую форму принять, решаете сами, — огорчённо признал Грёза, будто разочаровался в чем-то. — Я изначально ничего не планирую. — Значит, я пожелал стать чудовищем? — уточнил мальчишка, задавая один и тот же вопрос вероятно в сотый раз, если не в сто первый. — Ну почему… Позади послышался шорох. Эдитон резко обернулся. Он увидел вождя, что уверенно выходил из зарослей. — Pater (Папа)? — спросил зверь, голос которого приобрёл более грубый, рычащий оттенок. Вождь молча подошёл к сыну и встал рядом с ним. Тиису сложно говорить с парнем после его прямого приобщения к силе острова. — Hic es adhuc (Ты снова здесь)? — уточнил дикарь. Мужчина сильно повзрослел и, можно даже сказать, постарел, так как на его голове и длинных прядях, собранных позади в хвост, проступила благородная седина. Вождь обратил внимание на море, за грозовыми тучами которого ничего не видно. Именно туда без устали смотрел зверь, не отрывая взгляда тёмных глаз от далёкого горизонта. — Ibi nihil est (Там ничего нет)… — Falsus (Ложь), — резко возразил зверь, переходя на грозный рык. — Soror mea est (Там моя сестра). — Adest in domum tuam (Твой дом здесь), — напомнил дикарь. Эдитон постарался заткнуть Грёзу, который также имел собственное мнение на этот счёт. — Quare hoc dicis (Почему ты так решил)? — в прежней грубой манере спросил зверь. — Ed, nec incipere (Эд, не начинай), — вождь отказал с явной усталостью с голосе. Мальчишка видел, что отцу совершенно не хотелось поднимать этот вопрос. Существо промолчало, едва сдерживая поток грубых слов. Тиис снова посмотрел на море. На многие мили землю окружал океан, совершенно не связанный с сушей. — Tempus incedendo inflexibiliter (Время неумолимо идёт вперёд), — досадно признал вождь, — debeo movere (мне надо двигаться дальше). Существо обратил внимание на отца. Зверь заметил, как на ветру колышутся одинокие, порой седые, пряди. Мужчина, что дал ему жизнь, но не принял участия в воспитании, всегда был несколько отрешён, замкнут, когда дело касалось его. — De tribus ergo necesse est, quod sit recipiens accipere virtutem meam (У племени должен быть приёмник, что после переймёт мою силу). — Et quis ego sum (А я кто)? — язвительно уточнил Эдитон. Зверь невольно догадывался, к чему клонил мужчина, и это его больше всего пугало. — Tu es repraesentativum… O Somnium (Ты… Представитель Грёзы)… — Volui dicere sua pet (Хотел сказать, его питомец)? — поправил дикаря зверь. — Еd (Эд)… — Pater (Папа), — мальчишка в который раз перебил вождя, — dic mihi venisti (говори, зачем пришёл). Эдитон не горел желанием говорить с человеком, который боялся силы острова, которой сам же подчинялся. — Puella non est in villa qui est satis satis, et mihi… vult illa (В моём селении есть девушка, довольно симпатичная, и я… ей нравлюсь). — Тиис чувствовал себя неуверенно, как неопытный мальчишка, который признавался в симпатии родителю. — Fallere te volo in vestri mom (Ты хочешь изменить маме)? — безразлично спросил зверь. Эдитон старался не показывать эмоции перед человеком. Он чувствовал отрешение отца и не пытался ничего сделать, чтобы изменить это положение. — Elizabetha olim neque nec viventibus (Элизабет давно нет, ни со мной ни среди живых), — признался Тиис с грустью в голосе. — Haec causa est, ut proderet (Это повод её предать)? — Ed (Эд), — коротко отрезал вождь, — tribus enim opus est heredis (племени требуется наследник). Эдитон потерял терпение. Он подскочил и подошёл к отцу. — Hoc est inexcusabiles (Это отговорка), — грубо заявил зверь, рыча на собеседника. — Vos iustus volo, ne tale monstrum, ut praeter eum (Ты просто не хочешь, чтобы чудовище переняло бразды правления). Дикарь склонил вниз голову. Сын был в разы меньше него сразу после прибытия, но с момента становления зверем они сравнялись в росте. — Non novi te (Ты знаешь, что это не так)… — Sed quod (А как)? — громко зарычал мальчишка. — Ego sum monstrum (Я чудовище). Эдитон услышал голос в голове. В попытке его унять парень крепко схватился когтистыми лапами за неё. — Tu es representative Somnia (Ты представитель Грёзы), — напомнил вождь. — Amo ut polypus (Как и тот спрут)? — на повышенных тонах говорил парень. — Quis est? Alius silva habitat, qui forte got (Кто он? Ещё один лесной житель, что по воле случая попал)… Тиис крепко сжал зубы. Он что есть силы залепил сыну звонкую пощёчину. — Conversatio est super (Разговор окончен), — твёрдо произнёс вождь. — Ego questo nupta, nulla materia quid dicis (Я вступлю в брак, что бы ты ни говорил). Отец развернулся. Он направился обратно в полесение и незамедлительно скрылся среди густых зарослей. Эдитон не смотрел на него. Зверь крепко сжал кулаки, протыкая острыми когтями кожицу на мозолистых ладонях. Монстр громко зарычал, признавал свою беспомощность. — Вождь в чём-то прав, — произнес Грёза. Эдитон устало вздохнул. Он высказался, пусть и не словами. Мальчишка выпустил пар, но не мог уверенно сказать, полегчало ему или нет. — Я его обидел, — признался парень. — Верно, — согласился властитель острова. Эдитон развернулся, снова обратив взгляд тёмных глаз на бескрайние морские просторы. — «Язык мой, враг мой», — тихо прошипел сквозь зубы зверь. — Лучше бы я не говорил.