***
Среда 19:06 ‒ Я тоже рада с тобой познакомиться, ты, должно быть, Манон, я много чего о тебе хорошего слышала! ‒ Сатре улыбалась ‒ на самом деле улыбалась, ее щеки подрагивали и покрылись ямочками от силы улыбки, но все это казалось таким естественным. Артур также обнимал ее за талию, они были воплощением картины влюбленной парочки. Это был ее первый приход в нашу квартиру. Артур решил, что наконец-то пришло время нам встретиться с ней. Она была незнакома только с Манон. Вау. Наверное, было очень трудно догадаться, кто это новое лицо, и связать его с новым именем. ‒ И я тоже, ‒ Манон радостно заключила ее в объятия. Артур, казалось, был счастлив до Луны этим новым проявлением признания. «Посмотри, моя девушка уже подружилась с моими друзьями!» Последовало неловкое молчание, когда наши взгляды встретились, но я решил действовать согласно правилась приличия, исключительно ради Артура. ‒ Привет, ‒ улыбнулся я ей, но она, похоже, быстро поняла намек, кивнула и крепко сжала мою протянутую руку. ‒ Привет, Лука. И хотите верьте, хотите нет, но с каждым днем мне все больше нравилось ее общество. Она являла собой разительный контраст с тем, что демонстрировала на рабочем месте. Там я редко видел, чтобы она делала кому-нибудь комплименты, но сейчас она была очаровательна и открыта, даже шутила за столом. Они с Манон быстро сблизились, уже обмениваясь взглядами с намеком на сарказм. По крайней мере, кто-то в комнате нашел достойную пару из этого офиса. Вечер шел прекрасно до тех пор, пока она не спросила об ужине: «Кто приготовил эту рыбу, она божественна на вкус!». И Эмма пожала плечами, произнося смиренное: «Я», но она гордо покраснела. Затем разговор перешел на ее кулинарную школу, и вскоре они заговорили о студенческих кредитах. ‒ Лука и Манон мне очень помогли. Я никогда не смогу перестать благодарить их за это! ‒ заявила Эмма, улыбаясь нам. ‒ Но ты сказала, что это 10 тысяч в семестр? ‒ Одолжила у Лулу. Кто бы мог подумать, что из него получится такой замечательный папик? ‒ вместо нее ответил Артур, и мы все рассмеялись. Сатре тоже улыбнулась, но это была фальшивая улыбка. Ничего похожего на ту прекрасную улыбку, что была на ней сегодня утром. ‒ Неужели? ‒ это все, что она сказала.***
Пятница 21:13 Я начинал ненавидеть День Святого Валентина. Большинство лет я был действительно нейтрален, когда дело доходило до него, но в этом году, ну, вы должны сделать мне скидку на ситуацию. Даже та копия Элиотта средних лет купил букет цветов и прижимал его к себе. Честно говоря, если бы кто-то пожаловался на то, что миллениалы предпочитают быть одинокими, я бы просто сказал им, чтобы они отвалили. Мой большой палец болел от лайков на десятки фотографий в Instagram. Это было все равно что сыпать соль на мой свежий шрам, в конце концов, мне пришлось и закрыть приложение, и отключить уведомления. Выйдя из автобуса, я сунул руки в карманы. Было все еще холодно, и я был уверен, что в одну из таких ночей я просто замерзну по дороге домой, создам современную адаптацию «Девочки со спичками»* или что-то в этом роде. Приближаясь к дому, я жевал шоколадку. Кто-то ходил по лестнице и выглядел очень нетерпеливым. Как только я подошел достаточно близко, я увидел, что это была Сатре, смотрящая на меня в отчаянии. Может быть, она просто ждала Артура. В конце концов, сегодня День Святого Валентина, а завтра суббота. Я собирался проигнорировать ее, но она позвала меня. ‒ Лука, у тебя есть минутка? ‒ Эм… ‒ у меня? Что она вообще хочет со мной обсудить? Я колебался, но, в конце концов, когда-то мы работали вместе. ‒ Прямо сейчас? ‒ Я… я должна тебе кое-что сказать. Но... не здесь, ‒ она наклонила голову, указывая глазами на свою машину. ‒ Это очень важно.***
Пятница 21:20 Мы ехали куда-то, я не знал куда, и до сих пор она ничего не сказала. Я видел, что она была в стрессе, покусывая нижнюю губу зубами, пока мы отъезжали. Как раз в тот момент, когда я наконец собрался спросить ее, что происходит, она припарковала машину на обочине улицы, рядом с польским баром, в который я ходил около недели назад. Она вздохнула и немного опустила стекло, чтобы позволить влажному теплу покинуть машину. ‒ Ладно. Я постараюсь быть краткой. Откуда у тебя столько денег? Ну, это было невежественно с ее стороны ‒ задавать мне вопросы, на которые она уже знала ответ. ‒ А какое это имеет значение? ‒ Пожалуйста, помоги мне кое с чем. Я натворила дел, огромных дел… дерьмо, ‒ ее голос был уязвим, когда она потянулась к бардачку, вынимая телефон с разбитым экраном и бросая его мне. Я вопросительно посмотрел на нее. ‒ Вот. Это Элиотта. Какого хуя? Дрожащими пальцами я взял его, изумленно глядя на поврежденное устройство. На нем не было обычного серого чехла с черными блестками, но это был тот самый телефон. Я нажал кнопку включения. Больше половины экрана было черным, но я все еще мог видеть уведомления сверху экрана: Лука: Хорошо. Я тебя больше не побеспокою. Прощай. (+15 непрочитанных сообщений) Мои пальцы замерли на экране. Я попытался ущипнуть себя, чтобы покончить с этой галлюцинацией, сном или началом кошмара, но, к моему ужасу, я очень даже не спал. Почему у Сатре его телефон? И особенно: по какой причине? ‒ Зачем тебе это? Ты… ты читала мои сообщения все это время? ‒ Нет, я не могла его включить, он был невозможно разбит. Должно быть, это чудо или что-то в этом роде, но на днях я уронила его на пол, и по какой-то причине появилась половина экрана. Послушай, это не имеет значения. Просто скажи мне, где ты взял эти деньги? ‒ она была серьезно обеспокоена. Это был не тот фальшивый голос жалости, который я слышал в последние две недели. Но у меня тоже были вопросы. Теперь, когда я знал, что он не игнорировал меня, я боялся за его здоровье. Где он был? С ним все в порядке? Почему у него разбит телефон? ‒ Пожалуйста, ‒ снова настаивала она. ‒ Это были деньги, которые мне дала компания. ‒ Мы не давали тебе никаких денег, кроме зарплаты. ‒ Нет, это было от некоего Максвелла. ‒ Вот сукин сын! ‒ она нажала на газ и с громким звуком рванула с места, пока мы снова не оказались на дороге. ‒ И что же он тебе сказал? Пожалуйста, чем больше деталей, тем лучше. ‒ Что-то о злоупотреблении властью. Он сказал, что это мое право иметь эти деньги и что Элиотт хочет, чтобы они были у меня. На это она горько усмехнулась, и на ее лице появилась гримаса. ‒ И ты ему поверил? Какому-то чуваку, которого ты никогда раньше не встречал? ‒ Он сказал, что работает на компанию! ‒ Ну, может быть, тебе стоило посоветоваться с кем-то, кто, как ты знаешь, работал в офисе? Например, я не знаю, с Артуром или мной? ‒ она была так обижена, говоря загадками с неприятной силой в ее словах. Она так старалась, чтобы не назвать меня идиотом. ‒ Блять, это был не тот разговор, на который я рассчитывала. ‒ Ты знаешь, где он? ‒ я все равно продолжил умолять. ‒ Почему он вдруг исчез? ‒ Да. ‒ Ты можешь отвезти меня к нему? ‒ Сейчас он не в самом стабильном состоянии. Кроме того, я не думаю, что он хочет видеть тебя сейчас. ‒ Что я ему такого сделал? Ты была там все это время, он лгал мне о своей помолвке. Как бы ты себя чувствовала, если бы кто-то сделал то же самое с тобой? ‒ Если бы я позволила кому-то так поступить со мной. Ты самый большой эмоциональный мазохист, которого я когда-либо видела. Ты, вероятно, даже романтизируешь этот разговор, ‒ уныло заметила она, что, кстати, было грубовато. Может быть, это и правда ‒ может быть ‒ но все равно грубо. ‒ Но я собираюсь отвезти тебя в его отель. У тебя впереди будет очень долгая чертовая ночь. А я, как всегда безнадежный романтик, не мог найти в себе силы отказаться от ее предложения. Вместо этого я посмотрел на свое отражение в зеркале, чтобы взглянуть на себя. Итак, я был не в лучшем состоянии, но еще она сказала, что он был не самым стабильным. Но что это вообще значит? Его соседи утверждали то же самое: «Это была одна из тех сумасшедших ночей под кайфом». ‒ Мисс Сатре... ‒ Нура, ‒ поправила она меня. Нура, верно. ‒ Нура, если не Элиотт заплатил мне эти деньги, то кто же? Она задумчиво прикусила нижнюю губу, с трудом подбирая слова. ‒ Все очень сложно. Ты к ним прикасался? ‒ Ну, мы использовали их для заявления Эммы. Но не все, только 10 тысяч. ‒ Господи, ‒ пробормотала она, отпуская руль и потирая висок одной рукой. ‒ Мне слишком мало платят за это дерьмо. ‒ Пожалуйста, объясни мне, что происходит, ‒ это больше походило на приказ, и если она и заметила, то не обиделась. Она обдумала мои слова, бросив несколько взглядов на дорожные знаки и один на часы. ‒ Ты был прав. Обычно я не прошу у людей подписи из-за того, что они с кем-то трахаются. Это даже не мое дело. Я прошу об этом только тех, кто связывается с Элиоттом. Это… не мое дело говорить об этом, но он был совершенно опустошен после смерти своей мамы. И, хорошо... позволь мне перефразировать это следующим образом. Несколько лет назад была одна девушка, которая была нанята в качестве копирайтера, внезапно появившись из ниоткуда. Она была невероятно привлекательна, больше подходила для модели, чем для человека, который проводит целый день за письменным столом. Как бы то ни было, не прошло и пяти месяцев после ее прихода, как она выдвинула против Элиотта обвинения в сексуальных домогательствах на рабочем месте. Можешь себе представить, как мы все были потрясены. То есть, иногда он действительно подвержен страсти, будто ад развергся, но сексуальное насилие? Это совсем другая история. Они спали вместе, и я знала, что это не ложь. В конце концов, были шансы, что она выиграет дело, по какой угодно причине, это точно, но я не думаю, что было какое-то насилие, по крайней мере сексуальное. И старший мистер Демори заставил замолчать все это дело с помощью денег, ‒ она сделала паузу. ‒ А потом это случилось снова. Спустя год после этого. Та же самая история, на этот раз с одной из его соседок. Это было не так жестоко, как она сказала, но в этом было насилие, ‒ она вздохнула и немного замедлила шаг. ‒ А потом это случилось снова. Через полгода после этого. Он был в Париже, навещал могилу матери. Он остался там дольше, чем мы ожидали, пока мы не поняли, что это было потому, что он отбывал срок за вандализм и, ну, сексуальное запугивание. ‒ Но это же абсурд! ‒ я защищал его. Элиотт был не из тех, кто нападает на кого-то. Я знал его; я был с ним в течение нескольких месяцев, он никогда не подразумевал ничего, что могло бы считаться насилием, никогда не касался меня, когда я не хотел. Я никогда не чувствовал себя в большей безопасности, чем с ним. ‒ Они лгали. ‒ Конечно, они лгали. Но лучшей ложью является та, которая имеет хоть какую-то истину, на которую можно опереться. Элиотт, он… ну, у него были некоторые проблемы с тех пор, как умерла его мать, добавьте это к его... его... прошлым проблемам, и ты получишь нестабильного человека, мало ценящего свои слова. Кто бы поверил человеку, который отказался принимать свои лекарства? Сумасшедшие ночи Человек, который отказался принимать свои лекарства? Элиотт, который выглядел так, словно бежал по снегу. ‒ Так вот почему… он болен? ‒ Я тебе этого не говорила, ‒ она украдкой улыбнулась мне. ‒ Дай мне закончить. На него чертовски сильно давят, чтобы он стал генеральным директором, как ты знаешь. Это соперничество с Мунье тоже не сильно помогает. Еще приближается годовщина смерти его матери, и с твоим приходом… Мы просто не хотели, чтобы он снова попал в скандал из-за тебя, но эти деньги я тебе не давала. Это сделал старший Демори, Максвелл ‒ его адвокат. Он сказал Элиотту, что ты тоже выдвигаешь обвинения, и тот факт, что ты связался с тем адвокатом и теперь снял деньги со своего счета, ну... Все происходило так быстро. ‒ Почему он мне не позвонил? Он мог бы просто спросить меня! Нет, нет, нет, Элиотт никогда не рассказывал мне ни о чем из этого. С другой стороны, зачем ему это? Неужели именно так люди всегда относились к нему: с пренебрежением и вынужденностью из-за его состояния, которое он себе не просил? Насколько сильно он пострадал от всех этих обвинений и угроз, что даже не попытался объяснить мне это? У нас были глубокие беседы, мы говорили о наших страхах, о нашей неуверенности. Чего-то все еще не хватало в ее словах, чего-то... ‒ Он думал, что ты мошенник! ‒ она громко выдохнула, сдерживая гнев. ‒ В тот вечер у него в комнате произошла ссора с его невестой. Она узнала о тебе, и там были эти видео, где вы с вашим с Артуром соседом готовите, как его зовут, Ноа, Ноэль? Она говорила ему, что это его последний шанс, и, если он еще раз напортачит, чуда больше не будет. А потом спор разгорелся, вот тогда-то ты и пришел, и телефон был разбит вдребезги. После этого он целую неделю не выходил из своей комнаты. А потом его отправили обратно в берлинский офис. Сегодня его последняя ночь здесь, Бог знает, как долго его не будет. Это было слишком много, чтобы принять. Я забыл рассказать Элиотту о Нике. Нам было так хорошо тогда, что все остальное не имело значения. Кроме того, если бы я действительно был мошенником, был бы я настолько безрассуден, чтобы флиртовать с парнем в Интернете, куда любой мог получить доступ одним щелчком мыши? Я должен был спросить его об этом, часовые споры с Сатре мне ничего не давали. ‒ Приехали. Он там, внутри, ‒ она припарковалась перед отелем, жестом приглашая меня выйти. ‒ Девятый этаж, комната 6. Скажи им, что ты Софьян Алауи. Несколько секунд я смотрел на нее, пытаясь понять, что она говорит. Почему она помогает мне? Была ли помощь правильным словом здесь? Зачем она мне все это рассказала, будет ли это выгодно ей? ‒ Зачем ты это делаешь? ‒ Скажем так, я либо влюблена в современную романтику, либо должна перед тобой извиниться. Выбери то, что тебе больше нравится. И вперед.***
Пятница 21:45 Переминаясь с ноги на ногу, я все еще не был уверен, что нахожусь здесь. Может быть, мне следовало одеться по-другому или прийти в более подходящее время? Но, если он скоро уедет, у меня не было лишнего времени. Какова же теперь моя цель? Переубедить его, уговорить остаться или свалить всю вину на него и сделать злодеем, чтобы утолить жажду моей душевной боли? Может быть, и то, и другое, но не в том порядке, в каком я о них думал. Затем раздался щелчок отпираемой двери и... «Соф, что ты делаешь...», и предложение замолкло через секунду. Я окинул взглядом его неряшливую фигуру, волосы, нуждающиеся в стрижке, несколько пятен на вечно острых скулах, щетину, рваную рубашку и… все еще сшитые на заказ штаны. Значит, ничего не изменилось. Может быть, у него не было никаких других штанов. И все же, несмотря на все это, он был самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видел. ‒ Привет, ‒ выдохнул я, вцепившись в свое дурацкое пальто и шарф. Не закрывай передо мной дверь. ‒ Привет, ‒ сказал он. Черт, неужели это снова первый уровень? Это было самое холодное приветствие, которое я слышал за всю свою жизнь. ‒ Я хотел поговорить, ‒ сказал я, что в точности совпало с его: «Как ты меня нашел?». Но, очевидно, он услышал меня, потому что кивнул и отступил в сторону, пропуская меня внутрь. Номер был очень опрятным, и из него открывался фантастический вид. Мне было интересно, был ли его вид из отеля в Норвегии лучше, но я никогда не видел тот номер. Он тихо закрыл дверь, неловко подошел ко мне и остановился. ‒ Присаживайся. Хочешь выпить или... Я чихнул. Молодец, Лука. Молодец. Однако это вызвало на его лице подобие улыбки. ‒ Хочешь чаю? Я кивнул, усаживаясь на удобный диван, пока он заказывал чай и пирожные. Их принесли всего через две минуты; мы провели это время в тишине, избегая появляться в поле зрения друг друга. Я пил теплый напиток, когда он решил, что молчания достаточно. ‒ Как ты меня нашел? ‒ он снова задал этот вопрос. ‒ Сатре привезла меня сюда. Он усмехнулся, и это был горький смешок, наливая себе бокал вина, прежде чем сесть передо мной. ‒ Она привезла тебя сейчас? Зачем? ‒ Думаю, я заслуживаю объяснений. ‒ Объясн... Люди в наши дни никогда не бывают довольны, ‒ пробормотал он с сухим юмором. Я проигнорировал его замечание. ‒ Почему ты не попытался связаться со мной? ‒ Чего ты хочешь, Лука? ‒ он прищурился, наклонился и уперся локтями в бедра. ‒ Просто скажи мне, и покончим с этим. Ауч. Это было больно. ‒ Почему ты так себя ведешь? ‒ в конце вопроса мой голос дрогнул. ‒ Я не сделал тебе ничего плохого. Я не заслуживаю, чтобы со мной обращались как с преступником. Он кивнул, типа понимающим кивком, но быстро и неровно, со стиснутыми челюстями и лицом, полным ненависти. ‒ Ты не сделал мне ничего плохого? Срань господня... чего ты хочешь, еще тридцать тысяч что ли? ‒ Это твое представление обо мне? Он вздрогнул, поднялся со своего места и посмотрел на меня сверху вниз. Это заставило меня почувствовать себя ничтожно маленьким, поэтому я встал, пристально глядя на него. ‒ Возможно. Я бы на твоем месте убрался отсюда, ‒ сказал он. ‒ Я видел твою картину, ‒ сказал я. ‒ Был дождливый субботний день. Я смеялся над тобой за твою одержимость классической литературой, все время преувеличивая влияние комиксов на современную культуру. «У тебя все сводится к фильмам Marvel на большом экране», ‒ сказал ты. Я думал, ты что-то пишешь, но это было не так, да? ‒ я робко шагнул к нему. ‒ Я пришел к тебе домой, но тебя там не было. ‒ К чему ты клонишь... к чему ты ведешь все это? ‒ Ты помнишь это так же ясно, как и я, не так ли? ‒ Почему ты так со мной поступаешь? ‒ он казался таким слабым, словно заблудился в неизбежной вечности, которую создал в своем собственном сознании. ‒ Пожалуйста, уходи. Я чувствовал, что мне безопасно приблизиться к нему. Я так и сделал, мягко протянув ему его разбитый телефон. Он бросил на меня взгляд, настолько полный эмоций, что я не смог прочитать его полностью. Он мог видеть мои сообщения и уведомления о пропущенных звонках. ‒ Мне никогда не нужны были деньги. Мне очень жаль, если обстоятельства заставили тебя так думать, но я был так же поражен, как и ты, даже больше. Спроси моих друзей, у меня были самые несчастные дни в моей жизни последние недели. Я не могу допустить этого снова. Не заставляй меня делать это снова, если ты хоть немного беспокоишься за меня. ‒ Я звонил тебе домой, но никто не ответил! Если ты такой честный... ‒ Этот телефон сломан! Мы не платили по этому счету целую вечность. Весь тот дом сломан, и я ненавижу его так пиздецки сильно в этот момент. Почему ты мне не позвонил? На мой телефон? ‒ Я… я был, ‒ он закрыл рот. Я обхватил ладонями его лицо. ‒ Все в порядке, ‒ прошептал я одними губами. ‒ Я боялся, что ты не ответишь, что ты будешь смеяться или назовешь меня сумасшедшим. ‒ Детка, ‒ прошептал я. ‒ Я бы никогда. Как ты мог подумать, что я так сделаю? ‒ Я… я плохо себя чувствовал в последующие дни, а потом мне показалось, что прошла вечность, когда я почувствовал себя лучше. Я думал, ты меня забыл. Потом был твой сосед-друг, и... ‒ Остановись, ‒ я сразу же прервал его. ‒ Он был просто другом. Да никого и быть не могло. Ты мог бы позвонить мне через год, и я бы все равно ответил, клянусь Богом, я жалок, ‒ я потянулся, чтобы найти его губы. Быть так близко к нему после всего этого времени снова опьяняло меня, напоминая мне, почему я никогда не мог сопротивляться ему. Он отвернулся, но нерезко, воюя с самим собой. ‒ Но… Но я женюсь. ‒ Не надо, ‒ сказал я, уткнувшись носом в его щеку. ‒ Лука… ‒ пробормотал он. Боже, этот его голос, когда он был на краю обрыва, чтобы отпустить себя. Я скучал по нему, я скучал по тому, каким я был с ним, по тому чувству, что я способен на все. ‒ Мне все равно. Блять... мне все равно. Это плохо, что мне все равно? Получается, что я разрушитель семейного очага или что-то в этом роде? Он весело фыркнул, и в его голосе послышалось зарождение смеха. ‒ Я не знаю. Я не знаю. ‒ Я… Я люблю тебя, ‒ я не мог остановить эти проклятые три слова. Я не хотел этого делать. Я хотел, чтобы он знал. Я хотел, чтобы я знал. ‒ Ты любишь меня? ‒ впервые за этот вечер он посмотрел мне в глаза. ‒ Меня? Я отчаянно поцеловал его, прошептав тихое: «Да, идиот». Как будто он не знал. Он яростно поцеловал меня в ответ, заставляя меня почувствовать этот поцелуй прямо в коленях, как сильно он скучал по мне. Я обвил руками его шею, углубляя поцелуй, открывая свой рот под его губами, чтобы позволить ему делать все, что ему заблагорассудится. ‒ Подожди, подожди, подожди… ‒ он неохотно отстранился. ‒ Но ты же использовал деньги, мой отец... ‒ Тот человек сказал, что мне придется нанять адвоката, если я не хочу их, и я не хотел тратить лишние деньги. Я не хотел использовать их, но Эмме нужна была некоторая финансовая помощь, чтобы избежать студенческих долгов... Блять, я действительно должен объяснять все это сейчас? Просто поцелуй меня! ‒ Да, конечно, извини, ‒ и он поцеловал меня, и это был такой поцелуй, что у меня в животе закружились драконы.***
Суббота 7:03 ‒ Детка? ‒ крикнул я, когда почувствовал, что его сторона кровати пуста. Я чувствовал беспокойство во всем теле, что, если он передумает за ночь? Это было глупо, это был лучший секс в моей жизни. Я не очень много знал о его сексуальных рекордах, но все закончилось тем, что у меня болела вся нижняя часть тела, это должно было что-то значить и для него, верно? ‒ Извини, пришлось позвонить и заказать завтрак, ‒ он вышел из-за двери в спортивных штанах и обнаженный сверху. Ладно, может быть, у меня не так все болело для еще одного раунда. Теперь, когда в окно проникал свет, я мог видеть его более отчетливо. В разгар зимы у него был идеальный средиземноморский загар. По сравнению с ним я казался еще более бледным. Потрясающе. Он сел на мою сторону кровати, наклонился и поцеловал мои опухшие веки. Сопливо. Но, как бы то ни было, я предпочитаю его таким сопливым, чем не быть с ним совсем. ‒ Скажи это еще раз, ‒ прошептал он, скользя мягкими губами от моих глаз к щекам, а затем вниз, к шее. ‒ Что? ‒ мой голос звучал так хрипло. Мне нужно было еще поспать. ‒ Что ты любишь меня, ‒ он положил голову между моим плечом и шеей и устроился в узком пространстве между моей спиной и краем матраса. Это не могло быть удобно, но я был слишком расслаблен, чтобы подвинуться и дать ему больше места. ‒ Люблю тебя, ‒ я зевнул, пряча большую часть своего тела под плюшевыми одеялами. ‒ А теперь принеси мне блинчиков. ‒ Лука, я... ‒ Не надо, ‒ взмолился я. ‒ Просто позволь мне насладиться этим сейчас, в течение нескольких часов? ‒ Ладно.***
Суббота 16:24 Мы действительно наслаждались последними часами. Мы трахались, как похотливые подростки, на любой поверхности, которую мы находили, дурачились в большой ванной после того, как я использовал каждую бомбочку, пока они не создали уродливую черноту в ванне. Потом мы закончили последнюю серию «Тьмы», он сказал, что не смотрел ни минуты без меня. Мы обсуждали финал около часа, добавляя свои собственные теории, пока не пришли к полноценному философскому спору. Потом был обед: что-то вроде макарон с морепродуктами и оливками, которые Элиотт, похоже, очень любил. Я сказал ему, что больше не буду это есть. Я видел, как он хочет обсудить то, что я откладываю. Я понял, что я не могу всегда избегать этого разговора; в какой-то момент нам пришлось поговорить о том, что у него на столе билет на самолет на 7 вечера. Я бы хотел растянуть время, словно эластичный материал, чтобы превратить минуты в часы, а часы в дни, а дни в недели. Даже этого, как я опасался, может быть недостаточно. За последний месяц я совсем забыл, каким живым чувствовал себя рядом с ним. Теперь, однако, тень банальности повседневной жизни больше не могла скрывать очевидное, и я больше не мог вернуться назад. ‒ Жаль, что мы не можем остаться здесь, ‒ сказал он мне, когда я застал его у окна с чашкой кофе. Погода снова стала пасмурной ‒ скоро, без сомнения, пойдет сильный снег. ‒ Сколько мини-вселенных мы можем создать, есть ли правило? ‒ поддразнил я его. ‒ Потому что у нас уже есть одна, может быть, две. Он грустно улыбнулся, обхватив меня рукой за спину, чтобы сократить расстояние между нами. ‒ Мы можем создать столько, сколько ты захочешь. ‒ Я с трудом справляюсь с двумя работами, не говоря уже о двух вселенных, ‒ я усмехнулся. Но он этого не сделал. ‒ Детка, мне сегодня надо уехать, ‒ объяснил он. ‒ Я не могу остаться. ‒ Да, ты можешь. Сделай это. Останься здесь, со мной, ‒ я вел себя по-детски, даже повысил на него голос. ‒ Это невозможно. Я женюсь... ‒ Нет, ‒ перебил я его. Волна холода накрыла меня, как только он поднес свой кофе ко рту и отстранился от моего лица. Меня бросило в дрожь, но не только от холода. Я не мог представить себе, как Элиотт целует кого-то другого. Обычно я не был таким мелочным. ‒ Я обещал маме, Лука. Во время нашей последней встречи мы поссорились. Она хотела, чтобы я принял компанию как свое наследство. Она всегда любила меня, но когда… мы… когда мне поставили диагноз, ‒ он прикусил губу, останавливая себя. Его глаза задержались на мне, ожидая ответа. Я мягко сжал его руку, призывая продолжать. ‒ В ее глазах был такой страх, как будто она ожидала, что я в любую минуту разрушу свою жизнь. Раньше я был тусовщиком, Лука. У меня были друзья, я тусовался каждые выходные, иногда я был под таким кайфом, что Эмпайр-стейт-билдинг казался букашкой под ногой. И она была так напугана. Наконец-то нашлось слово для того, чтобы описать, кем я был, и это сделало ее параноиком. В конце концов мы поссорились, и она сказала, что хочет, чтобы я присматривал за семейным бизнесом, просто чтобы сохранить свою жизнь. Я… ‒ он вздохнул и нервно провел рукой по волосам. Я не торопил его, понимая, что ему трудно открыться. И все равно он уже дал мне так много информации о себе. Тусующийся молодой человек с косяком за ухом в кругу друзей, с которыми он напился. Как будто он говорил о другом человеке, совершенно другом человеке. ‒ Я сказал ей, чтобы она отъебалась от меня, что это моя жизнь, и, даже если я хочу ее проебать, это мой выбор, и она может сидеть сложа руки и смотреть. Я… я слышал, что она умерла на следующее утро. Я даже не был на ее похоронах. После этого я кое-что сделал, на какое-то время перестал принимать лекарства, причинял людям боль, чем не горжусь. Люсиль ‒ моя самая старая подруга. Она всегда была рядом со мной, я не могу причинить ей такую боль. ‒ А как же ты, разве тебе не было достаточно больно? ‒ Я в долгу перед мамой. Я в долгу перед ней. Люсиль и я собираемся развестись после того, как моя должность генерального директора будет в безопасности. Я просто не знаю, как долго это продлится, но мне нужна ее поддержка и ее имя рядом со мной. Было больно произносить следующие слова, но они были на самой поверхности моего позднего экзистенциального кризиса. Теперь у меня была возможность спросить его об этом. Я смотрел на мир за окном. Отсюда было видно здание офиса: меретричное и жестокое по отношению к нам обоим, к нему более неумолимое, чем ко мне. Толстый слой темных облаков мог обмануть меня, заставив думать, что сейчас было позже, чем на самом деле, время, когда он должен был улететь. ‒ Если ты был помолвлен, то зачем вообще пришел ко мне с самого начала? ‒ Потому что я эгоист, ‒ он ответил сразу же, как будто ожидал этого. ‒ И я не мог перестать думать о тебе. Я пытался отрицать это внутри себя, но, очевидно, потерпел неудачу. И посмотри на беспорядок, в который я втянул тебя, ‒ его руки нашли мой бок, поглаживая материал моей поношенной рубашки, когда он наклонился, чтобы поцеловать меня. ‒ Хотел бы я сказать, что мне жаль. И именно тогда я понял, что это было не то глупое извинение, что я хотел. Но он был так честен, что я не мог на него злиться.***
Вторник 23:19 Давайте посмотрим правде в глаза. Никто из нас не был готов к тому, что случилось в пятницу вечером. Это был обычный вечер, мы с девочками сидели в гостиной, а Артур мыл посуду на кухне. Эмма жаловалась на новых соседей через дорогу, которые только что въехали со своими четырьмя громкими собаками. Манон делала вид, что внимательно слушает, жуя рамен из полной тарелки и записывая новости. Она определенно не слушала внимательно. А я вспоминал события последних нескольких недель, какие это были американские горки. В конце концов все закончилось поцелуем на тротуаре, когда Элиотт поймал такси и улетел в Берлин на свою свадьбу. Он обещал мне оставаться на связи, хотя и должен был быть осторожен, его будущая невеста, хотя и знала о природе их союза, все еще была очень осторожна, она не хотела, чтобы кто-то что-то заподозрил. Я, больной на голову от любви, сказал ему, что этого будет достаточно. Достаточно было лучше, чем ничего, верно? Или, может быть, мне промыли мозги парой серых как шторм глаз и случайной улыбкой. В любом случае, я не жалел об этом. Я просто надеялся, что он скоро получит то, что заслуживает. ‒ Могу я наконец взять пульт? Пожалуйста, я почти закончила тот фильм, ‒ угрюмо сказала Эмма. ‒ Эмма, он на Netflix. Ты можешь посмотреть его в любое время, когда захочешь, ‒ у Манон был дразнящий тон, и, насколько я мог судить, ее страница была полна записей. Обычно ей не требовалось больше одной страницы. ‒ Сара очень расстроится, если я не уложусь в этот срок. Но, поскольку я ангел… ‒ она заметила мою игривую усмешку и то, как я, казалось, понял, что она все равно закончила, ‒ я позволю тебе посмотреть твой дурацкий фильм. Эмма захлопала кончиками пальцев, устраиваясь поудобнее, но тут возникла новая проблема. Пароль не сработал. Она попробовала еще несколько раз, но нет, он был неправильным. ‒ Вот сукин сын! Он сменил пароль! ‒ Кто? ‒ спросил я, забирая у нее пульт, чтобы попробовать самому. ‒ Алекс! Я заблокировала его в Инстаграм... Ох, блять! И вот оно. Все, что произошло далее, было такой суматохой, что я даже не могу вспомнить порядок событий. Наверное, так все и было. Сразу после того, как Эмма выкрикнула последнюю часть, Артур вбежал в гостиную в пластиковом фартуке с двумя тарелками в руках, чтобы спросить, что случилось, когда я увидел, что диван под Эммой становится мокрым. ‒ Иу! ‒ сказал я. ‒ У нас две ванные комнаты! ‒ Это не моча, ебаный идиот! ‒ она закричала на меня. ‒ У меня только что отошли воды! ‒ О Боже мой… ‒ прошипел Артур, прежде чем потерять сознание, разбив тарелки и упав на пол. Я думал, что это я упаду в обморок, когда услышу эти слова, но одного человека без сознания на полу и одного с приступом паники было достаточно для неотложки. Мы с Манон переглянулись и быстро принялись за работу. ‒ Что мне делать? ‒ спросил я дрожащим голосом, поглаживая Эмму по спине, когда она громко задыхалась. ‒ Просто… Просто попробуй дышать, Эм. ‒ Вызовите скорую! ‒ закричала Эмма. ‒ Никто не вызывает скорую для родов. Дай мне вызвать Uber... подожди... ‒ Скорее! ‒ бросила Эмма. Я не думаю, что ей было так уж больно. За нее говорил ее стресс. Диван стал еще влажнее, и у меня почему-то возникло ощущение, что это не ее воды. Я не был экспертом, когда дело касалось женской анатомии, но здесь было огромное количество разводов на диване. На этот раз я решил промолчать. Я не был тем, кто тут рожал, так что, возможно, я мог бы быть более терпимым. ‒ Не могу найти ни одного! ‒ Манон зашипела от злости. ‒ Черт побери, у Ника есть машина, я его уговорю! А через десять минут мы уже помогали Эмме забраться в старый «Фольксваген» Ника. Артур, бледный как привидение, тащил за собой энергетические напитки. Кто-то должен был вызвать для него скорую помощь. Манон даже спросила его, точно ли он хочет составить нам компанию, но он ответил, что не может такого пропустить. Эмма ни на секунду не отпускала его руку. Ну, они уже жили вместе в течение года, прежде чем я приехал, они были очень близки. Поездка в больницу состояла из многих вещей, но было весело. Конечно, это заставило меня поблагодарить любого бога за то, что он не дал мне влагалище, потому что с тем количеством секса, которое у меня было в последние месяцы, я определенно был бы следующим, кто так кричал бы. Всю дорогу Эмма стонала от боли прямо мне в ухо. Артур пил нездоровое количество энергетиков, которых хватило бы ему на два дня. Потом Ник что-то пробормотал себе под нос типа: «Успокойся, успокойся», но я был уверен что он говорит сам с собой. Единственным человеком, который, казалось, имел смутное представление о том, что происходит, была Манон ‒ она безостановочно держала Эмму за руку и шептала ей нежные глупости. В какой-то момент я обернулся с переднего сиденья и увидел, что Артур помогает Эмме выпить немного Редбулла. ‒ Артур, какого черта? ‒ крикнул я ему. ‒ Ну, ей нужна энергия, чтобы тужиться! ‒ Артур защищал свой выбор, агрессивно делая глоток сам. ‒ Я почти уверен, что вас обоих вырвет еще до того, как мы туда доберемся! ‒ огрызнулся я, яростно потирая лицо, когда Ник нажал на газ. Его машина была старше любого из нас, и не было бы ничего удивительного, если бы в ней родился еще и ребенок.***
Среда 01:35 После мучительного и стрессового периода времени Эмма наконец спокойно расслаблялась с маленьким новорожденным, лежащим рядом с ней в постели. Я не буду лгать, это не было красиво. Малыш, мальчик, был розовым и маленьким, с большими глазами. Эмма прижимала его к груди с таким видом, словно прошла через ад. Манон и Артур уже радостно кричали, по очереди прося Эмму подержать его. Она выглядела такой усталой, что эта мысль показалась ей весьма привлекательной. Она отдала его Манон, а мы с Артуром решили заполнить документы, пока они отдыхали в комнате. Не поймите меня неправильно, я действительно хотел подержать ребенка, но он был совсем крошечный ‒ я боялся уронить его. Артур, с другой стороны, был весьма раздражен тем, что не ему первому пришлось его подержать. Это было мелочно, но он был человеком, который больше всего взбудоражен рождением ребенка из всех нас. Артур был тем, кто заполнял документы, когда я получил сообщение с нового номера Элиотта, который спрашивал меня, где я и почему не отвечаю на свой телефон. Я был занят тем, что переписывался с ним, когда другой врач подошел ко мне и спросил что-то, что заканчивалось на: «…слушала. Вы уверены?», и я пренебрежительно ответил: ‒ Вопрос к Артуру. ‒ Артур? ‒ Да, Артур. Это Он, ‒ я указал на Артура, наклонив голову, но она не подошла к нему. Я думаю, что бы это ни было, все решилось само по себе. *Элиотт: Пришли мне твою фотографию с малышом *Вы: Мечтай Я улыбнулся, увидев сообщение, и инстинктивно последовал за Артуром в комнату Эммы, когда мы закончили. Теперь Эмма была более жизнерадостной, возможно, энергетические напитки Артура не были глупой идеей в конце концов. Она позволила Манон передать крошечного ребенка Артуру. ‒ Ты уже думала о каких-нибудь именах? ‒ спросил Ник, корча смешные рожицы ребенку, хотя глаза у того были закрыты. ‒ Ты настаивала на том, чтобы дать ему имя после рождения. ‒ Наверное. Есть предложения? ‒ спросила она. Увидев наши странные взгляды, она пожала плечами. ‒ Вы, ребята, как моя семья. Да ладно. ‒ Ну. Мне всегда нравился Генри, ‒ Манон пожала плечами и улыбнулась Нику. ‒ Я хотела оставить его для себя, но ты можешь взять его. ‒ Не-а, ‒ сказала Эмма. ‒ Может... ‒ Мисс Боржес? ‒ врач вошел внутрь, держа в руках планшет, и с улыбкой оглядел всех нас. ‒ Как Вы себя чувствуете? ‒ Как будто я только что вытолкнула ребенка, ‒ пошутила она, заставив меня слегка съежиться, но доктор только рассмеялся. Сделав запись, прежде чем указать на ребенка, он сказал: ‒ Пожалуйста, сообщите нам, как только маленький Артур уснет, чтобы мы могли провести несколько быстрых тестов на нем, убедиться, что он здоров и готов к выписке. ‒ Что? ‒ в один голос спросили Артур, Эмма и Манон. ‒ Что ж, я боюсь, это важно, ‒ он объяснил. ‒ Мы делаем их каждому ребенку... ‒ Нет-нет. Артур уже не ребенок. Он еще ведет себя по-детски, но уже не ребенок, ‒ сказала Эмма. ‒ Да, я Артур, ‒ представился Артур, слегка махнув рукой. ‒ Меня слегка тошнит, но в остальном я в порядке. Иглы не нужны. ‒ Нет, нет, нет. Ребенок! Мой стажер сказала, что она пришла в комнату, и вы сказали, что его зовут Артур, затем эти джентльмены в холле подтвердили это, поэтому мы добавили его в ваши документы и в компьютер. Ох, ебанный в рот. Я только что вспомнил, о чем спрашивала меня та молодая доктор. «Сэр, кажется, Ваша подружка сказала, что Вашего ребенка зовут Артур, но я не была уверена, что она слышала. Вы уверены?» Эмма бросила на меня сухой обвиняющий взгляд, и я одарил ее самой фальшивой дурацкой извиняющейся улыбкой, на какую только был способен. ‒ Ваш интерн спросила меня, знаю ли я парня, заполняющего мои формы, и я сказала, что его зовут Артур, а не то, что моего ребенка зовут Артур! ‒ Но Ваши друзья… ‒ он был в полном замешательстве. ‒ Извините, я на минутку, Хейли! ‒ он выскочил из комнаты. ‒ Ребята, мне так жаль! ‒ начал я, но, когда Ник и Манон расхохотались, Эмма присоединилась к ним. ‒ Может быть, все не так уж и плохо, ‒ она сморщила нос, взяла ребенка за подбородок и поцеловала в лоб. ‒ Оно ему идет. Я вздохнул с облегчением, а Артур ‒ нет. Он одарил нас всех неприятными взглядами, выкрикивая что-то и показывая мне палец. Все было тихо, пока через десять минут Эмма снова не заплакала, и мы все подумали, что, может быть, она сожалеет о своем решении или, может быть, ей было больно, но она просто покачала головой с подавленной болью, когда всхлипнула: «Я все еще не могу поверить, что Алекс изменил пароль от Netflix».***
Четверг 11:09 ‒ Ой-й-й, черт, прости меня! ‒ Салли поспешила сменить романтическую песню в колонках, ту самую, которую я попросил ее выключить несколько недель назад. Но на этот раз я хотел послушать ее. ‒ Нет, все в порядке, ‒ сказал я. ‒ Пусть играет. Она была ошеломлена, широко раскрыв глаза и глядя на меня, как на самого странного идиота на планете. Но она тоже такой была. Она работала в этом вампирском магазине, как и я. ‒ Ладно, парень, как ты скажешь. Baby, you're all that I want, When you're lyin' here in my arms, I'm findin' it hard to believe, We're in heaven/ Детка, ты все, чего я хочу, когда ты лежишь здесь, в моих объятиях, мне трудно поверить ‒ мы в раю.** На этот раз эта песня заставила меня улыбнуться. Я вытащил телефон, чтобы написать Элиотту. *Когда я увижу тебя снова:(? Прошло совсем немного времени, прежде чем он ответил. *Элиотт<3: Скоро