Безбожно и аристократично

      — Ты, надеюсь, понимаешь всю серьезность моей веры в тебя?       Тони щурится на него с великим скепсисом, взирает насквозь взглядом через желтые линзы очков и желает найти ту тайную жилку, что выдаст Джеймса за мгновение счета. Раскроет, как надломанную фисташку.       Баки не позволяет себе проявлять фамильярность и отрешенную независимость. Не при нем.       — Понимаю.       — Отлично, что понимаешь. Поэтому не вздумай мне давать поводов или даже намеков, чтобы на тебя вернуть этот милый, ничем непримечательный, как ты его называешь, шокер, Барнс.       Баки молчит. Нервно сглатывает слюну, стоя напротив Старка, не находя ничего достойного в ответ.

***

      Не очень дешевая и не очень сдержанная вечеринка уже давно началась. Все проходит в каком-то огромном здании на верхнем этаже с прекрасным видом на ночной город, с большим количеством гостей, алкоголя и скрытых журналистов. Большинство красивых людей здесь — известные бизнесмены или акулы в своем деле, которые знакомы с Тони лично из разных временных отрезков. Тут весь мир: Китай, Венгрия, Германия, Франция и Россия… гигантское множество гениальных людей со всех концов планеты; все искусно пахнут и прекрасно накрашены и вычурно одеты. Каждый хочет показать себя с хорошей стороны, чтобы замаскированные папарацци сделали фотографию с правильного ракурса и без второго подбородка, желательно.       И Питер среди всей этой кучки выделяется. Не видом, ни прической или своим хорошим костюмом-тройкой итальянского пошива: он без пары. Ему и по магазинам мучиться не пришлось, чтобы голову себе делать с нарядом или туфлями по вкусу. Все девушки прекрасно выглядят, с ядреными красными губами и глазами смоки. Черт, тут неимоверный передоз невероятной эстетики, шокирующей красоты и метросексуалов. Музыка здесь ненавязчивая, потолок — высокий и роскошный, все в стиле модерна и даже чуть-чуть веет киберпанком. Самую малость — картины да повсюду голограммы и у каждого часы с внутренним ИИ. Просто пиздец, какой прогресс.       Толпа бешеная, и Питер пришел на вечеринку позже всех по одной причине — нет, он не из любителей опаздывать и ловить на себе осуждающие взгляды: он не собирался ехать со всеми своими ребятами в одном роскошном лимузине, а просто заказал убер. Резонно оправдался, что у него небольшие проблемы в универе и немалое количество долгов под сессию. Без сомнений, Старк знает, что он не настолько и тупой, чтобы оставлять курсовые задания на лето. Не стал задавать лишние вопросы, на которые не хочет знать ответ. Если Паркер соврал, значит, так надо.       Протискивается через ряды великолепных и высокооплачиваемых людей к длинному фуршетному столу, пытаясь скрыть свой сильный напряг от количества разукрашенных морд и пытается осмыслить, каков был профит повару заморачиваться и делать глаза из сыра, которые даже никто не тронул. Другие деликатесы, которые на вид очень странные, тоже мало кому интересны и лежат в ряд на тарелках. Очевидно, шеф-повара натянули за жабры и ему это не надо было, — только для галочки в СМИ и хорошая рецензия на сайте. А люди вокруг здесь для лицемерия и пышности маскарада. Питер не спешит искать на этаже Мстителей, просто хочется украсть прохладное шампанское из-под кулера со льдом и свалить отсюда, распивая по дворам, как конкретный аутсайдер.       Ловя судачившие взгляды на себе, пока ворует зубной палочкой пару сырных глаз себе в рот, думает подарить Тони очень дорогую для его кармана именную с гравировкой письменную ручку. Он блять просто в душе не имеет представления, что на свой день рождения хочет денежный магнат и самый умный человек страны, если не всего земного шара. Он ведь может себе позволить вагон и маленькую тележку. Пусть хотя бы из вежливости примет подарок, формально искренне отблагодарит и уже будет приятно под завязку. Хотя бы не выделился и здесь из толпы. Хотя, наверное, ручек у него… лучше бы просто не пришел. Пережил бы стеб, нежели стыд.       Жуя сыр, как ни в чем не бывало, без приветствия и поцелуя в костяшки спрашивает каких-то мерзких девиц, не видели они здесь самого Тони Старка. Наверняка же эскортницы-сопроводницы, чтобы не подумали, что чувак по созданию садовых роботов — пидор. К таким заголовкам в электронных газетах не готов никто. Никто из них не узнала пацана в цветном спандексе и ехидно бросили, что школа в другом районе. Смешно шутишь, бимбо.       Тони ведь легко заметить в толпе: бесцеремонность, грубые и каверзные шуточки и вокруг обиженные лица. Пеппер же наверняка рядом, стоит начать с малого.       Но спустя пару метров от последней точки опроса, грациозно обходит позади пассию с длинными до задницы локонами, и видит вдали четкий образ человека, при виде которого сводит в адской судороге скулы и глаза сами себе не верят.       Джеймс Барнс. Питер сразу встал на месте и больше внешний шум и галдеж народа не воспринимается слухом: он весь такой ухоженный, элегантный джентльмен и чересчур очаровательный не только для девушек. Одет в строгие черные брюки с черными подтяжками поверх белой, слегка расхлябанной, рубашки с расслабленным галстуком и закатанные рукава. Его рука аккуратно и медленно переливается на свету зала фиолетовым, таким приятным для глаз, что становится ясно, почему Паркер завис и словил ошибку в мозгу. Как же много, наверное, у людей к нему вопросов, как же много самых разных вопросов… Но вид непреклонного солдата, ставшим его полноценным образом, выводит из себя все извилины. Столетний ветеран войны, который вжился в новый век, как в родной. Может, это все и рушит конституцию Питера в мясо, но, в общем и целом, это не мешает его ненавидеть.       Но хоть где-то Паркер должен оставаться объективен: его ненависть выглядит до чертиков сексуально. Срань Господня, ну нельзя это отрицать, что Барнс располагает к себе только мрачным видом, вечно нахмуренными бровями и холодом айсберга, вечными взглядами исподлобья на все происходящее, будто бросает вызов. На это ведутся все без разбора и Питер попадает под этот мощный шарм и флюиды, что он категорически пытается отрицать и смывать с себя. Он видит в Баки все самое худшее, что таится в гробах его прокаженной души, способный увидеть только он. Баки выглядит просто ахуенно, его улыбка просто ахуенная, и злой, ненавидящий взгляд и предвзятость — это то, что Питеру подходит больше всего.       И что смахивает на девиацию.       — Спину выпрями.       Питер оборачивается назад на знакомый голос, слегка пугается и вновь залюбовался: опрятный до ниточки Тони, как и всегда, впрочем, с квадратными очками на переносице и специально взъерошенной прическе. Очки, наверное, специально чтобы скрывать свой пренебрежительный взгляд на каждого. Белый шикарный костюм и еле уловимый аромат парфюма… рецепторы вышли из зоны доступа.       Но спину выпрямил.       — Ты меня искал, Питер?       — Ох, да… да-да, — приходит в себя от прихода блаженства, начиная постукивать себя по телу в поиске подарка. — Я тут уже кого только мог переспросил, где вы можете быть.       — Ты же всегда знаешь, где я обычно ошиваюсь.       От быстрого волнения Питер забыл, куда положил подарок и спустя секунды находит во внутреннем кармане костюма, показывая Тони роскошный черный хлопковый мешочек, где лежит не менее хороший деревянный футляр с ручкой. Господи Боже, лишь бы оценил. Он крутился как гребанные роллы калифорния, чтобы хоть что-то придумать и не наложить под себя.       Молча передает его Тони, скептически принимает вещь. Некоторые исключительно любопытные особы исподтишка смотрят на них, ждут реакцию гения. Журналисты в особенности.       — Это вам… ну, подарок, в общем, — Тони все еще молча принимает мешочек. — Я не мог себе придумать, чего такой занятой человек, как вы, хотите на свой праздник. С днем рождения, кстати.       Молча достает из мешочка темного дерева футляр, смотрит на точеную резьбу по дереву и выуживает из нее молча дорогую, стильную письменную ручку.       — Синяя?       — Конечно.       Осматривает ручку, кивает одобрительно и в удивлении складывает уголок губ.       — Это… необычно, интересно ты выкрутился, Питер, — постукивает по плечу Питера, и из-за очков он не может разглядеть по взгляду, лжет или нет. — Спасибо, теперь не придется вечно брать у левых ручку. Я польщен.       — Правда?       — Нет, не правда, — быстро меняет свое лицо он, поднимая очки на макушку. — Питер, ты мог и не дарить ничего. Мне просто достаточного того, что ты все же пришел, и не более.       Тони невесомо улыбается его легкой наивности. Мог бы и догадаться, что Старк от друзей ничего не требует.       — Я просто не хотел показаться… невежей.       — Ты пришел, ты уже сделал подарок своим приходом, — прячет футляр с ручкой за белоснежный костюм. — Я, по правде, хоть и нуждался в хорошей канцелярии, но больше не дари ничего. В прошлые же не дарил, а тут решился.       — Ну, спасибо. Просто хотел угодить.       — Расслабься. Ты угодил мне выше крыши еще очень давно.       Тони берет парня за плечи и ворует бокал шампанского у официантки, и, судя по резвости и энергичности, он от кого-то тактично свалил и избежал навязчивого диалога. Он по натуре бывает отвратительным и невыносимым, но с теми, с кем он работает тесно и дружит, как с братьями, не показывает свой обезображенный временем и происшествиями характер. Не особо хочется. Мстители — вторая семья.       После собственной, конечно же.       И тут Тони резко мычит в бокал, допивая его до дна, привлекая внимание Питера к своей персоне в желании завести диалог.       — Кстати, пока вспомнил. Что с Барнсом?       — А что с ним?       — Не прикидывайся дурачком. Ваши отношения. Вы наладили контакт на дежурствах?       Питер немного скукожился от подстрекательно-командующего тона.       — Сложный вопрос.       — Вполне себе легкий. Тебе сложный задать? Квантовая физика или молекулярная кухня?       — Я о том, что я не знаю, как классифицировать наши взаимоотношения, — от волнения он трет шею. — Мы не разговаривали во время патрулирования, по крайней мере, пытались все не доводить до… страшного. Он постоянно курил, а если и заводили разговоры, то по делу и старались держать нейтралитет. Выходило, но паршиво.       — Не удивлен, — бросает Тони. — Но благодарю, что рапорт на вас писать за херовое поведение не пришлось. Итак геморроя хватает.       — Поэтому и вели себя… ну, нормально?       — Заботитесь обо мне?       — Ну, возможно.       — Какое великодушие со стороны Барнса.       И Тони останавливает движение по залу в толпе, удерживая Паркера также за плечи крепче, и глядит вперед.       Питер смотрит туда же, — и понял, куда именно вел Старк их дорогу. Он лишь сокращал расстояние.       — Не горишь желанием поговорить с ним по-взрослому?       Глаза парня округлились.       — Шутите? Как я с ним могу поговорить по-хорошему?       — По-взрослому я предлагаю компромисс и включить вежливость, а не поцелуй в засос, — закатывает глаза Старк. — Очнись, дурачина. Ему за сотку, а находится в скандале с тобой. Где ты успел ему дорогу перейти? Кому из вас это доставляет удовольствие?       — Мне.       — Совсем идиот?       — Не понял?       Тони убирает с него свою руку, вздергивает бровью и хмыкает.       — Может, хватит с тебя? Ты младше него в восемь раз. Прояви хоть долю субординации или здравомыслия, ненависть ни к чему хорошему, Питер, не приводит. Ты можешь хотя бы объяснить, за что?       Питер закусил виновато губу и промолчал. Он даже не задумывался над этим вопросом и не задавал себе его. Действительно, а за что он его ненавидит? У него нет ясного, как солнце, ответа, который поставит на всем жирный крест и дело с концом. Опускает взгляд с Тони, не находит никакого ответа абсолютно, понимая, что зашел в тупик и Старк помог ему найти дополнительные лазейки из сложного положения. Он ведь реально ничего не сделал: ни пускал сплетни, ни делал подлостей и гадостей, не говорил у него за спиной ничего, что может встрепенуть ребят и заставить сомневаться в паучке и его возможностях.       Так и не найдя удовлетворительного ответа, Питер поник, а Тони понял все слишком отчетливо. Он мог бы применить к парню реверсивную психологию, но это не те случаи манипуляции, которые можно спокойно и бессовестно расчехлять.       — Я так и думал, — прерывает их вынужденное молчание он. — Я так и думал, Питер.       — Он мне пригрозил, чем для меня это обернется, если я подойду к нему, — говорит между делом он.       — Он тебе ничего не сделает.       — Откуда вам знать?       — Потому что я тебе угрожаю расправой похлеще, если ты не подойдешь к нему и не придешь к общему решению.       Смотрит на него недовольно, на поникшего и ушедшего в свои мысли почему и за что, и пихает его в народ, возвращая очки на переносицу. Питер немного ошалел от резких толчков и смог удержать равновесие, чтобы не вмазаться в привлекательного денди. Переводит неуверенный взгляд на Баки, который общается со Стивом. Настроение хорошее, довольное, и, если он покажется в его поле видимости — палка поистине научится стрелять.       План отступа не работает: взгляд Тони решительный и каменный, и, если вздумает здесь провалить задание… даже представлять не хочется, какие слова он начнет подбирать, чтобы загасить эго Питера в грязь.       Глотает тяжелый ком в горле, собирает дух в одну массу и пробирается через людей и музыку к Барнсу.       — Баки.       Как назло, словно музыка стала громче, разговоры живее, а сам Питер — непримечательный.       — Баки.       Слишком часто и много он назвал его имя за минуту. Забытая грань адекватности и сдержанности рассыпается, как карточный домик, и Питер забывает про все, что посоветовал ему Тони.       Например, про вежливость.       — Ты контуженный еще и на слух, блять?       И, безусловно, на это Баки разворачивается с таким жутким видом, что готов устраивать массовый геноцид. Сразу стало ясно, что он не понял, чей это голос, искаженный из-за музыки. Нрав сразу начинает закипать, бурлить и шипеть. Питер услышал духи с тонкими нотами пряного имбиря, кардамона и что-то еще. Может, шалфей.       А еще сочный сигаретный смрад.       — И тебе здравствуй, шкет. Плохо с пониманием предупреждений, английского, угроз?       Питер сразу выставляет руки в сдерживающем пыл жесте. Он ждал, что русская речь сможет привлечь его внимание. Но не таким же, блять, образом.       — Ладно, стой, прости, — остепенился Паркер. — Я поговорить пришел. По-взрослому.       — Думаю, ты только что упустил свой золотой момент из-за развязного языка.       — Прости, окей, ладно? Я извинился. Перед тобой извинился, — не замечает, как начинает тараторить. — Можно поговорить?       Стив одернул Баки и увидел стоящего напротив Питера, поприветствовал, пожал руку. Роджерсу хотелось бы остаться еще ненадолго, спросить пацана, как вечер и не натворил ли чего. Но нет, — он быстро ретируется в толпу, потому что его уводят привлекательные репортерши за руку с очевидными вопросами. Ждали момент, когда отвлечется. Как же глупо.       И Баки недоверчиво косится на Питера, переводя на него все свое внимание. Хотя грозился, чем это обернется, если даже дюжина внимания сможет отвлечься на него. Ждет, пока первый заговорит.       Потому что ему говорить нечего. Все давно уже сказано.       — Давай найдем… компромисс. Пожалуйста.       Выдавил из себя.       Джеймс все еще не верит в его искренность и желание наладить общение. Смотрит в эти мальчишеские глаза, как дрожит голос и придумывает речь на ходу. Может, в нем не все потеряно? Это ведь обычный парень, всплески гормонов и постоянные промытые мозги благодаря соцсетям. Начитался хуйни, перенял на себя, выплеснул в мир.       А потом что-то внутри говорит ему наклониться в сторону и замечает знакомый идеально поглаженный белый легкий костюм, знакомую прическу и слухом выделяет эту барскую речь. Повернулся к ним спиной и кажется ну вовсе не при чем. Вовсе не друг и не подстрекатель.       Если бы, конечно, Джеймс Тони и вовсе бы не знал.       Вновь выравнивается, и дальше разговаривать с ним не имеет никакого смысла. О чем тут речь, когда Питер не в силе самому придти к выводу?       Хмыкает наплевательски с высоты своего величия, складывает руки на груди и вновь фиолетовый ударяет Питеру в мозг.       — Окей, я сделаю амбициозный вид, что нашли, — как претензию, кидает Джеймс. — Теперь я свободен, босс?       Этот гордый тон речи, заносчивая манера речи наотмашь выбивает из Питера сдержанность и выдержку. Проще думать о примирении, когда Джеймс не стоит впритык, не отвечает на тебя, не дышит на тебя. Питер злится по геометрической прогрессии, и ему кажется, что Баки слишком громко думает. Сколько же в Барнсе тщеславия, да такого мыльного и непонятного, что не понимает отнюдь, откуда в тебе это?       Чтобы не выдать свое поведение, он с нетерпением гладит шею и делает пару глубоких выдохов. Абстрагируется от всего на долю.       — Баки… я просто хочу поговорить. Без унижений, скрытых смыслов, оскорблений.       — Так дерзай, я мешаю, что ли?       — Ты меня провоцируешь. Прошу, прекрати это делать. Я с миром пришел.       — Дерзай, Питер. Что я еще должен сказать, чтобы ты успокоился?       Джеймс язвительно улыбается, вновь не веря ни единому слову. Думает, может, не все и настолько и плохо и осложнено, чтобы не слушать его. Волнуется — вот и голос дрожит, а сзади стоящий Тони просто пустое совпадение. Но нахальный и наглый язык вывел из себя, и то, как подошел Питер к теме мира.       Поэтому… нет.       — Компромисс, говоришь? — загадочно шепчет, а потом резко притягивает парня к себе, ухватив титаном. — А что же мне делать, если я отказываюсь от такого заманчивого предложения?       Намертво зажал руку и не позволяет отстраниться. Парень тихо шипит, на лице гримаса недовольства и раздражения. Делает аккуратные рывки, чтобы никто не заподозрил неладное, — не отпускает.       Все же, ненавидеть Баки слаще, чем дружить с ним, — это блять факт. Но очень горький и принципиальный.       — Критикуешь — предлагай.       Они слишком злые, чтобы притворяться, что друг друга ненавидят.       Еще дергает рукой, — безуспешно. Поднимает взгляд на мрачного Баки из-под ресниц, смотрит прицельно в голубые радужки, в которых отражается как на глади вечеринка. Как он начинает хитро улыбаться, медленно растягивая губы, как злое зло. И чтобы удостовериться, что Питер уж стопроцентно все поймет и услышит, медленно притягивает его к себе, намертво зажав костюм на руке. Нельзя показать, что больно.       — На выходные мы все собираемся продолжить вечеринку, но уже без всякого такого торжества и на природе, так сказать, самый близкий круг. Называй это, как хочешь, — все еще шепотом и невозмутимым видом, говорит Барнс. — Тогда и поговорим по-взрослому, как ты хочешь, мой дорогой.       Питер оглядывается: никто ничего не видит, никто ничего не понял.       Еще раз дергается от Баки в сторону, и это уже начинает немного бесить.       — Почему не сейчас, блять?       — Потому что я не хочу. Как тебе такое?       Барнс забывается. Как забываются гурманы, когда вкусили наилучшие устрицы на Земле.       И резко отпускает Питера, пихает от себя, не рассчитав должным образом силу механической руки. Он не смог удержать равновесие и Питер падает на задницу, успев выставить позади себя локти, чтобы любезно не встретиться головой с плиткой.       И Тони увидел это. И понял, что не только у Паркера проблемы с восприятием.       Люди обернулись на них, чего так боялся Питер. Барнс залился красным цветом внутри, а снаружи — ни капли эмоции, только скалит зубы и взглядом говорит, что ты допизделся.       И Тони делает вывод, что с него все еще рано снимать контролирующий маячок.       Ситуация полностью вышла из-под контроля.       — Я тебя предупреждал, пацан.       — Ты ужасен… Ты просто ужасен, Баки. Ты меня, блять, бесишь.       — Я знаю, мой хороший.       Тони говорит что-то народу экстравагантное, чтобы переманить все внимание на себя и забирает Барнса из зала, ухватив за неживую руку рукавом Марка.       Потому что он никому не верит.       — Я тебя предупреждал, Барнс.       — Я его тоже, Тони.