Безбожно и аристократично

      Он в осадке. В виде пепла на дне виски: в мерзком, скверном, отвратительном. И даже среди этих качеств находится стыд, и именно стыд выплывает вверх, как утопленник.       Конечно, само собой — куда же без этого? — все Мстители вернулись с миссии, все покрытые пылью, грязью снаружи, когда внутри их сердце обливается кровью, ужасом и страхом. Они все мечтали о горячей ванне, глубоком массаже, освежающем мохито и, как минимум, годовом оплачиваемом отпуске. По возвращению в свой дом, Тони подметил и увидел, что Баки выглядит чересчур подозрительно спокойным, стабильным. Словно у Христа за пазухой.       Роджерс ему как-то сказал, что Баки уже не тот, которым он его помнит и из-за этих слов Старк будет каждый раз перестраховываться, хочет того Барнс или нет. В некоторых моментах он не решает ничего, потому что знает, что его психика потеряла устойчивый фундамент и разрушится под самым слабым дуновением ветра. Поэтому в некоторых моментах он просто смиренно молчит, послушно кивая головой, как гуля.       Все сразу разъехались по домам, и Паркер, не появляясь в башне две недели к ряду, отсиживается у Мэй и не может найти в углах своего разума достойное оправдание развал-схождению.       Этому нет правильного объяснения. Это нельзя утрамбовать в голове. Это финиш — с настоящим, неистовым экстазом и стремлением животного удовлетворять свое либидо, свои больные пристрастия и аддикции в душе. Представлять, как Джеймс хватает его шею рукой, намертво перекрывает кислород и смеется от выражения лица, издевается, называет грязными словечками. Разделяет молчаливый интерес, смотря на парня пронзительным взглядом, считывая все эмоции и всю мимику слишком уж идеально.       Питер зашел за грани возможного, зашел за порог и, кажется, осознал это слишком уж запоздало.       Две недели он жил с этими мыслями, томил их как соленья, воспитывал и кормил догадками, помыслами, предубеждениями и возможным походом к психологу; пытался по полочкам разложить и внушить себе, что это видел только ты, это твое дело и никто не в праве судить. Так бывает. Ну, случается же подобное фиаско. Это обычный фальстарт, стоит начать заново. С чистого листа.       И после данного себе правила держать член в трусах, он его нарушал. Выходил за пределы так часто, насколько позволяет окситоцин и наличие горячей воды. Правила ведь и созданы, чтобы их нарушать, да?       Он почти навязал себе эту слабую точку перевеса. Все хорошо, Питер, все нормально, что в этом такого, что через ночь ловишь влажные сны с Джеймсом? Самое обычное дело.       А по утру, Питер замечает возбужденного утреннего друга, и спрашивает с измученностью: дружище, ты правда уверен, что я должен опять это делать? Я ведь вчерашний день продержался. Мне стоит завязать тебя ублажать. Ох, так ты уверен? Ладно, это в последний раз.       Он даже допустил самой коварной, самой дерзкой догадке проползти в подкорку его юного мозга и прыснуть, что, возможно, Паркер, ты отчаянно влюбился в экс-убийцу. Но вынес ее из мозга, как мусор.       Почти у него получилось себя перевоспитать и надеть пояс верности, как внезапно его вызвал в штаб Старк на счет официального трудоустройства в качестве стажера, чтобы слился с остальными работниками, после выпуска из университета.       Когда он доплелся до штаба, а там и до его кабинета, он не задумывался, что в кабинете будет еще и Барнс, сидящий в кожаном кресле читая какие-то бумаги с важным видом, закинув ногу на ногу и игнорируя присутствие Паркера. А Питер же, со своей стороны, не мог не смотреть на него и вспоминать все извращения, все фантазии в душевой и под одеялом. От напряжения у него заболел затылок и сжало горло. Баки бросает краткий взгляд на Питера, а тот сразу же отводит свой. Какая жалость.       Баки читает документы решения суда. Что ему можно, что ему нельзя, а что ему запрещено до конца дней даже с учетом того, что телом он никак не управлял в тот промежуток жизни.       Чего, собственно, Старк и страшится — что Солдат очухается на задании и все пойдет по самой кривой дорожке.       Тони видел отрешенность Питера от своих слов и полную незаинтересованность в своем будущем, но не мог подать вид, что и сам тоже. Пытается рассмотреть, что случилось с пацаном за две недели: повзрослел, потерял девственность, попробовал наркотики или попробовал ограбить ювелирку? Ох, если бы все было настолько просто.       Он просто дрочил на мужчину, которого всеми нитями души ненавидит и теперь не сводит с него взор, тяжело вздыхает и мнет ладони. Тони взрослый человек, ему вовсе неинтересны эти подростковые всплески и движухи, он просто хочет помочь ему с будущим и сохранением личности. Лезть в личное дело, перебирать чужие трусы и выуживать ответы на вопросы — это последнее, чем он хочет нагружать свою память.       Старк с огромными подозрениями и взглядами исподтишка отдал бумаги с требованиями для будущих сотрудников заранее, чтобы парень изучил и подготовился к концу лета, и Питер вышел из кабинета. Он ни черта не запомнил, что ему говорил Тони, но ясно одно — он хочет, чтобы он работал и продолжал деятельность компании, как доверенное лицо, когда его не станет.       Выйдя из кабинета, где изначально их было трое, Тони приступил разбирать полеты с Баки.       Питер сел в коридоре в кресло и читал скрепленные бумаги, пытался сконцентрироваться на черный по белому текст, вновь выбивая из головы мужественный образ Джеймса и его хитрые взгляды. Пытается прочитать, что ему надо сделать за три месяца, чтобы официально устроиться на работу, вместо года, как у обычных смертных. Неофициально уже проработал за всю нацию, но зарплату не платят. Хотя ему можно поставить как герой народа, различные медали и льготы с наградами… но это все не то, что греет ему душу. Питер не из заносчивых героев. Хочет жить с соседями, слушать лай собаки за стенкой и ненавидеть газовую плиту. Жизнь с Мэй научила радоваться мелочам, в отличии от жизни в Башне, как в золотой клетке. Паркер давно уже сделал свой выбор.       Еле вычитав лист и понимая, сколько ненужной и прихотливой блевоты требует от людей Тони — что вполне логично, — встает с места, переводит дух и хочет уйти домой. Здесь ему не удастся почитать документы нормально — его голова уже устраивает атаку на саму себя, вынуждая Паркера сходить с катушек, потому что в штанах не по его воли с каждой минутой все душнее и душнее.       Надо свалить в прострацию, кусать локти и вновь задавать массу вопросов, почему ты ненавидишь то, что тебе нравится?       В стараниях переспорить свое говорливое эго на счет гедонизма и дрочке в туалете, он в нервозности закрывает лицо документами, которые уже ненавидит, и из кабинета Тони резко выходит Барнс. Питер сильно и больно врезается в него, ругается себе под нос и шипит от контузии. Его отматывает навзничь, но Барнс успевает среагировать и хватает его за руку, не позволяя встретиться с полом.       Инстинктивно как можно крепче металлические теплые пальцы, а мозг и здравомыслие подумали, что очень прикольно подбросить собственные стоны в душевой, как он закрывал себе нос и рот, чтобы кульминация оставила от него ни копейки. И что человек, о котором он воображал все извращения, которые нельзя рассказать даже друзьям, стоит перед ним чертовски близко.       Питер сильнее сжимает свои пальцы в руке Баки, который тянет его на себя, слегка переборщив с силой и парень встречается с его грудью.       — Кажется, я все еще не растерял свою реакцию.       — Прости. — единственное, что выдавил, и то похоже на хныканье.       — Смотри куда идешь, бестолочь.       Вновь этот уничтожающий взгляд, залезающий под кости.       Вновь этот бесцветный голос и как губы расползаются в полуулыбке.       И Питер понял, что же он смешивал с презрением и ненавистью, — паскудную обусловленность.       Лоб от удара отдает болью, грудная клетка сжимается изнутри, словно ребра прорезают диафрагму.       Баки отпускает его руку, и тот сжимает нужные ему документы в кулак. Бумага мнется с мягким треском, и Баки косится на него, думая, ну не дурачок ли?       — Ты мнешь документы.       Хочется забыть все это, как самый настоящий страшный сон, от которого просыпаешься в холодном поту.       Питер идет ва-банк:       — Мы можем поговорить?       Джеймс хмыкает.       — Ты всегда хочешь начать разговор, когда у меня нет времени?       — А ты всегда любишь уходить от вопросов, отвечая вопросом?       Думает, что двухнедельный отдых надо оправдать и становится насрать, что Баки может заметить его казус в черных шортах и высмеять, как клоуна, — он делает резкое движение, хочет схватить за рубашку и сжать ткань, чтобы та трещала. Заставить свое тело в агонии скулить, мычать и отрекаться от морали. Как в доме Старка он прижимался вплотную, дразнил его до безумия, старательно разрушал его по шву. И у Барнса это получилось — заставить Паркера его хотеть, желать, мечтать о большем, топить похотливых демонов в гуще фантазий.       В голове непроглядный туман, Паркер забывает обо всем. Почти касается к рубашке и Баки успевает среагировать, перехватывая его тонкие запястья, немного ошалев от таких манипуляций. Взгляд парня умоляющий, и он понимает, что его резкий и жесткий хват только сильнее подогревают возбуждение до слепоты и апатии.       На этот раз, Питер показывает свое истинное лицо, убирая лицемерие. Ведь это худшая стратегия, чтобы заполучить оружие врага, зайдя в его лачугу. Питер запомнил эти прикосновения. Он судорожно выдохнул, и Баки услышал этот стон. Потому что он давно знает, что Паркер хочет с ним потрахаться.       — А мне показалось, что мы уже подружились.       — Так и есть, — отвечает Паркер. — Просто я устал, что ты постоянно от меня убегаешь!       — О. Оуу, — усмехается Барнс. — Извини меня, дорогуша, что я просто не хочу с тобой разговаривать из-за плохих манер.       — В отличии от тебя, я хотя бы пытаюсь с тобой наладить отношения.       — Это да, но твои методы… с изюминкой.       Баки научился считать секунду за секунду, как программируемый таймер. Стрелковые и снайперские привычки — они такие.       Но сейчас не та война. Сейчас не те суровые времена. Перед ним не враг по ту сторону окопа, жаждущий твоей крови, — это напарник, твой сообщник, с которым просто-напросто не удается найти общий язык слишком много времени. Уже давно не время черно-белого кино и ламповых компьютеров, где тебя встречали с полным букетов цветов и уважения, даже если у тебя в руках автомат Калашникова. Нет, никак нет… это просто лицемерный Паркер, у которого язык без костей и развитый комплекс героя. Настоящая ходячая проблема, и Питер, как ни странно, знает это лучше всех.       Но Питер не угроза геноцида. Он не прострелит Баки голову при первом хочу, он просто хочет поговорить. Диалог построить, выяснить корень проблемы и устранить навсегда. Хоть Баки и видит, что он старается спрятать свою сущность, решает, что хватит все время откладывать примирения. Если не сейчас, то он его будет преследовать постоянно, пока Барнс серьезно не разозлится и не проклянет все, что любит Паркер.       Питер просто парень, который хочет помириться.       Барнс с болью одергивает руку Питера, и тот трет ее, пытаясь снять боль и раздражение.       — У меня сейчас будет тренировка со Стивом. И, знаешь, он не любит, когда график нарушается опозданиями, а мне еще ехать в башню Мстителей. Я не могу прямо сейчас, как ты хочешь, поговорить по-нормальному. Давай в следующий раз?       Питер в удивлении изогнул бровь.       — Разве у вас равные спарринги?       — В смысле?       — Ну… твоя рука?       Баки рассмеялся.       — Ты-то? Ты хоть в спаррингах разбираешься?       — Мог бы и лучше, но я не спаррингуюсь.       — А ты как-нибудь предложи спарринг Стиву и поймешь, что он ничем не хуже даже с двумя живыми. Правда, не гарантирую, что тебе понравятся его методы. Или же мои. Все, мне нужно идти.       Баки разворачивается со своими документами в руке, смахивая волосы с лица с жутким желанием ретироваться как можно скорее от душного Паркера со своими расспросами и двойными стандартами.       Но каково было его удивление, когда Питер не дал ему уйти, перехватив живое запястье.       А каково было немалое удивление Питера, что ему хватило смелости сделать это.       Джеймс непонимающе разворачивается, смотрит на руку и задумывается, прежде чем ответить. Он чувствует его ускоренный пульс, немного смятения и баллон дискомфорта.       — Это лишнее, пацан.       — У тебя завтра будет тренировка?       — Будет.       — Во сколько по времени?       — Какая тебе блять разница? — гневно отвечает Джеймс.       — Подозреваю, с этого момента тебя стоит сдать репетитору по английскому языку, Барнс.       Парни оборачиваются на голос и замечаются Тони с темными очками на переносице, придающие ему деловой вид. Спасибо за находчивость и разряд обстановки.       Питер как по приказу вытянулся, как струнка. Баки же нуль внимания и даже бровью не ведет. Но все еще держит Питера около себя, не отпуская ни на сантиметр от. Будто соскучился по этим недомолвкам, страстным играм и нездоровой вспыльчивости Паркера которую Баки научился гасить.       — Думаю, в этом нет необходимости, Старк.       — Глубоко сомневаюсь в твоем героизме, — безразлично плюет гений, что-то после пару раз нажав на своих часах. — Я вас, вроде бы, как минут пять назад отпустил восвояси. Это, по-вашему, имеет другой смысл?       Барнс гневно хмурится на Старка, тот замечает это и в ответ вздергивает бровями. Разводит насмешливо руками, как бы говоря, мол, лицо попроще.       И Тони замечает, как вовсе не со злобой и силой Баки держит Паркера за руку, и как малой вовсе не сопротивляется, не язвит, не кричит и не кидается по углам, что ему надо помыть руки с душистым мылом. Все его неважные догадки оказались сущей правдой.       — Если я помешал вашему французскому поцелую, то прошу простить, — смеется саркастично Старк.       Баки переглянулся, понял подкол, и отпустил Питера, и у того органы чертыхнулись. Это можно было почувствовать физически.       — Тебе кто-то уже говорил, что у тебя ужасное чувство юмора?       — Если хорошо подумать, то это лучший комплимент в мой адрес. Ты меня сейчас похвалил?       — Нет, пристыдил.       — Не почувствовал.       Смотрит на Питера, задает немой вопрос, который Барнс прочитал и не охота отвечать. Время уходить по-английски, но что-то давит на него, невидимое и весомое, как куча камней.       Азарт можно прочитать на лице парня. А еще дикую фрустрацию от накопившегося возбуждения, желания пойти домой и не стоять прямо тут и биться в страхе, что его раскроют, как орешек. Питер попрощался со своим чердаком, адекватностью и сдержанностью. Той сдержанности давно уже нет. Оставил на лавочке, приказал подождать и не вернулся.       И Баки знает и без вопросов, что Питер ненавидит его из любви. Ненавидит его за то, что к нему тянет, что Барнсу не надо красноречивости, чтобы доказать, что он все и без притворства понимает.       И теперь проигрывает он.       — В три дня завтра. Спортивный зал.       Чувствует дыхание Баки на себе, как ласково гуляет в прядях челки. Он судорожно кивает и ему, и Старку, чувствуя только сейчас разорванные бумаги ногтями. Круто.       — До встречи.       — Надеюсь, что нет.       — Вы оба про учтивость вообще не знаете, да?