***
Несколько дней назад. Хотя день уже давно вступил в свои права, Тха Хван только что проснулся и сладко потянулся в кровати, улыбаясь. Он давно не мог припомнить, чтобы у него было такое хорошее настроение, обычно его возвращение из страны грёз было мрачным и неохотным, сейчас же, на удивление, он был бодр и полон сил начать новый день, который, мужчина почему-то был в этом совершенно уверен, принесёт ему нечто замечательное. — Колта! — громко позвал он. И, когда тот с поклоном появился в спальне, император сосредоточил на нём свой взгляд и сразу понял, что его старший евнух определённо собирается сообщить ему что-то неприятное, у него прямо лицо было перекошено от волнения, что совершенно не понравилось Тха Хвану, в планы которого абсолютно не входило выслушивать дурные новости. — Заткнись, — приказал император, хотя Колта ещё даже рта раскрыть не успел, — не желаю ничего слышать, понял? — Но Ваше Величество… — всё же попытался начать слуга. — Молчи, я сказал, — мужчина швырнул в него подушкой для усиления эффекта своих слов, — до окончания завтрака — чтобы был нем как рыба! Тха Хван молча наслаждался всеми положенными процедурами утреннего туалета, не оставляя Колте ни единого шанса завершить его быстрее, потом придирчиво выбирал облачение, и в процессе одевания трижды переменил своё решение, от чего евнух, не подавая вида, уже медленно закипал, и, наконец, неторопливо приступил к завтраку. Император откровенно посмеивался, видя, как Колту просто распирает от нетерпения, но ослушаться приказа он не смел, поэтому просто стоял, опустив глаза, ожидая разрешения говорить. Когда же Тха Хван полностью насладился своей властью хотя бы над собственным слугой, он милостиво произнёс: — Ну ладно, выкладывай, что там у тебя? — Ваше Величество! — поспешно выпалил Колта, опасаясь, что ему снова прикажут молчать, — ещё ночью прибыл гонец со срочным письмом… — Молодец, что не стал будить! — перебив, похвалил император, помня, как прекрасно выспался. — Так от кого послание, говоришь? — От Её Высочества Юн Ми, — наконец удалось закончить евнуху. — От сестры? — недоумённо протянул Тха Хван, по расчётам которого примерно сегодня девушка должна была встретиться с будущим супругом, причину, по которой она могла ему писать, мужчина просто не мог себе представить. — Чего застыл? Зови этого, кто там с письмом! Спустя несколько мгновений, не обращая никакого внимания на коленопреклонённого солдата, император, не веря своим глазам, прочёл: «Брат, когда вы получите это письмо, меня уже не будет в живых. Боюсь, вы даже не представляете, что уничтожили мою жизнь в одно мгновение, но я люблю вас и прощаю. Я выбираю смерть совершенно сознательно и добровольно, прошу вас не винить в этом моих сопровождающих — наставника и генерала Тан Киши, им о моих намерениях ничего не известно. Прощайте, Ваша любящая Юн Ми». Тха Хван прочёл письмо один раз, затем, решив, что, видимо, он каким-то невообразимым образом пьян с самого утра, пробежался по иероглифам второй раз, но смысл послания совершенно не изменился. Наконец, после третьего прочтения на него разом обрушился весь ужас этой предсмертной записки, что держали его дрожащие руки. — Болван! — проорал он Колте, стараясь сдержать уже выступившие на глазах слёзы. — Какого дьявола ты меня не разбудил? Затем подскочил к солдату и рявкнул: — Когда она это написала? Где? — Четыре дня назад, Ваше Величество, — не смея поднять глаза, проговорил тот, — примерно на середине пути до Дайвьет… Последние слова император уже не слышал, с воплем: — Коня! Он вылетел из своих покоев и бегом бросился к дворцовой конюшне, где вскочил на спину первой же подвернувшейся ему под руку осёдланной лошади. В этот момент Колта, задыхаясь от погони, совершенно непочтительно схватил его за ногу и проговорил: — Ваше Величество, что с вами? Успокойтесь! — Пошёл к чёрту! — император лягнулся, чуть не попав евнуху в лицо, и, пришпорив коня, поскакал к выходу из дворца. — Седлайте лошадей! Живо за Его Величеством! — скомандовал Колта остальным членам свиты и, обратившись к самому младшему евнуху, быстро произнёс: — А ты найди капитана гвардии, пусть посылает вдогонку пару отрядов солдат. Тха Хван, продолжая подстёгивать лошадь, совершенно не думал о том, что он только что сделал, в его голове билась только одна мысль: «Только не умирай, молю тебя, Будда, пусть она не умрёт! Я уже спешу к тебе, сестрёнка, держись!» Слёз, градом катящихся из его глаз, мужчина не замечал, сосредоточив всё внимание на дороге, и почему-то он постоянно возвращался к страшному вопросу, что, если она действительно умерла, то что сталось с её телом. Мысль о том, что он не сможет в последний раз обнять пусть даже мёртвую сестру, пронзала его сердце словно кинжалом, заставляя мужчину продолжать эту бешеную скачку. Свита с двумя отрядами солдат нагнала императора только через несколько часов.***
Тал Тал дремал, привалившись к туго натянутой ткани шатра принцессы, верный данному себе обещанию защитить её не только от самой себя, но и от омерзительных домогательств Тан Киши, с чем, как мужчина уже понял, мог справиться только он лично, солдаты здесь были ему не помощники. Генерал наотрез отказался покидать палатку девушки даже на ночь, сочтя, что лучше пренебречь приличиями, чем поставить под угрозу её безопасность. Сон Тал Тала был поверхностным, он открывал глаза на любой звук или даже еле заметное движение принцессы, поэтому не ожидал выспаться, но ему было не привыкать, яростного сражения в ближайшем будущем он не предвидел, а для повседневной рутины недосып не помеха. Внезапно до него донёсся шум от топота копыт, который стремительно нарастал, и мужчина моментально открыл глаза и поднялся, бросив внимательный взгляд на принцессу — девушка мирно спала, её тёмные волосы разметались по подушке, ещё более усиливая контраст с бледным лицом, которое сейчас казалось почти бескровным. С трудом заставив себя отвести взгляд, генерал вышел из шатра и вгляделся в темноту. По звуку было понятно, что к ним приближается большой отряд, и Тал Тал уже готов был поднять тревогу, но вдруг всадник, скакавший впереди остальных, показался ему знакомым, и действительно, через несколько минут он убедился, что перед ним император собственной персоной. Тха Хван неловко спешился, его ощутимо шатало от долгой дороги, недостатка отдыха и ужасной слабости, которая преследовала его с той ночи, проведённой под открытым небом, когда он ужасно продрог, но все попытки Колты сообщить императору, что у него сильный жар, мужчина пресекал коротким «Заткнись!» и упорно продолжал скакать вперёд, думая только о том, увидит ли ещё свою сестрёнку. Заметив приближающегося Тал Тала, Тха Хван, едва не падая, бросился к нему. — Где она? — Ваше Величество, — поклонился генерал. — К чёрту титулы! — заорал тот. — Немедленно говори, она жива? — Да, — кивнул Тал Тал, недоумевая, откуда здесь вообще взялся император и как ему стало известно, что жизни принцессы вообще что-то угрожало. — Веди, — приказал Тха Хван и, покачиваясь, побрёл за генералом. Когда он вошёл в шатёр принцессы и увидел спящую сестру, его просто захлестнули противоречивые чувства — он был до безумия счастлив, что с ней всё в порядке, и одновременно ужасно зол, ведь ту муку, что он пережил за последние дни, император бы и врагу не пожелал. Он бросился к кровати и стал трясти принцессу за плечи, выкрикивая: — Ты, значит, спокойно спишь, да? Я с ума схожу, а ты дрыхнешь? Юн Ми от этих действий, разумеется, проснулась и сонными глазами уставилась на него: — Брат? — не веря произнесла она, садясь в кровати. — Как вы здесь оказались? Тха Хван, не скрывая слёз радости, порывисто заключил её в объятья. — Я получил твоё письмо и бросился сюда со всех ног, — прерывающимся голосом объяснил он, всё ещё не веря, что обнимает её, такую родную, живую и тёплую. При этих словах Тал Тал, бывший молчаливым свидетелем этой сцены, наконец понял, что привело сюда императора, и блаженное тепло растекалось в его груди, сейчас он окончательно поверил принцессе, что не тот поцелуй был причиной её страшного поступка, ведь никакой возможности отправить письмо у неё той ночью не было, если бы она попыталась сделать что-то подобное — Чо Дан бы обязательно доложил ему, значит, записка была написана ранее, днём, и, следовательно, генерал тут вообще был ни при чём. — Объясни, что произошло? — потребовал император, наконец отстраняясь от сестры. Та потупилась и молча показала ему перевязанную руку. Глаза Тха Хвана в ужасе расширились, узрев явное доказательство серьёзности произошедшего и представив боль, которую ей пришлось пережить и всю ту глубину отчаяния, что толкнуло её на этот шаг. «Я сам во всём виноват, — покаянно думал император, — что мне так дался этот брак? Да чёрт бы с ним, с этим Чан Хиен Тонгом, провались он пропадом, никуда её больше не отпущу!» — Наставник спас меня, — тихо сказала девушка, всё ещё не поднимая глаз. Тха Хван только при этих словах, казалось, осознал, что они в палатке не одни, и перевёл взгляд на Тал Тала, застывшего у входа, внезапно император сорвался с места и стиснул в объятьях генерала, который просто обомлел от такого проявления чувств государя и совершенно растерялся, не зная, как на них реагировать. — Спасибо тебе, — прочувственно произнёс Тха Хван, — говори, чего хочешь, я согласен. — Рад служить Вашему Величеству, — ответил Тал Тал, сейчас мечтающий только выбраться из рук императора, но в качестве просьбы озвучивать это было бы, конечно, глупо. — Хочешь, можешь снова давать Её Высочеству уроки, — ляпнул Тха Хван, — я возражать не буду. — Брат, — вмешалась принцесса, — не стоит, наставник очень занят в Ляояне… — Я согласен, — неожиданно для самого себя произнёс генерал, — благодарю, Ваше Величество. Юн Ми просто не поверила своим ушам — она искренне полагала, что Тал Тал желает как можно скорее убраться из её жизни, и его внезапное решение ввергло девушку в ступор. Наконец, император опустил руки и, прикрыв глаза, сказал: — Как же я устал! Мне надо прилечь. — Можете занять мой шатёр, если пожелаете, — предложил генерал, — я останусь здесь, не волнуйтесь, Ваше Величество. — И правильно, — Тха Хван совершенно верно понял смысл сказанного Тал Талом, — глаз с неё не спускай, а то… Решив, что в дополнительном предупреждении тут никто не нуждается, император замолчал и покинул шатёр принцессы.***
Тха Хван всё-таки расхворался и несколько дней провёл в полубреду в палатке, ранее принадлежавшей Тал Талу, принцесса почти не отходила от брата, преданно за ним ухаживая. Сейчас же было уже понятно, что император идёт на поправку, и через пару дней было запланировано отправиться в обратный путь в Дайду, поэтому Юн Ми решила воспользоваться возможностью прогуляться. — Ваше Высочество, куда вы собрались? — спросил Тал Тал, поняв, что девушка направляется за пределы лагеря. — Хочу пройтись, — неохотно сказала принцесса, которую безумно раздражало, что все эти дни генерал буквально был её тенью, где бы она ни была, и что бы ни делала, он неизменно следовал за ней в трёх шагах. Несколько раз Юн Ми пыталась донести, что его внимание чрезмерно и в нём совсем нет необходимости, но получала в ответ только пустой взгляд, потому что генерал совершенно не собирался ей объяснять смысл предложения Тан Киши, которому он был свидетелем. Тал Тал прекрасно понимал, что, если дошло до открытого шантажа, этот мерзавец был просто опасен для девушки в нынешних обстоятельствах, и твёрдо решил до возвращения во дворец постоянно держать её в поле своего зрения. — Покидать лагерь неразумно, — несмотря на то, что сформулировано это было достаточно нейтрально, подтекст его слов был бы понятен даже ребёнку. — Вот и не покидайте, — бросила на ходу принцесса, — ваша компания мне совсем необязательна. На мгновение генерал прикинул свои шансы остановить её силой, но в представившейся ему сцене он явно проигрывал, если девушка решит закусить удила, в чём мужчина лично не сомневался, поэтому Тал Тал благоразумно решил до открытого противостояния дела не доводить и просто последовал за Юн Ми, надеясь, что эта блажь не затянется.***
— Удивительно, правда? — негромко спросила принцесса, аккуратно расположившись на стволе поваленного дерева, лежавшего прямо в центре небольшой лесной поляны. — Что именно, Ваше Высочество? — уточнил Тал Тал. — Ну, это так странно, — Юн Ми пыталась сформулировать свои чувства, — просто идти по лесу, гулять почти в одиночестве, когда за каждым твоим движением не следят сотни глаз, это очень похоже на то, как я мечтала о том, чтобы значит быть свободной. — Свободной? — мужчина взглянул на неё с интересом. — А зачем вам эта свобода? — Как зачем? — девушка недоумённо взглянула на него, — чтобы управлять своей жизнью, принимать свои, а не навязанные решения, делать то, что хочу именно я сама, это же очевидно, наставник. — Вы, Ваше Высочество, сколько я вас помню, и так всегда делаете то, что вы хотите, — с лёгкой усмешкой произнёс Тал Тал. — Один Будда знает, как у вас это получается. — Не всегда, к сожалению, — проговорила девушка, и между ними повисло молчание. — Ваше Высочество, — наконец генерал решился задать вопрос, мучавший его уже несколько дней. — Позвольте мне кое-что узнать, только будьте честны с ответом. — Смотря о чём, — уклончиво сказала Юн Ми, — но вы не находите, наставник, что это несколько нечестно — требовать от меня откровенности, ничего не предлагая взамен? — А чего вы хотите? — мгновенно насторожился мужчина, мысленно перебирая её возможные просьбы, ради которых он был готов оставить своё любопытство при себе. — Ну, если вы хотите, чтобы я ответила на ваш вопрос, — произнесла принцесса, — будет справедливо, если вы ответите на мой. — Хорошо, — согласился Тал Тал, в конце концов, ответить на вопрос ему ничего не стоило, и, немного помедлив, спросил: — Ваше Высочество, вы действительно хотели умереть? — Не знаю, — задумчиво сказала девушка, — если умереть — в смысле перестать жить, то нет. А если умереть, чтобы избежать этого брака — тогда да. И, заметив в его взгляде непонимание, продолжила: — Я люблю жизнь в целом, и покидать её раньше срока бы не хотела, но именно ту жизнь, которая у меня была. Но, поскольку я была принуждена к этому браку, я предпочла смерть. — Но почему вам так был ненавистен этот брак? Потому что вы должны были выйти замуж за незнакомца? — генерал был намерен выяснить всё до конца, пусть он и не признавался себе, но его сильно задело, когда принцесса заявила ему, что он неверно понял мотивы её поступка. Конечно, он был счастлив узнать, что не он был причиной, в сердце снова вернулся покой, и то ужасное чувство вины прекратило его терзать, но недопонимания мужчина не любил, к тому же Тал Тала несколько уязвляло, что та малышка, мысли и чувства которой он раньше без особого труда считывал, превратившись в юную женщину, вдруг оказалась для него непостижимой загадкой. — Да нет, причём тут это, — слегка разочаровано произнесла Юн Ми, поражаясь, что наставник так долго не может ухватить суть, — просто представьте, что ваш дядя велел вам жениться, к примеру, на мне — на девушке, которую вы не любите, но этот брак выгоден вашему клану, вы бы что сделали? Тал Тал, не ожидавший, что разговор неожиданно перейдёт на личности, внутренне напрягся, что не ускользнуло от внимания его собеседницы. — Да не дрожите вы, наставник, — с лёгким пренебрежением сказала принцесса, — себя я привела только для примера. Так что бы вы сделали? Мужчина мысленно возблагодарил Байана, который, к счастью, не очень интересовался его матримониальными планами, хотя в последние пару лет несколько раз прозрачно намекал, что стоило бы уже ими озаботиться, просто генерал пропускал это мимо ушей, но всё же решил ответить честно: — Если бы это нужно было для моего клана, я бы сделал вам предложение. — Понятно, — совершенно ровно ответила Юн Ми, и у Тал Тала возникло неприятное чувство, будто он здесь нерадивый ученик, а она — строгий экзаменатор. — А теперь представьте, что не вы делаете предложение, в нём как раз никто не нуждается, а вы просто обязаны жениться, потому что у вас нет другого выбора. Как бы вы себя почувствовали? Генерал наконец-то понял, что она пытается ему втолковать, поэтому кивнул: — Да, я думаю, я был бы в ярости. — Вот видите, как всё просто, наставник, — проговорила девушка, — действие-то одно и то же, только, когда вы были вольны сами решать — вы были согласны, а как только вас этого лишили — вы бы на всё пошли, лишь бы не допустить навязанного вам брака. Так же поступила и я. Тал Тал промолчал, с этой стороны, он, будучи мужчиной, который, как это было заведено, всегда сам принимает решения, в том числе и о браке, этот вопрос действительно не рассматривал. Некоторое время они молчали, каждый думая о чём-то своём. Казалось, принцесса совершенно не собиралась спрашивать генерала о чём-то в ответ, поэтому он решил её немного подтолкнуть: — Ваше Высочество, скоро начнёт темнеть, нам надо возвращаться. — Хорошо, — девушка встала, разгладила платье и, ни разу не взглянув на своего спутника, произнесла: — Я готова. — Мне показалось или вы хотели мне задать какой-то вопрос? — решил уже прямо спросить Тал Тал, поскольку совершенно перестал её понимать — стоило ли заключать сделку откровенность за откровенность, если она явно не собиралась воспользоваться полученным ей правом? — Ах, да, — спохватилась Юн Ми, — на самом деле, это не имеет смысла, я уже знаю ответ. — Поделитесь? — слегка иронично произнёс мужчина. — Если не вопросом, то хотя бы ответом. — Конечно, — кивнула девушка, — ответ — да, вы её очень любите. — Кого? — генерал еле удержался, чтобы не разинуть от изумления рот. — Женщину, которой принадлежит ваше сердце, — слегка пожала плечами принцесса, как будто речь шла о совершенно очевидных вещах. — Ваше Высочество, с чего вы это взяли? — у Тал Тала вообще не было ни одной идеи, как она пришла к такому умозаключению, его раздражало, что её логика была для него абсолютно непостижима. — Когда вы целовали меня, вы злились, — спокойно, будто рассказывая о чём-то давно решённом, сказала девушка, — и изливали свой гнев за то, что вынуждены целовать меня, а не её, это же ясно. Пойдёмте, наставник, вы правы, нам нужно возвращаться. Мужчина буквально остолбенел, глядя ей вслед, затем, придя в себя, быстро нагнал Юн Ми и зашагал с ней рядом. В голове у него крутилось вопросы, которые ему категорически не нравились: «Когда она успела так вырасти? И, главное, почему я совершенно утратил способность предсказать её поступки и мысли?»***
Год назад. Байан, вне себя от беспокойства, метался под закрытыми дверями спальни, в которой его любимая в настоящий момент старалась произвести на свет их ребёнка. Ему казалось, что он ждёт уже целую вечность, хотя на самом деле прошло всего несколько часов с того момента, как он, получив известие от жены, как был в ночном халате, так и примчался сюда, по дороге изо всех сил подстёгивая ни в чём не повинную лошадь. «Да что ж так долго уже! — наместник шарахнул кулаком по стене и машинально потёр ушибленную руку. — Может, что-то не так?» Мужчина было попытался открыть дверь, но, вспомнив, что его уже дважды совершенно бесцеремонно выставляли, когда он пытался ворваться в комнату, остановился и снова стал мерить нервными шагами коридор. Внезапно до него донёсся громкий, протяжный крик, в котором он безошибочно узнал свою Оэлун, и его бросило в холодный пот от ужаса, не первый раз он ожидал, когда же, наконец, младенец соизволит появиться на свет, но никогда крики роженицы не отдавались в нём такой острой болью, как теперь. «Все из-за меня! — в отчаянии думал Байан. — Но кто же знал, что у нас может ещё получиться ребёнок, мы ведь оба уже не молоды!» Он сейчас всерьёз был готов никогда больше не прикасаться к любимой женщине, от тела которой он уже год просто сходил с ума, лишь бы не допустить, чтобы она снова так страдала. Мужчина вспомнил ту ночь, когда был зачат этот малыш, как соблазнительна она была в том зелёном полупрозрачном халате, что он совершенно потерял голову, впиваясь в нежные губы и зарываясь руками в её шелковистые тёмно-рыжие волосы, нетерпеливо срывая с себя и с неё явно лишнюю тогда одежду. Дособлазнялась. И вот теперь он, как идиот, торчит под этой дверью, и всё, что может — просто ждать, пока её там раздирает адская боль, осознавая своё собственное абсолютное бессилие, такое непривычное для бравого вояки. Новый крик резанул по натянутым до предела нервам, и Байан вновь забегал туда-сюда, чертыхаясь себе под нос и намереваясь к дьяволу вынести эту дверь, если всё это будет продолжаться ещё хотя бы несколько минут, лично с него хватит этой неизвестности, что он, крови что ли не видел или страданий? Зато хоть будет знать, что там и как, сможет хотя бы за руку взять Оэлун, прижать её к себе, прошептать, как сильно её любит… Тут мужчина мысленно запнулся — любит-то он любит, но не сказать, что он был мастером в этом признаваться, однажды, совершив над собой огромное усилие, он поведал ей о своей любви и с тех пор считал лишним говорить красивые слова — его сердце не изменится, в этом Байан был совершенно уверен. Ещё один вопль, особенно оглушающий и длительный, заставил мужчину на мгновение замереть, но в следующую же секунду он уже сделал шаг к этой чёртовой двери, собираясь к дьяволу снести её с петель, как вдруг услышал совершенно новый звук — громкий, сердитый плач ребёнка и моментально его накрыло чувство огромного облегчения, заставив резко выдохнуть то напряжение, что владело им всё это время. Через несколько минут дверь отворилась, и на пороге появилась служанка Оэлун, с некоторым неодобрением на него посмотревшая, именно она увещевала его при тщетных попытках прорваться к жене: — Можете войти, господин наместник. Едва сдерживаясь, чтобы не бежать, мужчина вошёл в комнату и первым делом нашёл взглядом Оэлун, явно усталую и ещё очень бледную, но всё же слегка улыбающуюся мужу. — Ваша дочь, господин наместник, — другая служанка аккуратно протянула ему свёрток, который показался Байану на удивление невесомым, когда он неловко взял его в руки, вглядываясь в крохотное личико девочки, показавшееся ему самым прекрасным на свете. В тот же миг мужчина почувствовал, что безграничное счастье охватило всё его существо, сердце внезапно согрело такое тепло, что у него даже дыхание перехватило и непрошенные слёзы радости выступили на глазах, которые наместник даже не мог смахнуть, так как боялся ненароком уронить малышку, если будет держать её одной рукой. — Простите, мой господин, — донёсся до него тихий голос жены, — что девочка… — Глупости не говори, — ворчливо отозвался Байан, который всё не мог отвести глаз от дочери, — кому, к чёрту, нужны эти мальчики! И, осторожно ступая, приблизился к Оэлун, опустился на постель подле неё и устроил ребёнка рядом с матерью. — Какое имя вы хотите ей дать? — спросила та, нежно глядя на любимого супруга. — Эрдэнэ. Что скажешь? — решение пришло мужчине в голову так внезапно, что он сам поразился. — Драгоценность, — кивнула она, — мне нравится, мой господин. Байан ещё немного помялся, не зная, что сказать, потом внезапно порывисто наклонился к жене, и, поцеловав её в лоб, хрипло произнёс: — Спасибо. И, сам от себя смутившись, поторопился откланяться. По дороге домой Байан внезапно вспомнил рождение другого ребёнка, при котором он также присутствовал много лет назад, правда, был совершенно спокоен, в отличие от сегодняшнего дня, и совсем не проникся так чувствами, первым взяв его на руки, как отец. Тогда, бегло вглядевшись в лицо малыша, он сосредоточил взгляд на его матери, которой отрывисто бросил: — Никто. Никогда. Ничего. Не должен узнать, ты поняла меня?