***
— Ваше Величество! — бросилась к мужу Ки Нян, едва тот успел спешиться, — разве так можно? Куда вы исчезли, я с ума сходила от беспокойства! И почему вы вернулись? Последнее уже относилось к принцессе, которая, стоя рядом с императором, молча наблюдала за разворачивающейся около дворцовой конюшни сценой. Они только что возвратились во дворец после утомительных нескольких дней в пути, и Юн Ми не терпелось принять ванну, отдохнуть и привести себя в порядок. — Она больше не может выйти за Чан Хиен Тонга, — неохотно пояснил Тха Хван, опасаясь вспышки гнева любимой жены, — у неё шрам через всю руку, такое не скрыть на телесном осмотре. То, что он сам, опасаясь потерять сестру, переменил своё решение, император предусмотрительно предпочёл не озвучивать, полагая, что в таком случае предстанет в глазах обожаемой Нян слабаком и мямлей. — Как же так получилось? — с притворным беспокойством обратилась к принцессе женщина. — Я была неосторожна, — Юн Ми опустила глаза, стараясь не показать, насколько ей неловко от этой лжи. — Прошу меня простить, Ваше Высочество. — Ну, что вы, моя дорогая, — Ки Нян ласково улыбнулась девушке, хотя в душе её поднималась ярость. — Пойдёмте. «Вы посмели переиграть меня, Ваше Высочество, одним махом нарушив мои планы, что ж, посмотрим, вы ещё об этом пожалеете, никому не позволено вставать у меня на пути», — подумала жена императора. — Наставник, — внезапно произнесла принцесса, оборачиваясь к стоящему неподалёку рядом с Тан Киши Тал Талу, — тогда завтра в час чжинши я буду ждать вас в библиотеке. Мужчина молча кивнул. «Так. Это ещё что за новости?» — Ки Нян переводила недоумевающий взгляд с императора на Юн Ми, ожидая объяснения. — Я позволил генералу продолжить его уроки сестре, — сказал Тха Хван и тут же почти пожалел о принятом им решении, заметив взгляд, которым его жена обменялась с Тал Талом. «Опять начинается! — с раздражением подумал император, ощутивший явственный укол ревности. — Чем я вообще тогда думал, сам же предложил?! Как теперь запретить и не выглядеть при этом идиотом?» И, расстроенный, демонстративно обнял жену и повёл в сторону её покоев. «Ну, хоть за это спасибо, Ваше Величество, — обрадовалась Ки Нян, — такого союзника нужно держать при себе, а не в каком-то там Ляояне!» Тал Тал, убедившись, что принцесса, которая проследовала за братом и его супругой, отошла на достаточное расстояние, развернулся к Тан Киши и тихо сказал: — Только посмей ещё раз приблизиться к Её Высочеству и будешь иметь дело со мной. — Не смей угрожать сыну канцлера, — мгновенно взвился тот. — Даже сын канцлера ответит за гибель ребёнка императора и Её Светлости Пак Чи, — спокойно произнёс Тал Тал, внутренне передёрнувшись от омерзения, что взрослый мужчина ведёт себя как малое дитя, надеясь спрятаться за спиной отца.***
Байан, совершенно измотанный, но счастливый, держа в объятиях любимую супругу, только что обессиленно рухнувшую на него после того, как они оба достигли вершины блаженства, постепенно приходил в себя. Их тела ещё не разъединились, и мужчина с восторгом чувствовал, что Оэлун совершенно не хочет его отпускать, нежно сжимая в себе начинающий опадать член, как бы в надежде получить ещё каплю его семени, которым буквально пару мгновений назад он щедро оросил её чрево. Байан давно забыл те страстные клятвы, которые давал сам себе в ночь рождения Эрдэнэ, никогда больше не прикасаться к телу возлюбленной. Стоило ей только нежно посмотреть на него, как он совершенно терял голову словно мальчишка, а уж когда видел её полностью обнажённой, как сейчас, это настолько усиливало его желание, что мужчина был готов на любые подвиги, лишь бы доставить ей, да и себе, что уж греха таить, удовольствие. Байана восхищало, что она совершенно не стеснялась своей наготы, смело представая перед ним раздетой даже при свете дня, позволяя ему упоённо рассматривать её тело, ещё милостиво нетронутое увяданием. Поглаживая её тёмно-рыжие волосы, мужчина чувствовал, как бешеный ритм их сердец постепенно замедляется, дыхание успокаивается, и, наконец, Оэлун, потершись щекой о его грудь, выскользнула из объятий и ласково сказала: — Мой господин, скоро приведут Эрдэнэ, нам нужно одеться. Байан, чертыхаясь, что совершенно забыл о времени, вскочил с кровати и принялся за поиски собственной одежды. Штаны он нашёл быстро, а вот куда закинул рубаху долго не мог вспомнить, пока жена не выудила её из-под собственного халата и не протянула супругу с нежной улыбкой. В конце концов, завязав пояс своего ханьфу, наместник решил, что вполне пристойно выглядит для того, чтобы предстать перед дочерью. Но у Оэлун явно были другие планы, потому что, вызвав служанку, она приказала: — Подай господину чай и закуски, — женщина прекрасно знала, что всегда после близости муж был зверски голоден и не могла отпустить его, не накормив, как следует. — Я пойду схожу за Эрдэнэ, что-то она задерживается. Байан кивнул, и остался в спальне один, служанку, торопливо расставлявшую перед ним пиалы с разнообразной снедью, можно было не считать. Мужчина машинально жевал, в задумчивости почти не ощущая вкуса еды, он размышлял о том, насколько сильно опоздает в храм, ведь сегодня был день поминовения его отца и брата, погибших тридцать лет назад в битве при нападении на Каракорум. Наместник вспомнил их последний с Чиледу разговор, который состоялся у них накануне сражения в простой армейской палатке. — Что ты сказал? Ты в своём уме вообще? — спросил совершенно ошеломлённый Байан. — Как-то так получилось, — младший брат ещё ниже опустил голову, опасаясь его гнева. — Совсем спятил? — старший повысил голос. — Ты не знаешь, что от этого бывают дети? — Ну, вот как бы, да, — замялся Чиледу. — Это я и пытаюсь тебе сказать. — Она что, беременна? — Байан не верил своим ушам, он знал про себя, что импульсивен, но то, что натворил брат, было трудно назвать порывом, скорее, полной безответственностью и разгильдяйством. — Она же ещё совсем девочка! Как ты мог! Младший вжал голову в плечи, опасаясь оплеухи, которую, и вправду, заслуживал, но её не последовало, и он осмелел: — В конце-то концов, она всего лишь помощница служанки, а не благородная барышня, не шуми, брат! — Ты совсем рехнулся! — рявкнул Байан. — Ты понимаешь, что натворил? А если отец узнает, что в его доме… — Не говори ему, — Чиледу побледнел при одной мысли, что с ним сделает родитель за такое, — умоляю тебя, Байан, я что-нибудь придумаю! «Придумал он, как же, — мысленно проворчал наместник, которому в итоге самому пришлось расхлёбывать грехи брата, — погиб на следующий же день!» — Мой господин, — голос супруги заставил Байана мгновенно вынырнуть из воспоминаний и обратить на неё внимание, Оэлун держала за руку их дочь, едва начавшую ходить, увидев которую, мужчина моментально забыл обо всём, даже о любимой жене. Он бросился к ребёнку и мгновенно схватил девочку на руки, любуясь облаком пушистых, так хорошо знакомых тёмно-рыжих волос, обрамлявших слегка бледное лицо Эрдэнэ. — Принцесса моя, — ласково заговорил Байан, нежно целуя маленькие ручки, — драгоценная моя доченька! Каждый раз, когда он видел эту малышку, у него всё в душе переворачивалось, мир вокруг мгновенно переставал существовать, ему хотелось только одного — сжимать её в объятьях и бесконечно целовать это прекрасное личико, в котором так причудливо сочетались его черты с чертами его возлюбленной. — Пусть волосы у неё и от тебя, но глаза — точно мои, — гордо заявил наместник жене, которая только улыбалась, глядя на них, совсем не собираясь возражать. — Мой господин, вам пора, — с сожалением сказала Оэлун, и, не желая с ним расставаться, предложила: — Может, вас проводить? — Не надо, — Байан решительно тряхнул головой и, в последний раз поцеловав ребёнка, вернул его матери. — Меня уже ждёт Тал Тал.***
Юн Ми, сидя в одиночестве в библиотеке, торопливо дочитывала книгу, которую непременно хотела закончить до прихода наставника, который почему-то задерживался, впрочем, сейчас это было только кстати. По тому, насколько мрачнело повествование, девушка предчувствовала трагический финал этой истории, который почему-то смутной болью отзывался в её сердце. Обычно такого впечатления на неё стихи не производили, но здесь буквально каждый прочитанный ей иероглиф дышал такой печалью, что всерьёз хотелось плакать. — Ваше Высочество, — увлечённая книгой, принцесса даже не заметила, как Тал Тал вошёл в библиотеку. — Дайте мне буквально пару минут, наставник, — попросила девушка, и генерал с удивлением уловил дрожь в её голосе, но от вопросов пока удержался и молча уселся в кресло напротив неё. Через непродолжительное время Юн Ми действительно захлопнула книгу и торопливо смахнула пару предательских слезинок, всё-таки появившихся на длинных тёмных ресницах. — Что вы читали? — спросил мужчина. — Это Вечная печаль Бо Цзюйи, — пояснила принцесса, — почему-то раньше она мне в руки не попадалась. — Понятно, — кивнул Тал Тал, которому теперь только оставалось узнать, почему же его ученицу так тронула эта история. — И что вы думаете об этом произведении? — Это ужасно, — заявила девушка. — Как можно было убить свою возлюбленную? Вот так, хладнокровно взять и задушить? — Но ведь она со своим кузеном поддерживала предателей, — спокойно заметил генерал. — Что же в этом удивительного? Измена должна жестоко караться, тем более, если это касается даже не личной верности, а преданности своей стране. — Вы серьёзно? — неверящими глазами Юн Ми уставилась на него и, увидев утвердительный кивок, едва не задохнулась от гнева. — То есть вы, наставник, не колеблясь убили бы свою жену и мать ваших детей, если бы заподозрили её в предательстве? Мужчина на мгновение задумался, но потом снова кивнул, ничего важнее служения Юань для него не существовало. — Хорошо, — в голосе принцессы зазвенел металл. — А теперь представьте, что это не какая-то абстрактная женщина, а ваша любимая, та самая, что живёт в вашем сердце. — Ваше Высочество… — Тал Тал собирался солгать, что никакой возлюбленной у него нет, с момента их разговора в лесу они не возвращались к этой теме, и генерал счёл этот случай очень подходящим, чтобы убедить девушку, что она заблуждается, но та, повелительно подняв ладонь, заставила его замолчать. — Я знаю, что вы хотите сказать, наставник, не стоит унижать себя ложью, — проговорила она. — Просто посмотрите мне в глаза и вспомните её. И вообразите, что вы должны убить. Мужчина, уверенный в собственной правоте, всё-таки решил последовать её просьбе и внимательно всмотрелся в тёмные глаза принцессы. Сначала ничего не происходило, и он уже готов был отвести взгляд, но вдруг в его сознании вспыхнула пугающая своей реалистичностью картина. Он стоял у подножия трона, на котором почему-то сидела Ки Нян, а не император. Её такой непривычно тёплый и ласковый взор, казалось, смотрел прямо в душу генерала. — Ваше Величество, — внезапно он услышал собственный голос, — у меня для вас послание. И действительно откуда-то в его руке появился плотно свёрнутый свиток. Ки милостиво кивнула, указывая ему глазами на место возле трона, на которое Тал Тал ещё никогда не поднимался, но, следуя её молчаливому приказу, он прошёл несколько шагов по ступенькам и оказался рядом с ней, с поклоном вручая письмо. Пока женщина, опустив глаза, пробегала по аккуратным столбцам иероглифов, его рука сжала рукоять кинжала. «Она — предатель, враг, я должен убить её, — вертелось у генерала в голове, но он не решался обнажить клинок, внимательно вглядываясь в любимые черты, в то время как сердце разрывалось от боли при мысли, что ещё несколько мгновений — и это прекрасное лицо застынет навсегда. — Пора! Пока она не дочитала и не подняла на меня взгляд». Но рука не двигалась, и сколько бы мужчина ни пытался, сделать взмах ему было не под силу, стоило ему хотя бы слегка пошевелить пальцами, внутри него разливалось такое страдание, что ему с трудом удавалось оставаться в сознании. В этих бесплотных попытках прошло несколько страшных минут, пока наконец Ки Нян подняла на него вдруг ставшие ледяными глаза и пристально уставилась на него, в тот же момент Тал Тал понял, что она всё знала. Он не смог её убить, он проиграл. — Вы всё поняли, не так ли, наставник? — внезапно услышал он голос принцессы и как будто очнулся. Тал Тал ошеломлённо молчал несколько секунд, затем, сделав над собой огромное усилие, решил сменить тему: — Давайте вернёмся к уроку, я подготовил для вас эти книги… Единственное, что его сейчас беспокоило — знала ли она, что именно он увидел. В глаза Юн Ми он старался больше не смотреть, в его душе после произошедшего пробудилось новое чувство к этой девушке, в котором бы генерал никогда не признался. Это был страх.***
Год спустя. Тал Тал ожидал свою возлюбленную в библиотеке, он был внешне совершенно спокоен, его настоящее нетерпение проявилось лишь в том, что, когда она появилась на пороге, он мгновенно бросился к ней и впился в неё страстным, глубоким поцелуем, поглаживая тёмные, блестящие волосы и изо всех сил прижимая её к себе. Нян с удовольствием отдавалась его власти, она ужасно скучала, ведь с момента их последней близости прошло уже несколько дней, и её тело нестерпимо требовало разрядки, которую она намерена была получить здесь и сейчас. Неохотно оторвавшись от манящих губ, генерал продолжил покрывать её поцелуями — медленно спускаясь по шее к тонким, немного выступающим ключицам, женщина слегка откинулась назад, доверившись его сильным рукам и закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на своих ощущениях, которые ей дарили его бесстыдные губы, обещающие порочное удовольствие, её пальцы вплелись в его хвост, перебирая такие мягкие, шелковистые волосы. Внезапно генерал, крайне недовольный тем, что доступные ему обнажённые участки кожи как-то резко закончились, развернул её спиной, крепко прижал к себе одной рукой, а другую протиснул под отворот платья и уверенно коснулся груди, дотянувшись пальцами до соска, который медленно твердел от его ласк. Всё, о чём Тал Тал сейчас жалел — это о том, что он не может впиться в её грудь губами, как привык делать каждый раз, когда они встречались в его постели, что случалось, конечно, не часто, но всё же иногда такие ночи им выпадали. — Не могла свободнее затянуть платье? — зло прошипел он ей на ухо и сильно сжал сосок, вырвав у женщины болезненный стон наслаждения, который показался ему самым желанным звуком на свете, он обожал слышать её крики, которыми всегда сопровождалась не только их близость, но и такие вот прелюдии. Видимо, на этом сочтя, что любимая достаточно наказана, генерал откинул её волосы вперёд и стал покрывать поцелуями заднюю поверхность шеи, так удачно повёрнутую к нему сейчас, каждое прикосновение его губ к этому чувствительному местечку заставляло женщину слегка вздрагивать и раз за разом покрываться мурашками наслаждения. Внезапно руки и губы Тал Тала замерли, ладонь, сжимавшая её грудь, опустилась, он осторожно развернул женщину к себе и заключил в почти целомудренные объятья. — Почему вы остановились, наставник? — Нян явно была недовольна, что его ласки прекратились. — Потому что ещё немного, и я возьму тебя прямо здесь, — тихо ответил мужчина, стараясь восстановить прерывистое дыхание, выдававшее его возбуждение с головой. — И что же вам мешает? — игриво спросила она, слегка отстраняясь, чтобы нежно дотронуться до его щеки и заглянуть в глаза. — Не в первый раз же… — Нет, я хочу тебя всю, — генерал адски устал от того, что им постоянно приходилось выкраивать жалкие минуты для их близости, — хочу, чтобы у нас была вся ночь, чтобы любить друг друга. — А мне всё равно, — Нян дотронулась губами до его шеи и внезапно прикусила кожу острыми зубками, почти заставив Тал Тала застонать от этой грубой ласки, — я мечтаю о вас в себе, неважно, как, у меня всё внутри горит до боли, если вы не потушите этот пожар, мне нужно будет попросить кого-нибудь другого? Мужчина хорошо понимал, о чём она говорит, он сам ощущал свинцовую тяжесть в паху и думал только о том, чтобы овладеть ею прямо сейчас и выплеснуть в неё это напряжение, растворившись в её теле. Но он мог подождать до ночи, а вот ей стоило немедленно напомнить, кто её настоящий хозяин. Резко прижав любимую спиной к стене, он буквально вдавил своё бедро между её ног и горячо зашептал прямо в ухо: — Сейчас представь, как ты лежишь передо мной, полностью обнажённая, с бесстыдно раскинутыми ногами, и умоляешь меня войти, а я буду только слегка, самыми кончиками пальцев дотрагиваться до твоих нежных горячих складочек, вот так… Мужчина легко провёл тыльной стороной ладони по её щеке и шее, едва касаясь разгорячённой кожи, от него не укрылось, что её дыхание участилось и глаза подёрнулись пеленой. — Наставник, умоляю, — донеслась до него тихая мольба, генерал хорошо знал, о чём она просит, он прекрасно знал её тело и был уверен, что, даже не смотря на эти ужасные многослойные юбки, чёрт бы побрал того, кто их придумал, сможет доставить ей наслаждение. — Да, умоляй меня, маленькая, сладкая, похотливая дрянь, — Тал Тал помнил, что всегда, чем грубее он вёл себя с ней, тем ближе был её оргазм, которого он сейчас и добивался. — Проси как обычная шлюха, чтобы я воспользовался твоим телом. — Я сделаю всё, как вы хотите, мой господин, — мужчина готов был поклясться, что почувствовал её ёрзанье, с которым она пыталась своим сокровенным потереться о его ногу, которую сейчас так кстати закрывал жёсткий доспех. — И, если я буду доволен твоими уговорами, я даже прикоснусь к твоим нижним губкам языком и буду облизывать их, медленно двигаясь вокруг твоей чудесной развратной дырочки, наблюдая, как с каждым движением она даёт всё больше сладкого сока, готовя тебя к тому, чтобы принять меня, — генерал не сомневался, что Нян уже на грани, он заметил несколько судорожных волн, пробежавших по её телу к низу живота, где, как он знал, было уже настолько непристойно влажно, что он почти пожалел, что отказался от хоть и быстрого, но несомненного удовольствия. — А когда ты окончательно сойдёшь с ума от моих рук и губ, я переверну тебя на живот и зажму твои руки, больно вдавив их в спину, чтобы у тебя не было ни малейшего шанса даже дёрнуться подо мной. — Женщину уже била крупная дрожь, глаза её были закрыты, губы распахнулись, готовые выпустить наружу удовлетворённый стон. — И тогда я резко и сразу до конца войду в тебя, жёстко сминая твои нежные стеночки и буду безжалостно долбить твоё податливое лоно, не обращая внимания на твои крики и слёзы, до тех пор, пока не выплесну глубоко в тебя своё семя, никаких больше «не в меня, наставник», поняла, тварь? Ты моя! — с этими словами Нян испустила тихий полукрик-полувздох и обмякла под его телом. — Вот и умница, — нежно произнёс Тал Тал, лёгкими прикосновениями губ осушая несколько слезинок, появившихся на глазах, его всегда умиляло, что оргазм вызывал у неё слёзы, — придёшь ко мне ночью — получишь всё, что я пообещал, и даже больше. — Приду, наставник, — всё ещё не открывая глаз произнесла женщина, — даже если мне придётся отравить этого идиота, моего дорогого муженька. Тха Хван в ужасе распахнул глаза, его всего колотило, кулаки сжались, перед глазами до сих пор стояла картина, в которой его Нян билась от страсти в объятиях этого подонка Тал Тала, которого император сейчас готов был придушить собственными руками. Неужели они действительно тайно встречаются за его спиной? При одной мысли об этом мужчину накрыло волной такой мощной ярости, что он даже пошатнулся, хоть и сидел, этого ублюдка, посмевшего посягнуть на тело его обожаемой жены, в живых он не оставит ни за что, никакие мольбы Нян его не остановят. При мысли о ней Тха Хван заскрежетал зубами, он боялся признаться себе в том, что, даже несмотря на то, что её тело могло быть осквернено другим мужчиной, никогда бы он не смог от неё отказаться. Императора уже год истязала снова вспыхнувшая безумная ревность, возродившаяся в его душе почти сразу после того, как Тал Тал вновь появился при дворе, он постоянно натыкался на этих двоих, куда бы ни пошёл, замечал особые, непонятные ему взгляды, которыми они обменивались, каждая, пусть и редкая полуулыбка Нян, обращённая к генералу, была для Тха Хвана ударом кинжала прямо в сердце. Он даже почти готов был отказаться от собственных планов свержения Эль-Тэмура, в которых они его поддерживали, только бы сократить количество поводов для их встреч, при мыслях о которых император просто сходил с ума, красочно, как и в этом проклятом сне, представляя, что будет, если эти двое вдруг окажутся наедине. В ещё большее бешенство императора приводило то, что такой, как в этом кошмарном видении, он никогда свою жену не видел, с ним она была бесстрастной, сдержанной и спокойной, даже во время их близости ему казалось, что она закована в невидимую броню, никогда он не слышал от неё непристойных стонов или иных проявлений горячих чувств, между ними всегда всё происходило очень чинно и исключительно благопристойно. И сейчас, увидев Нян, так неприкрыто жаждущую мужской ласки, едва ли не готовую умолять о ней, Тха Хван ощутил, как всё его существо охватывает дикая, ослепляющая ревность, он почувствовал себя настолько жалким, что не сумел разбудить в ней тот огонь, который так легко вызвал Тал Тал в его сне, что еле удержался от того, чтобы разрыдаться как ребёнок. «Я должен прямо сейчас пойти к ней, убедиться, что она спокойно спит одна в своей постели, обнять, почувствовать, что она только моя», — решил император и, не озаботившись тем, чтобы накинуть хотя бы халат, почти выбежал из своей спальни.***
Ки Нян последние несколько дней чувствовала себя из рук вон плохо, её мучили дурные предчувствия, тело как будто в один миг стало чужим, непослушным и неуклюжим, разум вдруг слегка помутился, ей стало почему-то сложно вникать в хитроумные комбинации по свержению Эль-Тэмура, которые раз за разом предлагал Тал Тал, в душе поселилось непонятное смятение, ей постоянно казалось, что она упускает что-то важное. Причину этого ужасного состояния, которое её даже пугало, хотя женщина и не готова была никому в этом признаться, она никак не могла обнаружить и всерьёз впервые в жизни собиралась наведаться к лекарю, да всё до сих пор не решилась. Вот и сейчас, который час лёжа без сна, её истязали тревожные мысли о своём самочувствии, Нян опасалась, что она больна какой-то непонятной хворью, нет, она не боялась смерти, ей только было бы жаль не успеть отомстить всем своим врагам, по-настоящему её ужасала только собственная слабость, которую женщина давно поклялась никогда не испытывать. Наконец-то, только к середине ночи, она забылась неспокойным сном, который был совершенно беспардонно прерван Тха Хваном, ввалившимся в спальню к любимой жене. — Нян, — позвал он, усаживаясь к ней на кровать, — ты не спишь? — Что случилось, Ваше Величество? — скрывая раздражение, спросила та. — Почему вы бродите среди ночи? — Кошмар приснился, — доверительно произнёс император, — просто жуткий сон, в котором с тобой случилось что-то ужасное, вот я и пришёл убедиться, что ты в порядке. «Идиот!» — промелькнуло у той в голове, но она быстро справилась с собой и сказала, усаживаясь в кровати: — Не беспокойтесь, Ваше Величество, со мной всё хорошо, — и тут же покачнулась от сильнейшего головокружения и непременно свалилась бы обратно на подушки, если бы супруг вовремя не подхватил её. — Да что с тобой? — обеспокоенно вскрикнул Тха Хван. — Колта! Лекаря сюда быстрее! — Не стоит, Ваше Величество, — с трудом выговорила Ки Нян. — Ещё как стоит! — император с тревогой вглядывался в её глаза. — Ты бледнее покойницы! Некоторое время спустя в покоях супруги императора появился лекарь, который сейчас сидел у постели больной, внимательно вслушиваясь в её пульс. Наконец он понимающе усмехнулся и спросил: — Ваше Высочество, у вас слабость, головокружения, тошнота? Та только молча кивнула, подтверждая его слова, её сердце замерло в ожидании приговора. — Это скоро пройдёт, — ободряюще произнёс лекарь, — я выпишу вам один порошок, будете принимать его дважды в день и всё наладится. — Но что с ней? — вмешался император, уже успевший представить себе душераздирающую картину кончины любимой супруги. — Её Высочество ждёт ребёнка, Ваше Величество, — уверенно сказал старик, — поздравляю, вы станете отцом. Тха Хван на мгновение застыл, пытаясь осознать сказанное, затем, просияв, бросился к жене, которая как громом поражённая сидела в кровати, стиснул её за плечи и дрожащим от радости голосом произнёс: — Нян, у нас будет ребёнок, — внутри него всё ликовало, никогда ещё император не был так счастлив, он моментально забыл все подозрения, которые привели его сюда, это казалось совершеннейшей ерундой по сравнению с такой потрясающей новостью. — Представляешь? Настоящий малыш! Наш! «Пёль, — кольнуло где-то глубоко внутри у женщины, — прости меня, сыночек! Этого ребёнка я ни за что не потеряю. Никогда. Уничтожу любого, кто только посмеет подумать о том, чтобы причинить ему вред».***
— Опять кошмар? — Тал Тал внимательно вглядывался в лицо стоящей перед ним Ки Нян, как и всегда, они назначили встречу в библиотеке, единственном месте в этом кишащем людьми дворце, где можно было спокойно поговорить. — Да, — кивнула та, — и новый укус, только теперь уже на шее. — Если это удобно, — как бы извиняясь произнёс генерал, — могу я взглянуть? На одно мгновение супруга императора заколебалась, это было, конечно, вопиющим нарушением всех правил, о чём ей было хорошо известно, но женщине так хотелось, чтобы Тал Тал хотя бы раз к ней прикоснулся, к тому же, Нян была уверена, что, если она позволит ему такой интимный жест, это ещё больше укрепит её власть над ним. Поэтому, быстро приняв решение, повернулась к нему спиной, оставляя мужчине право действовать на своё усмотрение. Генерал, внутренне собравшись, осторожно протянул руку и, слегка коснувшись пальцами нежной женской кожи, от чего по телу Нян пробежала внезапная лёгкая дрожь удовольствия, отвёл в сторону прядь тёмных волос и увидел алевшую на шее рану, в которой легко угадывались следы крупных зубов. Внезапно дверь библиотеки распахнулась, и они оба на мгновение замерли от удивления, увидев Тха Хвана, сузившиеся от гнева глаза которого не предвещали ничего хорошего. Если бы в комнату ударила молния, Нян, наверное, была бы удивлена меньше, супруг в библиотеке — это в её сознании совсем не вязалось. Тал Тал же мгновенно опустил руку, отчаянно молясь, что этот жест не будет замечен императором, но в следующую секунду понял, что его надеждам не суждено было сбыться. — Как ты посмел? — заорал Тха Хван, которого просто колотило от злости и снова вскипевшей ревности. — Что ты себе позволяешь? — Ваше Величество, — одновременно начали генерал и Ки Нян, и тут же оба замолчали, смутившись такой синхронности, что ещё больше взбесило императора, который подскочил к Тал Талу и, схватив его за доспех, притянул к себе. — Тебе жить надоело? — яростно выплюнул он прямо в лицо генералу. — Забыл, что она неприкосновенна? — Ваше Величество, всё не то, чем кажется, — стараясь сохранить самообладание, произнёс мужчина. — Её Высочеству угрожает серьёзная опасность, я только пытался помочь. — Помочь? Лапая её? — ещё немного и, казалось, императора хватит удар, лицо его перекосило, в глазах было безумие, руки, сжимавшие металл, дрожали. — Ваше Величество, — Ки Нян осторожно дотронулась до плеча супруга, — отпустите наставника, позвольте я всё вам объясню. Как ни странно, Тха Хван послушался, с трудом разжав будто скованные судорогой пальцы, и развернулся к жене, обратив весь свой гнев на неё. — Что объяснишь? Что чуть ли не открыто обжимаешься с ним? — выкрикнул он, угрожающе приближаясь. — Выставляешь меня идиотом? — Наставник, уходите, — внезапно услышал генерал тихий голос, — я справлюсь сама. Тал Тала раздирали противоречивые чувства — с одной стороны, он совершенно не желал присутствовать при семейной ссоре, с другой — оставить любимую женщину в таком угрожающем положении тоже не мог. Но, повинуясь взгляду Ки Нян, в котором была абсолютная уверенность и спокойствие, коротко поклонился и вышел из библиотеки. — Что, думаешь — спасла любовничка? — со злобной усмешкой спросил Тха Хван, который, хоть и был в ярости, но прекрасно расслышал её шёпот. — Знаешь же, ему не скрыться от гнева императора. — Ваше Величество, для гнева у вас нет никаких оснований, — успокаивающе произнесла женщина, — мы вовсе не любовники! — Да ты что? А что это тогда было? — бешенство, которое всё не утихало в нём, начинало затмевать разум, и Тха Хван уже не соображал, где реальность, а где недавно увиденный им кошмар. — Умираешь от одних его слов и прикосновений? — Ваше Величество! — Ки Нян, пытаясь воззвать к чувствам мужа, многозначительно прижала ладонь к пока ещё плоскому животу. «Никаких больше «не в меня, наставник», — внезапно всплыло в памяти воспалённого гневом мужского сознания, и император, совершенно раздавленный внезапной догадкой, заорал, изо всех сил сдерживая слёзы: — Так может, это вообще не мой ребёнок, а?