***
Дорога домой заняла у них больше времени, чем изначально рассчитывал Тал Тал, едва он, усадив принцессу в седло перед собой, пришпорил Октая, как девушка, которую генерал осторожно прижимал к себе, помогая удерживаться на лошади, почти сразу задремала, уткнувшись лицом в холодный доспех, закрывавший его грудь. Убедившись, что она именно спит, а не в обмороке, мужчина натянул поводья и заставил коня перейти на шаг, что было, возможно, неразумно, ведь обработать раны Юн Ми нужно было как можно скорее, но определённо более милосердно, ибо сон не только восстанавливал физические силы измождённого тела, но и дарил желанный покой сознанию, позволяя хотя бы на время забыть пережитый ею кошмар. Тал Тал и сам бы дорого дал сейчас за то, чтобы забыться хотя бы на некоторое время, он ещё не пришёл в себя после того, как обнаружил прощальный автограф Тан Киши, под привычной маской холодности и равнодушия у него внутри бушевала буря из смешанных чувств, из которых мужчина чётко осознавал только бешенную ярость, требующую немедленно найти этого подонка и отправить его на тот свет, предварительно заставив на собственной шкуре прочувствовать самые изощрённые пытки, искреннее сочувствие к страданиям, выпавшим на долю принцессы, о чём не мог думать без содрогания и, что греха таить, муки уязвлённой мужской гордости, ведь, как ни крути, именно он был в ответственности за свою женщину, унижение жены было также его личным позором. К чести генерала, у него не зародилось и мысли о виновности принцессы в произошедшем, наоборот, проклиная Тан Киши и самого себя, его отношение к девушке стало даже более трепетным, чем он сам мог ожидать, с удивлением Тал Тал осознавал, что несмотря на жгучую жажду мести, забота о жене сейчас была для него гораздо важнее, он не мог себя заставить оторваться от неё, перепоручив солдатам и слугам. Воспоминания о собственном отчаянии, когда он обнаружил её исчезновение, да и навязчивые мысли, терзавшие его во время поисков, о том, что может девушку просто не найти или отыскать слишком поздно, были ещё слишком свежи. Каким чудом ему вообще пришла мысль, что стоит проверить заброшенную деревню, где несколько лет назад жили корёсцы, генерал и сам не знал, просто обнаружив, что в Дайду принцессы нет, он внезапно вспомнил, что Ло Бен Су, больного чумой, отправили в это поселение, в котором как раз и разразилась эпидемия, каким-то непостижимым образом не затронув столицу. А поскольку Тал Тал совершенно не сомневался в том, что Тан Киши спас бывшего капитана гвардии от казни, предположить, что сейчас они сообщники, было само собой разумеющимся, и, следовательно, идея посетить место, где когда-то обитал Ло Бен Су была достаточно логичной, хоть он и корил себя, что пришла эта догадка ему в голову слишком поздно. Добравшись, наконец, до дома, генерал спешился, легко спрыгнув с Октая, от чего девушка, которую он держал на руках, проснулась и, смущённая его близостью, попыталась отстраниться: — Господин, отпустите меня, — тихо попросила Юн Ми, — я пойду сама. Тот и вида не подал, что слышал её просьбу и отнёс принцессу в собственную спальню, аккуратно устроив на широкой кровати. Чо Дан, сопровождавший их, но тактично застывший в дверях, услышал отрывистый приказ генерала: — Скажи Дин Сан, чтобы принесла тёплой воды, полотенца и несколько простынь. Когда управляющая доставила всё требуемое, она осторожно спросила: — Господин, может, Её Высочеству принять ванну помогут служанки? — Я сам, — отрицательно покачал головой Тал Тал. При этих словах девушка бросила на него возмущённый взгляд и, несмотря на боль, даже слегка поднялась на кровати. — Что значит — вы сам? — едва дождавшись, чтобы Дин Сан вышла, спросила Юн Ми, — вы собираетесь меня мыть? Спятили? — Ваше Высочество, у меня нет ни времени, ни желания с вами препираться, — ответил генерал, доставая из небольшого шкафчика лечебную мазь, — раны надо промыть и обработать, тогда есть шансы, что шрамов почти не останется. — Я вам не позволю, — тихо, но твёрдо заявила принцесса. — Не будьте ребёнком, — слегка уязвлённо произнёс мужчина, целью которого сейчас была исключительно забота о ней, а никак не желание увидеть её обнажённой, — вы моя жена, так что нет повода для смущения, постарайтесь осторожно повернуться, чтобы я мог расшнуровать платье. Девушка не шелохнулась, она совершенно не собиралась допустить, чтобы мужчина, хоть формально и бывший её мужем, увидел её голой. Тал Тал, отметив, что Юн Ми не двигается, слегка пожал плечами и сел около неё на кровати. — Ваше Высочество, — спокойно сказал он, — у меня и в мыслях нет ничего дурного, уверяю, не заставляйте меня рвать платье, это может спровоцировать у вас плохие воспоминания. — Пожалуйста, не делайте этого, — жалобно попросила принцесса, осознавая, что помешать ему не в силах, — я прошу вас! Генерал, не видя смысла в этих бесполезных препирательствах, аккуратно надрезал лиф и одним резким движением разорвал корсаж, обнажив девичье тело до пояса. Почти сразу он почувствовал слабый удар, пришедшийся по его левой щеке, — Юн Ми, готовая разрыдаться от унижения, дала ему пощёчину. — А я предупреждал, — тихо заметил Тал Тал, продолжая освобождать её от одежды, и вскоре перед ним лежала совершенно нагая супруга, пытавшаяся прикрыть самые интимные места руками. На самом деле, мужчина был в таком шоке, увидев это хрупкое тело, исполосованное кровавыми следами, оставленными хлыстом, что совершенно не воспринимал сейчас принцессу как женщину, ему и так огромного труда стоило сохранять внешнее спокойствие и делать то, что было необходимо. Стараясь не смотреть ей в лицо и не слушать тихие всхлипы, генерал мокрым полотенцем стал осторожно промокать раны, начал он с бёдер, что пострадали особенно сильно и были полностью в крови. По мере того, как вода в тазу розовела, сдерживать гнев Тал Талу становилось всё труднее, он, конечно, и раньше понимал, что девушке пришлось вынести чудовищную боль, но оказалось, что одно дело представлять, и совсем другое — убедиться в этом собственными глазами. Мужчина действовал совершенно автоматически, стирая кровь и тут же накладывая заживляющую мазь, он пытался вообразить, что перед ним просто очередной раненый солдат, которых на своём веку генерал перевидал бессчётное количество, но получалось у него из рук вон плохо — слишком сильным был контраст между безобразными рваными ранами и нежной неповреждённой кожей, островки которой ему также встречались. Закончив с ногами, он вынужден был заняться верхней частью тела принцессы, мягко, но настойчиво отведя в стороны её руки, что вызвало у Юн Ми стон боли и стыда, на который Тал Тал даже не смог никак отреагировать, при виде багрово-фиолетовых отметин, покрывающих шею и грудь жены, к чему хлыст явно не имел никакого отношения, его просто замутило, желание убить подонка, так грубо надругавшегося над юным телом, ослепляло, и мужчина на мгновение прикрыл глаза, стараясь сохранить самообладание. Почти не глядя обработав и эти раны, он, хорошо понимая, что откроется его взгляду дальше, сдавленным голосом попросил: — Пожалуйста, перевернитесь. Принцесса вспыхнула, хотя казалось, что краснеть сильнее ей было просто некуда, но послушно легла на живот. «Шлюха» — иероглиф больно резанул по и так натянутым до предела нервам, и генерал, которому моментально сдавило грудь так, что невозможно было, казалось, сделать вдох, не в силах справиться с собой, еле заставил себя проговорить: — Сейчас вернусь. Вылетев в коридор, он уткнулся лбом в холодную стену и глухо застонал, но облегчения ему это не принесло, тогда Тал Тал несколько раз изо всех сил вдарил кулаком по неровному камню, представляя, что перед ним мерзкая рожа Тан Киши, и только резкая боль в сбитых в кровь пальцах немного привела его в чувство, по крайней мере, он снова мог дышать и заставил себя вернуться к жене, чтобы вступить на новый круг личного ада. Девушка, за время его отсутствия успевшая прикрыться простынёй, с испугом посмотрела на него, совершенно справедливо ожидая, что его появление обещает только продолжение её унижения, в чём была абсолютно права, потому что генерал, молча откинув шёлковую ткань, вернулся к омовению и обработке ран. Закончив, он как ребёнка завернул её в простыню и лёг на кровать рядом с ней, прижав к себе, желая своим объятием показать сочувствие и оказать поддержку, но принцесса, уперевшись руками в его грудь, отстранилась и выпалила: — Я вас ненавижу! — Ненавидьте меня, если вам так будет легче, — тихо промолвил Тал Тал, легко преодолев её сопротивление и снова привлекая к себе, — хотите — бейте, хотите — оскорбляйте, хотите — плачьте, только не молчите! Эти слова будто переполнили чашу терпения Юн Ми, и она снова разрыдалась, выплёскивая слезами весь ужас и боль, что заставил её испытать Тан Киши, и тот позор и смущение, которым её подверг мужчина, сейчас обнимавший её. Истерические всхлипывания продолжались достаточно долго, но генерал терпеливо ждал, пока девушка успокоится, ему самому сейчас было так горько и тяжело, что он впервые в жизни искренне жалел, что нет на свете ни одного человека, на плече которого бы мог выплакаться сам.***
— Тал Тал! — Байан по привычке бесцеремонно вломился в спальню племянника и тут же замер, увидев в кровати обнимающуюся пару, он дико смутился и, старательно отводя глаза, произнёс: — Выйди, я жду тебя. Наместник быстро покинул комнату, ругая себя на чём свет стоит, ведь он совершенно не подумал о том, что может застать молодую пару в постели, впрочем, мужчина достаточно быстро утешился тем, что, по крайней мере, они были одеты и не совсем даже обнимались — скорее, принцесса спала в руках своего мужа, что было вполне объяснимо, учитывая обстоятельства. Но всё же Байан чувствовал себя неуютно, словно сделал что-то постыдное, и строго-настрого наказал самому себе без предупреждения в покои племянника больше не врываться. — Дядя, — Тал Тал через непродолжительное время, потребовавшееся ему, чтобы осторожно, не разбудив спящую жену, выбраться из постели, появился на пороге и аккуратно прикрыл за собой дверь, — простите, что не зашёл к вам сразу, как вернулся. — Да я всё понимаю, — наместник и не думал сердиться, — как она? Генерал немного помедлил с ответом: — Сильно избита и измождена, ей не давали воды. — Вот мерзавец! — вырвалось у Байана. — Ты убил его? — Нет, — Тал Талу очень не хотелось признаваться, но скрыть произошедшее от дяди он, разумеется, не мог, — когда я увидел, в каком состоянии Её Высочество, то предпочёл остаться с ней и упустил Тан Киши. Мужчина удивлённо на него уставился, такое решение совсем не вязалось у него с образом племянника, которого он всегда знал: — Не думал, что ты настолько влюблён… Генерал ничего не ответил, мыслей о любви его сознание, занятое сейчас совсем другими эмоциями, не допускало. — Или ты что-то не договариваешь? — Байан нахмурился и внимательно вгляделся в кажущиеся спокойными глаза, но что-то в облике его воспитанника всё-таки настораживало, слово «пришибленный» сейчас подходило ему больше всего, и до мужчины внезапно дошло. — Он… Изнасиловал её? Тал Тал слегка вздрогнул от резкого всплеска душевной боли, вызванным этим напоминанием, но соврать дяде не посмел. — Похоже, что так, — тем не менее, голос его почти не дрогнул при этом признании. — О, Будда! — Байан на мгновение закрыл глаза, ужаснувшись, что его кошмарное предположение оказалось правдой, он даже представить не мог, насколько паршиво должно быть сейчас его племяннику, при одной мысли, что в такой ситуации могла бы оказаться Оэлун, его едва не разорвало от гнева, и он инстинктивно сжал кулаки. — Бедная девочка! Генерал, у которого просто уже не было сил продолжать этот разговор без риска сорваться и выложить дяде всё, что у него на душе, поклонился и развернулся, намереваясь вернуться в спальню. — Погоди, — наместник удержал его, схватив за плечо, и неуверенно спросил: — Что ты намерен делать? Тал Тал повернулся и с недоумением уставился на дядю. — Ну, понятно, что она сестра императора и всё такое, — Байану явно было не по себе, но он заставил себя продолжить, — но, если она забеременела, ты не сможешь быть уверен, что это твой ребёнок! Генерал при этих словах заметно побледнел, он-то как раз в этой ситуации абсолютно бы точно знал, что лично он здесь совершенно ни при чём, но ему страшно не хотелось даже думать об этом, настоящее для него было настолько кошмарным и мучительным, что представлять себе не менее ужасное будущее было просто невыносимо. — Там видно будет, дядя, — собрав в кулак всю выдержку, ровно ответил Тал Тал, — разводиться я не собираюсь. Сейчас прошу меня простить, я очень устал. «Не знал, что он по уши влюблён, — изумлённо подумал Байан, когда племянник скрылся за дверью, — и чего в свадебную ночь себя изводил этим «не люблю»? Чудной мальчишка…»***
— Вот мои мечты и сбылись, — Тан Киши окинул принцессу, вжавшуюся в угол комнаты, плотоядным взглядом, — не беспокойтесь, вам понравится, если не будете сопротивляться, я буду нежен. — Пожалуйста, не надо, — еле слышно пролепетала девушка, которая сейчас просто умирала от страха. — Что «не надо»? — издевательски передразнил генерал, приближаясь к ней. — Неужели этот идиот, ваш муж, не озаботился тем, чтобы доставить вам удовольствие? Юн Ми молчала, только наблюдала за ним, с каждым его шагом погружаясь всё глубже в пучину отчаяния, помощи ей ждать было неоткуда, и перспектива лишиться невинности в объятиях этого ненавистного мужлана была сейчас более, чем реальной. Подойдя к ней вплотную, Тан Киши замер, с восторгом предвкушая блаженство, которое ему подарит это роскошное тело уже совсем скоро, поэтому, решив не тянуть, грубо схватил принцессу за руку и потянул за собой в сторону стоявшей неподалёку узкой походной койки. — Немедленно отпустите! — выкрикнула девушка в тщетной попытке до него достучаться. — И не надейтесь, — с этими словами мужчина буквально швырнул Юн Ми на кровать и немедленно придавил её тяжестью своего тела, с наслаждением ощущая как она извивается под ним, стараясь выбраться, что совсем не раздражало, а скорее, ещё больше заводило. После нескольких неудачных попыток поймать губы той, что всё время отворачивалась, стоило их лицам сблизиться, генерал начал жадно целовать её шею и грудь, прикусывая нежную кожу, его руки блуждали по телу, ощупывая женственные изгибы, он совершенно не обращал внимания на всхлипывания девушки, которая молотила его по спине кулачками, периодически вскрикивая: «Отпустите!» Конечно, Тан Киши бы предпочёл её взять обнажённой, но ему сейчас совсем не хотелось возиться с платьем, он был уже дико возбуждён, тянущая сладкая боль в паху вынуждала хозяина поторапливаться, поэтому он решил ограничиться тем, что, приподнявшись на руках, умело задрал юбки и без труда втиснулся между бёдер. Одним движением разорвав на ней и отбросив в сторону ненужное сейчас нижнее бельё, генерал закинул её ноги себе на плечи, быстро развязал собственные штаны, освобождая член, и, помогая себе рукой, резко ворвался в совершенно сухое лоно, вырвав у Юн Ми оглушающий крик невыносимой боли, которая сейчас раздирала её тело. Мужчина сначала даже замер от неприятных ощущений — неувлажненные стенки оцарапали чувствительную головку, но ощутив, как плотно обжимают его слегка подрагивающие мышцы, как бы массируя по всей длине, Тан Киши просто зашёлся от восторга и начал двигаться, правда, не так резко и быстро, как бы ему хотелось, девушка была настолько узкой, что перейти на галоп сразу было просто невозможно, но уже через несколько толчков скольжение стало даваться легче, и генерал склонился к своей рыдающей навзрыд жертве: — Ты невообразимо сладкая, — хрипло произнёс он, но в то же мгновение Юн Ми вцепилась в его щёку острыми коготками, оставив на лице насильника пять достаточно глубоких царапин. — Ах ты, дрянь! — выругался Тан Киши и вышел из неё, намереваясь перевернуть на живот, чтобы обезопасить себя от её рук, и продолжить начатое. Не сразу до его возбуждённого сознания дошло, почему член весь в крови, несколько секунд потребовалось генералу, чтобы решить эту простую задачку, наконец, его озарило: — Ты была девственницей? — его изумлению и, вместе с тем, ликованию не было предела. — И давно Тал Тал записался в евнухи? Впрочем, ответа на этот риторический вопрос мужчина дожидаться не стал, его тело настойчиво требовало продолжения, поэтому развернув принцессу спиной к себе, он вцепился в её ягодицы, заставив девушку встать на колени, и снова вторгнулся в тесное лоно, заставив Юн Ми болезненно застонать. Расширившимися от похоти глазами Тан Киши наблюдал, как его член исчезает в когда-то бледно розовых, а теперь алых от крови нежных складках, и вновь появляется, выходя целиком только для того, чтобы снова покорить тело своей жертвы. Внезапно внимание мужчины привлекла другая возможность получить острое удовольствие, и, недолго думая, он облизал мизинец и стал настойчиво вдавливать его в анус девушки. Принцесса, и так жалобно вскрикивающая при каждом его движении, ощутила, что внизу добавилась новая боль, и вся сжалась, за что моментально получила обжигающий удар по ягодице и грубый окрик: — Расслабься, дура, тебе же хуже будет! Как можно было расслабиться в такой ситуации, Юн Ми не знала, она и представить себе не могла, какую новую муку приготовил для неё генерал, которому с трудом, но удалось преодолеть её сопротивление, и сейчас его мизинец двигался синхронно с членом, медленно растягивая тугой вход. Когда Тан Киши почувствовал, что мышцы сфинктера немного расслабились, он тут же добавил второй палец, что вызвало у принцессы пронзительный вопль, но мужчина получал невероятное наслаждение, чувствуя, как дотрагивается до собственного возбуждённого до предела органа через тонкую перегородку внутри девушки, поэтому и не думал останавливаться. Через некоторое время насильник решил, что подготовки вполне достаточно и попытался ввести член в такую желанную для него дырочку, но Юн Ми, уже обезумев от боли и унижения, отчаянно вырывалась, пытаясь предотвратить ужасное вторжение, поэтому генерал заставил её полностью опуститься на кровать, всей своей тяжестью распластавшись на девичьем теле и, продолжая давить на вход, одной рукой схватил её за горло и слегка придушил, добившись, чтобы принцесса потеряла сознание. Почувствовав, что мышцы резко расслабились, Тан Киши немедленно резко двинул бёдрами и ввёл член на всю длину, ощущая полное блаженство от восхитительной тесноты, что плотно обжимала его, и, сделав всего несколько глубоких толчков, с гортанным стоном излился в осквернённое им тело. Всё ещё тяжело дыша, он, словно лаская, прикусил кожу на её плече и севшим от небывалых ощущений голосом произнёс: — Немного отдохну и заставлю поработать твой прекрасный ротик, уверен, что он не менее чудесен, чем уже опробованные мной дырки. Тал Тал наконец очнулся от истязавшего его кошмара и рывком сел в кровати, ощущая, что как никогда близок к тому, чтобы потерять рассудок — его видение было настолько отвратительно реальным, что его колотило как в ознобе, сердце билось так часто и глухо, будто норовило выскочить из груди, лицо горело, но вместе с тем было покрыто капельками холодного пота, которые генерал поспешил смахнуть не слушающейся рукой. Ему казалось, что он умирает, настолько непереносимой была боль, раздирающая душу и сознание, возраставшая с каждым неровным вдохом, тело требовало рычать и буйствовать, чтобы хоть как-то выплеснуть завладевшие им чувства, хотелось сбежать, но как убежать от самого себя мужчина не знал. Он никогда не верил в вещие сны, для него, приверженца холодной и стройной логики всё, что не поддавалось фактическому обоснованию, всегда подвергалось сомнению, но сейчас Тал Тал был готов поклясться, что видел реальную сцену из недавнего прошлого, обилие мельчайших деталей, до сих пор пугающе ясно стоящих перед его глазами не оставляли никаких других толкований того, что пришлось пережить лежащей рядом с ним девушке, которая сейчас мирно спала, уткнувшись лицом в подушку. Поплотнее укутав её плечи чуть сбившимся во сне одеялом, генерал встал и, стараясь ступать как можно тише, принялся ходить по комнате, пытаясь унять хотя бы противную дрожь, от которой, казалось, сотрясалось всё тело. Уговаривая себя, что увиденный им кошмар всего лишь плод его воображения, мужчина невольно снова и снова вспоминал гнусные подробности своего видения, что заставляло его сходить с ума от безысходности и отвращения к самому себе. Конечно, самым простым решением было бы задать принцессе прямой вопрос о произошедшем, Тал Тал был уверен, что даже если она не ответит, он всё поймёт по её лицу, но как решиться спросить подобное — ему было неведомо, представив фразу: «Скажите честно, Тан Киши изнасиловал вас?» генерал мысленно содрогнулся. Откровенной дерзостью с его стороны был бы такой шаг, кроме того, хоть мужчина в этом и не признавался, он отчаянно боялся получить утвердительный ответ, который окончательно его уничтожит. Когда бивший его озноб немного утих, Тал Тал уселся в кресло, поскольку и помыслить не мог о том, чтобы вернуться в кровать, опасаясь, что повторения кошмара он просто не вынесет, и попытался разобраться в своих чувствах, потому что решительно сам себя не понимал — конечно, его положение было крайне унизительным, но всё же правила дозволяли мужчине выйти из этой ситуации с минимальными потерями: подлеца, посягнувшего на честь жены следовало непременно убить, что не вызывало в нём никаких сомнений и полностью соответствовало его намерениям, определённо, Тан Киши погибнет от его руки, вопрос только в том, как скоро это произойдёт, да и что делать с обесчещенной женщиной тоже было делом решённым, одного его слова было достаточно, чтобы она навсегда исчезла из его жизни, и он бы снова был свободен. Только вот почему генерал не желал разрывать этот, как ему ещё недавно казалось, ненужный брак, и почему мысль о том, что принцесса проведёт всю свою жизнь в каком-нибудь отдалённом монастыре, вымаливая у Будды прощение за то, в чём не было её вины, отзывалась в его душе таким мучительным сочувствием, — этого он уловить не мог. Внезапно девушка заворочалась и то ли слабо застонала, то ли всхлипнула, — Тал Тал мгновенно оказался рядом, будто не он только что клялся себе ни за что не приближаться к постели, и успокаивающе погладил её по голове, тихо уговаривая: — Всё хорошо, не бойся, я рядом. Машинально впервые в жизни обратившись к ней на ты, словно она давно была родной и близкой, мужчина сначала осёкся, изумившись самому себе, но буквально в следующее же мгновение недостающая деталь головоломки встала на положенное ей место и генерал разом нашёл ответ, объяснивший его чувства — он любил её, сейчас это было кристально ясно, и всё сразу встало на свои места — и почему он так глупо вёл себя, приревновав к Ван Ю, и отчаяние, испытанное при известии о её похищении, и его нежелание расторгать брак и отпускать принцессу из своей жизни, и откровенное бешенство, охватившее его при виде полученных ею ран, в котором явно было не просто сочувствие. Да и затмевающая разум ярость в адрес Тан Киши обрела совсем другую мотивацию — дело было совсем не в уязвлённом самолюбии или личном унижении, как ему казалось прежде, Тал Тал банально ненавидел сына бывшего канцлера, посмевшего покуситься на тело его любимой женщины, которой, по понятным причинам, он хотел безраздельно обладать сам. Буквально раздавленный этим осознанием, генерал отдёрнул руку от мягкого шёлка её волос и вернулся в кресло, поражаясь собственной слепоте, с которой игнорировал своё чувство, которое тлело в нём уже, как он теперь понимал, несколько месяцев, если бы он тогда хоть на секунду дал себе труд задуматься, почему так желал увидеть в ней особое к себе отношение, если бы был склонен больше внимания уделять собственным эмоциям, всё было бы совершенно иначе… Если бы… Такое короткое слово и такое безнадёжное. Теперь же было уже поздно. После всего, что эта юная девушка вынесла по его вине, было бы просто откровенным скотством добиваться её благосклонности. «Я никогда не решусь тебе признаться, — думал Тал Тал, не сводя взгляда со спящей принцессы, — тебе совершенно не обязательно знать, что я глупый идиот, умудрившийся не заметить, как ты вошла в моё сердце. Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива, даже если мне придётся тебя потерять».