***
Тал Тал целовал принцессу осторожно, будто боялся спугнуть так внезапно решившуюся девушку, в этом поцелуе совсем не было огня страсти, только мягкость и бесконечная нежность, такие непривычные для генерала, его язык лишь слегка касался её губ, бережно очерчивая их контуры, дальше мужчина не шёл, хотя он едва ли не в первый раз в жизни настолько робко и несмело ласкал женщину. Но он почему-то чувствовал, что так правильно, и лёгкий трепет юного тела, который он ощущал под своими руками, доказывал его правоту, Юн Ми наслаждалась этим поцелуем, который уже явно затянулся, но они оба не могли оторваться друг от друга. Наконец Тал Тал, сделав над собой неимоверное усилие, в последний раз прижался к губам супруги и мягко отстранился. Принцесса, всё ещё не открывавшая глаз, сразу почувствовала его намерения, сильнее вцепилась в него руками и, спрятав лицо на мужской груди, прошептала: — Не уходите! — Я должен позаботиться об ужине, — мягко напомнил генерал, всё ещё не решаясь разомкнуть объятия, — ты боишься остаться одна? Мужчина тут же осёкся и поправился: — Простите, Ваше Высочество, вы боитесь остаться одной? — Какая я вам Ваше Высочество, — едва не рассмеялась Юн Ми, хотя из глаз её вовсю катились слёзы, — прошу вас, говорите мне «ты». — Хорошо, — слегка кивнул генерал, действительно, было бы странно продолжать выкать девушке, которую только что исступлённо целовал и всё ещё обнимал. — Так тебе страшно? — Нет, — помотала головой принцесса, — я не хочу… Отпускать вас. — Я скоро вернусь, — Тал Тал всё-таки выпустил её из объятий и терпеливо ждал, когда она сделает то же самое, но, когда жена разжала руки, он заметил слёзы на её щеках и обеспокоенно спросил: — Почему ты плачешь? «Почему? Вы ещё спрашиваете? — подумала Юн Ми, поражаясь его непониманию. — Вы знаете, сколько лет я ждала этого поцелуя? Всего лишь всю жизнь!» Что было, конечно, явным преувеличением, именно о поцелуе она мечтала примерно последние лет пять, но и это было солидным сроком. — Это от счастья, — пояснила девушка, не собиравшаяся сейчас открывать ему свои чувства, — идите. — А ты ложись и отдохни, — Тал Тал мягко подтолкнул её в сторону кровати, — скачка наверняка тебя утомила. Принцесса послушно опустилась на постель, она бы, конечно, никогда не призналась в этом, но действительно чувствовала себя усталой, её раны снова сильно саднили, особенно ощутимо болели ягодицы, что, впрочем, было неудивительно после такой бешеной гонки верхом, но она бы скорее умерла, чем поведала об этом мужу. Укутавшись неожиданно лёгким, но тёплым одеялом, девушка закрыла глаза и погрузилась в сладкие воспоминания о только что пережитом поцелуе, что заставил её совершенно потерять голову, до сих пор она чувствовала на своих губах его нежные прикосновения, кожа в местах, где он её касался, просто горела, Юн Ми едва сдержалась, чтобы не начать умолять его продолжать. Принцесса решилась отдаться ему, несмотря на все терзавшие её страхи, что близость принесёт ей только боль, она хотела принадлежать любимому мужчине, доставить ему удовольствие, какой бы ценой ей ни пришлось за него заплатить. Если он будет так целовать её, пусть делает с ней всё, что угодно, она всё вынесет, его губы вылечат любые раны, девушка была сейчас в этом совершенно уверена. Погрузившись в дурманящие мечты, она сама не заметила, как уснула.***
Тал Тал, вернувшись где-то через час с убитой косулей, которую тащил на плечах, бросил свою добычу на землю неподалёку от дома, и, прежде чем свежевать тушу, вошёл внутрь, чтобы проведать, чем занята принцесса. Увидев девушку спящей, он обрадовался, не только тому, что она отдыхает и восстанавливает силы, но и продлению собственного одиночества, ему слишком о многом необходимо было подумать. Генерал аккуратно подоткнул одеяло и тихо вернулся во двор, занявшись будущим ужином. Он специально искал зверя покрупнее, сознательно упустив нескольких зайцев, ведь он планировал, что они здесь проведут несколько дней, значит, разумно было запастись пищей впрок. Действуя совершенно машинально, мужчина сдирал с животного шкуру и погрузился в собственные мысли. Конечно, сегодня он пережил три потрясения, два из которых были поистине кошмарными. «Незаконнорождённый». Это слово билось в нём, отдаваясь тяжёлым набатом не только в голове, но и, казалось, во всём теле. Чистота крови всегда была очень важна для него, любой уважающий себя монгол был обязан знать историю своего рода минимум до девятого колена, и Тал Тал, даже, наверное, в бреду мог перечислить своих предков, имена которых Байан накрепко вбил в его память ещё в детстве. Теперь же он чувствовал совершенную растерянность, за ним всегда стоял его клан, генерал был готов не задумываясь отдать жизнь за него, а сейчас оказалось, что он, фактически, остался один — ведь Великая Яса Чингисхана однозначно указывала, что законными признаются только дети жён или наложниц, остальные же считаются бастардами и не могут наследовать отцу. Следовательно, он никак не мог быть преемником дяди, Тал Тала сейчас волновало даже не имущество и состояние, а именно право быть частью рода, по-хорошему, если бы не воля Байана, скорее всего, он был бы сейчас совсем не генералом и точно не стратегом, а пушечным мясом, обычным рядовым солдатом, которых мужчина раньше и за людей-то не считал. Нет, он, конечно, всегда продумывал тактику, чтобы не терять своих воинов зря, лишь по недомыслию, но когда была необходимость — он недрогнувшей рукой отправлял их на смерть, ни разу в жизни не задумавшись, что у них есть семьи, какие-то стремления и мечты. Они все были для него на одно лицо, их заботы его совершенно не тревожили, да и опускаться до их уровня ему всегда было слегка брезгливо. А теперь он стал фактически именно таким как они… Что было для него совершенно позорным и поистине невыносимым. Было понятно, что ему необходимо объясниться с дядей, заставить того открыть правду, что тогда произошло и почему он принял его в свой дом, вырастив как собственного сына. Впрочем, тут Тал Тала пронзила безумная идея, не был ли сам Байан его отцом? Учитывая, что у дяди и этой женщины, так отвратительно похожей на генерала, были совершенно определённо близкие отношения, это предположение казалось достаточно логичным. Вот только по какой причине они тогда не заключили брак? Почему регент рискнул и выдал его за своего племянника? Вопросов пока было значительно больше, чем ответов. Ясно, что разговор с дядей был неизбежен — вот только он хотел хоть немного успокоиться, при одной мысли о той паутине лжи, что, как оказалось, опутывала всю его жизнь, мужчина приходил в неистовство и готов был едва ли не придушить собственными руками Байана, да и эту женщину заодно. Мать… Само это слово теперь казалось ему грязным, он должен бесконечно почитать и преклоняться перед ней, как было заведено, но, естественно, ничего к ней не чувствовал — ни уважения, ни элементарной благодарности. Она была для него никем, просто незнакомкой, которая так внезапно появилась в его жизни. У Тал Тала не было сожалений или обиды, он совсем не думал о том, что ему не хватало в детстве материнской любви, объятий и вот этого вот всего, что стратег искренне считал совершенно излишним, его просто выводило из себя, что из него всю жизнь делали идиота, а теперь он должен послушно склонять перед ней голову. Поэтому и возникал резонный вопрос — какого, собственно, дьявола? Генерал даже не признавался сам себе, но, чем старше он становился, тем труднее давалось ему подчинение, не раз уже он ловил себя на том, что, пусть мягко и осторожно, но противостоит дяде, заставляя его переменить изначальное намерение. Видя, как Байан принимает очередное откровенно неверное решение, ему иногда было просто невозможно удержаться, чтобы не указать на его ошибочность, предложив правильный вариант. Да, он не должен был бы этого делать, традиции почитания абсолютно ясно гласили, что даже если старший поступает опрометчиво, младшему остаётся только смиренно принять это, а никак не лезть со своим мнением, но временами это было выше его сил. Конечно, чаще ему удавалось направить дядю по верной дороге ещё до того, как тот озвучит свои планы, но случались моменты, когда он был просто вынужден встать у него на пути, как в том ночном преследовании тюрков. Тал Тал сам удивлялся, каким чудом тогда Байан, озверевший от ярости, не убил его, когда он преградил ему дорогу и заставил повернуть назад. По-хорошему, старший имел на это все права, и самому генералу и в голову не могло прийти возразить, если бы дядя пронзил его мечом. И вот внезапно в его жизни появился ещё один человек, перед которым ему предписывалось только молча послушно склонять голову и следовать приказам. И, если в случае с повиновением дяде это было оправдано, ведь тот действительно сделал для племянника всё возможное, чтобы он стал тем, кем был сейчас, то в случае с этой женщиной генерал совершенно не чувствовал себя ей чем-то обязанным и это безумно раздражало. «А если она взбалмошная истеричка? — думал Тал Тал, передёрнувшись при воспоминании о её объятье, нарушений личного пространства он очень, мягко скажем, не любил. — Что, если она решит заявлять на меня какие-то права? Я должен буду молча подчиняться?» Естественно, такие опасения добрых чувств у него не вызывали. Вспомнив о так неприятном для него объятии, мысли мужчины перескочили на принцессу, которую он сам совсем недавно сжимал в своих руках и неудержимо целовал. Это было третьим пережитым им потрясением этого ужасно долгого дня, конечно, значительно более приятным, но безумно всё усложнившем. Генерал сказал правду — он действительно почти окончательно решил дать жене развод и вернуть её во дворец императора. Почти — только одно его смущало — какое будущее ждёт разведённую женщину, вряд ли она сможет рассчитывать на достойную партию. О себе Тал Тал даже не думал, его чувства сейчас не имели никакого значения, только забота о репутации девушки, которая так неосмотрительно неожиданно захотела остаться с опозоренным мужем. Теперь же, когда Юн Ми так неприкрыто выразила к нему свою благосклонность, Тал Талу было куда труднее заставить себя поступить так, как он считал правильным, как любому нормальному влюблённому мужчине ему хотелось проявлять свои чувства, правда, как именно — это было пока для него загадкой, кроме самого очевидного способа, к которому он прибегать сейчас совсем не собирался, поэтому и целовал девушку так сдержано и скромно, возбуждаться в его планы не входило. Но и этот нежный, почти детский для генерала поцелуй был ему также приятен, как и принцессе, наверное, впервые Тал Тал понял, зачем вообще нужны прелюдии, он, конечно, умел ласкать женщин, но для него всегда предварительные игры были чем-то вроде обязательного, но, в целом, скучного этапа, который обычно он сокращал до минимума, необходимого для обоих партнёров. Но с любимой женщиной всё обстояло совершенно иначе, теперь он сам желал приятных прикосновений, лёгких объятий, невинных поцелуев, всего того, что ещё вчера ему казалось абсолютно ненужным и даже немного недостойным для настоящего мужчины. Оказывается, этим действительно можно наслаждаться, если это происходит с девушкой, которая отзывается в его сердце, пусть и совсем неискушённой. Тал Тал слегка усмехнулся, вспомнив, как она в растерянности замерла, прижавшись к его губам, явно толком не зная, что делать дальше. В общем, неудивительно, опыт её поцелуев ограничивался совершенно не нежными ласками, он до сих пор содрогался, вспоминая то варварство, которому лично подверг её год назад, да и Тан Киши определённо не был трепетен. При мысли об этом генерал помрачнел, усмешка пропала с его губ, глаза снова заледенели, а рука крепче вцепилась в рукоять кинжала. Он хорошо знал чувство ревности, когда любимая женщина принадлежит другому, за годы, что сходил с ума по Ки Нян, не раз эта боль терзала его, но то, что Тал Тал ощущал сейчас не шло с этим ни в какое сравнение, он только чудовищным усилием воли заставлял себя оставаться спокойным, на самом деле, ему выть хотелось от необратимости ситуации, и кошмары, что терзали его последние ночи, успокоению отнюдь не способствовали, наоборот, услужливо подсовывали ему картины грязных надругательств над невинной девушкой. «Прекрати, — мысленно приказал себе генерал, — скоро ночь, необходимо выспаться, чтобы быть в состоянии принимать взвешенные решения, эмоции сейчас совершенно лишние». Твёрдо решив перед сном погрузиться в медитацию, дабы очистить сознание от лишних мыслей, Тал Тал полностью сосредоточился на реальности. К его удивлению, пока он бродил по закоулкам своего сознания, тело действовало совершенно правильно и сейчас перед ним стояла большая плошка, доверху наполненная аккуратно нарезанным мясом.***
— Ваше Высочество, просыпайтесь, — генерал аккуратно тронул девушку за плечо, — пора ужинать. Юн Ми, потирая глаза спросонья, села на кровати и недоумённо уставилась на мужчину. «Ваше Высочество? Неужели мне этот поцелуй просто приснился?» — в ужасе было подумала принцесса, но непривычно ласковый взгляд тёмных глаз мужа быстро успокоил её бешено заколотившееся от страха сердце. — Опять Ваше Высочество? — слегка укоризненно сказала она, вставая с постели, стараясь двигаться аккуратно, чтобы не потревожить раны, что всё ещё болезненно ныли. — Прости, — ответил Тал Тал, от которого не укрылась эта осторожность, он моментально почувствовал себя виноватым, что так гнал всю дорогу, следовало, конечно, осмотреть её раны, чем он и планировал заняться после ужина, — мне надо привыкнуть. — Понимаю, — девушка тепло улыбнулась и слега дотронулась до мужской руки, — но не тяните с этим, очень странно слышать, когда муж зовёт жену на вы. — Пойдём, — генерал приглашающе кивнул, — тебе надо поесть. Послушно следуя за ним, Юн Ми оказалась на небольшой кухне, где её ожидал накрытый на двоих стол, Тал Тал явно принёс второе кресло из комнаты, видимо, и здесь, как и во всём доме, на гостей никто не рассчитывал. Принцесса села и едва сдержалась, чтобы не поморщиться от боли, вызванной таким простым движением, мужчина расположился напротив неё и коротко велел: — Ешь! Девушка взяла палочки и аккуратно отправила в рот небольшой кусочек мяса, оказавшегося на удивление вкусным и нежным, а также отведала рис, приготовленный с какими-то пряными травами, который тоже ей понравился. — Вы хорошо готовите, — похвалила она мужа. Тот еле заметно хмыкнул в ответ на её замечание и тоже занялся поглощением ужина. Ели они в полном молчании, Юн Ми не решалась начать разговор, а генерал просто не собирался ничего с ней обсуждать, у него не было привычки делиться своими мыслями, а тем более чувствами, с кем-либо. Прошло, наверное, минут десять, как принцесса отложила палочки, сочтя, что достаточно сыта и открыла рот, чтобы произнести слова благодарности, но моментально получила в ответ привычный холодный взгляд и фразу, брошенную не менее ледяным тоном: — Вы съедите всё. Отметив, что Тал Тал вновь перешёл на вы, девушка вздохнула, покорно снова взяла в руки приборы и вернулась к еде под одобрительным взглядом стремительно теплеющих глаз. — Если уж я веду себя как послушная жена, — осторожно начала она, — может, и вы проявите себя любезным мужем? — В каком смысле? — не понял генерал. — Поговорите со мной, — пояснила Юн Ми, — сами же говорили — чтобы добиться желаемого, нужно сделать предложение, от которого нельзя отказаться. Вот и я буду есть, если вы ответите на несколько моих вопросов. «Научил на свою голову», — промелькнуло в голове, но мужчина едва удержался от улыбки, не в первый раз она возвращала ему его же слова, и он всегда испытывал какую-то странную гордость, что перед ним женщина, равная ему, к чему он явно приложил руку, будучи долгие годы её наставником. — Хорошо, — согласился Тал Тал, — что ты хочешь узнать? — Это была… — принцесса немного замялась, ей сложно было начать этот разговор, и она немного опасалась его реакции, но не спросить не могла. — Ваша мать? — Видимо, — немного помолчав, кивнул стратег, которому эта тема была совершенно нежелательна. — Но ведь вы совсем недавно говорили, что выросли без матери? — Юн Ми, заметив, что глаза мужа неприятно заблестели, немедленно отправила в рот следующий кусок мяса и потянулась к рису, мол — я своё обещание честно выполняю. — Говорил, — коротко подтвердил мужчина. — Послушайте, не заставляйте меня вытягивать из вас каждое слово, — слегка раздражённо произнесла девушка, — просто расскажите всё, как есть. — Мне нечего сказать, — спокойно солгал генерал, — ты, фактически, и так всё знаешь, я видел эту женщину впервые в жизни, всегда думал, что моя мать умерла, как только произвела меня на свет. Очевидно, что это не так, но других ответов у меня нет. Выдав столь непривычно длинную для себя тираду, Тал Тал надеялся, что удовлетворил её любопытство, и она сменит тему беседы, которая, откровенно говоря, выводила его из себя. — Хорошо, допустим, — легко согласилась принцесса, — и что вы об этом думаете? — Ничего, — очередная ложь далась мужчине легко, — я не намерен ничего думать, пока не знаю всех фактов. Повисло молчание, во время которого Юн Ми старательно жевала, что-то обдумывая, но следующие её слова едва не заставили генерала подскочить: — Я была бы счастлива, если бы моя мать оказалась вдруг жива, — тихо проговорила девушка, — поэтому и удивляюсь, что вы не рады. — Счастлива? — недоумённо переспросил генерал. — Почему? Он искренне не понимал, что она имеет в виду, с чего вдруг радоваться появлению в своей жизни совершенно чужого человека. — Как почему? — изумилась принцесса. — Это же мать, она дала мне жизнь, можно хотя бы за это быть ей благодарной. — То есть вас бы не смущало, — язвительно спросил Тал Тал, — что сначала она неведомо почему исчезла из вашей жизни, а потом внезапно появилась с непонятной целью? «Снова «вы», — отметила девушка, — он явно злится». — Определённо, у неё была веская причина, чтобы оставить вас, — тем не менее продолжила Юн Ми, — и, скорее всего, это было нужно для вашего же блага, ни одна мать не оставит своего ребёнка просто так, можете мне поверить, я всё-таки женщина. И, не дав мужчине и слово вставить, быстро добавила, вставая: — Я доела, пожалуйста, помогите мне лечь, у меня всё тело болит. От одного упоминания о том, что жена страдает, весь гнев генерала куда-то внезапно улетучился, на что, собственно, принцесса и рассчитывала, он легко подхватил её на руки и отнёс в комнату.***
Аккуратно поставив девушку на ноги, Тал Тал уверенно потянулся к шнуровке на её платье и стал методично распускать завязанные им же утром ленты. Юн Ми стояла спокойно, она понимала, что если хочет по-настоящему принадлежать этому человеку, то глупо сейчас смущаться и отнекиваться, её, правда, немного беспокоило, что видит он её сейчас совсем не прекрасной, а наоборот, израненной, но она надеялась, что, как говорила ей Ки Нян, мужские инстинкты возьмут в нём верх, и наставник сделает её своей. Поэтому послушно помогала ему, поднимая руки и поворачиваясь, когда он говорил, лишь слегка залившись румянцем и стыдливо опустив глаза. Наконец, оставшись полностью обнажённой, она застыла в непонятном ожидании, совершенно не зная, что ей делать дальше и огромным усилием заставляя себя стоять спокойно, не прикрывая особо интимных мест руками. Если бы девушка сейчас решилась поднять глаза на мужа, она бы очень удивилась, увидев, что его глаза не расширились от похоти, а как раз-таки, сузились от гнева, — мужчина, быстро оценив состояние её ран, мысленно ругал себя на чём свет стоит, что по собственной глупости заставил её пережить новую боль, — едва начавшиеся затягиваться повреждения снова открылись, особенно сильно пострадали ягодицы, из рубцов, оставленных хлыстом, снова сочилась сукровица. «Идиот, — мысленно проклинал самого себя Тал Тал, — какого дьявола ты так гнал Октая? Совсем забыл, что она ещё слаба и ей совсем не стоит так трястись в седле? Опять она страдает по твоей вине!» Он быстро подошёл к шкафу и достал полотенца и простыню, которую расстелил на кровати прямо поверх одеяла. — Ложись на живот, — тихо приказал он и быстро вышел из комнаты. Вернулся генерал через несколько минут, неся на подносе таз с водой и небольшую баночку с заживляющей мазью. Поставив всё прямо на пол у кровати, он опустился на колени и начал осторожно обрабатывать раны. Юн Ми, как ни старалась, не чувствовала в его прикосновениях ничего необычного, мужчина явно был спокоен, его руки двигались чётко и размеренно. Когда он позволил ей перевернуться, она даже отважилась чуть приоткрыть глаза и посмотреть ему в лицо сквозь густые ресницы — оно было привычно холодным и отстранённым, никаких следов внезапно вспыхнувшей страсти принцесса не могла найти, как ни старалась. «Значит, он считает меня безобразной», — решила она, и слёзы против воли покатились из её глаз. Тал Тал, только когда закончил с перевязкой и уже привычно запахнул на ней простыню, обнаружил, что девушка рыдает, и потянулся к её лицу, аккуратно вытирая мокрые дорожки на висках. — Так больно? — тихо спросил он. — Прости… — Не в этом дело, — еле слышно ответила принцесса, прижимая мужскую ладонь к своей щеке, — вам, наверное, неприятно на меня смотреть… — Глупости, — решительно заявил генерал, — мне приходилось видеть раны гораздо хуже. «Только не на любимой женщине», — при этом подумал он, но совершенно не собирался признаваться, насколько ему больно было каждый раз видеть её тело, измученное этим садистом, и насколько он ненавидел себя за глупость, что непростительно забылся от собственных переживаний и ещё более усугубил её состояние. — Правда? — внезапно просияла Юн Ми. — Значит, я для вас… Привлекательна? — Ты красивая, — неожиданно для самого себя произнёс Тал Тал и тут же прикусил язык, считая, что сказал явно больше, чем следовало, поэтому попытался отнять руку от её лица и отстраниться. Но девушка, у которой после этого, пусть и несколько выпрошенного комплимента, камень с души упал и вновь появилась надежда, что её желание вот-вот сбудется, лишь сильнее сжала его ладонь и, покраснев, прошептала: — Останьтесь со мной, мой господин. — Мне нужно раздеться, — пряча улыбку, пояснил генерал и, подобрав её платья, грудой лежавшие прямо на полу, вышел в незамеченную ранее принцессой дверь. «Раздеться… О, Будда! — сердце Юн Ми запрыгало в груди от внезапно пробудившегося страха, решиться-то она решилась, но и трусила тоже изрядно, поэтому начала себя уговаривать дышать ровнее. — Спокойно, возьми себя в руки!» «Не показывайте, что вам это неприятно, чтобы не оскорбить его», — вдруг вспомнились слова Ки Нян, и принцессу откровенно затрясло, сладкое предвкушение куда-то улетучилось, оставив в душе лишь ужас перед неведанным. Впрочем, память, стремясь помочь своей обладательнице, моментально подкинула картину, виденную ей совсем недавно, которую, правда, девушка изо всех сил старалась забыть, но сейчас это как раз-таки было к месту, потому что ей пришла в голову спасительная мысль, что Сюин-то явно наслаждалась тем, что с ней делал Тал Тал. Мгновенно вспыхнув до ушей при этом воспоминании, Юн Ми поняла, что окончательно запуталась в этих противоречиях и решила просто, что будь, что будет — в конце концов, это же точно её не убьёт, а перенести ещё одну боль, если это нужно для любимого, она была готова. Когда генерал появился в комнате, он, против ожиданий принцессы был вовсе не обнажён, на нём были белые штаны и свободная рубаха, поэтому девушка облегчённо выдохнула, и отодвинулась к стене, как бы давая понять, что не против, чтобы он расположился рядом. Тал Тал спокойно улёгся и закрыл глаза, он явно намеревался просто уснуть, хвала Будде, этот кошмарный день кончился и можно было, наконец, просто отдохнуть. «И это всё? — то ли облегчённо, то ли разочаровано подумала девушка, которая сама не могла определиться, чего ей больше хочется. — Он вот так просто уснёт?» — Господин, — Юн Ми нерешительно коснулась его руки, — спокойной ночи? — Спокойной ночи, — ровно ответил мужчина, слегка сжимая её пальцы и не открывая глаз. Принцесса откинулась на подушки, стараясь подавить наворачивающиеся на глаза слёзы, ей были безумно обидны его холодность и отстранённость, будто это не он, а совсем другой человек сводил её с ума своими поцелуями всего три часа назад, а тот, что лежал сейчас рядом с ней, по-прежнему оставался далёким незнакомцем. Генерал же и не думал ни о каких ласках, по его мнению, было бы крайне неосмотрительно подвергать его самоконтроль ненужному испытанию, учитывая, что при потенциальном объятии их разделяли бы всего два слоя тонкой ткани, а Тал Тал святым не был, но и представить себе близость с израненной девушкой совершенно не мог, страх невольно навредить ей неосторожным движением прочно поселился в его душе, поэтому он отодвинулся на самый край кровати и почти сразу заснул. Это был слишком длинный день.