***
Едва Тал Тал с принцессой покинули комнату, Оэлун, до этого беззвучно ронявшая слёзы, обессиленно опустилась прямо на пол и разрыдалась в голос, её душа просто разрывалась от горя, отвращение, которое она легко прочла в глазах сына, что на мгновение потерял над собой контроль, ранило женщину в самое сердце. Она сама не знала, почему ей так больно, ведь не раз прокручивала в голове эту встречу и, будучи совсем неглупой, понимала, что от Тал Тала, которого упорно продолжала называть про себя своим мальчиком, хоть перед ней ещё минуту назад стоял взрослый, состоявшийся мужчина, было сложно ожидать другой реакции. Но Оэлун и в этом винила только себя — если бы она могла быть с ним рядом в его детстве, если бы могла дать ему материнскую любовь, тепло и ласку, наверняка он бы не вырос таким жестоким и холодным. Она вспомнила его ненавидящий взгляд, брошенный на дядю, прежде чем вылететь из приёмной, и просто зашлась в новом витке истерики, из-за того, что сын даже не посмотрел на неё на прощанье, пусть сурово, пусть зло, женщина видела в этом грозное предзнаменование, что он намерен игнорировать сам факт её существования и дальше. Байан, который совершенно растерялся и совсем не знал, что ему делать — то ли успокаивать жену, то ли догонять взбешённого племянника, немного потерзавшись муками выбора, в итоге предпочёл остаться с Оэлун, решив, что она куда больше сейчас в нём нуждается, хоть и не очень понимал, как именно может ей помочь. Нерешительно приблизившись к любимой супруге, он тронул её за плечо и каким-то чужим, слегка хриплым голосом, сказал: — Ты… Это… Поднимайся, Оэлун! Но рыдания лишь стали ещё горше, женщина уткнулась лицом в ладони, будто стараясь спрятаться от мужа, видеть которого сейчас совершенно не хотела. Единственным человеком, который мог бы облегчить её страдания, был совсем не Байан, она отчаянно желала, чтобы рука, сейчас ободряюще сжимавшая её плечо, принадлежала другому мужчине, её плоти и крови, единственному сыну, так равнодушно её оттолкнувшему. При воспоминании, как заледенело его лицо, едва прошёл первый шок узнавания, Оэлун тихонько завыла, она и представить себе раньше не могла, что её мальчик вырастет настолько закрытым и безэмоциональным. Канцлер, видя, что жена не реагирует, присел подле неё и уже не нежно и осторожно, а вполне себе ощутимо стиснул её за плечи и слегка встряхнул, заставляя обратить на себя внимание. — Оэлун, приди в себя, — строго сказал он. — Ничего не попишешь уже, принесла ж тебя нелёгкая! Байан с силой поднял женщину на ноги и сжал её вздрагивающее тело в объятиях, заставив уткнуться в его грудь: — Успокойся, не реви, — приговаривал он, хотя и представить не мог, насколько ей сейчас тяжело, — всё образуется, я с ним поговорю, я тебе обещаю. — Он и слышать обо мне не захочет, — донеслось до него сквозь всхлипы, — разве вы не видели его лицо? — Заставлю, — пообещал регент, — если надо — силой. Внезапно Оэлун резко толкнула его в грудь и высвободилась из обнимавших её рук. В глазах женщины промелькнула плохо скрытая ярость: — Как я проклинаю себя, что была такой глупой и слабой, что позволила вам забрать его! — выкрикнула она прямо в лицо оторопевшему мужу. — Что вы с ним сделали, что он вырос таким бесчувственным? — Ты несёшь бред, — проговорил обиженный Байан, разочарованный, что жена намеревалась сделать его во всём виноватым, — сама знаешь, у меня не было другого входа! — Был! — женщина явно закусила удила, впервые в жизни открыто обвиняя его в произошедшем. — Вы могли оставить его со мной! И всё было бы иначе! — Вспомни, сколько тебе было лет! — канцлер тоже вышел из себя, он искренне считал, что принял тогда единственно верное решение. — Сама была ещё ребёнком, что ты могла ему дать? — Любовь! — взвизгнула Оэлун, глубоко в душе понимая несправедливость своих слов, но остановиться просто не могла. — Материнскую любовь! То, чем вы, похоже, не озаботились! — Перестань! — Байан просто кипел от злости, никогда раньше она не давала ему повода подумать, что недовольна его поступком. — Я тоже его люблю, он же мой наследник! — А как вы эту любовь проявляли? — гневно прищурилась женщина. — Вы баловали его? Сажали к себе на колени? Обнимали? Регент, которому, разумеется, и в голову не приходило так себя вести с племянником, немного оторопел и даже почувствовал себя слегка виноватым, вспомнив, что именно так, нежно и ласково, обращался с дочерью. Впрочем, он быстро нашёл себе оправдание, что Эрдэнэ была девочкой, поэтому и возразил, правда, не очень уверенно: — Настоящему мужчине все эти телячьи нежности ни к чему. Только испортили бы мальчишку! — Да что он в жизни видел, кроме войн и бесконечных книг? — Оэлун уже явно была не в себе, не будь потрясение столь жестоким, никогда бы она не решилась на такие слова в адрес своего господина, но промолчать сейчас было выше её сил. — Вы хотя бы раз с ним говорили не о делах и ваших интригах? Хотя бы раз спросили о том, что у него на сердце? — Немедленно прекрати! — рявкнул Байан, задетый её словами за живое, он боялся допустить даже мысль о том, что в чём-то его супруга была права. — Ты непозволительно забылась! Приди в себя! — Я вас ненавижу! — донёсся до него истеричный вопль. — Верните мне его! Верните моего сына! Резкая пощёчина обожгла лицо, и женщина, захлебнувшись собственным криком, внезапно будто очнулась, с недоумением глядя на мужа, который и сам сейчас был в шоке, никогда прежде не поднимал он на супругу руку. Растерянно прижав ладонь к щеке, ещё горевшей от удара, Оэлун с ужасом осознавала, что только что наговорила любимому мужчине, в неё будто демон вселился, заставив выкрикивать нелепые обвинения, в которых, конечно, была доля правды, но всё же так жестоко вести себя совсем не следовало. Раскаяние сейчас овладело ей, и она, стараясь дышать глубоко и тихо, медленно приходила в себя, взгляд постепенно становился более осмысленным, искажённое гневом лицо потихоньку разглаживалось, руки, стиснувшие ткань дорогого платья, разжимались, расправляя смятые юбки. — Простите, мой господин, — спустя некоторое время, покаянно опустив глаза, произнесла Оэлун, она ещё дрожала, но голос звучал куда ровнее и спокойнее, чем несколько минут назад. — Не знаю, что на меня нашло. — Ты тоже меня прости, — заставил себя извиниться мужчина, вновь заключая жену в объятия, — я обещаю, что поговорю с ним и вообще сделаю всё, что смогу. — Спасибо, — жена нежно потёрлась щекой о его плечо, — для вас, второго человека в империи после государя, нет ничего невозможного, тем более, изменить какую-то древнюю запись. Она знала, что Байан, проявив несвойственную ему осторожность, не назвал её имя, когда записывал Тал Тала в реестр учёта рождений, но сейчас женщине безрассудно хотелось, чтобы хотя бы официально сын принадлежал ей. «Записи, — подумал регент, — вот тут ты права, необходимо в первую очередь ими заняться. Не хватало ещё, чтобы слухи дошли до императора!» Поёжившись при этой мысли, мужчина ласково чмокнул жену в макушку и осторожно спросил: — Ты успокоилась? Я могу тебя оставить одну? — Да, мой господин, — Оэлун действительно чувствовала себя гораздо лучше, хоть и терзалась тем, как безобразно вела себя с мужем, но, всё-таки, возможность выплеснуть свои гнев и боль явно пошла ей на пользу. — Я пойду к Эрдэнэ, она, наверное, уже давно ждёт меня.***
«Не смей, Тан Киши!» Едва сдержал гневный окрик Тал Тал, распахивая глаза от очередного кошмара и пытаясь унять яростную дрожь, охватившую всё его тело. Опять. Опять эти изводящие разум видения. Хорошо хоть, судя во ярким солнечным лучам, пробивавшимся сквозь закрытые ставни, день давно вступил в свои права, и генералу удалось достаточно неплохо выспаться. «Просто сон, — повторял про себя мужчина, чувствуя, как сердце норовит выскочить из груди, а кулаки невольно сжимаются, — просто кошмар, это не реальность». Он осторожно повернулся, чтобы посмотреть на принцессу, спокойно спящую рядом с ним, и почувствовал ещё больший гнев, от одного взгляда на это нежное лицо у него нестерпимо чесались руки убить любого, кто её обидел или может обидеть когда-либо. Ему хотелось всегда быть с ней рядом, чтобы быть уверенным, что с ней всё хорошо, что она в безопасности, хотелось обнять её и защитить от всего мира. С трудом подавив это желание, которое Тал Тал, и так смущённый её близостью, моментально счёл безрассудным, мужчина встал с кровати и вышел из дома, стараясь полной грудью вдыхать ещё прохладный, но уже по-настоящему весенний воздух. Шёл он босиком, и непрогретая после ночи земля приятно холодила кожу, возвращая его в реальность. Подойдя к реке, генерал вглядывался вдаль течения, ощущая, как привычное умиротворение, которое он каждый раз испытывал в этом месте, охватывает его душу, исцеляя раны и помогая забыться покоем. Именно ради этого чувства он приезжал сюда, когда понимал, что вымотан, и тело, а ещё важнее — сознание, просят передышки. Вода всегда помогала ему расслабиться, поэтому Тал Тал решил искупаться. Он снял рубаху и остался в одних штанах, которые, будь мужчина здесь один, тоже бы непременно снял, но забывать о принцессе не следовало, ещё более смущать девушку, явно чувствующую себя не в своей тарелке, он не собирался. Генерал решительно вошёл в достаточно прохладную, если не сказать, ледяную воду, чувствуя, как всё тело мгновенно закололи тысячи маленьких острых иголочек, заставившие его забыть обо всём, что так терзало его в последние дни, и сосредоточиться только на том, чтобы двигаться, дабы не окоченеть от холода. Он плыл быстро, но при этом размеренно, с радостью отмечая, что ни в голове, ни в сердце, нет ни одной мысли, вода будто смывала грязь с его души и уносила куда-то далеко, туда, откуда еле слышно доносился рокот водопада. Дважды переплыв бурлящую реку, Тал Тал решил, что, пожалуй, достаточно, у него и так зуб на зуб не попадал от холода, поэтому он вылез на берег и едва ли не бегом направился обратно в дом. Неслышно ступая, генерал вошёл в комнату и сразу бросился к шкафу с бельём, достав большое белое полотенце, он начал энергично растирать торс, пока не почувствовал, что кожа просто горит. На секунду он замер, закрыв глаза от удовольствия, наслаждаясь ощущениями в теле, которое вдруг стало как будто свободным и каким-то лёгким. Юн Ми, которая недавно проснулась, но, увидев полуобнажённого мужа, тут же в смятении закрыла глаза и сделала вид, что сладко спит, надеясь, что ей удастся не залиться краской до ушей. Поняв, точнее, скорее, почувствовав, что мужчина не обращает на неё никакого внимания, она осторожно, сквозь опущенные ресницы, стала его разглядывать. Тал Тал стоял к ней спиной, и девушка заворожённо наблюдала, как перекатываются под смуглой кожей сильные мышцы плеч при каждом его быстром движении. Принцесса не могла отвести от него глаз, ей нестерпимо хотелось прикоснуться к мужу, пройтись тонкими пальцами по всем многочисленным, белёсым от времени шрамам, которые испещряли его тело, погладить эти живые, появляющиеся и исчезающие при каждом жесте бугорки, прижаться щекой к мощной спине, чтобы ощутить себя маленькой и слабой. Внезапно генерал, который умудрился напрочь забыть о жене, будто почувствовал её взгляд, резко оглянулся и развернулся к ней. Юн Ми едва сдержалась, чтобы не зажмуриться, стараясь, чтобы веки не дрожали, она даже затаила дыхание, прикидываясь, что всё ещё спит, девушка страстно молилась, чтобы мужчина не догадался о развратных желаниях, что бродили в её голове. Притворялась она хорошо, поэтому Тал Тал решил, что жена ещё не проснулась, но тем не менее, поняв, что мокрые штаны, облепившие его ноги, оставляют весьма немного простора для фантазии, повязал полотенце на бёдра и тихо вышел в небольшую комнатку, служившую ему гардеробной. Едва за ним закрылась дверь, как у принцессы вырвался вздох облегчения, и она прижала руки к груди, стремясь успокоить бешено прыгающее сердце. «Ты с ума сошла, — мысленно корила себя Юн Ми, — что за непристойные мысли! Благовоспитанной девушке не подобает и думать о таком!» Но, стоило ей закрыть глаза, как она снова ясно увидела перед собой полуобнажённого мужа, правда, в этой картине, созданной её воображением, он страстно прижимал её к себе и девушка, замирая от восторга, ощущала под своими руками жар его кожи, на удивление мягкой и бархатистой, что хотелось её неустанно гладить. — Ты проснулась? — внезапно раздался рядом знакомый голос, и принцесса, бесконечно смущённая, слегка приподнялась на кровати и еле заставила себя спокойно кивнуть, не поднимая на мужчину взгляда. — Лежи! — последовал тихий приказ, и Юн Ми почувствовала прикосновение к своему плечу сильной руки, повелительно укладывающей её обратно на подушки. — Не вставай, завтрак я принесу.***
Регент влетел в архив, в котором хранились учётные реестры рождений и браков, с такой скоростью, будто за ним гналась тысяча чертей. Он торопился, безумно спешил, потому что при одной мысли, что Тан Киши его опередит и похвастает своей осведомлённостью перед императором, у него волосы дыбом становились. Безусловно, нельзя было допустить такое любой ценой, вопрос о цене был неслучайным, кошелёк Байана был под завязку набит золотыми монетами, которые он собирался пустить в ход, если его изначальный план не сработает, всё-таки прямой подкуп канцлеру претил. Старичок-архивариус, такой древний, что, казалось, его лицо цветом походило на пожелтевшую от времени бумагу, недоумённо вскинул глаза на появившегося перед ним неожиданного посетителя, но тут же узнал регента, что специально надел фиолетовый наряд с вышитыми золотом узорами, и торопливо поклонился, хватаясь при этом за занывшую поясницу. — Господин канцлер, что вам угодно? — Срочный приказ Его Величества, — важно ответил Байан, по-хозяйски располагаясь за большим письменным столом, где ещё секунду назад сидел старик. — Нужно подготовить спешное донесение. — Чем я могу помочь? — скрипучим голосом произнёс архивариус, который был счастлив услужить новому регенту, надеясь, что тот отметит его усердие. — Да вроде всё есть… — неуверенно протянул канцлер, на самом деле сгоравший от нетерпения отправить этого ретивого слугу куда-нибудь подальше и остаться одному. — Погоди, а где красные чернила? — Красные чернила? — старик от неожиданности выкатил глаза, сроду никому в голову не приходило требовать в архиве какой-либо цвет, кроме чёрного. — Конечно, — притворно загремел Байан, — ты что же, полагаешь, Его Величеству можно составить доклад кое-как? А ну, немедленно иди в лавку и принеси красные чернила! Архивариус поклонился и, продолжая недоумевать, пятясь вышел, мысленно проклиная странного визитёра, не пожалевшего старческие косточки и заставившего его тащиться в такую даль, чёрную тушь-то можно было купить на каждом шагу, а вот за красной надо было идти в квартал фокусников. Но делать было нечего, и старик медленно пошаркал за требуемым. Регент, едва остался один, сорвался с места и принялся искать записи тридцатилетней давности, благо, за архивом явно тщательно следили и все полки были подписаны по годам, благодаря чему нашёл он нужные книги довольно быстро. Запись о браке Оэлун и Чиледу он сделал легко, немного разбавив чернила водой, чтобы цвет был неярким, как бы выцветшим от времени. Байан просто приписал её в конце незаконченного листа, бывает же, что люди женятся в конце года? Бывает. Никому и в голову не придёт усомниться. А вот что делать с записью о рождении племянника канцлер думал довольно долго, ругая себя последними словами, что из осторожности назвал неверное имя матери. Можно было, конечно, посадить здесь гигантскую кляксу, но это бы точно вызвало подозрения. К счастью, мужчине пришло в голову заглянуть в конец книги, и он, чувствуя, как радостно заколотилось в груди сердце, увидел там два подшитых, но чистых листа. Недолго думая, он кинжалом подцепил толстые нитки, которыми был сшит реестр, и аккуратно разрезал их, достал страницу с записью о рождении племянника и заменил её на чистый лист, который быстро заполнил, переписав указанные данные и поправив имя матери. Теперь оставалось только сшить книгу заново, благо, в ящике стола он обнаружил толстую иголку и моток специальных ниток. Шил Байан впервые в жизни, поэтому исколол себе все пальцы, продевая непослушную иглу в уже проделанные до него дырочки. Каждый раз, когда он получал новый укол, мужчина шипел, даже не от боли, а просто от злости на собственную неловкость, и тщательно слизывал кровь, чтобы не запачкать реестр, что могло бы вызвать вопросы. Наконец он закончил эту нелёгкую работу и с гордостью осмотрел результаты своего труда. «Как будто так и было, — довольный собой, подумал регент и поднёс вынутый им лист к пламени свечи, горящей на столе. — Вот и всё, никто ничего не узнает». Канцлер вернул книги на место, и, хоть он и провозился достаточно долго, старик ещё не вернулся, а уходить, не выполнив «наказ императора» было совсем неосмотрительно, чтобы скоротать время, пошёл из любопытства поглядеть на запись о собственном браке. Здесь всё было честь по чести — Байан, Оэлун — всё в порядке. Внезапно ему в голову пришла ещё одна настолько же гениальная идея, как и те, с которыми он подделал данные племянника, видимо, от переживаний этого дня мозг его мобилизовался и выдавал решения одно лучше другого, что мужчина аж присвистнул. «Я же могу поведать императору об Оэлун! — поражаясь собственной догадливости думал регент. — Женился на вдове брата, что тут особенного, её сходство с Тал Талом никого не смутит, мать и сын, дело ясное. Зато мы сможем открыто жить вместе, да и дочка будет всегда рядом!» От мыслей об Эрдэнэ у него, как всегда, потеплело на душе, и он испытал жгучее желание поскорей обнять свою малышку, но заставил себя дождаться архивариуса, который всё-таки принёс красные чернила, составил какой-то совершенно ненужный документ и покинул архив. Теперь можно было заняться поисками Тал Тала.***
Байан, безумно обеспокоенный тем, что нигде не мог найти племянника, возвращался в дом Оэлун. У него не было ни малейшей идеи, куда исчез Тал Тал, да ещё и вместе с принцессой. Дома их не было, во дворце, куда регент решил заехать просто от безысходности, тоже. «Не мог же он вдруг отправиться в Ляоян, — напряжённо думал канцлер, — туда же три дня пути, не потащил бы он с собой так далеко на днях избитую девушку, да и наверняка бы в этом случае обязательно взял вторую лошадь». Ему почти сразу доложили, что во дворе остался бесхозный конь, и Байан мгновенно узнал жеребца, которого его воспитанник купил в подарок жене, решив последовать дядиному совету и извиниться перед ней. И дураку было ясно, что уехали они вдвоём на Октае, вопрос только — куда. Тут мужчина был в крайнем замешательстве, можно, было, конечно, предположить, что Тал Тал внезапно решил остановиться на каком-то постоялом дворе, но регент гнал от себя эту мысль по двум причинам: во-первых, это бы явно свидетельствовало о том, что племянник был в куда большей ярости, чем надеялся канцлер, а во-вторых, в поисках его этот факт нисколько бы не продвинул, в Дайду было огромное количество больших и маленьких гостиниц, и обшарить их самолично, чтобы не привлекать внимания своих солдат к разладу их командиров, было просто невозможно. Он вспомнил обеспокоенные глаза Чо Дана, который ему первым попался на глаза около их дома, когда на вопрос о генерале, которому тот хотел лично отчитаться, что розыск Тан Киши никаких результатов пока не дал, Байан, не подумав, ляпнул: «А разве он не здесь?» Потом, конечно, канцлер сделал вид, что просто забыл об одном важном деле, которым сейчас занят стратег, но недоверчивый огонёк во взгляде верного солдата не давал ему покоя. Он, как и Тал Тал, очень не любил, когда подчинённые были слишком осведомлены о жизни своих господ. Но тут сделать уже ничего было нельзя, регент просто надеялся, что Чо Дан не будет об этом трепаться. Добравшись наконец до дома, он быстро прошёл в комнату Эрдэнэ, где надеялся найти не только обожаемую дочь, но и не менее любимую супругу. Оэлун действительно сидела на полу рядом с девочкой, которая прижимала к себе пышно разодетую куклу, недавний подарок отца. Как всегда, увидев свою малышку, у Байана моментально вылетели из головы все мысли и заботы, он опустился рядом с ребёнком на колени и осторожно, боясь ей причинить боль случайным движением, обнял дочь, с наслаждением вдыхая её запах, такой детский и нежный, что едва не задохнулся от нахлынувших на него чувств. — Как поживает моя принцесса? — ласково спросил он, поглаживая её волосы. — Хорошо, — сказала девочка, уютно устраиваясь в объятиях отца, и доверительно добавила: — А мама плакала. — Мама больше не будет, — пообещал регент, строго взглянув на жену, которая, по понятным причинам, до сих пор выглядела расстроенной. — Вы поговорили с ним? — спросила Оэлун, которая уже вся извелась от нетерпения, настолько, что даже присутствие дочери не удержало её от вопросов. — Как он? Что он сказал? — Нет, — покачал головой Байан, — я его не нашёл, он исчез, как сквозь землю провалился. — Как исчез? — побледнела женщина, в голове которой роились мысли одна хуже другой. — Куда? — Успокойся, — канцлер, опасаясь следующей истерики, слегка сжал руку супруги. — По крайней мере, он не один, а с женой, глупостей не натворит, девочка она не только умная, но и волевая, насколько я понял, если он кого послушает — то только её. — Я надеюсь, — тихо проговорила Оэлун, ей оставалось только уповать на то, что незнакомая ей девушка, которую, признаться, она даже толком не разглядела, проявит женскую мудрость и заставит её сына хотя бы немного понять свою мать. — А что в архиве? Вы там были? — Был, — регент бросил предостерегающий взгляд на жену и тут же глазами указал на дочь, еле заметно помотав головой, — там всё в порядке. Поговорим позже. Увидев, что супруга согласно кивнула, у Байана отлегло от сердца — конечно, при ребёнке обсуждать подделку документов, что вообще-то было государственным преступлением, не следовало. Хоть Эрдэнэ ещё мала и вряд ли что-то поймёт и запомнит, но рисковать было недопустимо, канцлеру и в голову не могло прийти подвергнуть своё сокровище хоть малейшей опасности. Успокоив, как он считал, жену, мужчина целиком сосредоточил внимание на дочери, которая уже давно настойчиво совала в руки отцу куклу: — Хочешь поиграть, моя радость? — нежно заворковал Байан, он и сам не замечал, как менялся его голос, когда обращался к девочке. — Нет, — покачала головой Эрдэнэ, — хочу ещё куклу, другую! — Конечно, солнышко, — регенту и в голову не приходило возражать, он готов был сейчас же броситься в лавку и скупить там всё, что попадётся на глаза. — Не стоит, мой господин, — сказала Оэлун, притворно строго глядя на дочь, — весь дом и так завален игрушками, если так пойдёт дальше, вам придётся покупать новый, чтобы всё вместилось! — Папа всё равно купит куклу, — тихо шепнул в ухо дочери улыбающийся Байан, отчего девочка просияла и поцеловала отца в щёку. — А в новый дом вы скоро уже переедете. — Мой господин? — недоумённо и настороженно посмотрела на него жена. — Что вы хотите этим сказать? — Я всё тебе объясню позже, — мужчина намеревался сообщить супруге об озарении, которое снизошло на него в архиве, как только они останутся наедине, — а сейчас я хочу, чтобы моя принцесса смеялась. И, подхватив ребёнка на руки, высоко подбросил её вверх и тут же осторожно поймал, отчего девочка залилась счастливым хохотом. Оэлун тоже заулыбалась, глядя на них, она сейчас тоже была почти счастлива. Почти, потому что ей не хватало только одного — чтобы рядом с ними был и её сын, и чтобы он тоже улыбался. Что было, конечно, совершенно безумным и практически невыполнимым желанием.***
Тал Тал закончил перевязку и запахнул на жене простыню. Сегодня раны уже выглядели чуть лучше, края, конечно, ещё не стянулись, но багровые отметины слегка порозовели и уже не мокли, как вчера. «Дня три-четыре, — прикинул в уме мужчина, — и она сможет ехать верхом. Конечно, медленно, и путь займёт часов шесть при самом хорошем раскладе, но другого выхода нет». — Я уже чувствую себя лучше, — тихо сказала девушка, — нам, наверное, надо возвращаться? Помните, Тан Киши сказал, что пришлёт письмо через пару дней? — И речи быть не может, — резко ответил генерал, — ты ещё слишком слаба, тебе надо лежать. — Но что будет, если вы не ответите ему? — с беспокойством произнесла принцесса. — Он же может предать огласке, что вы… Она запнулась, не в силах заставить себя выговорить слово «незаконнорождённый», и начала аккуратно подниматься в кровати, намереваясь дать мужу понять, что вполне в состоянии двигаться. — Я неясно выразился? — металл в его голосе моментально заставил Юн Ми опуститься обратно на подушки, было понятно, что уступать мужчина не собирается. — Умница, отдыхай. Последние два слова были произнесены совсем другим тоном, таким мягким и ласковым, что заставил девушку поёжиться от пробежавших по телу мурашек, слушать его она могла, казалось, бесконечно, и ей тут же пришла в голову счастливая мысль, как получить желаемое. — Мой господин, — робко позвала принцесса, — вы не могли бы почитать мне? Тал Тал, который вообще-то намеревался отправиться на своё излюбленное место у реки, чтобы побыть в одиночестве, в восторг от этой странной просьбы явно не пришёл. — Почитать? — недоумённо переспросил он. — Что? «Она что, читать не умеет? — промелькнула раздражённая мысль у него в голове. — Бред какой-то, я-то точно знаю, что умеет, и ничуть не хуже меня». Нужно ли говорить, что с подобным желанием он сталкивался впервые в жизни и никак не мог догадываться об его истинных причинах? — Что хотите, на ваш вкус, — кротко сказала Юн Ми и, отчаянно боясь, что муж откажется, быстро добавила: — Тогда я точно буду смирно лежать. Генерал хмыкнул про себя, по сути, она сейчас проворачивала тот же трюк, что проделала с ним вчера, вынудив на разговор, но решил выполнить её просьбу, правда, так, чтобы девушке стало понятно, что с ним такие штуки не пройдут. Поэтому, злорадно усмехаясь про себя, намеренно выбрал книгу, интереса к которой у жены точно не возникнет, Тал Тал намеревался прочесть трактат о создании гидротехнических сооружений, он был готов поклясться, что принцесса уснёт от скуки после нескольких страниц, что пошло бы ей только на пользу. Мужчина опустился на кровать рядом с супругой, раскрыл книгу и приступил к чтению. Юн Ми и вправду не понимала почти ни слова из того, что муж озвучивал, ну, разве что «дамба», «река» и «строить», что явно было недостаточно для понимания смысла, но развлечение и не было её целью, поэтому она просто закрыла глаза и слушала низкий бархатный голос, наслаждаясь его удивительно мягкими переливами. Он околдовывал её, будто опутывая невидимыми нитями, которыми всё ближе притягивал к себе, и девушка неосознанно придвигалась к супругу, пока не оказалась рядом с ним почти вплотную и дрожащими от смущения пальцами дотронулась до его бедра. Генерал, который к этому моменту читал уже по меньшей мере полчаса, почувствовав это прикосновение, запнулся на середине слова и замолчал, он внимательно всматривался в ладонь, лежащую поверх его чёрного домашнего халата, будто пытаясь понять, что эта рука здесь делает. Принцесса, сама от себя не ожидавшая такой смелости, замерла, не решаясь открыть глаза и встретиться с мужчиной взглядом. — Ты спишь? — услышала она тихий голос и почувствовала, как её рука соскользнула на постель, Тал Тал отодвинулся от неё. Решив, что жена, как, впрочем, он и ожидал, уснула, генерал слегка усмехнулся, поднялся с кровати и, аккуратно вернув книгу на полку, вышел из дома и устроился на берегу реки, усевшись прямо на землю. Об этом случайном, как он считал, прикосновении мужчина моментально и думать забыл. Юн Ми, оставшись одна, едва не разревелась от разочарования, ей было безумно обидно, что муж продолжает держаться так же отстранённо, как и прежде, как будто вчерашнего поцелуя просто не было, или он для него ничего не значил. Она корила себя, что так неприкрыто ему навязывается, но иначе просто не могла — её душа стремилась к нему, да и тело, если говорить откровенно, желало его ласк и нежных прикосновений, дарить которые он явно не собирался. Стиснув зубы, чтобы не дать волю слезам, девушка осторожно села. «Мне нужно себя хоть чем-то занять, — подумала она, — чем-то, что поможет мне не думать о нем». Впрочем, её решение было очевидным — напряжённо вслушиваясь в тишину, чтобы не пропустить звук приближающихся шагов, принцесса поднялась с кровати и подошла к книжной полке, она хотела выбрать какое-нибудь произведение, что-то, что увлечёт её, позволит забыться. Но все трактаты, что она один за другим доставала, были исключительно научными, причём на таком уровне, до которого Юн Ми явно было далеко, раскрыв парочку из них, она убедилась, что не понимает смысла прочитанного, как и с той книгой, что ей недавно любезно читал Тал Тал. Уже почти отчаявшись, она села на пол, чтобы изучить самую нижнюю полку, достав один из томов, девушка удивилась, не встретив на обложке названия, открыла его наугад где-то на середине и быстро прочла: «Сегодня встретился с Ки Нян, свержение Эль-Тэмура близко. Её план просто безупречен, не устаю восхищаться её способностями, наверное, в этом и есть разгадка, почему я столько лет преданно и страстно её люблю». Принцесса моментально захлопнула книгу, едва удержавшись от того, чтобы отшвырнуть её как можно дальше, желательно — прямо в огонь. Несомненно, перед ней был дневник Тал Тала, руку наставника она узнала безошибочно, никто, кроме него, не мог это написать. Непослушными руками вернув том на место, девушка сделала несколько шагов и буквально рухнула в постель, застонав совсем не от того, что её раны, потревоженные резким движением, снова заныли, а от ужасного осознания, кому на самом деле принадлежит сердце любимого ею мужчины. Слёзы сдерживать было теперь просто невозможно, Юн Ми рыдала навзрыд, всхлипы поднимались из глубины её души и вырывались наружу беспомощными стонами, которые сотрясали всё тело девушки. Боль была куда острее, чем когда она думала, что муж влюблён в Сюин, здесь, фактически, он сам признался в своих чувствах, и не к какой-то просто миловидной девушке, а к самой Ки Нян, которую принцесса, несмотря на охлаждение их отношений, по-прежнему считала просто блистательной женщиной, с которой ей никогда не сравниться. Эту войну за сердце наставника она проиграла. Против Ки Нян ей не выстоять.