***
Несколько часов спустя. Байан, в сопровождении полутора десятка своих воинов, хотя сейчас их скорее можно было принять за ватагу бездомных нищих, лишь по недоразумению схватившихся за мечи, так жалко они выглядели, возвращался после своего неудавшегося преследования странного отряда, осмелившегося напасть на лагерь регента этой ночью. Канцлер был в такой ярости, что скрипел зубами от злости и еле сдерживался, чтобы не надавать тумаков собственным солдатам, так бездарно выступившим в этой битве, которая, если уж говорить честно, была просто побоищем. Наткнувшись в разорённом лагере на Му Чжина, что просто застыл при виде своего командира — босого, лишь в штанах и рубахе, на которой явственно выделялось кровавое пятно на правом плече, что объясняло, почему регент держал оружие в левой руке, — Байан недовольно рявкнул: — Где Тал Тал? Он был полон решимости высказать своему воспитаннику всё, что думал о выставленной им охране и невыполненном приказе позаботиться о повозках с военными трофеями. Канцлер не мог так просто смириться с поражением, поэтому и бросился в погоню за врагом, что, удовлетворившись захватом ценностей, предпочёл отступить, не добивая остатки отряда юаньцев. Хотя самому Байану было изначально понятно, что затея обречена на провал, но он перестал бы уважать самого себя, если бы не предпринял этой отчаянной попытки. — Господина военного советника здесь нет, — Му Чжин с недоумением посмотрел на командира, он был уверен, что стратег, как и всегда, сопровождает регента. — В смысле — нет? — канцлер готов был поклясться, что ослышался. — А где он? — Не могу знать, господин, — ответил офицер и осмелился заметить: — Вы ранены, позвольте вас проводить в вашу палатку и перевязать рану? — Потом, — отмахнулся Байан, искренне считавший полученную травму всего лишь очередной царапиной, которая не стоила того, чтобы поднимать из-за неё шум. — Доложи по всей форме, что тут у нас. — Человек пятьдесят были убиты во сне, — вытянувшись перед командиром, начал Му Чжин, — они, похоже, пришли оттуда, — он показал рукой в сторону оврага, — а охрана у нас стояла только по бокам, поэтому и упустили их в первый момент нападения. Посмотрите, господин канцлер… С этими словами офицер поднял с земли и протянул регенту странное железное приспособление, похожее на уменьшенную копию ловушки на крупного зверя, из ровной металлической пластины торчали острые длинные, примерно с мужскую ладонь, шипы, покрытые уже засохшей землёй. — Что это за ерунда? — Байан с удивлением уставился на непонятный предмет, который видел впервые в жизни. — Похоже, эти штуки и позволили им одолеть склон, — пояснил Му Чжин, — видимо, они крепили их на ноги, а может, и на руки, чтобы не сорваться вниз. Я проверил, насколько мог, — почва у обрыва вся будто изрыта, да и таких изделий здесь мы нашли десятка три, а раз они не наши — значит, брошены противником. — То есть они вскарабкались как кошки что ли? — неверяще переспросил регент, до этого объяснения ему и в голову не приходил такой способ. — Другого варианта нет, господин канцлер, уж больно крутой обрыв, так просто на него невозможно забраться, — воин слегка развёл руками, — я и сам хотел посоветоваться с господином стратегом, что он думает обо всём этом, только не мог его найти и решил, что он с вами… «Тал Тал! — внезапно вновь вспомнил регент. — Куда же ты подевался, дрянной мальчишка?» Вдруг к Му Чжину подбежал солдат, совсем молодой парнишка, который что-то стал шептать офицеру на ухо, смущённо поглядывая на канцлера, было понятно, что доложить напрямую своему командиру он не решался. — Господин регент, — дослушав сообщение, произнёс воин с лёгким беспокойством, — этот человек утверждает, что они нашли лошадь военного советника. Мёртвой. — Что-о-о?! — заорал Байан, который только что успел придумать спасительную версию, что Тал Тал также отправился преследовать врага, просто чуть раньше и верхом, поэтому они и не встретились по дороге. — А ну, веди немедленно! — грозно приказал канцлер, от чего юный солдат оробел и стушевался, настолько яростные молнии сейчас метал взор его командира, но послушно отправился к самому обрыву. Регент и Му Чжин следовали за ним, отчаянно надеясь, что парнишка просто ошибся, и они сейчас просто отчихвостят его по полной программе, что своим дурацким сообщением заставил их сходить с ума от беспокойства. Но ещё шагов за десять Байан безошибочно узнал в мёртвом жеребце Октая, и его сердце сжалось от страха — для него этот конь и племянник были как две неразрывные части целого, и представить одного без другого он просто не мог, как ни старался. Душу бравого воина сейчас просто разрывало от дурных предчувствий, и, как бы он ни успокаивал сам себя, что мёртвая лошадь ещё не означает, что её хозяин тоже погиб, в голову против воли лезли панические мысли. Не отдавая себе отчёта в том, что он делает, канцлер опустился прямо на землю возле Октая и машинально погладил животное по морде, словно прощаясь. К горлу подкатил горький ком, и Байан изо всех сил стиснул зубы, чтобы слёзы не покатились из глаз, не хватало ему ещё разрыдаться перед своими солдатами, что почтительно стояли в стороне и старались не смотреть на своего командира. — Чего застыли? — гаркнул регент, преследуя сразу две цели — остаться в одиночестве и хоть как-то выразить владевшее им отчаяние. — Других дел нет? Срочно навести здесь порядок! Му Чжин, ты куда смотришь?! Солдаты спешно бросились врассыпную, попасть под горячую руку не хотел никто. — Господин канцлер, — осторожно подал голос офицер, — вам бы рану перевязать… — Без тебя знаю, не маленький, — уже спокойнее произнёс Байан, вставая, — отряди пару человек за подмогой, пусть приведут сюда отрядов двадцать. — У нас нет лошадей, — осмелился напомнить ему воин. — О, Будда! — снова вспылил регент. — Мне тебя учить? Пусть купят в ближайшей деревне, возьмут взаймы, украдут, в конце концов! Мы на территории Юань и всё здесь принадлежит нам! Высказавшись, канцлер сплюнул и отправился в свой шатёр, он поверить не мог, что ещё несколько часов назад в нём сладко спал, теперь же всё совершенно кардинальным образом переменилось. Вместо триумфального возвращения ему досталось позорное поражение, и Байан до сих пор не мог с этим смириться. Войдя в свою палатку, он принялся неловко стягивать с себя рубаху одной рукой, но тут же понял тщетность этих попыток и обратился к Му Чжину: — Помоги! Офицер быстро подскочил к своему командиру, аккуратно снял с него рубашку и внимательно осмотрел рану. — Ничего страшного, — быстро вынес он свой вердикт, — надо только давящую повязку наложить да заживляющую мазь. И стараться не двигать рукой несколько дней. — Вот и займись, — проворчал регент, кивая на сундучок с походным набором, что стоял в ногах кровати, и опускаясь на постель. — Возможно, вам самому было бы благоразумней покинуть это место? — осторожно спросил Му Чжин, колдуя над раненым плечом. — Вдруг нападавшие решат вернуться? — За каким дьяволом мы им теперь нужны, — резонно возразил Байан, — а я отсюда и шагу не сделаю, пока не найду Тал Тала! — Я не хотел вам говорить… — замялся воин, пряча глаза от резко вскинувшего на него взгляд канцлера, — один из солдат сообщил, что видел, как господин военный советник был ранен и упал с обрыва. — Что?! — канцлер рывком поднялся на ноги, не обращая внимания, что повязка ещё не затянута как следует. — Кто? Немедленно тащи его сюда! — Это невозможно, — тихо произнёс офицер, смотря куда-то в пол, — он испустил дух часа два назад… Я счёл это бредом умирающего, но сейчас, после того как мы нашли лошадь господина стратега у самого обрыва… — Бред! — яростно выплюнул регент. — Тал Тал не мог погибнуть! Му Чжин, наконец, закончив перевязку, молча стоял перед своим командиром, не смея возражать. — Иди уже, — махнул здоровой рукой Байан. — И не думай, что я так просто сдамся. Даже если он… — мужчина не смог заставить себя произнести страшное слово, — всё равно мы должны его найти! — Да, господин канцлер, — склонился в поклоне воин и вышел из палатки. Оставшись в одиночестве, регент основательно приложился к фляге с водой, сделав несколько больших глотков, чтобы снять мерзкое ощущение спазма в горле, а потом бросился на постель, ему явно необходимо было время, чтобы успокоиться, прежде чем появиться в лагере. В нём боролись два чувства — безусловная вера в воинское мастерство племянника и явственное ощущение произошедшей катастрофы. С каждой минутой осознание, что с Тал Талом произошло непоправимое, лишь усиливалось, порождая в сердце боль от невосполнимой потери, что прорывалась наружу слезами, уже вовсю щипавшими глаза, и канцлер торопливо смахивал их с лица, стараясь не застонать в голос. Когда первый резкий всплеск отчаяния немного улёгся, Байан устыдился сам себя, он рывком встал с кровати и решительно плеснул себе в лицо холодной водой, чтобы прийти в чувство. «Хватит ныть! — строго приказал сам себе мужчина. — Нужно действовать. Найду и сам убью этого паршивца, клянусь Буддой!»***
Уже знакомая боль раздирала тело Ки Нян, она уже почти не сдерживала криков, зажав в зубах плотно свёрнутую ткань и вцепляясь руками в специально подвешенные ленты, что помогали ей слегка подниматься на каждой схватке и проталкивать малыша к выходу. — Тужьтесь, Ваше Высочество! — взволнованный голос Хон Дан донёсся до женщины, и она, собрав последние остатки сил, напрягла уставшие мышцы живота, заставляя ребёнка ещё немного продвинуться вперёд. «Я больше не могу, — промелькнула трусливая мысль в голове у Ки Нян, но она тут же себе возразила, — нет, могу! Я это сделаю!» — Ещё тужьтесь! Ещё разочек! — мольба служанки заставила женщину встретить новый всплеск острой боли очередным усилием вытолкнуть из себя дитя, она протяжно застонала, почти садясь в постели, — ещё немножко, Ваше Высочество! Пот струился со лба, волосы слиплись, лицо искажали гримасы страданий, но Ки Нян им была сейчас даже рада, она понимала, что осталось недолго, вторые роды были куда легче первых, да и обстановка более располагала к тому, чтобы ребёнок, наконец, появился на свет. Женщина старалась сейчас не вспоминать о рождении Пёля, но тело, снова переживая уже полученный однажды опыт, настойчиво возвращало её в прошлое, заставляя корчиться не только от физических мук, но и от душевной боли. «Все будет хорошо, — уговаривала себя Нян, — этого ребёнка я не потеряю ни за что, нужно лишь слегка потерпеть». Тха Хван метался у закрытой двери спальни своей любимой супруги, волнение, овладевшее им с того момента, как Колта сообщил, что у гвиби начались роды, всё усиливалось, он примчался сюда сразу же, как узнал, и уже несколько часов страдал у покоев жены, изводя себя беспокойством. Хоть это и был его второй ребёнок, но нервничал мужчина так, будто стать отцом для него было в новинку — он прекрасно отдавал себе отчёт, что Маха не вызывал в нём никаких чувств, а уж тем более Танашири, которой император мог пожелать только умереть в родах, настолько он ненавидел свою бывшую супругу за всё причинённое ей зло. «А если я не смогу полюбить и этого ребёнка? — пришла ему в голову нелепая мысль, заставившая Тха Хвана замереть на месте. — Нет-нет, не может быть! Мы же с Нян так его ждали! Только бы поскорее уже!» Вокруг него было полно народа — здесь была и Вдовствующая императрица, что стояла совершенно спокойно, лишь с лёгкой улыбкой глядя на племянника, и обе свиты, его собственная и гвиби, — поэтому император очень старался сохранить достоинство, но всё-таки не удержался от нервного возгласа: — Ну почему ж так долго! — он неуверенно посмотрел на тётку, пожалуй, она была единственной здесь, кто мог сейчас дать ответ на волновавший его вопрос. — А если так долго, с ней всё в порядке? — Успокойтесь, пожалуйста, государь, — внушительно произнесла женщина, стараясь унять его волнение, — рожать ребёнка — это всегда так больно. — Ох, я столько говорил, что у меня во рту пересохло, — император быстро нашёл причину своему состоянию, хотя за последние пару часов он не произнёс ни слова. Намереваясь отправить Колту за чаем, он повернулся, но внезапно замер, услышав радостный возглас Хон Дан, донёсшийся из спальни: — Он показался! Ребёнок показался, Ваше Высочество! Ещё чуть-чуть — тужьтесь! Мужчина будто онемел, вперившись ошалелыми глазами в закрытую дверь, всей душой желая оказаться сейчас рядом с любимой женой, чтобы придать ей сил и мужества для последнего рывка. И почти сразу он услышал громкий плач младенца, заставивший его выдохнуть и засиять, как никогда в жизни. Тха Хван было рванулся в спальню, но его остановила рука Вдовствующей императрицы, что тоже счастливо улыбалась: — Терпение, Ваше Величество, теперь уже совсем недолго, её приведут в порядок, и вы сможете зайти! Тот послушно остановился и со слегка смущённой мальчишеской ухмылкой огляделся вокруг, желая скрасить вынужденное ожидание. Все присутствовавшие стояли как предписывал этикет, опустив глаза, но на лицах его подданных играли искренние улыбки, особенно широко улыбался Колта, глядя на своего счастливого господина. — Ваше Величество, можете войти, — застенчиво пригласила Хон Дан, отворив дверь покоев. Тха Хван, а следом за ним и Вдовствующая императрица, ринулись в спальню. Мужчина первым взял на руки своего сына и осторожно прижал к груди, все нелепые страхи, что изводили его в ожидании, моментально развеялись, он сразу узнал в малыше черты своей любимой женщины и проникся к нему всем сердцем, что сейчас билось куда быстрее, чем обычно, ведь император был по-настоящему счастлив. — Ребёнок каждой чёрточкой похож на государя, — довольно заявила Будашири, разглядывая младенца через плечо племянника. — Ты так потрудилась, — Тха Хван с нежностью посмотрел на жену и уложил сына поближе к усталой матери. — Вы уже выбрали имя нашему ребёнку? — спросила Ки Нян, обнимая своего малютку. — Мы тут обсудили с Её Величеством, — переглянувшись с тёткой, произнёс император, — и решили назвать малыша Аюшридара. — Аюшридара, — повторила женщина, вглядываясь в личико сладко спящего сына. «Сокровище моё, — думала гвиби, — любые мучения стоят того, чтобы увидеть, наконец, тебя. Ты вырастешь большим и сильным и станешь настоящим императором Поднебесной. Ты ни за что не повторишь судьбу своего брата, теперь я могу тебя защитить».***
Несколько недель спустя. Тха Хван держал на руках своего сына и откровенно любовался малышом, более прелестного ребёнка император не встречал никогда прежде, ему казалось, что малыш хорошеет с каждым днём, безрассудная любовь, что мужчина испытывал к гвиби, теперь распространялась и на их дитя, и государь старался ежедневно навещать младенца не из чувства долга, а исключительно по велению сердца. Он не уставал умиляться их с Нян прелестному созданию, с восторгом подмечая всё новые черты в этом ненаглядном лице, в которых всё больше узнавал самого себя. — Ваше Величество, — с улыбкой сказала гвиби, прежде молча наблюдавшая эту сцену, — Аю пора кормить, давайте, я отнесу его. — Подожди, — остановил супругу Тха Хван, не желая выпускать сына из рук, — ему хорошо со мной, видишь, как тихо и послушно он себя ведёт? — Ваше Величество, — послышался из-за двери голос Колты, — к вам господин канцлер! — Пусть войдёт, — громко разрешил император, по-прежнему не отводя глаз от ребёнка. Байан, будто разом постаревший лет на десять, вошёл в покои и поклонился государю. — Ваше Величество… — покаянно начал он. Но Тха Хван перебил его, быстро подходя к регенту и разворачивая ребёнка так, чтобы тому было лучше видно малыша: — Господин канцлер, посмотри, какое чудо! — Просто красавец, Ваше Величество, — Байан едва скользнул глазами в сторону младенца и выдавил из себя формальное: — Здоровый и крепкий. Ки Нян, от проницательного взгляда которой не укрылось, что вид у регента был совсем даже не победоносный, а какой-то потерянный и печальный, аккуратно забрала Аю из рук мужа, указав тому глазами на лицо канцлера. Тха Хван обратив, наконец, внимание на посетителя, тоже помрачнел и недовольно произнёс, готовясь выслушать не самые приятные новости: — Что стряслось? Неужели ты потерпел поражение? — На войне всё в порядке, Ваше Величество, — в голосе Байана даже не проступили обиженные нотки, что непременно должны были проявиться, будь мужчина в своём обычном состоянии, ведь император сейчас усомнился в его талантах главнокомандующего. — Но мой отряд, когда мы возвращались с трофеями, подвергся нападению, и ценности сохранить не удалось. — Ну это ерунда, — с облегчением выдохнул государь, — захватят новые. Рад, что ты, наконец, вернулся! Тха Хван внезапно подался вперёд и обнял регента. — Без тебя как без рук здесь, дел скопилось неимоверное количество! Канцлер подавлено молчал, кажется, он вообще вряд ли заметил эти объятья. — А где Тал Тал? — отстранившись от Байана, император заглянул ему в глаза. — Надеюсь, он настолько соскучился по своей жене, что сразу направился в Ляоян? — мужчина шутливо ткнул собеседника в бок и со смехом добавил: — Передай ему, что в таком случае я его, так и быть, прощаю! — Тал Тал исчез, — еле выдавил из себя регент, не поднимая головы. Лицо Ки Нян исказила гримаса ужаса, она на мгновение потеряла контроль над собой, тихо порадовавшись, что стоит за спиной супруга. К тому моменту, как государь растерянно к ней обернулся, гвиби уже успела принять свой обычный непроницаемый вид. — В смысле — исчез? — непонимающе переспросил Тха Хван, переводя взгляд с жены на канцлера и обратно. — Погиб? — Мы не смогли найти тело, — с трудом признался Байан, — он, видимо, был ранен, но мои люди прочесали всю округу в том чёртовом месте, никаких следов. — Бедная Юн Ми! — вырвалось у императора. — Она уже знает? Регент лишь отрицательно покачал головой. — Представляю её горе! — расстроенно произнёс государь, представив реакцию сестры на такое известие. — Слушай, господин канцлер, будет лучше, если ты привезёшь её обратно во дворец. — Ваше Величество! — Байан от удивления разинул рот и недоумённо посмотрел прямо в глаза собеседнику. — Но это же против всех традиций! Даже если Тал Тал… погиб, — он с трудом заставил себя произнести это слово, — его жена всё равно остаётся частью моего клана, и место ей в моём доме, а никак не во дворце! — Ты говоришь о принцессе крови, а не о простой смертной, — прищурился Тха Хван, который мгновенно разозлился, он был полон решимости вернуть сестру, если уж той так не повезло остаться такой юной вдовой, — насколько я знаю, она не ждёт ребёнка, так что вполне может, как и раньше, жить во дворце, так у неё скорее получится прийти в себя после потери мужа. — Ваше Величество, — внезапно вмешалась в разговор Ки Нян, в планы которой появление принцессы при дворе совсем не входило, — всё же надо отдать дань уважения традициям, подумайте, что скажут люди? Регент с недоумением, но всё же и с благодарностью взглянул на гвиби, он совсем не ожидал, что та решит поддержать его, учитывая их натянутые отношения. — Ты забываешь, что я император! — Тха Хван повернулся к жене и гневно на неё уставился. — Как я скажу — так и будет! — Безусловно, государь, — успокаивающе произнесла женщина, — я просто забочусь о репутации девушки. Назначьте какой-то обозримый срок, в который ей пристало носить траур по мужу, например, три года, тогда её долг будет исполнен, и она сможет вернуться к вам сюда. — Да, Ваше Величество, — горячо поддержал Ки Нян канцлер, — дайте время, возможно, мой племянник ещё вернётся, если того захотят Небеса. — Год, — неохотно согласился государь, противостоять сразу двоим у него не хватало решимости, да и слова супруги о репутации сестры задели его сердце, — и ни днём больше. — Вас понял, Ваше Величество, — склонился в поклоне Байан.***
Юн Ми и Оэлун, расположившись в гостиной дома в Ляояне, занимались каждая своей вышивкой, чтобы скоротать время. На самом деле, выбор развлечений здесь был весьма небольшим, поэтому много времени женщины проводили в разговорах, всё больше узнавая друг друга и проникаясь взаимной симпатией. Принцесса охотно впитывала мудрые советы свекрови, иногда, правда, неимоверно краснела и молчала, будто воды в рот набрав, стоило той затронуть интимные темы, но Оэлун быстро нашла выход и дала девушке несколько книг, которые Юн Ми некоторое время смущалась даже тронуть, но в последствии любопытство пересилило, и она буквально проглотила их за пару дней, а одну из них — «Искусство спальных покоев» — зачитала почти до дыр. И если в начале ей владела только мучительная неловкость, то сейчас принцесса с удовольствием мечтала о встрече с мужем, предвкушая, как сможет порадовать любимого мужчину. Единственное, что вызывало у девушки глубокую обиду — это полное отсутствие писем от супруга, при этом Оэлун получала послания от канцлера регулярно. Только из них Юн Ми узнавала, что с регентом и его племянником всё в порядке, а последнее и вовсе гласило, что они вскоре намерены вернуться домой. Впрочем, выслушав объяснения свекрови, что отсутствие писем скорее свидетельствует о несформировавшейся привычке, чем о недостатке чувств к жене со стороны генерала, принцесса немного успокоилась и решила непременно последовать совету Оэлун и открыто попросить Тал Тала в следующий раз давать о себе знать хотя бы иногда. — Как вы думаете, госпожа, — задумчиво спросила девушка, поняв, что её мысли витают совсем далеко, а на вышивке за последний час не появилось ни единого нового стёжка, — почему они так задерживаются? Вроде мы с вами предполагали, что они должны приехать уже дней десять назад? — Не знаю, — спокойно ответила жена канцлера, полностью поглощённая своим занятием, в отличие от Юн Ми, её работа была куда более близка к завершению, — в любом случае, дорогая, не стоит волноваться, не думаю, что в этом промедлении есть что-то плохое. — Восхищаюсь вашим хладнокровием, — позавидовала принцесса, — как вы научились настолько смиренно ждать и не давать волю нетерпению? — Всё приходит с опытом, — Оэлун подняла на жену сына глаза и тепло улыбнулась. — Вы же помните, что я больше двадцати лет ждала господина Байана, а он появлялся весьма редко. Пришлось научиться находить себе интересные занятия, чтобы не сойти с ума. Юн Ми промолчала, честно говоря, душа у неё к вышивке и другому рукоделию не лежала, и она занималась этим только для того, чтобы не разочаровать свекровь. — Если вы позволите, я оставлю вас, госпожа, — девушка поднялась и слегка склонила голову, — у меня немного устали глаза, и я хотела бы отдохнуть. — Конечно, идите, дорогая, — жена регента и не думала возражать, она прекрасно знала, куда собирается направиться её собеседница, потому что очень хорошо изучила её привычки за это время. — Встретимся за ужином, осталось совсем недолго. Принцесса вышла из гостиной и направилась в противоположную часть дома. Добравшись до кабинета мужа, она решительно открыла дверь и вошла в комнату. Привычно проведя пальцем по корешкам стоящих на полке книг, девушка отметила, что на них нет ни пылинки, прислуга тщательно следила даже за теми покоями в доме, которые не использовались, и Юн Ми была этому ужасно рада. Так было значительно легче представить, что хозяин этого кабинета вышел отсюда буквально минуту назад. Расположившись в кресле мужа, принцесса закрыла глаза и отдалась воспоминаниям, бережно перебирая в памяти немногочисленные моменты, в которые чувствовала себя по-настоящему счастливой рядом с супругом — их первый нежный поцелуй, прикосновение его губ к её руке, их первая и единственная ночь… Девушка давно перестала себя корить, что собственной несдержанностью и неопытностью буквально вынудила тогда любимого остановиться, к этому, честно сказать, тоже приложила руку Оэлун, уверявшая, что бесполезно мучиться, желая изменить прошлое, лучше думать о том, как избежать ошибок в будущем. Юн Ми улыбнулась своим мыслям, теперь, благодаря усилиям свекрови, она была почти уверена, что не разочарует Тал Тала, конечно, окончательно её смущение не ушло, но, если так можно было выразиться, с теоретической частью у неё сейчас дела обстояли куда лучше, чем раньше. Заслышав какой-то непонятный шум за дверью, принцесса распахнула глаза и тут же увидела, что в кабинете неожиданно появился Байан, почему-то крепко сжимающий ладонь супруги, выражению лица которой было далеко до привычной безмятежности, в глазах, быстро наполнявшихся слезами, Юн Ми с лёгкостью прочла страдание и резко вскочила на ноги. — Господин канцлер, — внезапно севшим голосом спросила девушка, — что произошло? Где… мой муж? — Простите, Ваше Высочество, — извинился регент, и тут же замолчал. — Да говорите уже! — поторопила его принцесса, внутренне холодея от ужасного предчувствия и подозревая самое худшее. — Он был ранен в бою, а потом я не смог его найти, — уже в который раз за эти дни повторил Байан, правда, привычность фразы не изменяла того, с какой болью ему давалось это признание. — Значит, он жив! — счастливо выдохнула Юн Ми, прижимая руки к груди в попытке усмирить скачущее галопом сердце. — Такого человека нелегко убить, он обязательно вернётся. — Ваше Высочество! — одновременно произнесли канцлер с супругой, поражаясь такой реакции. — Я. Ничего. Не хочу. Слышать, — отчеканила девушка и бросилась вон из кабинета, едва не оттолкнув стоящую на её пути пару. Почти не осознавая, что она делает, принцесса выбежала из дома и, не замечая сразу же последовавшего за ней Чо Дана, глаза у которого были на мокром месте, и ещё нескольких солдат, направилась в сад, разбитый во внутреннем дворе. «Он жив, — только одна мысль трепещущей птицей билась её в сознании, — я бы почувствовала, если бы что-то случилось! Обязательно! Значит, он жив! Нужно только ждать…» Внезапно силы будто оставили Юн Ми, и она рухнула на колени, не замечая, как намокает платье от выпавшей под вечер росы, и заорала, глядя на луну, уже хорошо заметную в стремительно темнеющем небе: — Я не верю! Милостивый Будда, ты не можешь быть таким жестоким! Молю тебя, я всё вынесу, только пусть он вернется… ко мне… Последние слова были произнесены почти шёпотом, голос словно треснул от крика и сорвался, а девушка, уткнув лицо в ладони, наконец, залилась слезами.