***
Тал Тал слегка приподнялся и отстранился от девушки, намереваясь снять с себя, наконец, штаны, чтобы взять любимую женщину, но она внезапно вцепилась в его плечи и громко прошептала: — Только не останавливайся, войди в меня! Генерал, услышав необычное к себе обращение и совсем чужой голос, будто очнулся от полусонного дурмана и с ужасом понял, что под ним лежит обнажённая Цэрэн, а не жена, которую он так ясно видел перед собой за мгновение до своего пробуждения. На секунду он замер, пытаясь осознать действительность, тело было охвачено сжирающим огнём возбуждения, который сосредоточился в напряжённом до боли члене, в голове не было ни одной мысли, только желание вонзиться в податливую плоть, разорвать её, нимало не заботясь о чужом удовольствии, и удовлетворить собственную похоть, лишь бы хоть немного успокоить измученное тело, уже много дней подряд жаждавшее лишь одного — совокупления. Неимоверным усилием воли стратег заставил себя оторваться от распростёртой под ним женщины, встал с кровати и, чувствуя, что вот-вот упадёт от сильнейшего головокружения, дошёл до стола, за которым королева обычно смешивала разные мази и настои, и опёрся на него двумя руками, тяжело дыша и отчаянно пытаясь совладать с собой. Несмотря на постигшее её разочарование, Цэрэн не собиралась так просто сдаваться, она была намерена во что бы то ни стало получить желаемое, поэтому неслышно поднялась с постели, подошла к Тал Талу и прижалась обнажённой грудью к его спине, обнимая за плечи. — Ты же хочешь этого, — она слегка потёрлась щекой о разгорячённую кожу и почувствовала, как мужчина содрогнулся всем телом, — не сопротивляйся, тебе будет хорошо, я обещаю. Почувствовав, что её руки скользнули вниз, генерал решительно перехватил их и оттолкнул от себя девушку. — Зажги свечи, — хрипло сказал он. — Никогда бы не подумала, что тебя возбуждает секс при свете, — хихикнула королева, но быстро выполнила его просьбу и несколько трепещущих огоньков осветили палатку. — Так лучше? Она облизнула губы и сделала шаг к нему навстречу. — Прикройся, — стратег быстро вернулся к кровати, сгрёб в охапку её одежду и кинул в сторону Цэрэн. — Что-то ты слишком уж раскомандовался, — спокойно заметила девушка, полностью проигнорировав упавшие к её ногам штаны и рубаху, но Тал Тал заметил злой блеск, промелькнувший в её глазах. — Забыл, что ты здесь никто? — Тем не менее, я хочу кое-что прояснить, — голос мужчины уже звучал совершенно ровно, он ещё чувствовал возбуждение, но не настолько остро, как несколько минут назад, рассудок постепенно возвращал себе контроль над телом. — И будет лучше, если ты оденешься. Генерал сначала хотел было сцепить руки в замок за спиной, как привык делать всегда при важных разговорах, но потом предпочёл скрестить их на груди, как бы дополнительно закрываясь от голодных взглядов королевы, которыми она периодически окидывала его обнажённый торс. Цэрэн улыбнулась и накинула рубашку на плечи, даже не думая возиться с завязками, она уселась в кресло и, закинув ногу на ногу, уставилась на него. — Ну, спрашивай, что там тебя интересует, — насмешливо произнесла девушка, — надеюсь, ты не хочешь мне сообщить, что всё ещё девственник? Стратег едва удержался от колкости, но, к счастью, быстро понял, что это всего лишь попытка задеть его и вывести из себя. — Это же твоих рук дело, — утвердительно сказал он, — ты же меня поишь каким-то зельем, так? Тал Тал не сомневался в правоте своих слов, состояние, в котором он находился, было настолько для него нетипичным, что никакого другого объяснения генерал придумать не мог, он всегда был способен контролировать свои плотские желания и никогда не испытывал настолько безрассудного влечения, что охватывало его ещё совсем недавно. — Догадливый, — не стала отпираться королева, — ты уже давно пьёшь настой, который усиливает мужские потребности. Причём в последние дни в максимально допустимой дозе. — И в чём твоя цель? — задал стратег следующий вопрос. — Только не ври, что прониклась ко мне чувствами. Цэрэн расхохоталась, она смеялась так заливисто и весело, что у неё на глазах выступили слёзы, а самому Тал Талу было при этом совсем не до смеха, безумие, которое он инстинктивно чувствовал в этой девушке, пугало его и заставляло содрогаться от отвращения. — Прости, не могу потешить твоё мужское самолюбие, — наконец немного успокоившись, произнесла она, — просто лишь ты можешь мне дать то, чего я страстно и давно желаю. — И что же это? — генерал почти не сомневался, каким будет ответ, но не спросить не мог. — Ребёнок, — девушка поднялась на ноги и, глядя прямо ему в глаза, продолжила: — Ты мне дашь сына, и так отблагодаришь меня за спасение. А я взамен отпущу тебя на все четыре стороны. — Почему именно я? — тихо проговорил Тал Тал, у которого не было ни малейшей идеи, в чём причина этого каприза. — Ты чистокровный, — королева подошла к нему и кончиками пальцев пробежала по его скрещённым на груди рукам, — на троне джалаиридов может сидеть только настоящий монгол, только его признают истинным правителем, ибо в моём народе никто не может похвастаться безупречным происхождением. Они спариваются как животные, и давно утратили чистоту крови, смешавшись с тюрками, тунгусами, кыпчаками и один Будда знает, с кем ещё. — Я меркит, — напомнил генерал, внутренне ужасаясь тому бреду, что слышал из её уст. — Это неважно, даже великий Чингисхан признал своим сыном Джучи, рождённого в меркитском плену, — пожала плечами Цэрэн, — так что не упрямься, это же совсем несложно для тебя. — Я должен подумать, — стратег отступил на шаг, быстро прошёл к креслу, в котором ещё недавно сидела девушка, и уселся в него. — Я проведу ночь здесь, а ты ложись в постель. — Какой ты трепетный, — в голосе королевы явно проступали презрительные нотки, — думай-думай, только учти, что времени тебе до завтрашнего полудня, пока звёзды благоприятствуют зачатию мальчика. А откажешься — сам знаешь, что тебя ждёт. С этими словами Цэрэн улеглась в постель и блаженно вытянулась на простынях. Нельзя сказать, чтобы она злилась — нет, скорее, в её душе была лишь лёгкая досада, что реализация придуманного ей плана откладывается, но девушка не сомневалась, что её пленник примет верное решение. Ибо зелье, которое пробуждало жизнелюбие и панический страх при единой мысли о смерти, он также давно и исправно пил, и был сейчас просто не способен рискнуть собственной жизнью.***
Мужчина, одетый в богатый, расшитый золотом халат, сидел в кресле и сосредоточенно переворачивал страницы книги, что держал в руках. Казалось, трактат поглотил его внимание целиком, и он не замечал ничего вокруг: ни солнечного луча, что путался в его рыжих волосах, делая их почти золотистыми, ни мерного стука собственных пальцев, отбивавших чёткий ритм по деревянному подлокотнику, ни женщины, что недавно вошла в комнату и упоённо его разглядывала. Её глаза были полны нежности и любви, взгляд словно ласкал дорогие сердцу совершенные черты, вбирая малейшие подробности. Перелистнув очередную страницу, мужчина вдруг обернулся, будто почувствовав её присутствие, и слегка улыбнулся уголками губ: — Шпионишь? Женщина лишь отрицательно покачала головой и вернула ему лучезарную улыбку: — Любуюсь, мой господин. Он тихо хмыкнул, положил книгу на стол и встал, развернувшись к ней. Его взгляд был настолько тёплым и приглашающим, что у женщины перехватило дыхание, и она, сделав несколько торопливых шагов, оказалась в жарких объятиях сильных рук. — Не можешь дотерпеть до ночи? — зарываясь лицом в её волосы, чуть насмешливо произнёс мужчина. — Мне нравится твоя ненасытность. — Я не за этим пришла, — закрывая глаза от удовольствия, еле проговорила она, ощущая, как его губы спустились чуть ниже и сейчас ласкали шею, покрывая её то лёгкими, то бесстыдно влажными поцелуями. — Не за этим? — слегка разочарованно произнёс мужчина, немного отстраняясь. — Мне перестать? Его руки, будто заранее зная ответ, развязали пояс её шёлкового халата и забрались под тонкую сорочку, обжигая нежную кожу колючим холодом ладоней, заставляя её задрожать и ещё ближе придвинуться к нему, пытаясь телом почувствовать его возбуждение. — Да… То есть нет, — выдохнула она, приподнимая лицо и взглядом умоляя о поцелуе, — не останавливайтесь, мой господин! — Так да или нет? — жадные руки уже добрались до груди, нарочито медленно поглаживая и заставляя сбиваться её дыхание. — Если ты что-то хотела сказать, я готов слушать, — его пальцы намеренно игнорировали затвердевшие соски, словно издеваясь и раздразнивая, — пока готов. Губы мужчины плавно двигались по ключице к чувствительной ямке в основании шеи, вынуждая её запрокинуть голову и вцепиться в его плечи. — Я… — женщина тихо застонала, почувствовав, как он слегка прикусил кожу, и тут же ощутила, как его рука соскользнула с её груди и властно легла на талию, как бы давая понять, что сбежать у неё не получится. Впрочем, она и не собиралась, упиваясь его ласками и с восторгом предвкушая продолжение. — Что ты? — его горячий шёпот опалил её огнём, заставляя с головы до пят покрыться сладострастными мурашками. — Хочешь меня? Мужчина резко до боли прижал её к себе, явно демонстрируя степень своего желания, что проще простого было почувствовать через тонкие ткани халатов, разделяющие сейчас пару. Но это почему-то отрезвило женщину, которая попыталась выскользнуть из железных объятий и, когда ей это не удалось, жалобно попросила: — Пожалуйста, мой господин, не так сильно… Тот ничего не ответил, лишь, слегка прищурив глаза, пристально всмотрелся в её лицо, с недоумением отмечая несвойственное ей смущение. — Я… — она слегка замялась, а потом внезапно выпалила: — Я ношу под сердцем ребенка… Вашего ребёнка. Он на мгновение оторопел, потом, будто обжегшись, резко ослабил хватку, позволяя ей чуть отступить. — Что ты сказала? — переспросил мужчина, словно не успев осознать её слова. Женщина, переборов неловкость, взглянула ему прямо в лицо, не пряча сияющих от счастья глаз: — Я вскоре подарю вам сына, мой господин. Лекарь сказал, что это мальчик. Он почувствовал, что сердце подпрыгнуло в груди, бережно обнял за плечи и мягко дотронулся до её губ, успев перед поцелуем прошептать: «Люблю…» — Нет! — у Юн Ми из груди вырвался пронзительный крик боли, с которым она резко села в кровати, пытаясь унять бешено стучащее сердце и остановить лавину слёз, что стекали по щекам и капали на белое ночное платье. — Не надо, — с трудом прошептала девушка, — вы же не можете со мной так поступить… «Люблю», — снова и снова это слово будто взрывалось у неё в голове, казалось, этот бархатный голос звучал где-то совсем рядом, заставляя принцессу тщетно вглядываться в темноту собственной спальни, словно надеясь узреть того, кто произнёс это сладкое признание. — Это просто кошмар, — увещевала саму себя Юн Ми, содрогаясь от рыданий, что судорогами прокатывались по её телу, от чего слова звучали как-то сдавленно и отрывисто, будто у неё не хватало дыхания выговорить такую короткую фразу. — Просто ужасный сон. Видения, в которых она видела мужа в объятьях другой женщины, преследовали девушку уже несколько недель, изводя бессонницей и всё больше истощая разум. «А он точно погиб? Или просто сбежал от неё?» — к своему стыду, принцесса не могла не признать, что эти жестокие слова глупой служанки поразили её в самое сердце и породили кучу сомнений в истинных причинах исчезновения супруга. Днём она гнала от себя гадкие мысли, но ночью они брали над ней верх, заставляя снова и снова переживать эти жаркие, но от этого ещё более омерзительные сцены. Юн Ми уже мысленно проклинала себя, что так тщательно изучила те непристойные книги, от которых её фантазия разыгрывалась всё ярче, совсем немилосердно подсовывая грязные сны. Вспомнив о той, кто дал ей эти трактаты, девушка зарыдала ещё горше — она не видела свекровь уже два месяца, и ей отчаянно не хватало её мудрости и доброго совета. От невозможности поделиться своими страхами, они словно разрастались внутри неё, затмевая рассудок и провоцируя всё новые и новые кошмары. Поразительно, но принцесса, несмотря на давно выработанную привычку скрывать свои чувства, настолько прониклась к Оэлун, что временами, забываясь, не раз про себя называла свекровь матерью. Она ещё недавно не могла себе представить, что снова останется в полном одиночестве, без возможности открыто выговориться, поделиться своими сомнениями и получить в ответ поддержку, понимание, а также совсем другое видение ситуации с позиции взрослой, опытной женщины. Но иначе было нельзя, с момента, когда Байан привёз её в этот дом, с которым у Юн Ми были связаны только тягостные воспоминания о первых неделях её брака, все контакты с семьёй канцлера были прерваны, и девушка отчаянно тосковала по полюбившимся ей людям. Единственный, с кем она продолжала регулярно встречаться, был её брат, с которым, разумеется, принцессе и в голову не приходило вести откровенные разговоры, она была убеждена, что тот либо разозлится, либо поднимет её на смех, ибо стоило ей только заикнуться о том, что супруг жив, Тха Хван моментально мрачнел и повторял как одержимый: «Глупости! Ты должна посмотреть правде в глаза — он погиб и никогда не вернётся!» Тем не менее, император откровенно радовался её решению не носить траур по мужу, а также одобрил желание жить в отдельном доме — казалось, он приветствовал любой шаг, отдаляющий Юн Ми от клана регента, предвкушая, что так будет куда проще вернуть её во дворец, когда истечёт обещанный им год, о чём регулярно напоминал девушке. Принцесса не могла понять саму себя — иногда ей и вправду казалось, что окружающие правы и ей стоит смириться со смертью супруга, но, как ни странно, эти кошмары, в которых она видела его до боли в сердце живым и реальным, не позволяли окончательно поверить в его гибель. Как и всегда, в этот раз она тоже не могла вспомнить лица женщины, что сгорала от страсти в руках её мужа, зато с пугающей ясностью вставали перед глазами его черты: непривычно ласковый взгляд почти чёрных глаз, тёмно-рыжие волосы, убранные в привычный высокий хвост, низкий голос, прошептавший неожиданное признание. Вновь прочувствовав это «люблю», девушка сдавлено застонала и упала обратно на постель, зарываясь лицом в подушку, которая была совершенно мокрой от слёз и от того холодной, но этот контраст с разгорячённым лицом, как ни странно, помог принцессе немного прийти в себя. Юн Ми встала с кровати и, подойдя к туалетному столику, на котором был загодя приготовлен таз с водой для утреннего умывания, плеснула несколько пригоршней себе в лицо, сразу почувствовав себя немного лучше. «Надо успокоиться и лечь, — повторяла про себя девушка, но одна мысль о том, что она вновь провалится в ночной кошмар, ужасала. — Завтра важный день, если ты не возьмёшь себя в руки, весь план будет под угрозой». Раздираемой противоречиями между здравым смыслом и больно саднившем сердцем принцессе пришла в голову неожиданная идея, заставившая её буквально сорваться с места, и, едва накинув халат, вылететь из спальни в темноту коридоров. Почти бегом она добралась до домашнего храма, упала на колени перед статуей Будды и, привычно сложив руки, начала шептать хорошо знакомую молитву. Почувствовав умиротворение от заученных ещё в глубоком детстве наборе звуков, она закрыла глаза и старалась очистить сознание ото всех мыслей, но, дойдя до момента, когда уже уместно было изложить свои желания и просьбы, мысленно запнулась и растерялась. Обычно девушка молила только о том, чтобы Будда явил чудо, и муж просто остался жив, без каких-либо условий, но сегодня впервые задалась вопросом — действительно ли она любит его настолько сильно, что готова даже отдать его другой женщине, лишь бы исполнилось её желание. Или всё-таки предпочтёт его смерть, только бы не испытывать мук ужасной ревности, видя, что он счастлив без неё? Не решившись даже мысленно солгать перед святыней, принцесса прервала молитву, поднялась с колен и направилась к себе в спальню. И только забравшись в кровать, поняла, что снова плачет. Ведь, как ни горько было её осознание, второй вариант был для неё куда более предпочтительным. Задыхаясь от отвращения к самой себе и кляня себя последними словами, Юн Ми забылась сном только с рассветом.***
Тал Тал не спал, зажигая каждую следующую свечу от догоравшей, он напряжённо обдумывал собственное положение и полученное несколько часов назад непристойное предложение. С одной стороны, генерал не мог не признать правоту Цэрэн, ему действительно ничего не стоило пойти навстречу её желанию, не она первая женщина в его постели, не она последняя. Нормы современной морали не ограничивали мужчин в интимных контактах, и сам стратег давно привык реализовывать естественные потребности с дамами, специально для этого и предназначенными, оставляя довольными обе стороны — он получал удовлетворение, а она оговорённую заранее сумму. Здесь же, фактически, ему предстояло то же самое, только плата была совсем другой, что, в целом, Тал Тала не особенно смущало, детей он не любил и никогда не задумывался о том, были ли у его случайных партнёрш далеко идущие последствия. Генерал искренне полагал, что если женщина зарабатывает на жизнь своим телом — её прямая обязанность позаботиться и о том, чтобы не допустить таких эксцессов. Конечно, он задумывался о необходимости получить наследника, но для этого у него была законная жена. Вспомнив о принцессе, стратег почему-то почувствовал болезненное покалывание в груди, перед глазами настолько ярко всплыл образ дрожащего от наслаждения тела, которое он сжимал в своих объятьях, что Тал Тал едва не застонал от вновь пробудившегося в нём острого желания. Стремясь избавиться от наваждения, он протянул левую руку и почти накрыл ладонью яркое пламя горящей свечи. Генерал чувствовал, как нарастает в теле боль, ощущал, как кожа трескается от нагрева, но, стиснув зубы, терпел, заставляя себя не шевелиться, и только когда по шатру поплыл явственный сладковатый запах горелой плоти, он отдёрнул руку и внимательно изучил рану. Ожог был явно довольно глубоким и, видимо, в скором времени должен был покрыться уродливыми волдырями, но стратег был доволен — боль взяла верх в битве со страстью, и он сейчас был абсолютно уверен, что готов принять рассудочное, а не продиктованное мужскими инстинктами решение. Правда была в том, что Тал Тала выводила из себя сама ситуация — его охватывало бешенство, что ему, мужчине, смеет диктовать условия какая-то женщина, пусть и королева, но он ей на верность не присягал, поэтому подчиняться её приказам абсолютно не собирался. Его гордость была уязвлена куда сильнее, чем генерал готов был признаться, от того, что Цэрэн смотрела на него как на кусок мяса, в душе поднималась гадливость, он просто брезговал к ней прикасаться. На мгновение представив близость с этой женщиной, стратег едва не поморщился как от зубной боли, это было настолько унизительно, что только от одной мысли нестерпимо хотелось отмыться. К тому же Тал Тал ни на минуту не верил её обещанию отпустить его — только дурак бы купился на такие глупые посулы. Ему самому было совершенно очевидно, что одним ребёнком тут дело явно не обойдётся, родится один — она потребует и второго, а затем и третьего, а генерала просто мутило от перспективы стать игрушкой в руках этой женщины. Он бы перестал уважать сам себя, если бы сдался на её милость. Внезапно его сознание пронзило видение, настолько яркое, что мужчина зашатался, несмотря на то что сидел, и почувствовал себя в шаге от того, чтобы потерять сознание. Он машинально провёл рукой по собственной шее, и, увидев, что ладонь обагрилась кровью, застыл, поражённый настолько явным и предсказуемым исходом. Несколько раз встряхнув головой, чтобы отогнать от себя это наваждение, генерал в недоумении уставился прямо перед собой и лишь спустя несколько мгновений осознал, что его рука чиста, а сердце всё ещё продолжает биться, хоть и несколько учащённо. Мысленно возблагодарив Будду, пославшего ему картину будущего, что ждало его в случае неверного выбора, он рывком поднялся на ноги и сделал несколько шагов, остановившись у кровати, на которой мирно спала Цэрэн. Окинув её внимательным взглядом, стратег не мог не признать, что девушка была довольно привлекательной, особенно сейчас, когда он не видел её холодных презрительных глаз, в которых ему редко удавалось прочесть её мысли. Впрочем, ответ на свой недавний вопрос о возбуждающем зелье ему стал ясен по её лицу куда быстрее, чем она его озвучила, видимо, невольно поддаваясь эмоциям, королева контролировала себя куда хуже, чем обычно. Осторожно присев на постель, Тал Тал легко дотронулся до её щеки самыми кончиками пальцев, затем провёл ими по приоткрытым губам и подбородку, его прикосновения были совсем невесомыми, поэтому не могли разбудить девушку. Он будто наощупь изучал её черты, и когда его рука, спустившись по шее, легла на грудь, поглаживая медленно набухающий от ласк сосок, генерал услышал, что дыхание королевы стало более глубоким и частым, тогда он склонился к самому её уху, и произнёс: — Доброе утро. И тут же отстранился от неё, выпрямившись, но всё ещё не убирая ладонь с её груди. — Надумал? — Цэрэн распахнула глаза и, приподнявшись, подалась к мужчине, намереваясь притянуть его к себе. — Да, — кивнул Тал Тал и, тут же убрав руку с её груди, внезапно больно стиснул девичье плечо, не давая приблизиться, и одновременно впился собственными ногтями в полученный недавно ожог, чтобы болью развеять вновь появившийся в голове туман желания. — Ты только забыла уточнить одну маленькую деталь… — Что? — королеву ужасно злило, что он снова затевает разговор, вместо того чтобы заняться с ней, наконец, любовью. — Ты же убьёшь меня сразу, как только родишь сына, — еле слышно сказал стратег и, заметив, как на мгновение сжались её губы, словно пытаясь удержать лживые обещания, которыми она готова была разразиться, понял, что угадал её намерения абсолютно правильно.***
— Господин О, — мужчина, направлявшийся в гостевой дворец после встречи с другими наместниками, растеряно оглянулся — голос, окликнувший его, был, несомненно, женским, но совсем незнакомым. Увидев, что к нему решительно направляется принцесса, он поискал глазами её сопровождающего, ведь представить, что молодая девушка может свободно разгуливать в полном одиночестве было просто немыслимо. Тем не менее, наместник быстро вспомнил, что перед ним вдова племянника канцлера и заметно успокоился — конечно, этот статус вполне позволял принцессе значительно большие вольности, нежели предписывалось для замужних дам, а тем более девиц. — Ваше Высочество, — как только Юн Ми остановилась в паре шагов от него, мужчина склонился в положенном сестре императора поклоне. Девушка тоже слегка кивнула в ответ на его приветствие. — Я искала вас по поручению Вдовствующей императрицы, — сразу перешла она к делу, заметив тень недоумения в его глазах, — как вы, вероятно, знаете, в скором времени я вернусь во дворец и буду помогать Её Величеству в управлении внутренним двором. Наместник действительно был наслышан о давно выплеснувшихся за пределы дворца сплетнях, которыми наслаждались приближённые императора, норовя повысить собственную значимость в глазах окружающих и подчёркивая свою близость к государю. Также активно муссировались слухи, что регент, возмущённый непочтительностью Её Высочества к памяти его дорогого племянника и её категоричным отказом соблюдать положенный траур, отселил наглую девицу в дом, который занимал ещё наместником, и прервал с ней всякие контакты. И это явно было не просто пересудами — судя по тому, что стоящая перед ним девушка была одета в тёмно-зелёное платье, украшенное богатой серебряной вышивкой, в волосах её блестела золотая изящная корона, а на шее красовалось тяжёлое колье, инкрустированное изумрудами, было затруднительно предположить, что молодая вдова чтит память своего погибшего мужа, и ярость Байана была наместнику О более чем понятна. Если бы супруга его сына повела себя подобным вызывающим образом, он бы точно не сдержался и силой бы заставил подчиняться традициям, но то, что Юн Ми была сестрой императора, конечно, безумно всё усложняло, рискнуть навлечь на себя гнев государя, подняв руку на принцессу крови, не решился даже регент, несмотря на всю благосклонность к нему Тха Хвана. Мужчина сдержанно кивнул словам принцессы, подтверждая свою осведомлённость, но у него по-прежнему не было ни малейшей идеи, причём здесь лично он. — Учитывая, что ваша дочь — одна из жён Его Величества, у Вдовствующей императрицы есть для вас предложение, взаимовыгодное для обеих сторон, — Юн Ми приблизилась к наместнику так близко, что её платье касалось его ханьфу, и, склонившись к уху собеседника, еле слышно прошептала: — Вы ведь заинтересованы в том, чтобы дама О подарила государю наследника? Мужчина сначала оторопел, а потом его глаза зажглись радостью и торжеством, он был прекрасно наслышан, что император не дарует свои милости всем жёнам, и это не раз было поводом к гневному обсуждению с другими отцами супруг Тха Хвана. Но в открытую требовать у государя справедливости они, разумеется, не решались, уж больно деликатным был этот вопрос. А теперь, получив такое заманчивое предложение, наместник был вне себя от счастья, конечно, стань он дедом потенциального наследника трона, это бы значимо возвысило его, поэтому он также тихо, как и принцесса, ответил: — Что вы предлагаете? — Нам надо всё детально обсудить, без риска быть подслушанными, — шёпотом, но чётко и ясно проговаривая каждое слово, произнесла Юн Ми. — Жду вас сегодня в час чжаши у себя дома. — Договорились, — кивнул мужчина. — И приходите один, никто не должен знать о нашей встрече, сами понимаете, если об этом узнают отцы других жён… — принцесса многозначительно умолкла. — Что вы, Ваше Высочество, я вас понял, — господин О похолодел от этого прозрачного намёка, не хватало ему ещё рассориться с остальными наместниками. — Тогда я жду вас, — девушка отступила на пару шагов, поклонилась и, не дожидаясь ответного прощального жеста, направилась в сторону императорской конюшни, где её ожидал Му Чжин, чтобы сопроводить домой. Мужчина лишь обалдело смотрел ей в след, всё ещё не решаясь поверить в такую удачу. «Не оборачивайся, — повторяла про себя Юн Ми, которой этот разговор дался с огромным трудом, так много лгать ей ещё не приходилось. — Чо Дан проследит за ним и немедленно доложит, если этот старый лис будет намерен меня провести». Впрочем, принцесса почти не сомневалась в успехе своего плана, ни один жаждущий власти человек не отказался бы от такого соблазнительного предложения, а то, что господин О явно был готов на многое, только бы возвыситься над остальными наместниками, сомнений у девушки не вызывало.***
— Ваше Высочество, к вам господин О, — громко объявил Му Чжин, остановившись у дверей кабинета, что прежде принадлежал военному советнику. — Пусть войдёт, — донёсся из комнаты спокойный, уверенный голос принцессы. Наместник, сгорая от нетерпения, еле заставил себя двигаться солидно и сдержанно, как подобало человеку его положения, вошёл внутрь и поклонился девушке, расположившейся за большим письменным столом, которая и не подумала встать, лишь кивнула, указывая глазами на стоящее напротив кресло. — Позвольте поблагодарить вас, Ваше Высочество, а также Её Величество Вдовствующую императрицу, — торопливо начал господин О, едва усевшись. — То, что ваш выбор пал на мою дочь — большая честь для меня и моего клана. — Ваша дочь — чудесная девушка, — мягкая улыбка появилась на губах принцессы, — она скромна, добродетельна, хорошо воспитана и полна желания исполнить свой долг перед господином. — Благодарю вас, Ваше Высочество, — наместник явно был польщён сердечностью, сквозившей в словах Юн Ми. — Но что вы хотите взамен от меня? Ему явно хотелось перейти к сути, хотя, откровенно говоря, он уже давно решил, что согласен на любые условия. Как следует обдумав предложение, мужчина пришёл к выводу, что лично ему ничто не угрожает, единственной, кто мог бы прийти в ярость от такого поворота событий, была гвиби, но и на неё можно было с лёгкостью найти управу, ведь наместнику были прекрасно известны некоторые тайны Ки Нян, в раскрытии которых она была отнюдь не заинтересована. Чего только стоили её финансовые махинации, проворачиваемые за спиной императора, позволявшие не только ей, но и её приближённым сколотить на войне целое состояние. «Конечно, это только для облегчений страданий народа, ну-ну, — усмехнулся про себя господин О, который за последний год разбогател чуть ли не вдвое. — И вообще, это дело семейное, подумаешь, одним младенцем в гареме больше…» — Каковы ваши условия? — повторил он, нервничая от того, что принцесса молчала и, слегка склонив голову на бок, наблюдала за ним непроницаемым взглядом. Юн Ми будто очнулась от своих мыслей и поднялась на ноги. — Сначала я должна вам кое-что показать, — произнесла она, — подождите меня здесь. Взяв в руки одну из горевших на столе свечей, девушка направилась к лабиринту книжных стеллажей, занимающему большую часть кабинета, и скрылась между полок. Через несколько минут до уха господина О донёсся грохот и немного раздосадованный голос принцессы: — Ох, я такая неловкая! — и, уже повысив голос, она позвала: — Наместник О, помогите мне! Мужчина не мешкая поднялся и прошёл по узкому проходу между стеллажами, чем дальше он продвигался вглубь неожиданно оказавшейся огромной библиотеки, тем больше погружался в темноту. На мгновение ему стало как-то неуютно, и он спросил: — Где вы, Ваше Высочество? — Я здесь, — Юн Ми с горящей свечой в руке показалась в самом конце этого длинного прохода, — идите сюда, господин О! Тот обрадовался, завидя цель, и поспешил к ней, но в следующую же секунду почувствовал, как удавка, сжимаемая сильными руками, впилась ему в шею, и в панике стал молотить руками, задевая стоявшие с краю шкафов книги и сбрасывая их на пол. Почувствовав, что его грудь просто разрывается от невозможности сделать следующий вдох, он рефлекторно потянулся к собственному горлу, стараясь хоть немного ослабить давление врезавшейся глубоко в кожу верёвки, но убийца не оставил ему ни малейшего шанса, даже когда наместник издал последний предсмертный хрип, он ещё некоторое время не отпускал обмякшее тело и не ослаблял хватки. И лишь когда окончательно убедился, что тот мёртв, разжал руки, позволяя телу врага рухнуть к его ногам. Принцесса задула свечу и обессиленно привалилась к стене, медленно сползая по ней на пол. В кромешной тьме она не видела страшной картины смерти господина О, но остро её ощущала. Звуки, доносившиеся до девушки, были поистине ужасными, настолько, что ей хотелось оглохнуть, лишь бы не слышать этих сдавленных хрипов, шума от тщетных попыток жертвы высвободиться из рук своего палача, а затем и грохота, с которым поверженное тело опустилось на пол. Юн Ми всю трясло, дыхание было частым и поверхностным, на лбу выступил холодный пот, она уткнулась лицом в собственные колени и вся сжалась, будто желая исчезнуть из этого места. Внезапно она ощутила, как на её голову опустилась тяжёлая ладонь, ласково поглаживая по волосам в желании успокоить. — Вот и всё. Пойдём, девочка, — Байан склонился над ней и осторожно поднял её на ноги, поддерживая за плечи. — Ты умница.