***
Встретив на пути в Юань небольшой городок, Тал Тал счёл, что будет разумным задержаться здесь на несколько дней. Прежде всего, ему необходимо было решить вопрос с одеждой — королевский наряд не только привлекал к себе массу внимания, но и оказался совершенно непрактичным. Проведя несколько ночей под открытым небом, генерал с тоской вспоминал свои привычные доспехи, которые не только хорошо защищали в бою, но прекрасно грели своего хозяина за счёт нескольких слоёв поддёв, надевавшихся под них. Да и плащ всегда можно было использовать как подстилку или одеяло. В этом же ханьфу он продрог насквозь, и если бы не достаточно хорошо обученная лошадь, которую без особого труда удавалось уложить, чтобы согревала владельца теплом своего тела, возможность таких ночёвок была бы полностью исключена, что ещё больше удлинило бы время его путешествия. А стратег спешил, очень спешил, у него сердце было не на месте от вынужденного, хоть и запланированного им промедления, он и сам не очень понимал, что заставляло его буквально лететь вперёд, словно подталкивая в спину, давая и коню, и самому себе минимальное время на отдых. Нельзя сказать, что мужчина поверил в слова Тан Киши, брошенные ему вслед, он лучше, чем кто-либо знал, что тот не погнушается ложью, чтобы задеть своего врага. Но всё же лёгкое недоверие поселилось в его душе, как генерал ни старался гнать эти мысли прочь, уговаривая себя, что искренне любящая женщина обязательно дождётся супруга, ведь его отсутствие длилось всего лишь год. «Чуть больше года, — мысленно поправился он, — но ведь даже если меня объявили погибшим, траур по мужу никак не может быть меньше трёх лет, так что всё это лишь измышления этого негодяя Тан Киши». Этот простой, давно заведённый в Юань порядок, неимоверно успокаивал стратега, как и то, что за время, проведённое в разлуке с женой, он окончательно поверил в истинность чувств к нему принцессы. Трепетно перебирая в памяти все немногочисленные моменты их нежности и страсти, Тал Тал всё больше убеждался, что видел в глазах девушки лишь бесконечную любовь и преданность, и они отзывались в его сердце ничуть не меньшей взаимностью. Он с огромным удовольствием и нетерпением предвкушал предстоящую встречу с супругой, представлял, как зажгутся счастьем её прекрасные глаза, когда она поймёт, что муж жив и вернулся к ней, как доверчиво она падёт в его крепкие объятия, как он прошепчет ей ответное признание, прежде чем жадно прильнёт к её губам в таком желанном жарком поцелуе… В этот момент генерал привычно оборвал сам себя, он и так ощущал, что из-за длительного воздержания возбуждался даже от весьма целомудренных картин, возникавших в его сознании с завидной регулярностью, а уж сны, что изводили даже уставшее за день дороги тело, были настолько откровенными и подробными, что пробуждения с каменной эрекцией и сбившимся от вожделения дыханием, были для него почти нормой. Это отвлекало и безумно раздражало стратега, который предпочитал, чтобы голова была ясной, а тело — послушным разуму, а не чувствам. Но этот процесс был, похоже, ему не подвластен, и всё, что оставалось — терпеть, пока болезненно ноющая плоть не опадёт, опускаться до самоудовлетворения, как последний мальчишка, он совершенно не собирался. Слегка нахмурившись, Тал Тал заставил себя отбросить эти назойливые мысли и сосредоточиться на окружавшем его пространстве. Он медленно ехал по улицам, внимательно оглядывая встречавшиеся ему лавчонки. Нужное нашлось достаточно быстро, и уже спустя минут двадцать генерал вышел из ювелирного магазинчика, в котором ему, не задавая особых вопросов, хоть и выразительно косясь на его платье, отсыпали увесистый мешочек золотых монет в обмен на корону. Этого, по мнению стратега, должно было с лихвой хватить на дорогу в Юань, если, конечно, не допускать неразумных трат, что, в целом, было ему несвойственно, он был почти равнодушен к материальным благам и крайне редко поддавался соблазнам. Впрочем, почти сразу ему пришлось прилично разориться — портной, к которому он заехал следующим, мигом почуял состоятельного клиента, который, к тому же, очень спешил, поэтому цену за стёганный чёрный ханьфу и тёплый дорожный плащ заломил вдвое выше обычного, но пообещал управиться с обновками за пару дней. Это более чем устраивало Тал Тала, тратить куда больше времени, чтобы обзавестись так желанными для него доспехами, мужчина счёл совсем нерациональным. Полностью довольный таким решением его проблем, генерал вновь вскочил в седло и отправился блуждать по улочкам, последнее, что ему оставалось на сегодня — найти приличный постоялый двор, где можно было бы и привести себя в порядок, и как следует подкрепиться, и выспаться в тепле и комфорте. Достаточно скоро он обнаружил подходящее его требованиям заведение — добротный двухэтажный дом, на пороге которого стоял мальчишка, очевидно, сын хозяина, и весело зазывал всех желающих отдохнуть в атмосфере радушия и гостеприимства. Быстро спешившись, стратег кинул парнишке, что резво подбежал к нему, завидя важного постояльца, поводья и скупо обронил: — Накормить и обиходить. — Как прикажете, господин, — поклонился тот, но тут же поправился: — Прошу простить, Ваше Величество! Тал Тал чуть не поморщился от ненавистного обращения, но совладал с собой и лишь внушительно произнёс: — Господин генерал. — Как прикажете, господин генерал! — бойко выкрикнул мальчишка, хоть и слегка ошалел от несоответствия титула и явно королевских одежд, но быстро выкинул эту странность из головы, он давно привык к причудам богатых господ и взял себе за правило никогда им не перечить. Стратег еле заметно хмыкнул и проследовал внутрь гостиницы, где, не глядя на склонившегося едва ли не ниже стойки хозяина, отрывисто велел: — Комнату с очагом и приготовь ванну. — Конечно… — Ко мне обращаться «господин генерал», — предвосхитил Тал Тал. — Разумеется, господин, извольте пройти со мной, — мужчина торопливо выбрался из-за стойки и повёл его наверх, по дороге приговаривая: — Как раз есть прекрасная комната, просторная, только-только протопили, как знали, что вы заглянете! Достигнув своего временного пристанища, стратег оглядел помещение критическим взглядом, но остался доволен — здесь было действительно тихо, тепло и даже уютно, широкая кровать так и манила в свои объятия, в большом очаге весело потрескивал огонь, но дышалось легко, по-видимому, дымоход здесь был устроен со знанием дела. — Я задержусь на пару дней, — заявил Тал Тал, опускаясь в кресло у стола. — Подай ужин сюда. — Как прикажете, господин генерал, — хозяин вновь поклонился, явно желая услужить гостю, а заметив, что тот небрежно кинул перед собой пару золотых, и вовсе пришёл в восторг от такого щедрого клиента, поэтому поспешно уточнил: — Желаете что-нибудь ещё? Может, принести вина? Или… — он хитро прищурился. — Изволите насладиться вниманием дамы? Стратег даже вздрогнул от изумления, настолько простое решение его деликатной проблемы ему почему-то в голову не приходило. «Видимо, не совсем ещё оправился от той дряни, что в меня вливала королева», — с досадой подумал он, а вслух сказал: — Вина не нужно, а девушка пусть приходит. Не слушая больше бормотания хозяина, что, пятясь и беспрестанно кланяясь, двигался к двери, Тал Тал встал и подошёл к огню, протягивая ближе к желанному теплу замёрзшие руки. Он хорошо понимал, что не совсем ещё восстановился физически после года плена, упражняясь на вынужденных остановках с мечом, генерал лишний раз убеждался, что значительно утратил прежний уровень боевого мастерства, базовые элементы ему давались без труда, но более сложные выходили у него неловкими и даже неуклюжими. Именно поэтому он не вступил в открытый бой с преследовавшим его Тан Киши, благоразумно предпочтя не лезть на рожон, хотя прекрасно помнил, какие страдания тот причинил его жене, и собственная клятва во что бы то ни стало уничтожить этого подонка была для него не пустым звуком. Но то, что прежде казавшиеся ему неисчерпаемыми ресурсы мозга могут быть безвозвратно утеряны — эта мысль заставляла содрогаться от ужаса, ведь действительно, что могло быть логичнее, чем удовлетворить свои плотские желания с продажной женщиной и успокоить кипящее страстями тело? Сейчас стратег усиленно размышлял, почему же такая элементарная идея даже не всколыхнулась в нём — было ли это следствием долго потребляемого зелья, усыпляющего разум, или он просто за столь продолжительное время совсем отвык от реальности обычной жизни. Самое простое объяснение, что всё его существо жаждало совершенно конкретной, а не какой-то абстрактной женщины, даже тенью не мелькнуло в мужском сознании. Полностью уйдя в свои мысли, он не заметил, как раздался тихий стук в дверь, и очнулся лишь когда услышал мелодичный голос: — Господин генерал, вы позволите? — Входи, — разрешил Тал Тал и развернулся спиной к огню, привычно складывая руки в замок. На пороге возникла девушка, ещё совсем юная, лет четырнадцати-пятнадцати, одетая в чуть более вызывающее, чем подобало, платье, которое позволяло оценить матовую кожу плеч и изящные ключицы. К его безмерному удивлению, она явно была монголкой, и у мужчины не было ни малейшей идеи, как дочь потомков великого Чингисхана могла заниматься столь незавидным ремеслом. Впрочем, он быстро решил, что это совершенно не его дело. — Я к вашим услугам, мой господин, — девушка не просто склонила голову, а присела перед ним в глубоком поклоне, желая засвидетельствовать своё почтение, а также позволяя чуть глубже заглянуть за корсаж, в котором аппетитно проступала ложбинка между соблазнительными девичьими округлостями. Почему-то это обращение, которое неизменно для стратега было связано с супругой, неприятно его царапнуло, и он спросил чуть резче, чем собирался: — Сколько тебе лет? Сношать невинного ребёнка в его планы категорически не входило. — Мне почти семнадцать, господин генерал, — она по-прежнему не поднимала на мужчину глаз, но внезапно чуть смущённо улыбнулась, похоже, ей не в новинку был этот вопрос. — Просто я невысокая, но, смею вас заверить, вы останетесь довольны. Тал Тал еле удержался от глубокого вздоха, он сам себя сейчас решительно не понимал, вместо обольстительной юной плоти, что так ясно представала перед глазами, его душа видела лишь сущего ребёнка, которому он почти в отцы годился. Умудрившись полностью забыть о том, что его законная супруга была лишь немногим старше, мужчина, немного повысив голос, позвал: — Есть там кто? Он ничуть не сомневался, что хозяин торчит под дверью, и тот действительно не замедлил появиться на пороге, с поклоном замерев в проёме. — Уведи её, — приказал стратег таким ледяным тоном, что всем сразу стало понятно, что возражать ему не стоит и пытаться. — Что она натворила? — забеспокоился владелец гостиницы и обратился к девушке: — Ты была недостаточно любезна с господином? — Я просто передумал, — счёл нужным объяснить Тал Тал, опасаясь, что этой малышке крепко влетит за его каприз. — Предпочитаю более… искушённых женщин. — Что вы, господин генерал, позвольте заметить, что вы ошибаетесь, — затараторил хозяин, понимая, какой куш уплывает из его рук, девочки стоили весьма недёшево, и он собирался хорошенько нагреть руки на этом странном визитёре в королевских одеждах. — Цэрэн очень опытная, она хорошо знает, что нужно мужчине… Имя обрушилось на стратега ледяной лавиной, он сам не заметил, как в его глазах зажглась ярость, кулаки невольно сжались, а губы, мгновенно сомкнувшиеся в тонкую полоску, побелели. Он тотчас ощутил прикосновение женской груди к своей обнажённой спине и полный сладкого яда голос: «Ты же хочешь этого, не сопротивляйся, тебе будет хорошо, я обещаю!» — Вон! — неимоверным усилием воли сдерживая вспышку гнева, Тал Тал заставил себя оставаться спокойным, хотя у него внутри всё взрывалось и клокотало от пробудившихся воспоминаний. — Уходите немедленно, оба! Едва ли не силой выпроводив и хозяина, и девушку за дверь, он бросился на кровать и, отчаянно пытаясь совладать с собой, старался отвлечься, вынырнуть из засасывающего его омута собственной памяти. «Я люблю вас! Люблю всей душой, всем моим существом, для меня в целом свете есть только вы… Вы один», — нежный голос будто вновь согрел и успокоил его сердце, и стратег с потрясающей ясностью осознал, что для него в этом мире существует лишь одна женщина. Только она и никто больше.***
Собрав волосы в привычный высокий хвост и прихватив его неприметной чёрной заколкой, Тал Тал внимательно вглядывался в своё немного мутное отражение в небольшом зеркале. Он всегда был равнодушен к собственной внешности, искренне полагая, что для мужчины красота — самое последнее дело, дядя с детства ему твердил: «Шрамы — честь для воина», и, в целом, генерал был с ним согласен. Плен явно добавил его телу отметин, только гордиться ими ему бы и в голову не пришло, наоборот, они были для него очевидным свидетельством пережитого унижения, когда его, как последнего раба, отхлестали кнутом. К счастью, сейчас эти уродливые рубцы на спине и плечах были скрыты плотной чёрной тканью ханьфу, и стратег видел себя совершенно прежним — тщательно вымытые волосы всё также отливали медью, аккуратно подрезанная чёлка почти полностью закрывала лоб, лицо было спокойным и сосредоточенным, как всегда. Он не заметил, что в почти чёрных глазах появилось чуть больше стали, во взгляде куда более очевидно проступали жёсткость и холодность, а линия губ, которые будто вовсе разучились улыбаться, стала ещё твёрже. Наконец Тал Тал, решив, что выглядит точь-в-точь как раньше, удовлетворённо кивнул и, накинув на плечи плащ и взяв меч, вышел из комнаты. Пора было отправляться в Дайду. Он спустился вниз и, приказав маявшемуся бездельем мальчишке оседлать для него лошадь, обратился к хозяину, не столько с целью скоротать время ожидания, сколько чтобы прояснить, что вообще сейчас происходит в империи и на её границах. — Что слышно из Юань? — спросил генерал с самым равнодушным видом, от души надеясь, что его неосведомлённость о последних событиях не покажется странной. — Воюют, — неопределённо ответил мужчина, слегка пожав плечами. — С переменным успехом. «Проклятые монголы!» — подумал при этом он, но очень предусмотрительно оставил своё мнение при себе, в происхождении гостя у него не было ни малейших сомнений. — А как идёт торговля? — задал следующий вопрос стратег, которого больше волновала экономическая ситуация в империи, чем военная кампания. — Да никак, — вздохнул хозяин гостиницы, — совсем житья нет от этих корёсцев! Дела идут из рук вон плохо. — Корёсцев? — изумился Тал Тал, последнее, что он помнил, как по его приказу корабли империи блокировали морские торговые пути Корё. — Ну да, — подтвердил его собеседник, — с тех пор, как их выставили из Юань, они просто заполонили все рынки соседних стран. «Значит, дядя всё же реализовал свой план избавиться от иностранных торговцев», — с возрастающим беспокойством подумал генерал, для которого было совершенно понятно, что такой ход был ужасной ошибкой со стороны канцлера. — Впрочем, — продолжал между тем мужчина, — все надеются, что вскоре Его Величество император Юань смилуется и дозволит им вернуться, недаром же он собирается породниться с королём Корё, устроив брак своей сестры. — Что? — еле слышно выдохнул стратег, при этих словах его сердце будто на несколько мгновений замерло, а потом заколотилось так, что стало нестерпимо больно в груди. — Её Высочество выходит замуж? За короля Корё? — Так говорят, — развёл руками владелец гостиницы, и, заметив, что его гость резко побледнел и словно покачнулся, торопливо спросил: — Господин генерал, вам нехорошо? — Когда? — одними губами произнёс Тал Тал, в душе которого поднималась ярость от такого предательства, он едва сдерживался, чтобы не выказать захлёстывавших его чувств, лишь чудовищным усилием воли заставляя себя оставаться внешне спокойным. — Вроде свадьба назначена на день дунчжи, — ответил мужчина, который моментально решил, что ему всего лишь показалось, что его собеседник в шаге от того, чтобы потерять сознание, настолько обычно тот сейчас выглядел. — Сколько дней пути до Дайду? — стратег приложил все усилия, чтобы голос звучал ровно и тихо, ничем не выдавая душераздирающих стонов, что сейчас терзали его изнутри не хуже дорвавшихся до свежей крови голодных хищников. — Дней сорок, — даже не задумавшись, ответил хозяин, — ну, может, чуть больше. Непослушными пальцами, что слегка подрагивали, Тал Тал выудил из кошелька золотой и бросил на стойку, а потом с такой скоростью вылетел вон, что владелец гостиницы замер с разинутым ртом, не успев даже поклониться. Генерал вскочил в седло и пустил коня во весь опор, нимало не заботясь о том, что случайные прохожие еле успевали увернуться от копыт стремительно несущейся по улочкам лошади. У него не было сорока дней. Только двадцать и ни днём больше.***
Месяц назад. — Ваше Величество, вы с ума сошли! — Тха Хван аж подскочил, услышав совершенно абсурдное предложение Вдовствующей императрицы. Традиционный семейный обед грозил обернуться громким скандалом. — Отдать Её Высочество за этого прохвоста — просто не слыхано! — Во-первых, он не прохвост, как вы изволили выразиться, а король, — Будашири старалась говорить сдержанно, но при этом внушительно, идея, поданная Байан-Хутуг, привела её в неописуемый восторг, и она намеревалась во что бы то ни стало воплотить её в жизнь. — К тому же сам регент в своём послании подтвердил, что все подозрения с Его Величества Ван Ю сняты. А во-вторых, вы не можете не признать, что для принцессы Юн Ми этот брак будет идеальным выходом. — Нет, — упрямо возразил император, у которого причин ненавидеть короля Корё было столько, что, если бы он начал их перечислять, не закончил бы и к ночи, а сейчас ещё едва минул полдень. — Этому не бывать! — Государь, — Вдовствующая императрица не собиралась сдаваться, — принцессы Юань всегда выдавались в Корё, вы пренебрегли этой традицией несколько лет назад, когда устраивался брак господина Ван Ю, отговариваясь тем, что Её Высочество слишком молода, и я тогда пошла вам навстречу, выбрав ему в жёны племянницу Эль-Тэмура. Но сейчас самое время укрепить наши связи с Корё, учитывая, что на войне дела идут совсем не блестяще, зачем нам враг, которого можно обратить в друга? Императрица и Ки Нян, молча наблюдавшие за разворачивающейся на их глазах сценой, украдкой переглянулись и незаметно кивнули друг другу. Их тайный союз, заключённый за спиной Будашири, и определил предложение Байан-хутуг, от которой оно звучало совершенно невинно и было принято Вдовствующей императрицей с куда большим энтузиазмом, чем если бы эта идея высказалась устами гвиби, которая на самом деле являлась инициатором этого брака. — Ваше Величество, позвольте сказать, — подала голос императрица, скромно опуская глаза, — ведь для Её Высочества это единственная возможность стать королевой, учитывая её статус вдовы. Вы же и сами это понимаете… Тха Хван, который, признаться, об этом пока подумать не успел, молча вытаращил на жену глаза. — Вы и вправду очень добры, Ваше Величество, — показательно восхитилась Будашири, — только поистине мягкое сердце может так заботиться о девушке, которую вы почти не знаете! — Благодарю вас, — склонила голову Байан-Хутуг, слегка зардевшись, на самом деле, она эту девицу терпеть не могла, так и не простив ей брака с Тал Талом, и её намерения полностью совпадали с желаниями гвиби — отправить эту мерзавку куда-нибудь подальше, чтобы под ногами не мешалась и не напоминала одним своим видом о гибели любимого далеко не сестринской любовью брата. — Её Высочество очень важна для моего государя, как же я могу иначе к ней относиться? Тха Хвана эти женские интриги неимоверно бесили, но он прекрасно понимал, что, если эти трое споются в едином желании, ему будет куда проще уступить, чем отстаивать своё мнение. Поэтому мужчина почти безнадёжно произнёс: — Гвиби, а ты что молчишь? — император с подозрением уставился на Ки Нян, которая не выказывала к происходящему ни малейшего интереса. — Ты, конечно, тоже хочешь этого брака для Корё? Женщина сделала вид, что обдумывает его слова, поэтому, немного помедлив, ответила: — Я уверена, что этот союз пойдёт на пользу всем трём сторонам: и королю, и принцессе, и вам, Ваше Величество. Но… — Что «но»? — поторопил Тха Хван, полностью сбитый с толку тем, что у любимой супруги почему-то есть возражения по вопросу, в котором их никак быть не могло по его разумению. — Или ты предпочитаешь, чтобы Ван Ю оставался свободным мужчиной, а? При одной мысли, что сердце гвиби до сих пор принадлежит этому подонку, ему хотелось одновременно убить кого-нибудь, разрыдаться и немедленно напиться. Мужчина не был идиотом и прекрасно понимал, кому досталась невинность Сон Нян, единожды решив для себя, что ради любимой готов закрыть на это глаза, он всей душой ненавидел моменты, когда ему об этом так беспардонно напоминали, поэтому подскочил к жене, рывком заставил её подняться с кресла и встряхнул за плечи, проорав прямо в лицо: — Немедленно отвечай! — Что вы, Ваше Величество, — поклонилась Ки Нян, едва сдерживая удовлетворённую улыбку, её цель была достигнута, в императоре вновь пробудилась ревность, и уж она-то заставит его непременно женить короля любой ценой. — Я лишь хотела посоветовать вам, хоть это и против всех правил, осведомиться у Её Высочества, каково её желание. Мне нет покоя, когда я думаю о том, сколько беспокойства она причинила вам своим безрассудным поведением, когда вы столько сил положили, устраивая её брак с императором Дайвьет! — Вот! — Тха Хван, гнев которого слегка поутих, когда он понял, что любимая жена даже не думает возражать против потенциального брака её бывшего возлюбленного, обернулся к императрице и тётке и демонстративно ткнул пальцем в гвиби. — Вот кто действительно заботится и обо мне, и о Её Высочестве! Те даже не нашлись, что ответить. — Значит, решено! — император крепко прижал к себе супругу, словно боясь даже на мгновение выпустить её из своих рук. — Если сестра согласна, я дозволю королю Корё просить её руки. Ки Нян, не противясь объятиям мужа, постаралась как можно незаметнее облегчённо вздохнуть. Как всегда, её партия была сыграна безупречно, ведь ей хорошо было известно, что несколько дней назад принцесса уже ответила «да» на предложение короля.***
Десять дней спустя. — Моя дорогая! Оэлун со всех ног бросилась к названной дочери, заключая её в крепкие объятия, она была вне себя от беспокойства — регент, едва успев вернуться из Корё несколько дней назад, первым делом рассказал жене, что император, выслушав объяснения Ван Ю, во всеуслышание объявил о своём милостивом согласии на брак короля со своей сестрой, и жена канцлера терзалась сомнениями, как это решение будет воспринято девушкой, которая, как и обещала брату, вернулась не в дом Байана, а во дворец императора, поэтому встретиться им довелось только сейчас. — Мама, — выдохнула Юн Ми, в свою очередь обнимая женщину, по которой так скучала в долгой разлуке, она безумно нервничала, как будет воспринято свекровью решение о её повторном замужестве, поэтому подсознательно откладывала этот визит и лишь оказавшись в этих искренних объятиях, мгновенно успокоилась. — Я так рада вас видеть! — И я, — тепло улыбнулась Оэлун, но тут же вспомнила об обязанностях хозяйки и, отпустив принцессу, обратила своё внимание на стоящих чуть поодаль мужчин — канцлера и короля Корё. — Господа. Она склонилась в поклоне, отдавая инициативу в знакомстве мужу, как и было положено. — Ваше Величество, позвольте вам представить мою супругу, — официально начал регент, но тут же сбился и перешёл на «ты». — Надеюсь, ты будешь доволен нашим гостеприимством, Ван Ю, твоя невеста для нас как родная дочь, и жена хотела лично убедиться, что мы отдаём её в хорошие руки. При этих словах Юн Ми покраснела до ушей, теперь в присутствии Байана девушка чувствовала себя куда свободнее, чего нельзя было сказать об обществе короля, который, правда, вёл себя безукоризненно и никаких вольностей в её сторону не позволял. — Рад засвидетельствовать вам моё почтение, госпожа, — Ван Ю слегка склонил голову, что явно было лишним для царственной особы, но он хотел проявить уважение к женщине, которую его будущая жена называла матерью, хотя ему прекрасно было известно об истинной причине родственной связи между ними. — Ваше Величество, — поклонилась в ответ жена канцлера. — Позвольте пригласить вас к столу. За обедом говорили в основном мужчины, которым, в силу давней истории их знакомства, без труда удавалось находить темы для беседы, хотя их отношения и трудно было назвать безоблачными, но сейчас они оба искренне старались найти общий язык. Юн Ми просто не решалась вставить слово, педантично соблюдая все правила этикета, чтобы не поставить себя в неловкое положение, а Оэлун сгорала от желания остаться с девушкой наедине, дабы вызвать ту на откровенный разговор. Наконец после десерта настало время, когда уместно было ускользнуть, не нарушая приличий, и женщины направились в сад, оставив Байана и короля в столовой. — Это правда твоё добровольное решение, как сказал мне господин регент? — мягко спросила жена канцлера. С того давнего напряжённого разговора между ними, когда Оэлун убеждала девушку отпустить прошлое и жить дальше, прошло уже больше полугода, но, несмотря на то, что Юн Ми ни разу с тех пор не упоминала имени супруга, женщине такая перемена настроения казалась очень странной. Принцесса молча кивнула, а затем, потупив взгляд, прошептала: — Простите меня, мама… — Дорогая, я нисколько не сержусь, — заверила её свекровь, — просто хочу убедиться, действительно ли ты считаешь, что этот мужчина будет хорошим мужем? В то, что девушкой могли двигать корыстные мотивы получить титул королевы, Оэлун не верила ни на мгновение. — Что вы, дело совсем не в этом, — Юн Ми даже робко улыбнулась, настолько далеко было это предположение от её настоящих мотивов к этому браку, — ни о каких чувствах между мной и Его Величеством и речи быть не может. — Тогда что же заставило тебя принять это предложение? — женщина слегка нахмурилась, не понимая ситуации. — Ведь мы даже хотели заключить фиктивный брак между тобой и регентом, только бы не принуждать тебя к замужеству против воли. — Понимаете, мама, этот шаг позволит мне спасти сотни, если не тысячи жизней, — объяснила принцесса, — брат согласился в качестве свадебного подарка не требовать живой дани от Корё. Правда, всего на пять лет, но, надеюсь, я и дальше смогу уговорить его забыть этот варварский обычай. Знаете, когда я видела этих несчастных женщин, детей, вынужденных босиком брести в Дайду, у меня сердце кровью обливалось, мама… Голос девушки зазвенел от еле сдерживаемых слёз, настолько тяжело ей давались эти воспоминания. — Но ты же осознаёшь, что на всю жизнь себя свяжешь с этим мужчиной? — Оэлун было куда важнее убедиться, что дочь осознаёт всю ответственность этого решения, она всегда мыслила скорее практично, принимая мир таким, какой он есть, со всей его иерархией и условностями, ей и в голову никогда не приходило нарушить установленный порядок. — Ты понимаешь, что всегда будешь делить с ним ложе? Рожать ему сыновей? Заботиться о нём и угождать ему? Будешь ли ты счастлива? Юн Ми сначала покраснела, потом побелела, но заставила себя ответить: — Я никогда не буду счастлива, мама. Без того, кого я люблю всей душой и всегда буду любить… — Будда милосердный… — пробормотала женщина, смахивая слёзы. — Доченька, не делай этого. Брак может быть счастливым и без любви, но если ты изначально настраиваешь себя на то, что идёшь на жертву ради каких-то непонятных людей, которых ты даже не знаешь и никогда не узнаешь, это добром не кончится… — Не надо, мама! — взмолилась принцесса, которая тоже еле слышно всхлипывала. — Знаете, мне с самого детства твердили, что единственное моё предназначение в жизни — стать достойной женой и родить как можно больше сыновей. И только сейчас я понимаю, что способна на гораздо большее! Что могу хотя бы немного уменьшить несправедливость на этом свете! Я женщина и не в состоянии бороться за свободу народа с мечом в руках, как это делают мужчины. Но если я всё равно должна быть чьей-то женой, вы же сами мне говорили, что брат не успокоится, пока не найдёт для меня партию, почему же я должна отказаться от возможности принести в этот мир немного покоя и счастья другим? Почти выкрикнув последние слова, Юн Ми разрыдалась, это согласие далось ей отнюдь нелегко, у неё душа разрывалась от боли, от осознания, что она предаёт память того, кому обещала быть верна до самой смерти, но едва ей хотелось струсить, послать всех и вся к дьяволу, сбежать, спрятаться и от брата, и от короля, и даже от Байана — ото всех мужчин, что окружили её как дикого зверька, загоняя в ловушку брака, девушка тут же слышала свист хлыста и жалобный детский крик. Мысль о том, что она может прекратить эти страдания невинных людей, поддерживала её в этой решимости и не давала погрузиться в пучину отчаяния. Принцесса даже не сразу поняла, что заливает слезами дорогое атласное платье названной матери, которая нежно гладила её по волосам и успокаивающе баюкала как маленькую. Сколько времени прошло в этих объятиях, они обе не знали и очнулись лишь тогда, когда услышали недовольный голос канцлера: — Опять вы ревёте, никакого покоя в этом доме не дождёшься! — регент явно смущался присутствия Ван Ю, который, впрочем, деликатно отвёл взгляд и дал женщинам время вытереть глаза и поправить помятую одежду. — Я могу спросить, почему вы так плакали? — тихо осведомился он у своей невесты, после того, как Юн Ми немного успокоилась, хоть её плечи и по-прежнему иногда вздрагивали. — Может, я могу вам чем-то помочь? — Я просто буду очень скучать по госпоже, — ответила девушка полуправду. — У меня как-то не было времени подумать, сколь далеки мы будем друг от друга вскоре. — Ваше Высочество, я могу вам дать слово короля, что ваша… матушка, — мужчина немного замялся, но всё же решился употребить это слово, — всегда будет желанной гостьей в Корё и сможет навещать вас, когда пожелает и оставаться во дворце сколько угодно. Точнее, сколько позволит господин канцлер. Ван Ю слегка улыбнулся, стараясь снизить накал страстей, но Байан этого хода совсем не понял и строго сказал: — Это мы ещё обсудим, — лишиться любимой жены на длительное время в его планы абсолютно не входило. — Если вы разрешите, мой господин, и если вы, Ваше Величество, не будете против, — Оэлун поклонилась каждому из мужчин, — я бы хотела после свадьбы поехать вместе с вами в Корё, чтобы помочь дочери привыкнуть, осмотреться и наладить жизнь в незнакомом ей месте. — Как пожелаете, — кивнул король, и все выжидающе уставились на регента, который долго молчал, недовольно поджав губы и нахмурив брови. — Ладно, — наконец нехотя произнёс Байан, — только я отправлю с вами отряды Му Чжина и Чо Дана. И не спорь! — он и рта не дал раскрыть жене, которая только хотела возразить, что супруг собирался выделить ей чуть ли не всю собственную личную гвардию, — если что-то случится с тобой или Эрдэнэ… — у мужчины и мысли не было, что Оэлун оставит малышку в одиночестве во дворце, хотя назвать одиночеством дом, кишмя кишевший слугами, было явным преувеличением. — …никогда себе этого не прощу! — Как пожелаете, мой господин, — женщина послушно склонила голову перед супругом, а потом обратилась к королю: — Ваше Величество, когда вы планируете отправиться домой? — Сразу после свадьбы, — ответил Ван Ю и, заметив, как побледнела принцесса, услышав эти слова, мягко добавил: — К сожалению, моё отсутствие и так выходит куда длительнее запланированного, поэтому на следующий же день после бракосочетания мы должны будем выдвинуться в путь. — Как пожелаете… — поклонилась Юн Ми и, поняв, что на неё уставились три пары глаз, будто чего-то ожидая, еле заставила себя выдавить: — …Мой господин.***
Днём позже дунчжи. Принцесса ехала верхом, из последних сил заставляя себя удерживаться в седле, настолько измотанной и опустошённой она себя не чувствовала никогда прежде. Конечно, ей было прекрасно известно, что никто бы и не вздумал возражать, если бы она пожелала продолжить путь в карете, в которой путешествовали Оэлун и Эрдэнэ, но девушка отчаянно боялась оказаться рядом с названной матерью. И дело было совсем не в том, что она опасалась её порицания или гнева, наоборот, Юн Ми была уверена, что увидит в глазах женщины только понимание и сочувствие, которые лишат её последних остатков воли и она просто позорно разревётся, оказавшись в объятиях той, кого привыкла называть мамой. Минувшие сутки были для принцессы сущим кошмаром, бесконечные брачные обряды превратились для неё в изнуряющую пытку, реальность сливалась с воспоминаниями о её первой свадьбе, в голове все путалось, и она сама не могла в точности сказать, какие мгновения были настоящими, а какие принадлежали прошлому. Иногда Юн Ми удавалось забыться, и она со сладко замершим сердцем ощущала, что совсем рядом с ней, стоит только протянуть руку, сидит горячо любимый мужчина, но только она украдкой бросала взгляд на супруга, чтобы полюбоваться самыми совершенными на свете чертами и насладиться золотистым отблеском медных волос, перед ней возникало пугающее в первый момент лицо незнакомца, и девушка чувствовала, будто падает в бездну, возвращаясь в действительность лишь благодаря пронзительной боли, что терзала и без того кровоточащую душу. Бессонная ночь не принесла облегчения, а на рассвете уже их ждали запряжённые лошади, кареты и повозки. Король, помня, насколько трепетно его молодая супруга воспринимала путешествовавших пешком, настоял, чтобы даже немногочисленные служанки, сопровождавшие Её Высочество и жену канцлера, были размещены в телегах. Все мужчины, разумеется, ехали верхом, но Ван Ю и ухом не повёл, когда принцесса вскочила в седло, он лишь подозвал к себе Му Сона и Джомбака и велел им держаться подле неё и глаз не спускать с их будущей повелительницы — коронация должна была состояться в Корё, поэтому к Юн Ми продолжали обращаться привычным для неё титулом, что было истинным благом. Нервы у девушки были натянуты не хуже, чем тетива боевого лука, ей казалось, любая мелочь сейчас может просто убить её, разорвав тонкую жилку, что удерживала в груди заходящееся в безмолвном горестном крике сердце. Она сама не ожидала, насколько невыносимым для неё будет новое супружество, причём мужа, даже при всём горячем желании, принцесса ни в чём обвинить не могла — тот был исключительно вежлив и предупредителен, хоть и не остановил процессию, когда понял, что Юн Ми бледна настолько, что легко можно было заметить голубоватые сплетения вен на будто ставшем прозрачным лице. Только бросил выразительный взгляд на Му Сона с Джомбаком, которые, повинуясь, ещё приблизились к девушке, намереваясь подхватить её, если она совсем обессилит. Но за много лет воспитанная выдержка и здесь не подвела свою обладательницу, она держалась в седле до тех пор, пока король, понимая, что скоро стемнеет, не подал знак остановиться и разбить лагерь для ночёвки. Принцесса буквально сползла с лошади, подавив в себе желание уткнуться в гриву животного и просто разрыдаться — доброта Ван Ю и здесь не изменила ему, он милостиво позволил супруге взять в Корё жеребца, подаренного ей когда-то наставником. Впрочем, историю появления этого коня мужчина вряд ли знал, он не задавал лишних вопросов, а самой Юн Ми и в голову не могло прийти с ним откровенничать, но сейчас всё, что имело отношение к её первому мужу, приобрело колоссальное значение, она оставила в Дайду столько дорогих сердцу вещей и людей, что были с ним связаны, поэтому отчаянно цеплялась за последнее, что удалось сохранить. Сглатывая всё же появившиеся на глазах слёзы и пытаясь подавить всхлипы, надсадно царапавшие горло, девушка сосредоточила всё внимание на лошади, бесконечно наглаживая мощную, лоснящуюся шею. Вроде до её сознания доносились звуки суматохи, устроенной Эрдэнэ, которая, в лучших традициях повадок самой принцессы в детстве, решила пуститься наутёк, едва выпрыгнув из кареты, в одной ей понятном направлении, но происходящее вокруг долетало словно через плотный слой невидимого одеяла, что окутывало Юн Ми, уберегая от ненавистной ей действительности. Но мужской вкрадчивый голос так больно резанул по ушам контрастом с глубоким бархатным баритоном в её воспоминаниях, что она вздрогнула и едва не отшатнулась от супруга. — Ваше Высочество, мой шатёр уже разбит, не угодно ли вам будет отдохнуть там, пока не подготовят вашу палатку? Девушка привычно справилась с собой и удержала лицо, лишь, склоняя голову, пробормотала: — Вы очень добры… Следуя за мужем, принцесса с недоумением оглядывалась, не понимая, куда утекло время, ей казалось, что минули лишь считанные мгновения, пока она ласкала явно уставшую лошадь, но, по-видимому, прошло не меньше часа, и самым удивительным было то, что никто не нарушал её уединения. Ей было невдомёк, что Ван Ю почтительно, но настойчиво удержал Оэлун, что была готова броситься к явно выглядевшей потерянной дочери, он хорошо понимал состояние супруги, и был намерен дать ей время привыкнуть к новому статусу, а то, что девушка могла лишь сама справиться с этим, было для него яснее ясного. Как и то, что жалость, которую мужчина заметил во взгляде жены канцлера, была сейчас явно лишней. Оказавшись в королевском шатре, Юн Ми с вожделением уставилась на застеленную постель, её заветным желанием сейчас было рухнуть на мягкие подушки и заснуть, не видя снов и лелея надежду никогда не проснуться. Но, опасаясь, что муж воспримет это как неуместное приглашение, она осталась на ногах и повернулась к нему лицом, чтобы выразить признательность за заботу. — Благодарю вас, Ваше… Принцесса внезапно замолчала, глядя куда-то за плечо супруга, в глазах её легко читалось крайнее изумление, быстро сменявшееся настоящим животным ужасом. Затем она вдруг резко побледнела и покачнулась, как внезапного от удара. Король сделал было движение, чтобы подхватить явно лишившуюся чувств девушку, но был остановлен гневным окриком, заставившим его оглянуться. — Ван Ю! Он машинально поймал брошенный ему меч и развернулся к противнику, закрывая собой Юн Ми, чудом удержавшуюся на ногах. Перед ним, крепко сжимая обнажённый клинок и тяжело дыша после бешеной скачки, стоял Тал Тал.