***
Ожесточённый лязг клинков заставлял сердце Юн Ми захлёбываться паникой, она готова была броситься между мужчинами, рискнуть собой, чтобы остановить это безумие, в котором, девушка прекрасно это понимала, была только её вина, и если уж кто и заслуживал здесь смерти — то точно не двое воинов, бившиеся так яростно, что у принцессы не было никаких сомнений, они не остановятся, пока один не убьёт другого. Она уже было сделала шаг, но тут же её словно пригвоздил к месту предупреждающий взгляд Ван Ю, что на мгновение позволил себе отвести глаза от противника, который тут же воспользовался моментом и дотянулся до его левого плеча, обагрив свой меч кровью врага. Юн Ми зажала себе рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от ужаса, ей было настолько жутко, как никогда прежде, но она полностью осознавала, что лучшим выходом сейчас будет не двигаться и не издавать ни звука, чтобы не отвлечь на себя внимание короля ещё раз, ведь именно беспокойство о ней было причиной его раны. Ван Ю лишь выругался про себя, почувствовав, как стекающая медленными каплями кровь щекочет кожу, это было небольшой ценой, чтобы остановить девушку, явно решившуюся пожертвовать собой, только бы закончить эту схватку. У него не было ни тени сомнения, что взбешённый Тал Тал способен сейчас убить не только его самого, но и неверную жену. Поэтому он сменил изначально выбранную тактику, лишь блокировать удары и защищаться, и бросился в атаку, ничуть не удивившись тому, что ему достаточно быстро удалось выбить клинок из руки генерала. Оставшись безоружным, стратег на мгновение растерялся, впрочем, такой исход для него был вполне предсказуем, Ван Ю всегда был мастером меча, а он, измотанный многодневной безумной скачкой, никак не мог достойно противостоять королю. Вступая в этот заранее предрешённый для него бой, Тал Тал, честно признаться, желал собственной смерти, боль предательства жгла его душу калёным железом, а когда он воочию увидел ту, о которой так долго мечтал, его сердце будто разлетелось на мириады мельчайших осколков, и мужчина совершенно чётко осознавал, что собрать их вновь у него никогда не получится, а жить, раздавленным не только вероломной изменой, но и безмерным унижением, абсолютно не хотел. Поэтому он просто прикрыл глаза, ожидая, что клинок Ван Ю сейчас закончит его терзания и вернёт туда, где ему было самое место — прямиком в ад, который сейчас был для него куда более предпочтительным, чем окружавшая его действительность. — Я прошу вас, Ваше Величество, сжальтесь! Я готова умолять вас на коленях, только пощадите его! Услышал вдруг стратег ненавистный мелодичный голос, заставивший его едва не застонать от всколыхнувшейся внутри вспышки ослепляющей боли, и резко открыл глаза. Между ним и королём стояла хрупкая девичья фигурка, почти прижимаясь спиной к его груди. Против воли Тал Тал вдохнул такой желанный и пьянящий запах, в котором ясно различил не только хорошо знакомые ему лёгкие духи, но и нотки свойственного только ей аромата нежной кожи и рассыпавшихся по плечам волос. Разозлившись сам на себя за столь неуместные сейчас эмоции, что мгновенно овладели им, стоило жене оказаться рядом, он решительно отодвинул её в сторону, грубо толкнув в плечо, и, чуть подняв голову и подставляя противнику открытое горло, обратился к победившему: — Не тяните, Ваше Величество! — Не надо! — Юн Ми, рухнув на колени, обеими руками схватила короля за правое запястье, будто надеясь удержать того от смертельного удара. — Хотите — мою жизнь заберите, только его… Не трогайте! Ван Ю, у которого и мысли не было убивать набросившегося на него безумца, выпустил меч и осторожно расцепил дрожащие пальцы уже рыдающей навзрыд девушки. — Нам всем необходимо успокоиться, — внушительно произнёс он. — Вы, Ваше Высочество, отправляйтесь к себе, а мы с генералом обсудим, что должно предпринять в этой, честно сказать, абсурдной и крайне неприятной ситуации. Сам король по-мужски хорошо понимал сейчас чувства Тал Тала, не раз и не два он терзался болью от предательства возлюбленной, что предпочла другого, обрекая его самого на вечную пустоту и неизбывное одиночество. Но и о собственной чести забывать не следовало — репутация королевы должна была оставаться безупречной, а то, что принцесса, очевидно, являлась супругой сразу двух мужчин, было настолько возмутительным и мерзким, что Ван Ю пока и представить не мог, как можно разрешить эту коллизию. — Как прикажете, Ваше Величество, — еле слышно прошептала Юн Ми, с трудом заставив себя подавить всхлипы и стараясь говорить предельно ровно, хотя слёзы по-прежнему катились по щекам, а губы нервно подрагивали. Девушка поклонилась и, бросив на стратега полный обожания взгляд, который отнюдь не укрылся от внимательных глаз короля, направилась к выходу из шатра. Тал Тал тоже заметил этот чувственный взор, который тут же счёл лицемерием и фальшью, поэтому он окончательно вышел из себя и решил, что лично с него довольно этого фарса. — Нет нужды, что-то выяснять, Ваше Величество, — холодно заявил генерал, прикладывая все усилия, чтобы голос не выдал его истинного состояния, которому до спокойствия было как до Луны и обратно. — Я отказываюсь от своих прав на эту женщину. Принцесса замерла на середине шага, не в силах осознать услышанное, тот, кого она беззаветно любила, окончательно отвернулся от неё, конечно, такой поворот был более чем вероятен, но Юн Ми отчаянно надеялась на чудо, что Ван Ю в разговоре наедине раскроет их договорённость, и может не сразу, но её настоящий супруг найдёт в себе силы и великодушие простить эту кошмарную ошибку. — Послушайте, всё не так, как кажется… — начала она, понимая, что ей больше нечего терять. — Это вы послушайте меня, Ваше Высочество, — перебил её Тал Тал, понижая голос настолько, что его было едва слышно, — у женщины, не сумевшей сохранить верность мужу, есть вполне определённое название. Не заставляйте меня его произносить. — Он резко сорвался с места, подошёл к девушке и, чуть склонившись к её уху, прошипел: — Хотя это слово подходит тебе куда больше, чем все твои титулы. С этими словами стратег буквально вылетел из палатки, проклиная себя за то, что на мгновение почувствовал, что поддаётся обаянию этой дряни, просто растоптавшей его чувства. Он едва не потерял голову, оказавшись к ней так близко, еле сдержался, чтобы не схватить её на руки и не увезти с собой, поправ все правила приличия и устои этого чёртового мира. «Куда угодно, лишь бы подальше от неё, пока она окончательно не свела меня с ума», — крутилось у него в мозгу, когда генерал запрыгнул в седло и пришпорил коня так, что тот на мгновение взвился на дыбы, а потом стремглав полетел вперёд. Мужчина очень старался не слышать отчаянной мольбы, несущейся ему вслед. — Подождите! Буддой вас заклинаю, выслушайте меня!***
Оэлун с огромным трудом удалось уложить перевозбуждённую событиями этого длинного дня дочь. Женщина не признавалась себе, но она уже была в шаге потерять терпение к шалостям Эрдэнэ, никак не желавшей угомониться. Тревога за Юн Ми, которую она видела не то, что подавленной, а будто полностью сломленной, не оставляла её ни на мгновение. Ей, конечно, пришлось последовать просьбе короля, что больше напоминала приказ, дать время девушке побыть наедине с собой, но дурные предчувствия, изводящие её просто беспрестанно с тех пор, как Оэлун узнала о грядущем замужестве названной дочери, а также никогда не подводившая её интуиция настойчиво ей подсказывали, что та нуждается в ней как никогда прежде. Поэтому это вынужденное промедление, ведь Эрдэнэ абсолютно не готова была отпустить мать, вызывало у неё куда больше раздражения, чем если бы она была в своём обычном расположении духа. Хвала Будде, малышка в конце концов унялась и задремала. Женщина с облегчением вздохнула — ей удалось взять себя в руки и не сорваться на дочь. Осторожно подоткнув одеяло, она устало поднялась на ноги и вышла из шатра, намереваясь если не повидать Юн Ми, то хотя бы пройтись по лагерю, чтобы немного успокоиться. Первое, что привлекло её внимание, едва она оказалась снаружи, было то, что вокруг палатки короля столпились чуть ли не все придворные, недоумевающе переглядывающиеся и что-то нервно обсуждающие. Оэлун слегка нахмурилась, не понимая, что произошло и почему вместо того, чтобы исполнять приказ своего господина и устраиваться на ночлег, приближённые Ван Ю маются бездельем и бесполезно торчат у порога его шатра, будто не решаясь войти. В следующее мгновение у неё оборвалось сердце — из палатки почти выбежал мужчина, в котором она безошибочно узнала сына. — Будда милосердный! — прошептала женщина, которую моментально охватили безумное счастье, что он жив, и нереальный ужас от ощущения свершившейся катастрофы. Она будто остолбенела, не в силах ни сделать шаг к нему, ни даже окликнуть. Впрочем, судя по его виду, он вряд ли был способен услышать что-либо — настолько каменным было его выражение лица, все мышцы которого словно застыли, лишь в тёмных глазах полыхало такое бешенство, что Оэлун с трудом подавила в себе желание отшатнуться. Почти следом за ним из шатра выскочила заливающаяся слезами принцесса и, увидев, что мужчина уже оседлал коня, закричала изо всех сил: — Подождите! Буддой вас заклинаю, выслушайте меня! Этот крик, полный неподдельного страдания, вывел женщину из ступора, и она бросилась к Юн Ми, которая, казалось, совершенно обезумела, повторяя одно и то же, несмотря на то, что всадник явно не желал её слышать и стремительно удалялся от лагеря. — Немедленно возьми себя в руки! — тихо, но твёрдо велела Оэлун, слегка встряхнув девушку за плечи. Больше всего на свете ей сейчас хотелось принять дочь в свои объятия и дать той излить своё горе, но она абсолютно ясно понимала, что необходимо действовать и действовать быстро. — Ты должна его догнать! — Что? — переспросила принцесса, которая, поглощённая своим горем, даже не заметила появления матери. — Если он нужен тебе, — продолжила женщина, с радостью подмечая, что глаза дочери с каждым её словом приобретают всё более осмысленное выражение, — если ты его по-настоящему любишь… Борись! Будь сильной! Юн Ми судорожно кивнула и кинулась к своей лошади, к счастью, ещё не рассёдланной. С лёгкостью взлетев в седло, она уже готова была сорваться с места, но Оэлун, следовавшая за ней по пятам, вновь завладела её вниманием, жестом попросив склониться к ней, и что-то коротко прошептала. Девушка слегка покраснела, но вновь кивнула. В следующее мгновение она пустила коня во весь опор, совершенно не обращая внимания на толпу людей, что изумлённо взирали ей в след, но никому и в голову не пришло её остановить, включая Ван Ю, что молча наблюдал за происходящим. — Она его любит, — утвердительно произнёс он, подойдя к Оэлун, которая сейчас возносила Будде все известные ей молитвы, чтобы тот не оставил её сына и дочь. — Я догадывался, но не знал, что её чувства настолько сильны. — Вы многого не знали, — резко ответила женщина, разворачиваясь к королю. — Вы видели в ней лишь средство облегчить жизнь вашего народа, и, воспользовавшись её добротой и наивностью, своей цели добились. А то, что это сломает ей жизнь — вас это заботило в самую последнюю очередь! Король в вас взял верх над мужчиной. Ван Ю с интересом посмотрел на собеседницу, нечасто ему приходилось слушать, как его отчитывают, словно мальчишку. — Отчасти вы правы, — не мог не признать он. — Но, смею заметить, что я прежде поинтересовался её согласием. — Конечно, — Оэлун зло усмехнулась. — Вам же нужно было, чтобы она искренне упросила Его Величество не требовать с Корё дань. Она сделала всё, чтобы помочь вам. Теперь ваш черёд помочь ей, не находите? — Что вы имеете в виду? — король удивлённо приподнял брови. — Скажите правду, — властно велела супруга канцлера, собрав всю свою решимость, то, что она сейчас сражалась за счастье двоих своих детей, заставляло её быть жёсткой и бескомпромиссной, — вас он услышит. Подтвердите, что брак не консумирован, что вы, прежде чем получить согласие, которым так гордитесь, в обмен пообещали никогда не претендовать на неё, как на женщину. Нахмурившись, Ван Ю молчал. Так легко сдаваться в его планы совсем не входило, этот брак был ему по-настоящему необходим. Но, с другой стороны, он хорошо понимал — ладонью неба не закроешь, и слухи о том, что первый супруг королевы вполне себе жив, непременно разнесутся среди народа, и это бросит тень не только на его репутацию, но и всей семьи. — Послушайте, Ваше Величество, — вновь заговорила Оэлун, намереваясь идти до конца, — вы же неплохой человек. Позвольте на сей раз мужчине превзойти короля. — Я подумаю, — сухо ответил Ван Ю и, резко развернувшись, удалился.***
Тал Тал скакал, сам не понимая, куда направляет лошадь. Боль, что когтями сейчас раздирала его сердце, ослепляла и почти лишала рассудка. Горечь чудовищной обиды будто растекалась по жилам, всё больше отравляя тело и сознание, заставляя душу корчиться в таких муках, которые ни в какое сравнение не шли с тем, что приходилось ему переживать раньше. Это было в сто крат тяжелее, чем вынести пытку каплей, которой бесчеловечно подвергла его Цэрэн, ведь тогда у него была цель — сохранить разум и вернуться к любимой жене, сейчас же осталась только оглушающая пустота, что беспрестанно ворочалась в груди, нанося рану за раной и так растерзанным в клочья чувствам. Нежный образ, так долго хранивший его всё время плена, поддерживавший, дававший силы жить, день за днём преодолевать себя, обернулся настоящим кошмаром и сплошной ложью. Та, к ногам которой он был готов положить не только весь мир, но и собственное сердце, оказалась подлой корыстной дрянью, которая клялась ему в любви, но, не задумываясь, предала при первой же возможности. Генерал ненавидел себя за эту боль, мысленно обзывая слабаком, никогда прежде он не мог представить, что впустит женщину настолько глубоко в свою душу, но это случилось. Она пробралась туда совсем незаметно для него, проникла в каждый потайной закоулок, коснулась каждой тонкой струнки, и сейчас ему предстояло вырывать её с мясом и кровью, выкорчёвывать, как злобный, отчаянно цепляющийся за жизнь сорняк, но чем больше он пытался избавиться от мыслей и чувств к ней, тем чётче перед глазами представало её лицо, тем громче звучал в голове её голос, тем явственнее он ощущал её прикосновения. Стратег сам себе казался полным глупцом, сопливым мальчишкой, которого обвели вокруг пальца, заставив поверить в то, что оказалось всего лишь иллюзией, миражом, за которым он гнался в надежде обрести покой и счастье. А теперь все его мечты рухнули, придавив своего хозяина огромной грудой обломков, что не давали ему сделать вдох полной грудью, в которой клокотали рыдания, и генерал прикладывал неимоверные усилия, чтобы они не прорвались наружу. Не хватало ещё окончательно утратить остатки самоуважения, залившись слезами как маленький ребёнок. Пытаясь отвлечься от изводивших его образов, Тал Тал сосредоточил своё внимание на лошади. Он быстро заметил, что конь под ним сбавляет ход, прозрачно намекая всаднику, что необходимо сделать привал. За эти двадцать дней пути он загнал до полусмерти уже четырёх лошадей, и инстинкт ему подсказывал, что эта станет пятой, если не дать ей передохнуть хоть немного. Последние сутки генерал, понимая, что Дайду совсем рядом, а время неумолимо утекает, скакал вообще без остановки, лишь изредка позволяя животному перейти на шаг, чтобы чуть-чуть восстановить силы. Конечно, конь был полностью измотан, он хрипло дышал и, кажется, начинал прихрамывать. Вдруг до чуткого уха стратега донёсся топот копыт, он насторожился и обернулся, напряжённо всматриваясь в темноту, которая ещё не успела стать непроглядной. К нему быстро приближался всадник, в котором Тал Тал сердцем, неистово зашедшимся в груди, угадал неверную супругу. Он резко изменил собственное намерение остановиться и вновь пришпорил усталую лошадь, собираясь выжать из неё последние силы, но избежать так нежеланной для него встречи. Снова смотреть в эти глаза у него просто не было ни сил, ни мужества, впервые в жизни генерал опасался, что действительно потеряет над собой контроль и… А вот что будет в этом случае, не знал и сам стратег, убьёт ли он девушку во власти безумной ярости или позорно сдастся и простит, лишь бы хоть на миг ощутить себя рядом с ней? Разум и честь категорически настаивали на первом, а сердце и душа истошно требовали второго. Поэтому, убегая от самого себя, он подстёгивал коня, который мотал головой и фыркал, но всё же продолжал тяжело скакать вперёд. Внезапно Тал Тал услышал тихий вскрик. Бросив взгляд назад, он с ужасом обнаружил, что на по-прежнему несущейся лошади, преследовавшей его, не было всадника. В одно мгновение в его мозгу пронеслось сразу несколько мыслей: «Вот и отлично, езжай вперёд, не мешкай!» — дал мудрый совет рассудок. «Карма настигла изменницу, надеюсь, она свернула себе шею!» — громко захохотала жажда мщения. «Кем бы она ни была, не стоит оставлять женщину ночью посреди дороги», — тихо шепнула совесть. «А если она покалечилась? Неужели ты обречёшь её на медленную смерть?» — всё его существо взорвалось нестерпимой болью, по сравнению с которой все предыдущие терзания показались ему мелочными и незначительными. «Я должен проверить, что она жива, — решил генерал, — и близко к ней не подойду!» Он развернул коня и двинулся навстречу всё ещё скакавшей лошади, когда они поравнялись, стратег привстал в стременах и ловко дотянулся до поводьев, заставляя животное сначала остановиться, а потом послушно последовать за ним. Он моментально узнал жеребца, когда-то подаренного им принцессе в желании загладить свою вину и заслужить её прощение, это воспоминание неприятно царапнуло, но Тал Тал быстро выкинул его из головы, в конце концов, она с ним поступила куда хуже, не только отдавшись другому мужчине, но и выйдя за него замуж. Добравшись до места происшествия, он с всё возрастающим в душе беспокойством понял, что падение было куда более серьёзным, девушка лежала не на дороге, а шагах в десяти в стороне, у самых деревьев, где начинался непроглядный сейчас лес. — Ваше Высочество! — позвал генерал, не спешиваясь, ожидая, что та сейчас встанет, и готовясь в тот же миг рвануть с места. Принцесса не двинулась и не издала ни звука. Почувствовав, как его прошиб холодный пот от ужасного предчувствия необратимости, мужчина тут же забыл все свои клятвы не приближаться к этому дьявольскому источнику искушения, спрыгнул на землю и со всех ног бросился к Юн Ми. Подбежав, он опустился около неё на колени и протянул руку, собираясь нащупать пульс, но внезапно замер, страшась получить явное свидетельство её смерти. Стратег сам не понял, как в следующий миг оказался в плену крепких объятий, Юн Ми обхватила его за шею, притягивая к себе, и от неожиданности он потерял равновесие и почти рухнул на девушку, в последний момент успев подставить руки. Пока Тал Тал соображал, что здесь, собственно, происходит, нежные губы прильнули к его губам в требовательном и жадном поцелуе.***
Генерал просто оторопел от неожиданности, настолько внезапным и резким был контраст между охватившим его было отчаянием при одной мысли о гибели любимой и осознанием того, что эта подлая изменница жива и вновь перехитрила его, явно специально подстроив это падение. Но самое страшное было то, что тело сейчас предавало его, он против воли наслаждался этим поцелуем, хоть не сделал ни единого движения, чтобы ответить ей. Стратег хотел, искренне хотел оттолкнуть предательницу, но руки не слушались, они, казалось, жили собственной жизнью, наотрез отказываясь внимать голосу разума, и уже готовы были обхватить девушку во взаимном объятии. Принцесса целовала его как безумная, страстно, как в последний раз, желая навсегда запомнить каждое мгновение этой пока доступной ей ласки, вкус этих по-мужски твёрдых обветренных губ был для неё самым желанным на свете, она готова была бесконечно пить их, всем телом восторгаясь блаженством. Её ладони гладили лицо любимого, пальцы вплетались в длинные рыжие пряди, упиваясь их шелковистостью, осторожно проводили по сильным плечам, что были напряжены до предела. Тал Тал яростно боролся сам с собой, но она околдовывала его, лишала разума и воли, словно он вновь был опоён каким-то дурманом, ощущая адское пламя бешенного желания, что бушевало в нём. Ему хотелось только взять её немедленно, вдавить в холодную землю всей тяжестью своего тела, вонзиться в трепещущую сладкую плоть, наказать развратницу так грубо и жёстко, чтобы на всю жизнь запомнила, кто её господин и перед кем она должна беспрекословно раздвигать ноги по первому его требованию. Почувствовав, как маленькая ладонь скользнула за отворот халата и, задрав рубашку, сейчас путешествовала по его груди, поглаживая и дразняще задевая соски, стратег едва не зарычал от этих прикосновений, и окончательно послал к дьяволу все свои намерения ни за что не поддаваться соблазну. Он впился в её губы настойчиво и властно, отнюдь не играя с нежностью, безжалостно атаковал языком её рот, который моментально сдался на милость победителя, позволяя мужчине вести любовную игру по угодным ему правилам. Принцесса лишь бережно встречала каждое его агрессивное движение, обволакивая женской мягкостью, будто боялась неосторожно причинить возлюбленному боль. Тал Тал же, в отличие от неё, совершенно не церемонился, он терзал её губы с явным намерением оставить на них следы, иногда весьма ощутимо прикусывал их, до боли вбирал в свой рот, и лишь когда девушка уже готова была вскрикнуть, выпускал их на волю, пропуская между собственных зубов. И только для того, чтобы через мгновение наброситься на них снова. Его руки не ласкали, они бесцеремонно лапали Юн Ми, беспощадно сжимали небольшую грудь, даже через плотную ткань платья ощутимо мяли ягодицы, у неё не было ни тени сомнения, что от такого обращения наутро вся она будет покрыта синяками, но ей и в голову не приходило остановить его. В этой грубости было что-то невероятно чарующее и притягательное, она возбуждала и завораживала, заставляла подчиняться его желаниям, послушно следовать за ним, принимая всё, что он хотел ей дать. Девушка чувствовала, как кровь прилила к низу живота, растекаясь там сладко тянущей болью, между ног стало влажно и горячо, и, стремясь подтолкнуть мужчину к соитию, она осторожно нащупала под распахнутым уже халатом завязки на штанах и, потянув за них, ладонью аккуратно обхватила напряжённый член. Тал Тал чуть не взвыл от этого жеста и моментально оттолкнул её руку, ощущая, что ещё немного и он кончит лишь от её нежных прикосновений, но принцесса совсем не поняла причины этого, поэтому тихим шёпотом попросила: — Пожалуйста, мой господин, возьмите меня! В следующее мгновение в лицо ей полетели задранные юбки, мужские руки легко стащили нижнее бельё, и она ощутила, как на неё опустилось тяжёлое тело, небрежно раздвинув несопротивляющиеся ноги. Юн Ми не смела высвободить хотя бы глаза из-под вороха ткани, к счастью, это сделал сам стратег. — Хочу, чтобы ты видела меня, — объяснил он, жёстко хватая её за подбородок, — не смей представлять, что отдаёшься Ван Ю! — Я хочу, чтобы только вы любили меня, — тихо, но уверенно произнесла девушка, ещё шире раскрывая для него бёдра. — Таких как ты не любят, — выплюнул ей в лицо генерал, и Юн Ми обжёг его взгляд, полный ненависти и презрения. — Таких трахают. Имеют. Пользуют. А потом выкидывают за ненадобностью. Принцессе на миг стало страшно и от этого ледяного тона, и от безумного пламени ярости в его глазах, но она и не подумала отыграть назад, наоборот, закинула ноги, обхватив его за пояс, и, слегка надавив, притянула мужчину ещё ближе к себе. Почувствовав изнывающем членом её истекающее влагой, слегка пульсирующее лоно, Тал Тал одним движением ворвался в неё на всю длину и тут же замер, будто давая ей время привыкнуть к себе, но на самом деле он просто ошалел от нахлынувших от него ощущений, это было настолько остро и пронзительно, куда мощнее, чем в том его ярком видении, когда он медленно и осторожно лишал её девственности. Юн Ми чуть не вскрикнула от этого резкого проникновения, но, закусив губу, не издала ни звука, она была полна решимости позволить ему делать всё, что заблагорассудится, ничем не выдавая, сколь неприятным для неё было непривычное ощущение наполненности, ей казалось, что её плоть растянулась как никогда прежде, только бы принять его целиком, и сейчас болезненно ныла. Нежничать в планы стратега абсолютно не входило, поэтому он стал двигаться быстро и резко, то заполняя собой до предела, то полностью выходя из неё, но тут же пронзая вновь. Девушка слегка вздрагивала и еле заметно кривилась от его жёстких толчков, но неизменно подавалась бёдрами ему навстречу, подстраиваясь под задаваемый им ритм и отдавая себя любимому без остатка. Для неё сейчас не имело никакого значения, что она чувствовала больше дискомфорта в узком неразработанном лоне, чем удовольствия, её пьянило желание доставить наслаждение прежде всего ему. Поэтому, когда мужчина почти полностью опустился на неё, больно прижав за плечи, чтобы у неё и мысли не было отодвинуться от него и избежать его мощных вторжений, Юн Ми лишь, задыхаясь, прошептала: — Не останавливайтесь, только не останавливайтесь, я ваша и всегда была только вашей! При этих словах Тал Тал, и так доведённый до крайнего уровня возбуждения этим давно и страстно желанным для него телом, стал вбиваться в неё ещё яростней и глубже, нежные стенки настолько плотно обхватывали его, что казалось они сжимаются, ещё сильнее стискивая член и всё больше увеличивая блаженное трение, уверенно ведущее мужчину к оргазму. Почувствовав приближение момента острого наслаждения, он ещё сильнее увеличил темп фрикций, отчего Юн Ми просто трясло и, как она ни пыталась сдержаться, с каждым новым грубым толчком еле слышно постанывала под ним, надеясь, что эти звуки будут приписаны им удовольствию, а не боли. Но стратегу было совершенно плевать на её реакции, он не замечал ничего, полностью сосредоточившись на собственных ощущениях, наверное, если бы сам Будда велел ему сейчас остановиться, это было бы выше его сил. Наконец, Тал Тал почувствовал, что извергается в ней, изливая в её лоно весь свой гнев, обиду и ярость, его с головой захлестнула волна дикого, необузданного наслаждения, оргазм был настолько мощным, что у него перехватило дыхание и из груди вырвался хриплый выдох невыразимого облегчения. Не в силах больше удерживать на локтях вес собственного тела, по которому одна за другой пробегали горячие судороги удовольствия, он навалился на девушку и прикрыл глаза, полностью погрузившись в это блаженное ощущение упоения. Лишь через несколько минут стратег обратил внимание на Юн Ми, которая под тяжестью обрушившегося на неё мужчины с трудом могла сделать вдох и судорожно пыталась выбраться, чтобы получить хоть немного воздуха. Тал Тал молча отодвинулся от неё, в его душе вновь всколыхнулось бешенство. Он ненавидел её, всем сердцем ненавидел. Потому что страстно и отчаянно любил.***
Спустя некоторое время, когда эмоции чуть схлынули и сердце перестало бешено прыгать в груди, генерал пришёл в себя и ужаснулся тому, что натворил, поддавшись своим плотским желаниям. Во-первых, теперь и речи не могло быть о расторжении его брака — он прекрасно понимал, что принцесса могла понести от него ребёнка, а при мысли о том, что она уже могла быть беременна от Ван Ю, у него и вовсе волосы вставали дыбом. Во-вторых, стратег совершенно забыл обо всех правилах приличия, занявшись сексом под открытым небом, не обращая внимания ни на холод, ни на то, что их мог увидеть любой проезжающий путник. Впрочем, ночь была безлунной, поэтому он быстро утешился, что с дороги их не должно было быть видно, ведь даже девушку, что лежала от него на расстоянии вытянутой руки, Тал Тал различал с трудом. И, наконец, в-третьих, ему было безумно стыдно — никогда прежде он не обращался с женщинами так грубо и жестоко, правила чётко предписывали мужчине обязанность непременно позаботиться об удовольствии партнёрши, и он неизменно этому следовал. А тут в него будто дьявол вселился и генерал, предпочитавший называть всё своими именами, фактически изнасиловал девушку. Да, она сама его спровоцировала и явно была не против близости с ним, но он, привыкший к тому, что за любые свои действия ответственность несёт мужчина, сейчас терзался безумным чувством вины перед Юн Ми, у которой, похоже, не было сил даже одёрнуть задранное им платье. Она так и лежала наполовину обнажённая, и стратег, бросив быстрый взгляд на длинные ноги, вновь ощутил возбуждение. Разозлившись и мысленно обозвав себя похотливым подонком, он решительно поднялся на ноги, завязал штаны и запахнул поплотнее халат, а затем направился к принцессе и первым делом поправил на ней измятые юбки, чтобы хоть как-то соблюсти видимость приличий. Девушка никак не отреагировала на его действия, она лежала так тихо и безучастно, что у Тал Тала на мгновение защемило сердце от жалости к ней, понимая, насколько болезненным для неё было то варварство, которому он подверг её. Больше всего мужчина сейчас боялся слёз и истерики, точнее, того, что ему придётся успокаивать Юн Ми, ведь теперь и помыслить было невозможно просто оставить её после всего произошедшего. — Вставайте, Ваше Высочество, — сделав над собой безумное усилие, чтобы голос звучал спокойно и ровно, произнёс генерал, — нам надо поговорить. Он опустился на колени и осторожно потянул её за руки, заставляя хотя бы сесть. Внимательно вглядевшись в девичье лицо, на котором, к своему счастью, не обнаружил следов слёз, стратег почувствовал, как в нём вновь пробуждаются обида и горечь предательства, да, не настолько яростные, чтобы хотелось её немедленно убить, эта близость определённо помогла ему снизить накал страстей, хоть он и не считал это достаточным оправданием своему поступку, но тем не менее, у него в душе явно что-то надломилось. Тал Талу по-прежнему было очень тяжело смотреть ей в глаза, глупое сердце всё равно рвалось к ней, но сейчас, хвала Будде, его мог приструнить властвовавший в нём холодный рассудок. «Где ты только был раньше», — зло выругался мужчина, но сделанного воротить уже было невозможно, поэтому он постарался сосредоточиться, решая, как начать разговор. Ему было бы в разы легче, если бы Юн Ми сказала хоть что-то, попыталась оскорбить его или начала бы оправдываться за измену, но она молчала, безо всякого выражения смотря ему прямо в глаза. Как ни силился, он не мог прочесть её мысли, и это дополнительно нервировало и раздражало. — Простите меня, Ваше Высочество, — генерал терпеть не мог извиняться, но в такой ситуации начать с «вы сами виноваты» было бы откровенным скотством. — Я не должен был себе позволять… такого. Своим поступком я ещё более осложнил и так серьёзную и запутанную ситуацию. Он умолк, не зная, что сказать дальше, какими словами выразить свою боль и всю глубину отчаяния, конечно, она нанесла страшное оскорбление мужской чести, но мысль о том, что его женщина сейчас душой и телом принадлежит другому, изводила его куда больше, чем любые косые взгляды и насмешки, которые ему теперь были просто гарантированы. Принцесса продолжала хранить молчание, ничем не выдавая даже того, что это извинение было просто услышано, не говоря уже о том, что принято. Стратег напряжённо ждал её реакции, сам факт того, что она бросилась за ним, а не осталась с королём, только сейчас пришёл ему на ум, заставив сердце радостно встрепенуться её небезразличием, но он тут же затоптал этот крохотный огонёк надежды. Хватит с него обманутых ожиданий и горьких разочарований. Наконец, когда Тал Тал уже почти окончательно потерял терпение, девушка будто отмерла и произнесла каким-то странным, непривычным голосом: — Если вы действительно сожалеете, выслушайте меня. Заметив молчаливый кивок, она продолжила: — Прежде всего, вы должны знать, что я всегда была верна вам, никогда в моём сердце не было другого мужчины, и никто кроме вас не дотрагивался до меня… там. Сердце генерала внезапно ухнуло куда-то вниз, он, сузив глаза, недоверчиво посмотрел на неё, но, боясь поверить в так желанный для себя исход, ледяным тоном ответил: — Думаешь, я поверю в такую ложь? Ты вышла замуж! И брачная ночь была вчера! — Вспомните, как прошла наша, — сверкнула глазами Юн Ми, она, конечно, чувствовала себя виноватой, но далеко не в том, в чём он её обвинял. — Кроме того, спросите Его Величество, я уверена, что он подтвердит, что наш брак изначально был просто деловой сделкой. — Сделкой? — стратег не верил своим ушам. — Император согласился на фиктивный брак? Ладно, он ещё мог поверить, что Ван Ю по каким-то политическим причинам мог захотеть заиметь родство с государем Юань, но что тот дал добро на то, что сестра навсегда останется бездетной — это в его голове никак не укладывалось. — Брат ничего не знает, — покачала головой принцесса, и чуть улыбнулась, но, возможно, это мужчине просто показалось в темноте, — я и Его Величество заключили взаимовыгодный союз — я уговариваю императора отменить дань людьми для Корё, а он — позволяет мне жить так, как я хочу, конечно, в рамках разумного, и самое главное, о чём я его просила — не принуждать меня делить с ним ложе. Вот тут стратег вообще остолбенел, он настолько привык, что все детали, в том числе и касающиеся брака, в этом мире обговариваются мужчинами, что одна мысль о том, что это может быть сделано женщиной, казалась ему фантастической. «А почему нет-то? — резонно возразило сердце, которое исступлённо хотело ей верить, хотя разум и пытался заткнуть его голос. — Ван Ю человек выдержанный и разумный, а она достаточно умна, чтобы до такого додуматься». — Хорошо, я спрошу короля, — сухо ответил Тал Тал, намеренный сделать всё, чтобы она опять не провела его как мальчишку. — Но это не отменяет того, что ты не соблюла положенное время траура! — Брат сократил срок до одного года, — пожала плечами девушка, — как я должна была ему возразить? «Дьявол, об этом я как-то не подумал, — мелькнуло у генерала в мозгу, — но ведь действительно у императора есть такое право. Но, если брак действительно не консумирован и Ван Ю это подтвердит, значит, наш брак действителен, и она не предавала меня». — И ещё одно, — с этими словами Юн Ми внезапно подалась к нему и, замерев меньше чем в полушаге, посмотрела на мужа таким тёплым обволакивающим взглядом, что он едва не задохнулся от мгновенно пробудившейся в груди бури чувств, стратег не признавался сам себе, но ему было безумно больно видеть в любимых глазах равнодушие и отстранённость, он страстно желал прочесть в них нежность и ласку, как теперь. — Верьте мне, прошу вас! Я никогда не лгала вам, ни сейчас, ни прежде! «Она ведь действительно права, — перед его мысленным взором мгновенно пролетели все случаи, когда он верил кому угодно, но не ей, и как глубоко в этом потом раскаивался. — Да и что она, слабая девушка, могла противопоставить воле мужчин? Император с Ван Ю обо всём сговорились, ей оставалось только подчиниться, как иначе… Хорошо, что у неё хватило хитрости и изворотливости договориться с королём не делить с ним ложе. Впрочем, — подозрительность в нём всё равно не унималась, — нужно ещё, чтобы Ван Ю подтвердил её слова… Но зачем ей лгать в том, что так легко проверить?» Тал Тал всем сердцем исступлённо хотел поверить девушке, уже сейчас, даже не получив свидетельства короля, он чувствовал, что кровоточащие раны в его душе начинают затягиваться, боль сменяется желанным покоем, ярость — нежностью, а обида и унижение отступают. Только она одна могла исцелить его, и генерал, немного поколебавшись, аккуратно привлёк её к себе и, проникновенно глядя в глаза, произнёс: — Я верю тебе, — это признание далось ему с трудом, но едва произнеся эти три простых слова, он ощутил такую лёгкость и негу, будто в его мире всё наконец встало на свои места, пришло в должный порядок, выстроилось так, как необходимо. — Я знаю, что ты никогда бы не вышла за него добровольно, тебя принудили. — Я… — начала было принцесса, у которой от этого бархатного, ласкающего взгляда, в груди разливалось невыразимое тепло облегчения, согревая порядком озябшее тело, а когда он медленно и осторожно склонился к её губам, ей хотелось закричать от переполнявшего её счастья. «Я потом ему всё обязательно расскажу», — твёрдо пообещала себе Юн Ми, решив не разрушать волшебство и пронзительность момента, отдаваясь во власть крепких мужских рук и со всей нежностью отвечая на его поцелуй. Ощутив взаимные ласковые прикосновения, стратег едва удержался от удовлетворённого вздоха, всё, чего он сейчас хотел — бесконечно прижимать её к себе, наслаждаться сладостью любимых губ, слышать стук двух сердец, которые сейчас бились в унисон. Наконец-то он был дома.***
Пару дней спустя. Тал Тал уже почти привык, что при его появлении люди замирали как статуи, разинув рот и вытаращив глаза, некоторые, видимо, особенно нервные дамы, вскрикивали и едва не лишались чувств, очевидно, полагая, что перед ними призрак. Это немного нервировало, он терпеть не мог привлекать к себе столько внимания, но, похоже, ему оставалось лишь смириться. Вот и сейчас, едва въехав в ворота дворца, до его чуткого слуха со всех сторон начали долетать горячие перешёптывания, удивлённые охи и ахи, а уж количеству брошенных на него взглядов мог бы позавидовать сам император на коронации. Презрительно передёрнув плечами, будто стряхивая с себя эти полные любопытства недоумённые взоры, Тал Тал спрыгнул с лошади и направился к карете, в которой возвращались в Дайду принцесса и Оэлун с дочерью. Отворив дверцу, он обратился к Юн Ми, полностью проигнорировав жену канцлера: — Прибыли, Ваше Высочество. Девушка, послав названной матери извиняющуюся лёгкую улыбку, опёрлась о протянутую ей твёрдую руку и выбралась из кареты. Она бы, конечно, предпочла ехать верхом, но генерал очень настойчиво посоветовал, а если уж откровенно — просто приказал ей выбрать именно этот способ путешествия, желая уберечь жену от бестактных взглядов и пересудов. Её положение супруги сразу двух мужчин было нелепым и абсолютно вызывающим, впрочем, стратег искренне надеялся, что в ближайшее время император положит конец этой двусмысленности, расторгнув брак с королём. Ван Ю, к огромному облегчению Тал Тала, подтвердил сказанное принцессой, и даже любезно согласился вернуться в Дайду, чтобы засвидетельствовать этот факт перед государем. Тем не менее, генерал от этого вынужденного общества был отнюдь не в восторге, он старался держаться от него подальше и, после их вынужденного краткого диалога, мужчины больше не обменялись ни словом, а на редких остановках стратег бдительно следил, чтобы и Юн Ми не попадала в поле зрения короля, который, честно сказать, к этому и не стремился. Но сейчас им троим предстояло вместе проследовать в тронный зал и просить аудиенции императора, поэтому Тал Тал, послав к дьяволу весь этикет и правила приличия, взял принцессу за руку, чтобы очевидно обозначить свои намерения и продемонстрировать свои права на эту женщину. Ван Ю, заметив этот манёвр, лишь слегка пожал плечами и усмехнулся, он не собирался отступать от данного им слова, поэтому беспокойство бывшего соперника казалось ему излишним и даже мальчишеским. Впрочем, мнение короля о его действиях было последним, что сейчас интересовало генерала, поэтому он уверенно, не отпуская тёплой нежной ладони, направился хорошо знакомой ему дорогой, не обращая никакого внимания на то, какой переполох поднялся вокруг при их появлении. Оэлун, самостоятельно выбравшись из кареты и крепко сжав руку Эрдэнэ, смотрела вслед удалявшейся паре. Её даже почти не ранило равнодушие сына, настолько женщина была счастлива, что он нашёл в себе силы простить жену за допущенную оплошность. Она искренне надеялась, что теперь у них всё будет благополучно и её материнское сердце будет только радоваться их взаимной любви, которая была очевидна для всех, кто видел супругов сейчас вместе. По тому, что в тронном зале их встретила семья императора в полном составе, стратег понял, что скорость распространения слухов во дворце была куда выше, чем он прежде мог представить. Едва они вошли, воцарилась полная тишина, все присутствующие взирали на них с безмерным изумлением и некоторой долей отвращения. Особенно много косых и презрительных взглядов досталось принцессе, но её сейчас это совсем не трогало — рука, крепко сжимающая её ладонь, дарила поддержку и успокоение, и это невероятное ощущение близости любимого кружило голову, а всё остальное для неё просто не имело значения. В ожидании императора она погрузилась в волнующие воспоминания о том нежном поцелуе в ночном лесу, к её огромному сожалению, большего мужчина не позволил, хоть Юн Ми и пыталась откровенно соблазнить супруга, когда он, завернув её в свой тёплый плащ и бережно прижав спиной к своей груди, устроился с ней на ночлег в импровизированной постели из опавшей листвы. Но, едва девушка попыталась потянуться к члену, прекрасно ощущая его возбуждение, Тал Тал мягко, но решительно отвёл её руку, твёрдо заявив, хоть в низком голосе и проступали явные нотки смущения, что ради неё самой с близостью необходимо повременить несколько дней. Тогда принцесса едва не разревелась от разочарования, прекрасно понимая на контрасте его поцелуев, каким внимательным и чутким он может быть, и готова была отдаваться ему, несмотря на то, что перед самой собой не могла не признать, что её лоно неприятно саднило. Но за пару дней эти ноющие ощущения исчезли, и, по мнению Юн Ми, немалая заслуга в этом деликатном вопросе была мазь, что посоветовала ей Оэлун, когда девушка решилась ей пожаловаться на дискомфорт. Так что сейчас она чувствовала себя просто прекрасно и сгорала от нетерпения остаться с мужем наедине в спальне, полностью уверенная в том, что наконец-то близость принесёт ей то удовольствие, которое она испытала в его руках в их первую ночь. Наконец в дверях тронного зала показался Тха Хван, он шёл, слегка покачиваясь, но всё же не нуждаясь в помощи Колты, чтобы переставлять ноги. Несмотря на, в целом, изумлённый вид императора, ему, видимо, уже доложили, что первый муж его сестры цел и невредим, поэтому он ограничился довольно сдержанным восклицанием в его адрес: — О, Тал Тал! А ты откуда здесь взялся? В ответ генерал лишь молча поклонился. — Ваше Величество, — донёсся подобострастный шёпот Колты, — вам следует занять своё место на троне. — Без тебя знаю! — окрысился Тха Хван и неуверенно побрёл вверх по ступенькам. Усевшись, он окинул взглядом присутствующих, традиционно задержавшись на Ки Нян и почти полностью проигнорировав Вдовствующую императрицу и Байан-Хутуг, а также и остальных своих жён. — Ну, и что за кавардак вы устроили? — обратился он к замершей у подножия трона троице. — Как это понимать? — Ваше Величество, — начал стратег, склонив голову в поклоне, — я прошу расторгнуть брак моей супруги с королём Корё, заключённый по недоразумению. — Какой ты быстрый, — неодобрительно поморщился государь, мысленно прикидывая, кто его бесит больше — Ван Ю или Тал Тал, честно признаться, он на дух не выносил обоих. — Где-то шлялся, а теперь жену ему подавай обратно. А где ты был-то? — Попал в плен, — коротко ответил генерал, твёрдо решив не распространяться о подробностях. — Ваше Величество, — вмешался Ван Ю, желавший поскорее закончить эту не самую приятную в его жизни аудиенцию, — я присоединяюсь к просьбе господина военного советника, мы с Её Высочеством не успели консумировать брак, так что я не вижу никаких оснований возражать. Тха Хван, казалось, был совершенно не удивлён этому обстоятельству, он моментально вспомнил, сколько раз его собственные первые брачные ночи заканчивались совсем не так, как было заведено. — Что-то я смотрю, вы оба мужья так себе, — заявил император, стремясь потянуть время, потому что его полупьяному мозгу было совсем неясно, какой из двух браков нужно расторгать. — Возможно, в этом случае, мне стоит приглядеть для Её Высочества в супруги кого-то третьего. — Ваше Величество! — до этого молчавшая Юн Ми склонилась в глубоком поклоне, она бы бросилась на колени, но очень не хотела отпускать мужскую ладонь, продолжавшую осторожно сжимать её руку. — Я умоляю вас удовлетворить это прошение! Ведь, если Будда благословил моё чрево, я могу носить ребёнка господина генерала. Последнюю фразу Юн Ми, отчаянно покраснев, произнесла почти шёпотом, но эффект она произвела сногсшибательный — по тронному залу прокатился недовольный ропот, глаза Будашири стали метать молнии в племянницу, а Тха Хван, побагровев, вскочил на ноги и заорал, не находя подходящих слов: — Ты… с ним… — он ткнул пальцем в Тал Тала, — когда замужем за ним? — указующий перст сместился в сторону Ван Ю. — Немыслимо! Император застонал при мысли о том, насколько низко и недостойно повела себя любимая сестра, и повалился на алые расшитые подушки, стиснув внезапно расколовшуюся от боли голову обеими руками. — Ваше Величество! — Ваше Величество! Раздалось со всех сторон, и Байан-Хутуг, единственная, кто имел право подниматься к самому трону, бросилась к Тха Хвану и с трудом удержала, подставив плечо, явно заваливавшегося на бок мужчину. Внезапно всё смолкло, все присутствующие с замиранием сердца следили, не станет ли и так известному своим слабым здоровьем государю хуже. И в этой тишине раздался полный яда голос императрицы: — С вашим безрассудным поведением, Ваше Высочество, Его Величество скоро удар хватит! Сначала на коленях умоляете позволить ваш брак с королём, а теперь желаете его расторгнуть! Бесстыдница! Юн Ми помертвела от ужаса, кожей почувствовав ледяной взгляд, как хлыстом обжёгший её ненавистью, и в следующее мгновение ощутила, как прежде мягко державшая её ладонь сжалась в стальном захвате, она была готова поклясться, что слышит хруст своих ломающихся пальцев.