***
«Немедленно успокойся! — приказал сам себе Тал Тал, ощутив, как затрепетали тонкие пальцы, зажатые в тиски его ладонью, и невозможным усилием воли заставил себя ослабить захват. — Ты же как никто знаешь, что Байан с детства нет равных в зависти и жестокости, не стоит так легко доверять её проискам». Но виноватый взгляд жены, в котором генерал мгновенно прочёл признание и мольбу о прощении, сказал ему куда больше, чем любые слова и самые страстные заверения. Он брезгливо выпустил руку супруги, на миг ощутив, как ласковое тепло её ладони сменяет лютый пронзительный холод, но тут же овладел собой и ни единым жестом не выдал этого мимолётного сожаления. Она оказалась недостойна его доверия, которое стратег, и так наступив на горло собственной гордости, выказал ей. К несчастью, он уже не мог взять свои слова обратно и отменить прошение на глазах у всех членов императорской семьи, как бы ему этого ни хотелось. Мысль о том, что он будет навечно связан с хитрой и изворотливой лгуньей, вызывала у него тошноту и провоцировала головную боль, которая мешала адекватно оценивать ситуацию. «Сам виноват, — мысленно выругался Тал Тал, вновь коря себя последними словами за ту слабость, поддавшись которой он ощутил всю сладость обладания так желанным для него телом, но теперь, похоже, у него была в полном распоряжении вся жизнь, чтобы бесконечно раскаиваться в собственной непредусмотрительности. — Будь мужчиной и имей мужество нести ответственность за свою глупость!» Он, ничем не выдавая разъедавшей его душу горечи, спокойно смотрел, как император, тяжело дыша и явно борясь с подступившими слезами стыда, пытался прийти в себя. Едва ли не впервые генерал не чувствовал к государю лёгкого презрения, которое всегда поднималось в нём, когда он наблюдал невыдержанные, а порой и откровенно мальчишеские выходки владыки Поднебесной. Сейчас стратег ощущал себя таким же жалким щенком, просительно заглядывающим в глаза любимой в надежде получить унизительную подачку в виде любого свидетельства её благосклонности, и это его неимоверно выбешивало. Он целиком сосредоточился на том, чтобы контролировать малейшее движение каждого мускула на своём лице, что больше всего в этот момент напоминало восковую маску, настолько бесстрастным и холодным оно было. Даже глаза застыли чёрной пугающей глубиной, без единого проблеска чувств или эмоций, что бились в груди в надежде найти хоть какую-то лазейку и вырваться на поверхность. Но тщетно, Тал Тал с садистским удовольствием осознавал, что рассудок и здравый смысл сейчас властвуют в нём, затаптывая в грязь доверчивое сердце, ещё слабо трепещущее, но всё же уже поверженное. Принцесса, которая понятия не имела, насколько жестокая внутренняя борьба происходила в душе любимого мужчины на её глазах, проклинала собственное малодушие всеми известными ей немногочисленными ругательствами. Как опрометчиво поступила она, поддавшись соблазну не разубеждать супруга в его заблуждении, а насладиться долгожданной нежностью, получить хоть малую толику так вожделенной ей ласки! Теперь она сполна расплачивалась за собственную трусость, этот колючий равнодушный взгляд, мельком скользнувший по её лицу, после того, как супруг выпустил её руку, не оставлял Юн Ми ни малейшего сомнения в том, насколько мужчина ей разочарован, он вновь закрылся от неё панцирем безразличия, будто она была для него пустым местом, а совсем не той женщиной, которую он подчёркнуто бережно и осторожно прижимал к своей груди во время ночёвки в лесу, желая согреть теплом своего тела. У неё невольно на глаза навернулись слёзы, она и представить не могла, как теперь будет вымаливать его прощение, девушка не признавалась себе, но её пугал этот показательно отстранённый незнакомец, она бы предпочла тысячу раз выдержать любые проявления его гнева и ярости, какими бы жестокими они ни были, лишь бы не видеть этот пустой взгляд, лишённый каких-либо эмоций, что ранил её в самое сердце. — Слушайте приказ императора! — Тха Хван наконец нашёл в себе силы подняться, при этом весьма невежливо отпихнув от себя заботливые руки Байан-Хутуг, и все присутствующие замерли, обратившись в слух. — Брак принцессы Юн Ми с королём Корё признаётся недействительным. Все права супруга возвращены Его Высочеству Тал Талу! — Милость Вашего Величества безгранична! — с облегчением выдохнула девушка, склоняясь в поклоне перед братом, она ничуть не сомневалась в его решении, опасаясь лишь того, что муж сам заявит о нежелании сохранять их брак, но тот молчал, и принцессе в этом почудился добрый знак, в конце концов, оставаясь его супругой, она обязательно найдёт способ донести до него истинные мотивы её поступка и вновь завоевать его доверие. — Милость Вашего Величества безгранична! — ровно произнёс стратег, слегка поклонившись. На долю мгновения в нём зажглась безумная надежда, что император отдаст сестру Ван Ю и великодушно избавит от присутствия этой коварной обманщицы в его жизни, но тут же, ощутив весьма болезненный укол совести, устыдился собственной низости. — Милость Вашего Величества безгранична! — повторил король Корё, украдкой бросив взгляд на Ки Нян, которая еле заметно кивнула в ответ. — Ну вот и всё, — заявил Тха Хван с таким видом, будто только что блестяще разрешил невероятно заковыристую политическую задачу, и тут же сурово обратился к принцессе: — Хотя тебе явно будет не лишним освежить свои знания о правилах поведения благовоспитанной жены. Надеюсь, Ваше Величество, — он перевёл глаза на Будашири, — как старшая женщина нэмёнбу, возьмёт на себя эту обязанность. — Конечно, государь, — поклонилась та и окинула племянницу тяжёлым взглядом. Юн Ми было совершенно понятно, что нотаций от тётки ей не избежать при всём своём желании, но это не слишком её трогало — главное, чтобы Вдовствующая императрица не настояла на том, что эта воспитательная мера должна быть применена немедленно, принцессе отчаянно нужно было время, чтобы успеть переговорить с мужем, объяснить свои резоны её желания брака с королём, очевидно спровоцировавшие его гнев, постараться убедить, что это было всего лишь частью их сделки… — Ваше Величество, — неожиданно мысли девушки были прерваны гвиби, которая поднялась на ноги и обратилась к царственному супругу, — ваше решение, как и всегда, мудрое и справедливое. Но, учитывая обстоятельства, мы также обязаны компенсировать королю Корё урон, нанесённый его чести этим вопиющим казусом. — Что ты имеешь в виду? — нахмурился Тха Хван, с подозрением глядя на любимую жену и в любой момент ожидая подвоха, когда речь заходила о её родине, Ки Нян не под силу было остановить даже целой армии, о чём ему было прекрасно известно. — Я думаю, Его Величество заслуживает того, чтобы обещанные свадебные дары остались в силе, — пояснила свою мысль гвиби, — ведь не его вина, что этот брак был вами расторгнут. В конце концов, вы как мужчина ответственны за… возмутительное поведение вашей сестры. Юн Ми пропустила мимо ушей этот совершенно необоснованный выпад, она не чувствовала за собой никакой вины в том, что отдалась собственному мужу, но все присутствующие настолько были готовы заклеймить её как последнюю развратницу Поднебесной, что происходящее казалось ей каким-то нелепо разыгрываемым фарсом. Но предложение Ки Нян настолько отозвалось в её сердце, что она еле подавила в себе порыв горячо поддержать эту просьбу, какая в итоге разница, как именно исполнится её желание, но принцесса вовремя успела одёрнуть себя, ведь это вмешательство определённо бы только навредило ей в глазах супруга. Поэтому она лишь позволила себе бросить на брата умоляющий взгляд, предварительно убедившись, что муж, стоявший чуть впереди, не обращает на неё никакого внимания. — Ладно, — неохотно махнул рукой Тха Хван, которому, признаться, было глубоко безразлично, появятся ли через год во дворце новые служанки из Корё, если понадобится — Док Ман и китаянок наберёт, невелика разница. А за выходку принцессы император и впрямь чувствовал себя перед Ван Ю несколько неловко, и очень хотел избавиться от этого назойливого ощущения, чтобы как прежде всласть ненавидеть бывшего возлюбленного любимой супруги и всякий раз, как представится удобный случай, отпускать прямо ему в лицо ревнивые колкости. — Пусть знает доброту и великодушие своего сюзерена! Не успела Ки Нян поблагодарить мужа, Ван Ю — поклониться в знак признательности, а Юн Ми — счастливо вздохнуть, не веря в столь благоприятный исход почти безнадёжного дела, как раздался голос того, кого никто не ожидал сейчас услышать. — Ваше Величество, — произнёс Тал Тал, почтительно склонив голову перед государем, — прошу вас также проявить милость и дозволить купцам из Корё вновь возобновить торговлю на территории Юань. — Ну, это уж слишком! — Тха Хван неодобрительно надулся, не хватало ещё и в этом уступить! — С чего бы мне вновь отворять ворота иноземным торговцам?! — Ваше Величество! — Юн Ми, шагнув вперёд и окинув мужа полным любви взглядом, произнесла так мягко, как только могла: — Я прошу вас удовлетворить просьбу Его Высочества, ведь он заботится о благе империи! Экономика страны сейчас переживает не лучшие времена, и налог за право торговать в Юань будет для казны совсем нелишним! Принцессу сейчас совершенно не заботило то, что Байан считал выдворение корёсцев с рынка едва ли не главным своим достижением, этот ход и раньше казался ей весьма спорным, но сейчас для неё имела значение только возможность показать супругу свою безусловную поддержку и полное принятие его решения. Впрочем, Тал Тал сделал вид, что не расслышал этих слов, продолжая прожигать императора настойчивым, словно подчиняющим чужую волю, взглядом. — Будда, ты ещё куда лезешь! — вспылил Тха Хван. — Тебе мало того, что ты уже натворила, вмешиваясь в дела, в которые тебе и носа совать не следовало?! Девушка покаянно опустила глаза, терпеливо снося негодование брата, однако, к безмерному удивлению, её поддержала Ки Нян, на помощь которой она совершенно не рассчитывала, хоть дело и касалось Корё, но принцесса была уверена, что личная неприязнь к ней возьмёт в гвиби верх и та не упустит шанса поквитаться, но явно ошиблась. — Ваше Величество, — уверенно и спокойно заявила Ки Нян, — смею заметить, что Их Высочества правы. Учитывая, сколько ресурсов уходит у нас на военные нужды, рынок в настоящий момент полностью истощён, и именно его поддержки ждут от вас все подданные! Умоляю вас подумать о благе империи и удовлетворить это прошение! Император растерялся: с одной стороны, он отлично понимал, что будет куда более пылко вознаграждён ночью, если сейчас во второй раз милостиво согласится с гвиби, но с другой — при виде вполне себе живого Тал Тала в нём вновь пробудилась ревность, одна мысль о том, что эти двое снова будут постоянно попадаться ему на глаза, ведя умные разговоры, в которых он решительно ничего не понимал, просто убивала. «Впрочем, это когда ещё будет, — подумал Тха Хван, как всегда предпочтя приятную ближайшую перспективу и стараясь не думать о дальнейших последствиях своего выбора. — Зато сегодня она будет моей! Аю давно нужен брат!» Едва удержав уже готовую заиграть на его губах довольную улыбку, император величественно произнёс: — Быть по сему! — и после весьма непродолжительной паузы добавил: — А теперь хватит прошений, утомили! И с этими словами стремительно покинул тронный зал, его свита во главе с Колтой потянулась за ним. Ки Нян также проследовала к выходу, на мгновение задержавшись около Тал Тала и принцессы, встретилась с мужчиной взглядом и одними губами произнесла: «Библиотека, час юши». Услышав этот еле слышный шёпот, Юн Ми показалось, что у неё оборвалось сердце, в котором будто пробили дыру, быстро заволакивающуюся чёрной пеленой отчаянной ревности. А уж подметив, что муж сдержанно, но явно утвердительно кивнул, отвечая на это приглашение, она и вовсе едва сдержалась, чтобы не застонать, и прикрыла глаза, изо всех сил стараясь справиться с собой и не выдать, насколько ей больно видеть столь явное свидетельство чувств супруга к другой женщине, к которой он рвался, только успев вернуться. Пытаясь удержать уже было подступившие к глазам слёзы, принцесса, само собой, не заметила полный торжества и превосходства взгляд гвиби, брошенный на неё. «Вот и всё, Ваше Высочество, — самодовольно усмехнулась Ки Нян, — ваша игра закончилась. Наставник быстро укажет вам подходящее место на женской половине своего дома!» Впрочем, заметив, что к ним приближаются Вдовствующая императрица и Байан-Хутуг, гвиби приняла свой обычный непроницаемый вид и, гордо вздёрнув голову, вышла из приёмного зала. — Только не делайте вид, что вам дурно! — услышала Юн Ми стальной голос Будашири и торопливо распахнула глаза. — Немедленно следуйте за мной! — Но, Ваше Величество! — взмолилась принцесса, пытаясь отсрочить этот неприятный разговор. — Мне нужно… — Вам нужно срочно вспомнить правила поведения примерной жены! — назидательно отчеканила Вдовствующая императрица, перебив девушку. — Надеюсь, Её Величество не откажет дать вам несколько советов, как должно держать себя скромно и с достоинством, знать своё место и свой долг! Будашири выразительно посмотрела на Байан-Хутуг, которая, решив, что с её стороны было весьма опрометчивым настраивать против себя принцессу, напустила на себя привычный вид послушания и добродетели, потупила взор и произнесла: — Как вам будет угодно, Ваше Величество, но я уверена, что Её Высочество просто совершила досадную оплошность под влиянием… момента. Юн Ми с подозрением посмотрела на императрицу, настолько для неё не вязались грубые слова, обусловившие её личную катастрофу, с приторно-сладким образом, представавшим перед ней сейчас. — Я очень рада вновь видеть вас, брат! — ласково обратилась Байан-Хутуг к Тал Талу, который ничем не выдавал своей заинтересованности женским разговором и лишь вежливо поклонился в ответ. — Конечно, мы все счастливы, что вы живы, Ваше Высочество, — подхватила Будариши, — надеюсь, несмотря на столь долгое отсутствие, вы не будете возражать, если мы отнимем немного времени у вашей супруги? — Отнюдь, — с поклоном ответил генерал, — я должен сейчас засвидетельствовать своё почтение господину регенту, поэтому буду вам признателен, Ваше Величество, если вы позаботитесь о Её Высочестве в моё отсутствие. «Разумеется! — с обидой подумала Юн Ми, прекрасно понимая, что в планы мужа входит не только встреча с дядей, но и свидание с гвиби. — Для вас всё складывается прямо лучше не придумаешь!» Глаза принцессы неприятно заблестели, с губ уже готовы были сорваться дерзкие слова непослушания, но суровый взгляд чуть сузившихся глаз супруга заставил её промолчать. — И даже не думайте отойти дальше чем на три шага от Их Величеств, пока я не вернусь, — тихо, но с явственно сквозившей в его словах угрозой, произнёс стратег. — Как прикажете, мой господин, — поклонилась девушка, собрав в кулак всю выдержку, чтобы не высказать всё, что у неё сейчас было на душе, и послушно проследовала за императрицей и Будашири в компании остальных жён Тха Хвана. — Послушай, зря ты так с Её Высочеством, — Ван Ю, настроенный совершенно благодушно, благодаря настолько удачному для него исходу этой аудиенции, счёл уместным вступиться за принцессу, он был почти уверен, что верно понял причины произошедшего, от него не укрылась внезапная смена настроения Тал Тала. — Она хорошая и очень добрая девушка… — К счастью для вас, — едко заметил стратег и, не удостоив короля даже формальным полупоклоном, удалился. «Как дети, — насмешливо подумал Ван Ю, глядя ему вслед. — Но, по крайней мере, они вместе и уж как-нибудь со всем разберутся…»***
— Папочка! Папочка! Громкий топот маленьких ног гулким эхом разносился по почти пустому дворцу канцлера. Байан, сидевший в своём кабинете, склонившись над ворохом государственных бумаг, просто оторопел, заслышав звонкий, хорошо знакомый голосок обожаемой дочери. В полном недоумении, откуда вдруг она появилась в особняке, он неловко выскочил в коридор и едва успел подхватить на руки несущуюся к нему со скоростью урагана Эрдэнэ. — Принцесса моя, — пробормотал регент, прижимая к себе своё сокровище. — Но как ты здесь?.. Где мама? Почему вы вернулись? — Потому что я соскучилась! — совершенно серьёзно заявила девочка, глядя отцу прямо в глаза. — И ещё приехал какой-то дядя… Мама так плакала! И тётя тоже! Все-все плакали, честное слово! Ну, кроме того дяди… Канцлер, который ровном счётом не понял ничего из этого сбивчивого объяснения, лишь осторожно обнял свою малышку, ласково поглаживая растрепавшиеся от бега тёмно-рыжие волосы. А когда она обхватила его за шею и опустила голову ему на плечо, ещё теснее прижимаясь к отцу, мужчину и вовсе охватила невыразимая нежность. Он уже сто раз успел проклясть Ван Ю с его неуместным приглашением, особенно когда вечерами не знал, куда себя деть и куда податься во внезапно опустевшем дворце, и навсегда зарёкся отпускать жену и дочь в любые путешествия без него. — Мой господин! Этот оклик будто пробудил Байана, и он с трепетом заметил, что к ним приближается Оэлун, скромно опущенные глаза которой светились неподдельной радостью и искренним счастьем. Едва женщина приблизилась, регент, не спуская с рук ребёнка, в несколько шагов оказался рядом с ней и, прежде чем она успела вымолвить хоть слово, привлёк жену к себе и легко прикоснулся к её губам самым целомудренным поцелуем, отчаянно жалея, что не может на глазах у дочери позволить себе большего. — Папа с мамой целуются! — смущённо захихикала Эрдэнэ, завозившись на руках отца, словно стараясь выбраться. Канцлер с трудом заставил себя оторваться от губ любимой, и супруги обменялись тёплыми улыбками, они оба, хоть их разлука и была совсем недолгой, истосковались друг по другу и уже предвкушали сладкое воссоединение, что ждало их грядущей ночью в спальне. — Мне столько надо вам рассказать, мой господин!.. — воскликнула Оэлун, но её перебила девочка, которая, схватив отца за щёки обеими руками, заставила повернуться к себе. — Папочка, ты мне обещал две… нет, даже три новые куклы, когда мы вернёмся! — сказала Эрдэнэ, смешно растопырив пальчики, будто пытаясь понять, как изобразить нужную ей цифру. — Ты ведь купил, да? — Конечно, моя принцесса, — усмехнулся Байан и, не удержавшись, чмокнул маленькую нежную ладошку, а потом быстро добавил: — И даже куда больше, чем только три! Девочка, казалось, при этих словах полностью потеряла всякий интерес к родителям и, едва отец опустил её на пол, со всех ног рванула в свои покои, отчего Оэлун неодобрительно покачала головой. — Вы её так окончательно разбалуете, мой господин! — она притворно строго взглянула на супруга, но тот лишь расхохотался в ответ, ему настолько сейчас было легко на душе, как он не мог и мечтать ещё утром. — Ладно, — отсмеявшись, сказал он, — ты мне явно хотела сообщить что-то куда более приятное, чем отчитывать меня за расточительство. — Вы просто представить себе не можете, мой господин! — начала Оэлун, стараясь говорить медленно и чётко, но захлёстывавшие её эмоции заставляли голос звенеть необычными для него нотками. — Будда явил настоящее чудо… — Прошу простить, дядя… До боли знакомый, хоть, как прежде казалось регенту, давно позабытый баритон заставил канцлера замереть на месте и подавиться воздухом. Осторожно, будто боясь спугнуть неожиданное видение, он развернулся и не поверил своим глазам — перед ним, вежливо склонив голову в поклоне, стоял совершенно живой племянник, ничуть не изменившийся за прошедшие долгие месяцы. Байан несколько раз моргнул, затем протёр рукой глаза, и только поняв, что призрак даже не собирается исчезать, аккуратно приблизился к Тал Талу, который абсолютно спокойно смотрел прямо в глаза регенту, и неуверенно, словно опасаясь, что тот немедленно растает прямо в воздухе, стиснул его плечо, словно желая ещё раз убедиться, что перед ним не мираж и не игра воображения, а настоящий человек из плоти и крови. Лишь спустя несколько долгих мгновений, когда наконец разум окончательно поверил в то, что видели глаза, канцлер почувствовал, как слёзы радости задрожали на коротких ресницах, и стиснул своего воспитанника в крепких объятьях, не только чтобы выразить своё счастье от его возвращения, но и чтобы не выдать обуревавших его чувств, так глупо прорывавшихся солёной влагой сквозь плотно сжатые веки. Стратег несколько раз нервно сглотнул, он совсем не привык к такому бурному проявлению эмоций дядей, поэтому терпеливо ждал, когда тот его отпустит. Для него полной неожиданностью стал резкий и весьма ощутимый удар в грудь: — Паршивец! — взревел Байан и обрушил свой кулак теперь уже в живот племянника, который едва успел напрячь мышцы пресса, чтобы хоть немного смягчить болезненные ощущения — рука у регента была весьма тяжёлой. — Негодяй! Глупый мальчишка! Чёртов эгоист! — удары уже сыпались один за другим, но Тал Талу и в голову не приходило силой остановить бушевавшего старшего, он лишь терпеливо ждал, когда тот успокоится. — Мы тут все чуть с ума не сошли, думая, что ты погиб! А он, значит, явился как ни в чём не бывало! — Мой господин, пожалуйста! — бросилась к супругу Оэлун и, обняв его сзади за плечи, прильнула к мужской спине, заставляя канцлера остановиться, чтобы невзначай не задеть любимую жену. — Мальчик не виноват! Он попал в плен, пережил кучу ужасов, о которых и вспоминать не хочет! — Благодарю, — холодно прервал её генерал, слух которого неприятно резануло это уничижительное, как ему казалось, слово «мальчик». — Я сам доложу дяде, если позволите. — Доложит он, — буркнул ещё тяжело дышавший Байан, мягко выбираясь из объятий супруги. — Давай шагай ко мне в кабинет, там поговорим! — Подождите! — Оэлун, подойдя к сыну и заглядывая ему в глаза, спросила: — Скажите хотя бы, как прошла аудиенция у Его Величества? Всё в порядке? — Да, — кивнул стратег, пристально глядя на регента. — Хвала Будде! — с облегчением выдохнула женщина. — И ещё — где вы с Её Высочеством планируете жить? Отдельно или здесь… с нами? Я распоряжусь всё подготовить… — Если вы не возражаете, дядя, — Тал Тал подчёркнуто обращался к канцлеру, — я предпочёл бы наш старый дом. — Хорошо, — кивнула Оэлун, она хорошо понимала, что у сына нет ни малейшего желания жить с ней под одной крышей, но не спросить, надеясь на чудо, просто не могла. — Тогда я возьму Дин Сан и нескольких служанок, и мы всё устроим, ведь там почти год никто не жил… — Тал Тал! — угрожающе прошипел Байан, у которого руки чесались отвесить этому упрямцу хорошенький подзатыльник. — В плену все манеры растерял?! — Благодарю, — генерал заставил себя поклониться матери. — Её Высочество оценит, что вы взяли на себя эти хлопоты. Оэлун просияла — она, конечно, полностью отдавала себе отчёт, что регент фактически заставил сына обратиться непосредственно к ней, но даже эта вымученная благодарность согрела её сердце, и женщина, спешно поклонившись, отправилась на поиски Дин Сан, преисполненная решимости обустроить дом для двоих своих детей наилучшим образом.***
— Садись давай, — Байан, по-хозяйски расположившись за письменным столом, кивнул Тал Талу на одно из стоящих напротив кресел. — И рассказывай. Стратег последовал приказу старшего только частично — сесть-то он сел, но вот распространяться о пережитом им за последний год отнюдь не собирался, поэтому скупо обронил: — Раненым был взят в плен джалаиридами, потом удалось бежать. — Джалаиридами? — недоумённо переспросил регент, признаться, он был уверен, что его армия полностью истребила этот народ в военном походе. — Крепко досталось? Вряд ли с тобой обращались… хорошо. Генерал слегка вздрогнул от пробудившихся воспоминаний, давно зажившие рубцы на спине будто вновь заныли, а лоб заломило невыносимой болью. — Сносно, — заставил себя проговорить он. — Врёшь! — прищурился канцлер, хорошо себе представлявший, как содержатся захваченные пленники, он и сам, признаться, с такими не церемонился, поэтому в том, что племяннику пришлось пережить далеко не самые приятные события, ничуть не сомневался. — А сбежал-то как? — Мне помог Тан Киши, — спокойно сказал Тал Тал, довольный, что разговор наконец пошёл по желанному им пути, он явился сюда с миллионом вопросов и был полон решимости во что бы то ни стало получить на них ответы. — Кстати, дядя, как вышло, что этот мерзавец жив? — Э-э-э, — забормотал Байан, старательно отводя глаза под проницательным взглядом, он моментально вспомнил свою ложь и сейчас судорожно пытался придумать достойное оправдание. — Вот ведь, живучий, гад! Значит, я его только ранил… — Конечно, — генерал, прекрасно понимая, что ему лгут, не стал настаивать, у него был куда более важный вопрос, который он собирался задать старшему. — А как же получилось, что Её Высочество вышла замуж за Ван Ю? — Ох, Тал Тал… — регент поник, чуть опустив мощные плечи и слегка сгорбившись, он, признаться, только сейчас вспомнил о принцессе и её браке с королём, поглощённый разнообразными эмоциями от возвращения племянника, умудрился совершенно забыть о девушке. — Но ведь ты сказал, что император всё разрешил? Она же твоя жена, верно? Стратег лишь кивнул, настороженно наблюдая за дядей, он совсем не собирался открывать, сколько мучительных терзаний принёс ему этот повторный брак собственной супруги, да и сейчас у него на сердце было далеко не спокойно. — Хвала Будде! — обрадовано выдохнул канцлер. — Ты не вини её, Тал Тал, сам понимаешь, молодая да красивая вдова, кто б позволил ей остаться незамужней… Его Величество был сам не свой с идеей непременно подыскать ей достойную партию, даже я ей делал предложение… — Что?! — генерал стремительно поднялся и уставился на Байана недобрым взглядом, тёмные глаза были готовы метать молнии, только уважение к старшему заставляло его сохранять видимость спокойствия. — А ну, сядь! — регент быстро подскочил к племяннику и буквально силой заставил опуститься обратно в кресло. — И перестань меня испепелять! Всё не то, чем кажется! Мы с твоей матерью… — он осторожно покосился на своего воспитанника, опасаясь его реакции, но тот, потрясённый обрушившейся на него новостью, совершенно не обратил внимания на это упоминание, отчего канцлер неимоверно воодушевился и даже несколько сбился с мысли. — Так вот… Мы лишь хотели, чтобы она не ушла в другую семью, а осталась, как и прежде, нашей дочерью. Ты не знаешь, но они с твоей матерью очень сдружились, да и для меня она стала… очень дорогой и близкой. Это признание далось Байану с огромным трудом, он терпеть не мог все эти нежности, но был обязан сообщить Тал Талу, что и он сам, и Оэлун искренне приняли и полюбили девушку, и та отвечала им совершенной взаимностью. — Мы только хотели её уберечь, — внушительно добавил регент, — от навязанного ей брака, от необходимости подчиняться чужому мужчине… В общем, — он смущённо замялся, — короче, ты взрослый, сам всё прекрасно должен понимать. — Разумеется, — прилагая все силы, чтобы сохранить самообладание, произнёс генерал. — Значит, вы даже готовы были взять её второй женой. Но тут подвернулся король Корё, не чужой и не навязанный… — Будда, какой ты упёртый! — раздражённо рявкнул канцлер, всей душой сожалея, что вообще затронул эту тему. — Ни мгновения она не любила Ван Ю! Ты бы видел, как она убивалась по тебе! У нас с твоей матерью сердце просто разрывалось! На стратега эти слова не произвели ровным счётом никакого впечатления, как прекрасно принцесса умела обводить вокруг пальца, он великолепно знал по собственному опыту, поэтому не было ничего удивительного в том, что Байан так ей проникся. — В общем, Тал Тал, не дури, — строго произнёс регент, глядя племяннику прямо в глаза. — Она твоя жена и, если уж ты нашёл в себе силы простить ей этот опрометчивый шаг, — будь добр, веди себя как мужчина и в остальном. Конечно, я всё понимаю, но во избежание слухов, стоит повременить с… — тут мужчина едва не покраснел и в смущении отвёл взгляд. — …сам знаешь с чем. Генерал отлично понял, что дядя пытается ему толковать о супружеских обязанностях, но никак не мог ухватить суть, то ли на него за эти несколько часов и так обрушилось слишком много новой и, честно сказать, не самой приятной информации, то ли мозг, как и измождённое долгой дорогой тело, отчаянно нуждался в отдыхе и наотрез отказывался соображать ясно. — Что вы имеете в виду? — всё-таки позволил себе уточнить стратег, немного опасаясь, что канцлер сочтёт его круглым идиотом, но не спросить не мог. — Что-что, — проворчал Байан. — Тебе надо, чтобы я сказал прямо? Нельзя вам сейчас… это самое… Как бы ни хотелось после долгой разлуки. Заметив, что племянник по-прежнему смотрит на него недоумевающим взглядом, он окончательно вышел из себя и, послав к дьяволу всю деликатность, заявил: — Если она сейчас забеременеет, ты всю жизнь не будешь знать, твой это ребёнок или Ван Ю! А уж злые языки начешутся всласть! В общем, Буддой тебя заклинаю — подожди! А я попрошу Оэлун всё объяснить Её Высочеству, и она уж тебе тогда сама сообщит, как время подойдёт. Тал Тал слегка вздрогнул при этих словах, он мог бы сказать, что предупреждения дяди запоздали. Но какой в этом был смысл?***
Голос Вдовствующей императрицы зудел и зудел, как назойливый рой осенних мух. «Верности первая похвала, вторая же — послушанию», — все эти с детства зазубренные фразы неимоверно раздражали принцессу, которая уже готова была завизжать в голос от нотаций тётки. Она так и не осмелилась уточнить, чем же так тяжко её преступление, и уж тем более не могла и помыслить рассказать правду о том, что именно произошло между ней и мужем в ночном лесу. Юн Ми справедливо полагала, что, услышь Будашири о подробностях той близости, она бы точно, как минимум, лишилась бы чувств, а, придя в себя, немедленно изобрела изощрённое наказание, вроде того, что в своё время применила Танашири к будущей гвиби, заперев ту в библиотеке без еды и воды, покуда не перепишет сто раз Правила внутреннего двора. Так что девушка искренне считала, что достаточно легко отделалась, учитывая железную дисциплину, поддерживаемую во дворце твёрдой рукой Вдовствующей императрицы. Нужно было только проявить терпение и послушно внимать словам тётки, скромно опуская глаза и иногда покаянно шептать: «Простите меня, Ваше Величество». Но от этого до оскомины сводило зубы, и принцессе всё сложнее было сохранять вид раскаявшейся распутницы, твёрдо вставшей на путь исправления. Она исподтишка бросила взгляд на Байан-Хутуг, которая, казалось, безо всяких усилий прилежно и почтительно слушала Будашири, оставаясь совершенно спокойной и безмятежной. Впрочем, распекали сейчас не её лично, поэтому такое благодушие не выглядело неестественным, и всё же Юн Ми немного завидовала императрице, точнее — её способности сохранять лицо и подчиняться старшим. Сама же она уже готова была показательно смахнуть со стола все чашки и чайнички, расставленные, разумеется, по всем правилам, и, послав тётку к дьяволу, гордо удалиться из её покоев. Но девушка хорошо понимала, что без последствий такой демарш не пройдёт, и дело было не только в том, что скажет или сделает в ответ мятежной племяннице тётка, но и в том, что она не преминет накляузничать не только императору, но и самому Тал Талу о возмутительном поведении его жены, а уж он точно не одобрит такую выходку, в этом принцесса была абсолютно уверена, поэтому, впившись ногтями в собственные пальцы, терпела. Больше всего на свете ей сейчас хотелось оказаться в библиотеке, поскольку час юши необратимо приближался, но, судя по тому, как завелась Вдовствующая императрица, этой возможности Юн Ми было не видать как собственных ушей. А вот что бы она делала, если бы её желание исполнилось — это было не ясно даже ей самой. Подслушала бы разговор мужа и гвиби, спрятавшись между пыльных стеллажей? Своим появлением прервала бы это свидание? Потребовала бы от супруга отвезти её во дворец регента? Ответов у девушки не было, она отлично понимала, что, помешав этой встрече, ей не удастся предотвратить последующие, и это приводило её в настоящее отчаяние. Байан-Хутуг, тайком наблюдавшая за принцессой, спешно продумывала свою дальнейшую стратегию поведения. С возвращением брата было в высокой степени непредусмотрительно откровенно портить отношения с его женой, и императрица сейчас крайне раскаивалась в вырвавшихся у неё в тронном зале словах и была полна решимости исправить эту оплошность, протянув сопернице руку дружбы, ведь только так она могла приблизиться к объекту своих нежных чувств. Иначе её появления в доме Тал Тала были бы просто невозможны, а девушка всерьёз рассчитывала, что, постоянно попадаясь ему на глаза, ей удастся впечатлить его и своей красотой, и смиренным и добрым нравом. Куда её это в итоге приведёт — Байан не задумывалась, её познания о любви были весьма скудны и имели немного общего с реальностью, она просто инстинктивно тянулась к своему избраннику, хорошо понимая, что её статус не предполагает никаких вольностей, но ей достаточно было бы даже тёплого взгляда или нечаянного прикосновения, чтобы почувствовать себя абсолютно счастливой. Довольно быстро приняв решение, императрица улучила момент, когда Будашири немного выдохлась, и, воспользовавшись повисшим молчанием, участливо спросила: — Ваше Высочество, вы в порядке? Вы так бледны… — Благодарю вас за беспокойство, Ваше Величество, — слегка поколебавшись, ответила Юн Ми, которая так до сих пор и не поняла, друг перед ней или враг, но сейчас она была рада любой помощи, наверное, если бы сейчас перед ней появился сам дьявол и предложил ей руку, девушка бы без колебаний приняла её, только бы улизнуть от надзора тётки и надоевших нравоучений. — Мне действительно нехорошо. — Возможно, вам станет лучше на свежем воздухе? — осторожно предложила Байан-Хутуг и, заметив, как вспыхнули радостью глаза принцессы, обратилась к Будашири: — Ваше Величество, я уверена, что ваши мудрые наставления очень помогли Её Высочеству верно разобраться в ситуации и осознать свою ошибку. Возможно, я тоже могла бы кое-что подсказать принцессе. Вы не будете возражать, если мы прогуляемся по саду? Вдовствующая императрица, поджав губы, раздумывала: с одной стороны, она получала истинное удовольствие, воспитывая оступившуюся племянницу, что давало ей не только ощущение собственной значимости, но и чувство выполненного долга; с другой — советник Чжан явно жаждал сообщить ей что-то важное, он не раз заглядывал в приёмную, но, убедившись, что его госпожа по-прежнему занята, послушно исчезал за дверью. — Ступайте, — наконец промолвила Будашири, — но, Ваше Величество, я рассчитываю на вас, что вы со своей стороны также поддержите меня, дисциплина при дворе должна быть превыше всего! — Не извольте беспокоиться, Ваше Величество, — Байан-Хутуг слегка поклонилась. Юн Ми последовала её примеру и, стараясь не бежать со всех ног, последовала за императрицей в сад.***
Чинно следуя по аккуратным дорожкам, девушки прогуливались под бдительными взглядами придворных дам и служанок, почтительно державшихся чуть позади. Юн Ми целиком ушла в свои мысли, ей нестерпимо хотелось остаться в одиночестве, но отказать в компании императрице было просто немыслимо, поэтому она шла подле неё, неосознанно каждый раз на поворотах выбирая именно то направление, что вело в библиотеку. — Иногда она просто невыносима, правда? — робко нащупывая почву, спросила Байан-Хутуг. — Вы правы, Ваше Величество, — отозвалась принцесса, педантично следуя правилам этикета. «Не доверяет, — поняла императрица, — надо действовать медленно и осторожно». — Конечно, Её Величество можно понять, — продолжила она, краем глаза наблюдая за реакцией Юн Ми, — на её плечах лежит ответственность за всех женщин двора, но, смею заметить, к вам она была излишне сурова. Представляю, как вы были счастливы возвращению мужа! Не могу осуждать, что вы немного поступились правилами. — Благодарю вас за снисходительность, Ваше Величество, — принцесса была несколько сбита с толку столь явной доброжелательностью. — Ситуация и правда была… Она замолчала, пытаясь подобрать верные слова, чтобы объяснить свои чувства. — Нестандартной и волнующей? — подсказала императрица и понимающе улыбнулась. Юн Ми лишь кивнула в ответ, не собираясь делиться переживаниями с совершенно чужим ей человеком. — Простите мою несдержанность в тронном зале, Ваше Высочество, — Байан-Хутуг поняла, что растопить лёд будет не так-то просто, девушка явно не была доверчивой дурочкой, поэтому она сочла нужным сперва извиниться. — Понимаете, меня очень беспокоит здоровье Его Величества, когда он болен — я просто места себе не нахожу! В голосе отчётливо проступали еле сдерживаемые слёзы, и принцесса явственно ощутила пробуждающееся в ней сочувствие, она и не предполагала, что императрица так печётся о супруге, та всегда казалась ей особой весьма себе на уме, и теперь, обнаружив, что под маской равнодушия прячется глубоко страдающая женщина, не могла не проявить понимания. — Не извиняйтесь, Ваше Величество, я ничуть на вас не в обиде, — поспешила заверить императрицу Юн Ми, которой было кристально ясно, что правда так или иначе всё равно бы вылезла наружу, а то, что это произошло в самый неподходящий момент — тут она могла винить только саму себя. — И всё же с моей стороны это было грубо, — Байан-Хутуг, обрадовавшись, что ей удалось нащупать верную линию поведения, отступать от неё даже не думала. — Надеюсь, вы проявите великодушие и дадите нам шанс стать подругами. Вы замужем за моим братом, я — за вашим, так что можно считать, что мы сёстры. Принцесса моментально вспомнила, сколько раз регент просил её быть внимательнее к своей племяннице, и ощутила отчётливый укол совести, она была весьма упряма в своей немотивированной неприязни к императрице и сейчас понимала, насколько заблуждалась, даже не дав себе труд узнать её как следует. — Я буду только рада, Ваше Величество, — поклонилась Юн Ми. Поглощённая разговором, она почти не заметила, как они миновали последнюю развилку и, лишь подняв взгляд, замерла, увидев около библиотеки мужа, что стоял к ней спиной, и Ки Нян, которая что-то спокойно ему говорила. Императрица, заметив, что собеседница остановилась, быстро проследила за её взглядом и притворно вздрогнула. Вернувшись к принцессе, она склонилась к ней и прошептала: — Наверное, вы решите, что я ужасный человек, Ваше Высочество… Но иногда мне кажется, что я ненавижу гвиби, — Байан-Хутуг быстро отвернулась, её вздрагивающие плечи однозначно указывали на то, что она безуспешно пытается бороться с подступившими слезами, — видеть, что сердце твоего мужа безраздельно принадлежит другой, совершенно… — …невыносимо, — закончила её мысль принцесса, не в силах отвести взгляд от Ки Нян, которая улыбалась её супругу так тепло и, как мнилось девушке, многообещающе, что Юн Ми стоило огромного труда оставаться спокойной, жгучая ревность властвовала в ней, нашёптывая самые безрассудные решения, из которых закатить пощёчину гвиби было самым безобидным. С трудом заставив себя отвернуться, она сосредоточила своё внимание на императрице, к которой теперь испытывала самое искреннее сочувствие, раньше ей одержимая любовь брата казалась чудом, огромным счастьем, о котором только могла мечтать женщина, и лишь сейчас поняла, сколько боли это светлое, по сути, чувство, может доставлять окружающим. — Не плачьте, Ваше Величество, — мягко попросила принцесса, протягивая девушке платок. — Я уверена, что со временем, узнав вас получше, брат проникнется к вам симпатией. Просто гвиби очень давно с ним рядом и, конечно, он к ней сильно привязался. — Вы очень добры, Ваше Высочество, — аккуратно промакивая глаза, на которых действительно появилось несколько слезинок, ответила Байан-Хутуг. — Вам очень повезло, что вы единственная супруга, и всё внимание мужа достаётся только вам. «Если бы», — с горечью подумала Юн Ми, всё же не решаясь открыть сердце новоявленной подруге, и вообще, по её мнению, дворец был самым скверным местом для откровений, поэтому она ничего не ответила на это замечание. — Как я выгляжу? — с тревогой спросила императрица. — Глаза не покраснели? — Всё просто чудесно, Ваше Величество! — заверила её принцесса. — Тогда пойдёмте и спасём хотя бы вашего мужа из лап гвиби! — заявила Байан-Хутуг, но, увидев, что девушка нерешительно медлит, добавила: — Смелее! Вам за небольшую провинность досталось полной мерой, а ей всё сходит с рук! Хотя это ужасно неприлично — разговаривать с чужим мужчиной, пусть и в присутствии свиты. Юн Ми не могла не признать её правоты — Ки Нян действительно вела себя непозволительно вызывающе и, прознай о таком Будашири, ей бы точно не поздоровилось. Но она очень опасалась реакции мужа на вмешательство в его дела, поэтому ужасно трусила. — Всё-таки не стоит, Ваше Величество… — неуверенно произнесла принцесса, но императрица, решительно приподняв пышные юбки, уже двигалась в сторону библиотеки. Девушке ничего не оставалось, как последовать за ней. — А вот и вы, брат, — пропела Байан-Хутуг, игнорируя поклон гвиби, — возвращаю вам вашу драгоценную супругу в целости и сохранности. — Благодарю, — поклонился Тал Тал, и Юн Ми, к своему огромному облегчению, не заметила его недовольства — мужчина был совершенно спокоен, но, когда он бросил на неё быстрый внимательный взгляд, впрочем, тоже не выражавший никаких эмоций, принцессе стало не по себе. — Ваше Высочество, — императрица повернулась к Ки Нян, — вам не кажется, что нам сейчас стоит оставить супругов одних? — Вы, безусловно, правы, Ваше Величество, — с лёгкой усмешкой в глазах согласилась гвиби.***
Принцесса ехала верхом, послушно следуя за мужем, но мысли её были далеко — она напряжённо обдумывала, как построить предстоящее им объяснение, подыскивала слова, которые помогут убедить супруга в том, что её ложь была совсем непреднамеренной. И в то же время девушка пыталась понять, чем вызвано его подчёркнуто вежливое с ней обращение — он помог ей сесть в седло, лично проверил упряжь её лошади, а при редких фразах, адресованных жене, стратег вновь перешёл на «вы» и неизменно именовал её «Ваше Высочество». Это настолько резко контрастировало как с тем, с каким теплом и заботой он вёл себя по отношению к ней, возвращаясь в Дайду, так и с его откровенной яростью и презрением, что Юн Ми в полной мере ощутила в тронном зале, поэтому она была совершенно сбита с толку и совсем не понимала, чем обусловлены эти перемены. Больше всего его поведение сейчас походило на то время, когда Тал Тал был её наставником и учителем, словно между ними не было ничего личного, и принцесса не могла решить, радоваться ей этим переменам или страшиться их. Безусловно, с корректным и спокойным супругом разговор обещал быть более простым и рациональным, но при этом было абсолютно ясно, что на его понимание и снисходительность рассчитывать, как минимум, глупо. Пытаясь разрешить эту загадку, девушка не сразу заметила, что они едут явно не во дворец регента, а когда наконец поняла, что он везёт её в тот же дом, в который она впервые попала после свадьбы, её захлестнули противоречивые чувства — Юн Ми одновременно и желала остаться с ним наедине, и безумно боялась этого. Конечно, ощущая поддержку Байана и Оэлун, она бы чувствовала себя гораздо увереннее, да и муж вёл бы себя куда более сдержанно в их присутствии. Но, очевидно, её мнение мужчину совершенно не интересовало, и ей лишь оставалось покорно следовать его решению. Въехав во двор, Тал Тал легко спрыгнул с лошади и подошёл к жене, приглашающе протянув к ней руки. Новое свидетельство столь благостного настроя отозвалось в принцессе ещё одним всплеском тревоги, но она и не думала гордо отказаться от его помощи. С сожалением отметив, что он моментально отстранился, едва поставив её на землю, девушке стало яснее ясного, что это отнюдь не свидетельство добрых чувств к ней, а лишь ни к чему не обязывающие правила приличия, которыми она за сегодня уже была сыта по горло. Но, подавив в себе и надежды, и горечь разочарования, последовала за ним в дом. На пороге их встречала Дин Сан, молча замершая в поклоне. — Всё готово? — спросил у неё генерал. — Ещё нет, господин военный советник, — доложила управляющая, — прошу простить, у нас было не так много времени, но ваш кабинет и спальни для вас и Её Высочества уже приведены в порядок. Завтра утром будет закончено и остальное. — Хорошо, — кивнул стратег, его такое положение вещей полностью устраивало. — Ужин подай в мои покои. И обязательно принеси чайник с кипятком. Не дожидаясь ответа, он распахнул дверь и сделал короткий приглашающий жест: — Прошу вас пройти со мной, Ваше Высочество. Беспокойство вновь кольнуло внутри, но Юн Ми, которую просто захлестнули не самые радостные воспоминания, едва она вновь очутилась здесь, постаралась собраться и не без трепета вошла в дом. Довольно быстро они добрались до кабинета Тал Тала, который действительно был тщательно прибран и даже как следует проветрен, ничто здесь не напоминало о недавнем запустении. — Располагайтесь, — генерал указал девушке на одно из стоящих у стола кресел, но сам, против её ожиданий, не сел рядом, а отошёл к шкафу и, открыв один из ящиков, стал пристально изучать его содержимое. — Послушайте, мой господин, — не выдержала принцесса этого тягостного молчания, — я хотела бы объяснить вам… — Нет нужды, — спокойно ответил он, даже не повернувшись. — Гвиби мне уже поведала — Его Величество был далеко не в восторге от перспективы породниться с Ван Ю, но вы убедили брата, что это именно то, чего вы искренне желаете. И, если вы намеревались мне сообщить, что это было исключительно с целью помочь народу Корё — можете не утруждаться, я всё знаю. Девушка едва не задохнулась от возмущения — по факту, он изложил всё верно, но в его устах это звучало так сухо и формально, что нечего было и надеяться на понимание, ей и самой сейчас вся эта идея казалась глупой, сумасбродной и совершенно ребяческой, она бы не задумываясь отдала всё, что имела, лишь бы вернуться в тот день, когда получила предложение короля и ответить на него отказом. Но прошлое изменить было невозможно, и это бесконечно убивало Юн Ми, заставляя глубоко раскаиваться в решениях, которые ещё недавно казались ей единственно правильными. Возвращение в её жизнь любимого мужчины перевернуло всё с ног на голову, она готова была отказаться от всего, что ей было дорого — от любых привязанностей, своих убеждений, даже от так желанной ей прежде свободы, — всё это сейчас не имело ни малейшего значения, девушка мечтала лишь об одном — вновь увидеть в его взгляде теплоту и нежность, ощутить бережное прикосновение сильных рук, услышать это сладкое «я тебе верю». Однако, судя по тому, что она почти физически ощущала холод, исходящий от супруга, её надеждам было не суждено сбыться. Наконец, по-видимому, стратег нашёл то, что искал и вернулся к столу, положив перед женой небольшой бумажный свёрток, вполовину меньше её ладони. — Я уверен, Ваше Высочество, что вы очень устали, — несмотря на вежливость слов, в его голосе не было слышно ни заботы, ни сочувствия, — но всё же я прошу вас меня выслушать. Принцесса едва успела кивнуть, как раздался стук в дверь и, услышав разрешение, в комнату вошла Дин Сан с полным подносом, уставленным пиалами. Время, в течение которого служанка накрывала на стол, показалось девушке вечностью. Она сгорала от нетерпения услышать, что муж собирался ей сообщить. Против её ожиданий, он вёл себя хоть и подчёркнуто отстранённо, но при этом предельно корректно, и у Юн Ми было смутное чувство, что мужчина явно собирается обратиться к ней с какой-то важной для него просьбой, и именно это заставило его погасить ещё недавно бушевавший в нём пожар ярости, но в чём она могла заключаться — у неё не было ни малейшей идеи. Мысленно поклявшись себе, что во что бы то ни стало на этот раз его не разочарует и будет себя вести как послушная воле супруга женщина, она с трудом дождалась, когда Дин Сан закончит и оставит их наконец одних. — Говорите! — поторопила мужа принцесса, едва за управляющей закрылась дверь. — Положение, в котором мы с вами оказались, крайне неприятное в своей двусмысленности, — ровно произнёс Тал Тал, наливая в плошку кипяток и высыпая в неё содержимое свёртка, что оказалось каким-то странным порошком цвета молотой корицы. — В ваших силах остановить это. — Что вы имеете в виду? — Юн Ми решительно не могла взять в толк, чего он от неё хочет, она лишь пристально следила, как мужчина тщательно размешивал маленькой ложкой порошок, который быстро растворялся в воде, окрашивая её в насыщенный коричневый цвет. — Выпейте, — стратег протянул ей чашу. — Это волчеягодник — вам он не повредит. — Волчеягодник? — вот в чём принцесса совершенно не разбиралась, так это в травах, тем не менее, она была почти уверена, что где-то слышала это название. — А для чего он? Тал Тал мог бы прочесть ей целую лекцию о свойствах этого растения и, умолчав о самом главном, обманом заставить принять лекарство, воспользовавшись неведением девушки. Но, будучи заинтересованным не только в конечном результате, но и в её добровольном согласии, в котором видел дополнительное свидетельство верности, в чём она так исступлённо клялась ему, решил сказать правду. — Он помогает предотвратить нежелательные последствия… — с досадой заметив, что в глазах супруги не мелькнуло и тени понимания, стратег дополнил: — Не даёт зачать дитя. — Что?! — Юн Ми не верила своим ушам — как он мог так далеко зайти в своей изощрённой жестокости, безжалостно растоптав её заветную мечту, об исполнении которой она беспрестанно умоляла Будду последние дни? — Вы хотите убить нашего малыша?! — Это не малыш, — раздражённо отрезал генерал. — Всего лишь потенциально возможный плод. Не стоит устраивать драму, я дам вам другого ребёнка спустя время. Когда никто не посмеет усомниться в моём отцовстве. «В том числе и я сам», — подумал Тал Тал, который уже не верил ничему, сказанному женой, но очень предусмотрительно промолчал, не желая ещё больше накалять обстановку. — Пейте! — властно приказал он, почти силой вкладывая пиалу в дрожащие руки. Принцесса, буквально раздавленная этим непререкаемым тоном и беспощадностью его требования, поднесла смертоносный напиток к губам, не замечая, как горькие слёзы её рухнувшего в одночасье мира стекают по щекам, капая прямо в чашу.