***
Руки тряслись так, что жидкость в чаше едва не выплёскивалась, грозя обжечь тонкие пальцы. Почти не видя ничего за пеленой слёз, Юн Ми лишь чувствовала жар, исходящий от напитка, она осторожно отставила пиалу в сторону и отвернулась, незаметно для мужа вытирая глаза и делая несколько глубоких вдохов, чтобы хоть немного взять себя в руки и привести резонные доводы, дабы остановить его в этом сумасбродстве. Ей было совершенно понятно, что истерикой супруга никак не заставить сменить гнев на милость, а вот апеллируя к рациональному, можно было попытаться. Каким-то чудом подавив в себе бившие через край эмоции, принцесса вновь развернулась к столу и тут же наткнулась на режущий холодом вопросительный взгляд тёмных глаз. — Очень горячо, — пояснила она, стараясь, чтобы голос звучал естественно и непринуждённо, что, по понятным причинам, удалось ей так себе — девушка всей кожей ощутила недоверие мужа, поэтому быстро добавила: — Если вы настаиваете, мой господин, я выпью. Только пусть немного остынет. Тал Тал колебался — такая скорая перемена казалась ему подозрительной, но, решив не нагнетать обстановку ещё больше, сдержанно кивнул и, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза. Он безумно устал, и дело было не только в физическом истощении после долгой дороги, ведь даже последние ночи стратег только дремал, не в силах себя заставить отойти от шатра жены и основательно устроиться на отдых. Любой ценой он готов был охранять её покой, совершенно не обращая внимания на откровенно насмешливые взгляды, что бросал на него не только Ван Ю, но и некоторые приближённые короля. Впрочем, о том, что в этом бдении была не только забота о безопасности девушки, но и изрядная доля ревности, генерал предпочитал не думать. Куда важнее для него было полное эмоциональное опустошение, испытав настолько широкий спектр чувств за столь короткое время, он сейчас еле находил в себе душевные силы, чтобы держать лицо и вести такой тягостный, да и к тому же достаточно бессмысленный, в силу его очевидности, диалог. Больше всего на свете ему сейчас хотелось остаться в одиночестве, завалиться в кровать и проспать хотя бы сутки, не видя снов. Но он не позволял себе распускаться, лишь допустил краткую передышку, которая была совершенно немилосердно прервана. — Мой господин, — робко начала принцесса, — если уж мы всё равно просто ждём, позвольте мне объяснить… — Разве я изложил что-то неверно? — с сожалением открывая глаза, спросил Тал Тал. — Вы перечислили факты, — упрямо возразила Юн Ми, намереваясь во что бы то ни стало переубедить супруга, — а мной двигали эмоции, желание уберечь несчастных от несправедливой рабской участи… — Тогда позвольте уточнить, — перебил её генерал, у него действительно был вопрос, который не давал ему покоя, и он не преминул его задать. — С чего вдруг вас так озаботила судьба корёсцев? Девушка ошеломлённо молчала, растерявшись, она лихорадочно подыскивала слова, чтобы объяснить то, что ей было совершенно ясно, но, судя по всему, для её мужа это было совсем неочевидно. — Я не знаю, сопровождали ли вы когда-нибудь рабские караваны, — наконец заговорила Юн Ми, не замечая, как в голосе зазвенели слёзы от болезненных воспоминаний, но, увидев утверждающий кивок стратега, едва не вспылила: — Тогда как вы можете спрашивать?! Там же женщины, дети! Большинство из них обречены ещё до начала пути, они смертельно ранены тоской по своей семье, а в дороге их ждёт лишь голод и кнут! И всё это ради того, чтобы во дворце появилось несколько новых служанок? — Впечатлён, — коротко бросил Тал Тал, — но это чужой народ. Я бы понял верность своему клану, императору, монголам. Но не верность Корё. — Даже… — принцессу переполняло возмущение, но она справилась с собой и проглотила уже рвавшийся с языка эпитет «ваша любимая», заменив его куда более уместным титулом: — …Ее Высочество Ки печётся о благе Корё, что не мешает ей быть гвиби императора Юань! Стратег помрачнел: более неудачного примера девушка не могла и придумать, даже если бы очень сильно старалась. Слишком хорошо он знал, что было причиной заботы Ки Нян о своей родине, и дело тут было далеко не просто в происхождении, ему было прекрасно известно, что нынешняя гвиби была возлюбленной Ван Ю, и готов был поклясться, отношения между ними были весьма тесными, куда ближе, чем позволяли приличия. Естественно, чтобы отстаивать интересы любимого мужчины, она была готова на всё, и у Тал Тала сердце замирало до боли, что те же мотивы на самом деле двигали и принцессой, ведь куда логичнее было предположить, что именно заинтересованность в благосклонности короля лежала в основе её стремления защитить его народ, чем абсолютно необоснованная симпатия к каким-то жалким корёсцам. Для него лично жизнь держалась на трёх китах: свой род, своя страна, свой народ; других ценностей в его системе мироустройства просто не существовало. Отметив, как лицо мужа ещё больше посуровело, Юн Ми предприняла ещё одну попытку до него достучаться и сказала так мягко, как только могла: — Вы же не жестокий человек, мой господин, и хорошо понимаете, что они тоже люди, со своими чувствами, надеждами, мечтами… Это просто бесчеловечно так рушить жизни… — Хватит. Они — народ покорённой страны и такова их судьба, — отрезал генерал и выразительно указал глазами на напиток. — Настой уже давно остыл. До глубины души поражённая его чёрствостью и равнодушием, девушка едва удержалась от прямого оскорбления, мозг судорожно искал решение, перебирая самые невероятные варианты — случайно выронить чашу, швырнуть её прямо в это холодное лицо, наотрез отказаться пить, — но все они ей самой казались до безумия жалкими и глупыми, переупрямить его в открытом противостоянии у неё просто не было шанса, поэтому Юн Ми, внутренне содрогаясь от страха, что внушал сейчас ей этот человек, заставила себя встать, подойти к мужу и присесть около него, умоляюще глядя прямо в глаза: — Я прошу вас, мой господин, — её ладонь аккуратно накрыла его руку, и на мгновение принцесса почувствовала, как напряглись сильные мускулы от этого лёгкого прикосновения. — Если вы считаете, что я виновна перед вами, накажите меня! Отправьте в монастырь отмаливать мой грех, велите умолять вас на коленях о прощении, что угодно! Только не лишайте шанса подарить вам сына! Поверьте мне в самый последний раз! И я больше никогда вас не разочарую! Девушка совершенно не осознавала, что чем дольше она упорствовала, тем больше Тал Тал уверялся в своих подозрениях, ибо если бы он был отцом — к чему всё это упрямство, ведь пообещал же ей ребёнка чуть позже! Подавив поднимающееся в душе раздражение, он тихо, но твёрдо произнёс: — Выпейте, и, клянусь Буддой, мы навсегда забудем об этом. Понимая, что все её надежды рухнули, Юн Ми едва не застонала от горя, стиснувшего в безжалостной хватке рвавшееся на части сердце. Резко выдохнув, чтобы расслабить скованное судорогой горло, она сделала крохотный глоток настоя, желая себе захлебнуться им до смерти, раз уж не удалось уклониться от неизбежного. На удивление, напиток оказался совсем не противным, травяным и лишь слегка горьковатым, странно было другое — девушке определённо был знаком этот вкус, но откуда? Когда она могла пить такое страшное лекарство и с какой целью? Внезапно в голове возникло воспоминание: «Пейте!» — те же самые руки протянули ей чашу, и она покорно проглотила содержимое. — Подождите, — принцесса подняла глаза на мужа, в её взгляде были недоумение, подозрение и искорки начинавшего находить выход так долго сдерживаемого гнева, — вы уже давали мне такой отвар… — Да, — кивнул Тал Тал, решивший навсегда покончить с недомолвками и ложью, что несокрушимой стеной стояли между ними, и он совсем не собирался добавлять в эту кладку новый кирпич. — Вы пили его после того… происшествия с Тан Киши. У Юн Ми просто не было слов, мысли метались в голове с такой скоростью, что казалось череп сейчас треснет под их напором и расколется надвое. — Значит, вы считали, что я… — она старалась подобрать пристойное выражение, но выходило у неё из рук вон плохо: презрение и овладевшая ей ярость были сейчас прескверными помощниками. Генерал немного поколебался, в его планы столь явно обнажать свои былые чувства к супруге совершенно не входило, но всё же, вспомнив о данном самому себе обещании не скрывать от неё больше правду, вновь кивнул и отвёл глаза, страшась прочесть во взгляде жены торжество и самодовольство, когда она поймёт, как безнадёжно глубоко он попался в плен её чар. Но, против его ожиданий, лицо девушки исказила гримаса отвращения, которое, как она ни пыталась сдержаться, прорвалось горечью разочарования: — Вот как… Получается, я для вас с самого начала была осквернённой и грязной… Теперь понятно, почему и я, и наш брак вам настолько ненавистны! Стратег, вскинув на неё изумлённый взор, едва не открыл рот от категорического несовпадения собственных представлений и её настоящей реакции. Он мысленно готовился услышать если не благодарность за свою снисходительность и нежелание расставаться с ней, несмотря на безмерно уязвлённую мужскую гордость, то хотя бы смирение и принятие доказательств силы его чувств. Но нет, принцесса явно была просто в бешенстве, она вскочила на ноги и, с громким стуком опустив чашу на стол, уставилась на супруга горящим ненавистью взором. — А вы не думали, что не только мужчины обладают понятиями о чести и достоинстве? — во всегда нежном и кротком голосе Юн Ми сейчас отчётливо проступал холодный металл, каждым словом разящий не хуже боевого клинка. — Если бы господин Тан Киши действительно сделал то, что вы себе вообразили, разве я имела право после такого смотреть вам в глаза? Оставаться вашей женой, не сохранив верность? Да я бы сама наложила на себя руки, только бы избавить вас от такого унижения! — Заметьте, я не требую от вас таких жертв, — холодно ответил Тал Тал, ничем не выдавая, сколь был тронут таким признанием. — Просто выпейте и закончим на этом. — Закончим? — девушка зло, но в то же время горько усмехнулась. — Это никогда не закончится! Тогда вы решили, что я отдалась этому мерзавцу Тан Киши! Сейчас — королю! Что будет дальше?! Вы заподозрите, что ко мне ваш офицер подошёл ближе допустимого? Или ваш дядя? Губы стратега сами собой сжались в тонкую полоску, он с трудом заставлял себя сохранять спокойствие, принцесса всегда обладала потрясающей способностью выводить его из себя, но сейчас размышлять о причинах этого было совершенно лишним. — Не выставляйте меня безумным ревнивцем, — тихо произнёс генерал, хотя больше всего ему хотелось сейчас заорать и силой заставить жену подчиниться. — И тогда, и теперь — я лишь хочу защитить вас. «И себя», — мысленно добавил он. — И убить! Извольте уж называть всё своими именами! — Юн Ми почти не понимала, что говорит, но остановиться просто не могла, осознание, насколько испорченной и гадкой видел её всегда прежде любимый мужчина, истязало разум и душу таким позором и отвращением и к самой себе, и к супругу, посмевшему усомниться в её чести. Одна мимолётная мысль о том, что она чуть ли не с первой брачной ночи была для него падшей женщиной, подарившей невинность какому-то негодяю, лишала принцессу рассудка и заставляла буквально выкрикивать те чувства, что так долго томились внутри: — Убить нерожденное дитя, вся вина которого лишь в том, что его мать — наивная дура, посмевшая мечтать о том, чтобы прекратить страдания простых людей, а отец — похотливый подонок, не сумевший справиться со своими низменными желаниями! И знаете, что? Я выпью! Стратег не успел и глазом моргнуть, как девушка схватила плошку и в несколько больших глотков осушила её. — Вы приняли верное решение, Ваше Высочество, — ровно сказал Тал Тал, у которого от сердца отлегло, что, несмотря на всю устроенную ей сцену, в жене ещё осталась хоть капля здравого смысла. — Так будет лучше для всех. — Не обольщайтесь! Не желаю иметь с вами ничего общего, а уж тем более — продолжать ваш род! — в бессильной ярости выпалила принцесса, которая сейчас ненавидела супруга всей душой. — Кощунством было бы дать прийти в этот мир ребёнку, который, не приведи Будда, станет таким же бессердечным, холодным и жестоким монстром, как его отец! Задыхаясь от клокотавших в растерзанной душе рыданий, Юн Ми, разумеется, не заметила, как на мгновение дрогнуло лицо стратега, будто от внезапного удара. Она почти физически ощущала, как яд распространяется по телу, злобно атакуя невинное маленькое существо внутри неё, и это чувство убивало куда вернее, чем если бы муж пырнул её кинжалом. Не зная, как ещё выразить свою боль и безумное отчаяние, девушка замахнулась, желая хоть немного выместить зло на виновнике всех её бед, но Тал Тал легко перехватил её руку и чуть сильнее, чем было необходимо, сжал тонкое запястье. — Не играйте с огнём, Ваше Высочество, — тихо посоветовал он, сдерживая свой гнев из последних сил. — Жду вас завтра в это же время. Надо будет принять следующую дозу.***
Конечно, ни о каком многочасовом сне и речи быть не могло — у стратега и так было ощущение какой-то странной реальности, всё вокруг вроде было знакомым, но при этом неуловимо изменившимся, он словно блуждал в кромешной темноте по хорошо знакомому дому, и это чувство ему категорически не нравилось. Необходимо было вникнуть, что здесь вообще происходило за время его отсутствия и какова текущая расстановка сил, поэтому генерал встал на рассвете, быстро привёл себя в порядок, надел хоть и давно неношеный, но такой привычный для него комплект чёрных доспехов, и в сопровождении Му Чжина направился во дворец. Он решил начать с ознакомления с декретами государя, принятыми за последний год, и не было для этой цели человека более подходящего, чем советник Чжан, который хоть и не пришёл в восторг от раннего визитёра, но всё же не осмелился возразить зятю императора и проводил его в небольшой архив при дворцовом секретариате, где как раз и хранились нужные тому документы. Оставшись один, Тал Тал ощутил забытое чувство восторга, что всегда охватывало его при изучении текстов, погрузившись в весьма пыльные свитки, которые он разворачивал один за другим, пробегал глазами и, также бережно свернув, откладывал в сторону, стратег с радостью подмечал все мельчайшие секреты, что безмолвные хранители истории раскрывали ему, словно не в силах больше беречь свои тайны. Начал он с военных указов, декретов в провинции о поставке оружия и продовольствия, отчётов от командующих армиями, — все эти документы вселили в него беспокойство, как генерал и ожидал, военная кампания дяди медленно, но уверенно проваливалась. Нужды войск всё росли, людские потери были весьма значительны, а вражеских территорий и трофеев захватывалось куда меньше, чем в начале войны. «Пора прекращать это безумие, пока ситуация не стала ещё хуже, — думал Тал Тал, но у него не было ни одной идеи, как осуществить это намерение, по всему выходило, что император целиком и полностью согласен с политикой регента, так что переубедить их обоих было не самой простой задачей. — Нужно будет обсудить это с гвиби, наверняка ей эта война по-прежнему поперёк горла…» Вспомнив о Ки Нян, стратег потянулся к другой груде свитков, в них содержались сведения о назначениях на государственные должности самых разных уровней: от низших чиновников до наместников. Встречая знакомые имена, он довольно легко различал то руку дяди, то влияние гвиби, определённо, эти двое всё ещё непримиримо враждовали друг с другом, прикладывая огромное количество усилий, чтобы перетянуть на свою сторону как можно больше сторонников. Внезапно внимание Тал Тала привлекло незнакомое имя — некому Сон Чоку была пожалована должность наместника Юннань «взамен таинственно исчезнувшего господина О». Генерал нахмурился — он ни на мгновение не верил в то, что ярый сторонник Ки Нян, всегда ей верный и преданный, мог просто пропасть ни с того, ни с сего. Поразмыслив, мужчина направился к стеллажу, где хранились судебные записи, и довольно быстро отыскал там протокол дознания. Бегло просмотрев его, он с удивлением обнаружил не только имя канцлера среди основных подозреваемых, но и собственной супруги, как главного свидетеля невиновности обвиняемого. Это уже не лезло ни в какие ворота, и стратег твёрдо решил потребовать у дяди объяснений, какого дьявола тому пришла в голову идея впутывать юную девушку в столь опасные политические интриги. Не успел он вернуть свиток на полку, как в архив, словно отвечая его чаяниям, почти вбежал обозлённый донельзя Байан. — Тал Тал! — гаркнул он и, схватив племянника за доспех, притянул к себе. — Ты что творишь?! — Не понимаю, о чём вы, дядя, — ответил генерал, прямо глядя в разъярённые глаза регента, но даже не попытался высвободиться. — Не понимаешь, мерзавец? — канцлер зло сощурился. — Кто выпросил у Его Величества пустить обратно корёских торговцев? Я столько сил положил, чтобы выкорчевать это отродье из Юань! А ты враз всё испортил! — Этот ход был ошибкой, — спокойно объяснил стратег, замечая, как Байан крепче стиснул ножны своего меча. — Если бы так продолжалось и дальше, в скором времени рынок потерпел бы окончательный крах. — Глупец! — припечатал регент, он из последних сил старался не выхватить клинок, поэтому ещё сильнее вцепился побелевшими пальцами в доспех воспитанника. — Они как назойливые кровососы пьют кровь нашего народа! И теперь, благодаря тебе, продолжат разорять простых юаньцев! Для Тал Тала такие умозаключения были настолько очевидной глупостью, что он едва удержался, чтобы не прочесть дяде лекцию о базовых основах экономики, ограничившись лишь коротким: — Открытая конкуренция пойдёт на благо империи, в отличие от тайной контрабанды, что сейчас процветает. Канцлер не верил ни своим глазам, ни ушам — чуть ли не впервые племянник вступил с ним в открытый конфликт, вместо того, чтобы, как и было положено, скромно опустить глаза и признать свою вину. — Ты у джалаиридов совсем умом повредился? — прошипел Байан сквозь зубы и ощутимо тряхнул его. — Не смей идти против моей воли! — В этом вопросе я не отступлюсь, — тихо, но уверенно произнёс стратег, он и сам не понимал, откуда в нём пробудилась эта смелость возражать дяде, но молча смотреть на то, как тот ведёт страну к гибели, просто не мог. — Мальчишка! — регент в ярости сплюнул. — Не думал, что буду настолько тобой разочарован! Одним махом ты перечеркнул долгие месяцы моих усилий! Что теперь прикажешь делать?! — Сейчас необходимо урезать поставки на военные нужды, — как ни в чём не бывало начал перечислять генерал, — сосредоточиться на внутреннем рынке, установить единые цены на продовольствие, прежде всего — на рис… — Тал Тал, ты обалдел? — у канцлера аж глаза округлились от дерзких планов племянника, изумление было настолько велико, что он даже отпустил его. — Даже дураку понятно, что самое время поддержать армию! Переломить ход войны, воодушевить воинов не только провизией, но и новым вооружением, а главное — достаточным количеством пороха! Стратег едва заставил себя промолчать — всё-таки уважение к старшему крепко въелось в его плоть и кровь и не так-то просто было одним махом вытравить старые привычки. — Вот чем надо заняться в первую очередь! — назидательно сказал Байан, явно довольный, что неуместный бунт воспитанника подавлен. — А ты тут бездарно тратишь время на какие-то никому ненужные пыльные свитки! — Да, дядя, — принудил себя поклониться генерал. — Кстати, о свитках… Могу я вас спросить, что стряслось с наместником О? Регент похолодел от ужаса — к этому вопросу он был совсем не готов, признаться, он даже забыл уже давно об этом убийстве, и сейчас не знал, что сказать. Его растерянность отнюдь не укрылась от внимательных глаз племянника, что продолжал испытующе смотреть старшему прямо в лицо. — Один Будда знает, — наконец нарочито небрежно пожал плечами канцлер, решившись не открывать правду от греха подальше. — Исчез, как в воду канул… — А Её Высочество?.. — начал было стратег, но его тут же перебили. — Её Высочество и пальцем не тронь! — Байан не мог не заступиться за девушку, он отлично понимал, что его воспитанник точно не одобрит лжесвидетельства супруги. — Она сказала, как было, вот и всё. — Но… Договорить ему вновь не дали. — Никаких «но»! — рявкнул Байан, чувствовавший себя сейчас явно не в своей тарелке и пытающийся это скрыть привычным командным тоном, неуклюже переводя тему разговора. — Между прочим, я заезжал к тебе и видел Её Высочество — меньше всего она похожа на счастливую жену. Ты, конечно, молодец, что держишься, но будь с ней помягче, прояви внимание и всё такое. — Да, дядя, — склонил голову Тал Тал, вовремя заменив этим вежливым ответом весьма недипломатичное пожелание не лезть не в своё дело. — Вы правы. — Вот-вот, — радостно закивал канцлер, довольный, что так ловко закрыл вопрос о судьбе наместника О, и, желая чтобы племянник окончательно повернул свои мысли в иное русло, добавил: — Что-нибудь приятное ей скажи, платье похвали или прическу… Женщины это любят. Генерал едва сдержался, чтобы не фыркнуть презрительно в ответ — чем-чем, а такой бесполезной ерундой он заниматься совсем не собирался, но дяде об этом знать было совершенно необязательно. — Или подарок какой сделай, — продолжал разглагольствовать регент, в конце концов, политика политикой, но счастье племянника и девушки, что он искренне считал дочерью, тоже было для него не пустым звуком, — спроси, что лучше, у сестры или матери. Стратег терпеть не мог, когда кто-то, даже и сам дядя, которому он был обязан всем, так беспардонно лез к нему с советами. Он искренне полагал, что вполне способен разобраться в своей личной жизни самостоятельно, поэтому произнёс с мстительным удовольствием, не столько желая добиться от старшего правды, сколько стремясь остановить поток наставлений: — Если позволите, дядя, у меня есть несколько соображений об исчезновении наместника О… — Будда, совсем я тут с тобой счёт времени потерял! — снова перебил племянника Байан, считая за благо сейчас убраться подальше от этого цепкого взора почти чёрных глаз. — Меня Его Величество наверняка уже заждался! И, не дожидаясь поклона от младшего, канцлер спешно покинул архив, не заметив, как подозрение во взгляде генерала сменилось уверенностью.***
Несколько дней спустя. Тал Тал сидел за столом, внимательно просматривая предпоследнюю учётную книгу из тех, что ему доставили по приказу Ки Нян. Он наотрез отказался от даже просто поговорить с гвиби, не то, что заключать с ней союз, пока не изучит все, в том числе и её личные, финансовые записи. Судя по тому, как быстро после этого заявления евнух Пак притащил в его кабинет огромную стопку томов, каждый из которых был аккуратно подписан соответствующими датами, любимая жена императора намерена была продемонстрировать ему доверие и полную прозрачность своих доходов и расходов. Генерал не был наивным и хорошо понимал, что при желании утаить от него информацию о каких-либо сделках не составило бы для неё труда, просто вырвав компрометирующие листы или переписав книгу. Но то, с какой готовностью Ки Нян откликнулась на его условие, вызывало в нём невольное уважение. Собственно, ничего принципиально нового он пока не узнал, гвиби вела дела как всегда осторожно, стараясь не привлекать излишнего внимания. Иногда он отмечал особенно крупные приходы и расходы, но их источник или назначение всегда были скрупулёзно расписаны. Стратег даже усмехнулся, когда понял, как ловко эта женщина нашла способ делать деньги, явно сговорившись с наместниками продавать необходимые составляющие пороха, так нужные империи. Правда, за последние полгода таких поступлений не было, и он добавил в собственный план действий дополнительный пункт, который требовал непременного объяснения от гвиби. Также Тал Тал собирался и встретиться с канцлером, но тот, по не очень понятным причинам, его откровенно избегал. Впрочем, пока это полностью соответствовало планам генерала — он хотел сперва изучить беспристрастные источники, получить факты, и лишь потом вступать в личные беседы, в ходе которых, вполне естественно, можно было помимо правдивой информации получить и немало лжи. Стратег не доверял никому — ни дяде, ни Ки Нян, и был намерен приложить все усилия, чтобы ни один из них его не одурачил. Поэтому он фактически заперся в своём кабинете, лишь иногда отправляя Му Чжина к советнику Чжану или гвиби, если ощущал необходимость ознакомиться с ещё каким-то документом. Конечно, хорошо было бы затребовать и личные книги регента, но Тал Тала в этом желании остановили сразу две причины — во-первых, было кристально ясно, что дядя от такого требования неизменно придёт в ярость, а во-вторых, дела сам Байан вёл ужасно небрежно, кому как ни его племяннику было знать об этом. Так что в этом хаосе нечего было и надеяться найти что-то путное. — Позволите, господин военный советник? — голос Дин Сан прервал размышления генерала, с сожалением он отложил книгу в сторону. — Входи, — разрешил мужчина, только сейчас обратив внимание, что уже совсем стемнело и давно нужно было зажечь больше свечей, он слишком увлёкся, погрузившись в понятный ему мир бесстрастных цифр, которые постепенно проясняли для него всё происходившее в Юань за время его отсутствия. Поставив перед ним пиалу с кипятком, управляющая, поклонившись, вышла. Едва за ней закрылась дверь, стратег достал загодя заготовленный свёрток и осторожно высыпал его содержимое в чашу. Уже несколько дней принцесса послушно принимала из его рук отвар волчеягодника, и теперь настало время солодкового корня. Его крупные куски куда медленнее окрашивали воду, придавая ей невыразительный желтоватый оттенок. Впрочем, до традиционного визита жены ещё оставалось достаточно времени, поэтому Тал Тал совершенно не волновался — снадобье успеет завариться как следует. А вот мысли о супруге у него вызывали искреннюю тревогу, он каким-то невероятным образом чувствовал, что что-то идёт не так, но что именно — сам не мог понять и сформулировать. За эти дни жена не удостоила его даже единым словом — девушка лишь в назначенное время появлялась у него в кабинете, молча выпивала напиток и исчезала до следующего вечера. Эта сдержанность, которая поначалу казалась ему благословением, после устроенного ей скандала в тот памятный вечер, сейчас превратилась в настоящее проклятие — генерал бы дорого дал за то, чтобы и прочесть её мысли, и дать заглянуть в свои, но принцесса не оставляла ему ни малейшего шанса, в её глазах словно навсегда застыло безразличие, как он ни старался, ему не удавалось заметить в них ни боли, ни понимания, там была лишь разочаровывающая пустота. И, чем больше времени проходило, тем сложнее ему было решиться завести с женой разговор, слова будто не желали складываться в предложения, а голос и губы отказывались повиноваться хозяину. Минуты текли медленно, но, когда раздался молчаливый стук в дверь, стратег уже знал, что это именно она — он быстро научился безошибочно распознавать звук её шагов и даже, казалось, умудрялся на таком значительном расстоянии почувствовать запах знакомых духов. — Входите, Ваше Высочество, — дозволил Тал Тал, ничем не выдавая своего раздражения от её упрямого безмолвия. Юн Ми, одарив мужа обязательным, но совершенно равнодушным поклоном, приблизилась к столу и, ничем не выдавая своего удивления, что настой на сей раз был иным, спокойно выпила его и уже направилась к двери, чтобы покинуть кабинет. — Подождите, — внезапно для самого себя окликнул её генерал. Девушка замерла на середине шага, но даже не подумала повернуться к мужу, как предписывали все правила вежливости и этикета. «Болван, — выругался про себя стратег, — кто тебя только за язык тянул?» Но отступать уже было как-то несолидно, поэтому, желая потянуть время и придумать достаточно нейтральную тему для беседы, чтобы хоть немного смягчить их натянутые отношения, он сам подошёл к супруге и, пристально глядя ей в глаза, задал вопрос, который, если бы мужчина знал больше, никогда бы не сорвался с его губ: — Что вам известно о судьбе наместника О? Принцесса лишь отстранённо пожала плечами, в её взгляде не шелохнулось ни малейшего беспокойства. — Пусть так, — против воли стратег ощутил, как закипает, он был настолько уверен, что жена дрогнет, расскажет о дознании, вещи, в принципе, достаточно невинной, хоть и весьма неприятной, что сейчас чувствовал себя полным дураком, опять обманувшимся в своих ожиданиях. — В любом случае, я настоятельно прошу вас больше не вмешиваться ни в какие политические или судебные дела. — Как прикажете, мой господин, — внезапно заговорила она, и Тал Тал едва успел сдержать безмерное удивление от такой резкой перемены её поведения, в нём на миг затеплилась робкая надежда, что лёд между ними сломлен, но следующие же слова жены обожгли его, как пощёчина: — Я и пальцем не пошевелю, чтобы спасти вас от виселицы. — Держите себя в руках, Ваше Высочество, — генералу удалось подавить в себе гнев, лишь чуть сузившиеся глаза да более резко обозначившиеся скулы выдавали, что он по-настоящему взбешён. — А то — что? — чуть насмешливо спросила Юн Ми, полоснув его ядовитым взглядом. — Разведётесь со мной? Сошлёте в монастырь? Посадите под домашний арест? Давайте! Я молю Будду о милости никогда в жизни вас больше не видеть! Выпалив это, девушка почти бегом покинула кабинет.***
Глубокой ночью, когда весь дом давно уже уснул и вокруг стояла полная тишина, Тал Тал закрыл последнюю книгу из личного архива Ки Нян. С этой стороны ему теперь было всё ясно — гвиби уверенно копила силы, явно собираясь в нужный момент выступить против регента, а может, и возвести на трон своего сына. Оставалось узнать планы канцлера, впрочем, генерал был почти абсолютно уверен, что тот действовал аналогичным образом. Возможно, менее изящно, но, на уровне здравого смысла, никак иначе и быть не могло. Ему и в голову не приходило доложить дяде о действиях Ки Нян или наоборот — поведать гвиби о ходах Байана, он просто хотел обладать всей полнотой информации, не собираясь использовать её к выгоде ни одной из сторон. Для него истинным удовольствием было само знание, а никак не возможность возвыситься за счёт него или уничтожить им противника. Крайне довольный проделанной работой, стратег погасил в кабинете свечи и направился по тускло освещённым коридорам к себе в спальню. Проходя мимо двери, что вела в покои его супруги, он слегка замедлил шаг, ощутив, как кольнуло в груди смутное беспокойство. На мгновение мужчину охватило безрассудное желание войти к ней, просто убедиться, что с девушкой всё в порядке и она спокойно спит, но он тут же счёл это полным безумием, нарываться на новый поток язвительных оскорблений ему совершенно не хотелось. Поэтому Тал Тал просто прошёл к себе, скинул халат и улёгся в кровать с твёрдым намерением немедленно заснуть. Это ему почти удалось, но не успел он толком задремать, как до него донёсся странный шум — звон разбитого стекла, тихий сдавленный стон и глухой стук падения тела. Сознание, находившееся в полусне, отреагировало не сразу, но, когда он понял, что разбудившие его звуки доносились из соседней комнаты, генерал немедленно вскочил и со всех ног бросился в спальню жены. Распахнув дверь, он на миг замер на пороге, не в силах поверить, что открывшийся его глазам ужас реален. Почему-то в покоях горели несколько свечей, и ничто не мешало ему видеть всю жуть происходящего. Кровь, лужи и реки крови, казалось, были везде — белоснежное постельное бельё сейчас было скорее бордовым, по ещё недавно нежно-персиковому ковру тянулся багровый след к центру комнаты, где и лежала принцесса. Белые юбки её ночного платья на глазах становились алыми, явно быстро окрашиваясь кровью, которой было столько, что даже многослойная ткань не успевала впитывать её. Мелкие осколки вазы, разлетевшиеся почти в прах, выронив из своих объятий прежде белые, Тал Тал был готов в этом поклясться, хоть и не знал их названия, цветы, что сейчас тоже стремительно напивались кровью, их бутоны, волей случая упавшие в одну из многочисленных кровавых луж, наливались багрянцем. Да и сам воздух здесь словно набух этим невыносимо терпким ароматом и загустел, мешая сделать вдох полной грудью. Едва справившись с оторопью, охватившей его на несколько мгновений, стратег подлетел к жене и осторожно подхватил её на руки, машинально отметив, что она смертельно бледна, а лоб покрыт выступившей испариной. — Не надо, — еле слышно пролепетала Юн Ми, закусив губу, чтобы подавить болезненный стон, — позовите Мин Хи… Не обратив никакого внимания на её слова, Тал Тал отнёс супругу к кровати и аккуратно уложил на окровавленное ложе, что сейчас больше напоминало алтарь после особо жуткого жертвоприношения. — Пожалуйста, успокойтесь, Ваше Высочество, — прилагая все усилия, чтобы голос звучал уверенно, но вместе с тем мягко, сказал он. — Если позволите, я посмотрю… Генерал протянул слегка дрожавшую от пережитого потрясения руку, намереваясь хотя бы убедиться, что кровотечение остановилось и жизни девушки ничего не угрожает. — Нет! — что есть силы выкрикнула Юн Ми, резко сев в постели и вцепляясь в платье так отчаянно, будто от него сейчас зависела её судьба. Но тут же лицо принцессы скривилось мукой, и она еле слышно выдохнула: — Уберите от меня свои грязные руки! Это вы! Вы во всём виноваты! Стратег промолчал. Что он мог ей ответить? Что никак не ожидал такого кошмара? Что думал, что всё обойдётся куда меньшей кровью и в прямом, и в переносном смысле? Никакого толка от его оправданий сейчас не было, и мужчина, заставив себя действовать рассудочно и прежде всего оказать жене так необходимую ей помощь, стремглав выскочил в коридор и заорал в лучших традициях Байана, не желая терять драгоценного сейчас времени: — Дин Сан! Чо Дан! Ему самому показалось, что от этого вопля, в котором было больше звериного, чем человеческого, задрожали стены. Отправив своего офицера во дворец за лекарем, а управляющую — в покои жены, Тал Тал замер под дверью её спальни, будто со стороны наблюдая, какая кутерьма поднялась вокруг, туда-сюда сновали служанки, приносившие то свежее бельё, то чистые тряпки, то тазы, но куда хуже ему становилось, когда они выходили из покоев, вынося на больших подносах то ворохи окровавленной ткани, то безнадёжно красную после омовения воду. Его тут же начинало мутить, но не от вида и запаха крови, а от мучительного осознания, сколько страданий он доставил принцессе своим приказом. В груди всё сжималось, чувство вины растекалось по венам и артериям, раскалённой болью жаля всё тело изнутри, стратег очень хотел застонать в голос, чтобы хоть как-то дать выход этому непереносимому чувству, но, понимая, что это недостойно мужчины и сейчас совершенно неуместно, стиснув зубы, терпел. — Ваше Высочество, — перед ним неожиданно появился императорский лекарь со своим помощником, что тащил огромную, почти в человеческий рост, тряпичную куклу. — Сюда, — он кивнул на дверь в покои супруги, — Её Высочеству нездоровится. И вновь ожидание, такое страшное своей неопределённостью, изводящее и разум, и душу, понимая, что прошлое изменить не в силах, Тал Тал неистово молился всем богам, чтобы это страшное происшествие обошлось для девушки без фатальных последствий. Он тысячу раз сам готов был вынести любую боль, принять самую страшную пытку, только бы не допустить для неё подобного. Если бы он только знал, к чему приведут волчеягодник и солодковый корень! Стратег, разумеется, никогда не видел выкидыша, и представлял его куда как иначе — обычным небольшим кровотечением, почти привычным для каждой женщины. И в самом жутком сне он не мог вообразить столь леденящей душу картины, что воочию наблюдал этой ночью. Но вопрос, что бы он делал, если бы знал, к чему это всё приведёт — генерал даже мысленно себе задавать боялся. Он был более чем уверен, что поступил разумно и правильно, и искренне сожалел о том, какую цену за это «правильно» пришлось заплатить его супруге. Наконец на пороге, в сопровождении Дин Сан и помощника, снова появился лекарь, и, заметив полный тревоги взгляд, поспешил успокоить и ободряюще улыбнулся: — Её Высочество поправится. Кровотечение почти остановилось, даже пульс чёткий и ровный, несмотря на такую кровопотерю. Вот что значит молодой и сильный организм! Сам не заметив, как из груди вырвался вздох невероятного облегчения, стратег нерешительно спросил: — Можно к ней? Управляющая, хоть и внутренне не одобряла этой идеи, но протестовать не посмела, лишь предупредила: — Её Высочество только уснула, постарайтесь её не будить. Вновь оказавшись у постели принцессы, Тал Тал не мог не признать, что Дин Сан отлично знала своё дело — ничто вокруг не напоминало того кошмара, что царил здесь всего несколько часов назад, простыни снова сияли белизной, ковёр был убран, а пол начисто выскоблен. Но его занимала совсем не обстановка, а девушка, лежавшая посреди просторного ложа, в окружении множества подушек и до подбородка укрытая несколькими одеялами. Опасаясь потревожить её сон, он не осмелился присесть рядом с ней, просто молча стоял, даже сейчас любуясь очень бледным, но всё равно самым прекрасным для него лицом, и одновременно ненавидя и проклиная самого себя за недальновидность и глупость. — Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня… — стратег сам не понял, произнёс ли это вслух или просто громко подумал, но принцесса внезапно нахмурилась и заворочалась — сквозь ставни пробивались нежно-розовые блики восходящего солнца, весело скачущие по девичьему лицу и подушкам. Тал Тал заботливо задёрнул полог и вышел из спальни. Самая страшная ночь в его жизни кончилась.