***
Юн Ми улыбалась. Во сне, который был предельно ярким и реалистичным, она нежно прижимала к груди новорождённого сына. Рассматривая малыша, укутанного в тёплый кокон толстым одеялом, девушка с замиранием сердца узнавала в нём черты супруга. Мальчик был маленькой копией отца: удивительно густые для младенца рыжие волосы, тёмные, почти чёрные, чуть раскосые глаза, аккуратный прямой нос, тонкие губы, ещё ни разу не изгибавшиеся в улыбке… Но окончательно завершал сходство взгляд — такой же внимательный и спокойный, ребёнок будто знакомился с матерью, изучая её лицо, и от этого взора в душе принцессы зарождалась безусловная любовь к этому маленькому чуду, настолько пронзительная и всепоглощающая, что слёзы счастья сами собой закапали из глаз. Резкий хлопок двери разбудил Юн Ми, и она едва не застонала от внезапно обрушившейся на неё реальности, руки ещё помнили приятную тяжесть маленького тельца, глаза действительно повлажнели, но острое ощущение счастья моментально схлынуло, оставив в сердце лишь горькое сожаление, что всё испытанное ею блаженство было только сном. С трудом удержавшись от царапавшего горло всхлипа отчаяния, принцесса вслушивалась в происходящее в спальне. Она ни мгновения не сомневалась, что это муж наконец соизволил явиться в свои покои, поэтому, верная выбранной ею тактике, даже не собиралась обнаруживать, что проснулась. Однако, к огромному удивлению, ей не удавалось уловить ни единого звука, ни осторожных шагов, ни еле слышного скрипа кресла, ни даже слабого потрескивания свечи. В комнате царила полная тишина, рождавшая в девушке смутное беспокойство — она недоумевала, почему супруг не устраивается за столом или не ложится в постель. «А может, это не он? — мелькнула паническая мысль. — Но кто тогда?» Юн Ми осторожно перевернулась на другой бок и, чуть приоткрыв глаза, в предрассветной серой дымке увидела знакомый силуэт мужа, который неподвижно стоял в шаге от двери. Почему-то, вместо того, чтобы успокоиться, она ощутила отчётливый всплеск тревоги, интуиция настойчиво подсказывала, что опасность рядом, и никак не хотела униматься, несмотря на доводы разума. «Хватит! — приказала себе принцесса. — Он не сделает тебе ничего плохого!» Действительно, предположить, что мужчина, который вёл себя с ней настолько выдержано и спокойно в эти дни, хотя его раздражение считывалось с небывалой лёгкостью, может замыслить что-то дурное, было просто невозможно. Поэтому, пересилив овладевший ею страх, девушка поднялась с постели и подошла к мужу. Разглядев выражение его лица, которое было искажено то ли безумной ненавистью, то ли невероятным отвращением, она вновь перепугалась до смерти, с трудом подавив в себе желание броситься вон из комнаты. Но рассудок настойчиво уверял, что было бы крайне недостойно и даже унизительно искать защиты от собственного супруга у его же солдат. — Вы в порядке? — тихо спросила Юн Ми, стараясь, чтобы голос не дрожал испугом. Тал Тал никак не отреагировал на этот вопрос, он застыл, подобно каменному изваянию, глаза его были широко раскрыты, но принцесса была почти уверена, что муж ничего не видит, настолько остекленевшим и пустым был взгляд. Девушка невольно поёжилась, на её глазах явно происходило что-то странное, с чём она никогда не сталкивалась прежде, и от этого становилось ещё более жутко. «Нужно что-то сделать, чтобы он пришёл в себя», — решила Юн Ми и осторожно поднесла руку к лицу мужчины, намереваясь мягко коснуться щеки, но не успели пальцы ощутить тепло его кожи, как генерал молниеносным движением перехватил её руку и сжал настолько сильно, что она невольно вскрикнула. — Пожалуйста, отпустите! — будто враз севшим от ужаса голосом пролепетала принцесса. Но стратег продолжал всё сильнее стискивать её запястье, словно всерьёз намереваясь просто раскрошить кости. Кроме того, прежде чем девушка успела повторить свою просьбу, он резко выбросил вперёд вторую руку и впился холодными пальцами ей в горло. Девушку просто захлестнула паника, она ощущала, как сдавливается трахея, пропуская всё меньше воздуха в лёгкие, вывернуться из этого железного захвата просто не представлялось возможным, единственным шансом был тот, что внезапно обезумевший супруг сам отпустит её. Поэтому, собрав всю свою волю в кулак, Юн Ми крикнула так громко, как только могла: — Отпустите! Мне больно! Этот вопль, который, казалось, эхом прокатился не только по всей спальне, но и по тихим коридорам, будто отрезвил Тал Тала, он часто заморгал и разжал пальцы, с недоумением переводя взгляд с собственных рук на перепуганное лицо жены и обратно. Принцесса, почувствовав, что её больше не держат, моментально отскочила от мужа и, потирая нывшую шею, зло бросила: — Вы совсем свихнулись?! Теперь и меня убить хотите? Генерал, мучительно пытаясь осознать, что только что произошло и откуда вместо Цэрэн вдруг перед ним появилась жена, лишь осоловело оглядывался, недоумевая, как он оказался в спальне, когда ещё мгновение назад был в кабинете. Девушку била крупная дрожь от пережитого кошмара, настолько сильная, что у неё зуб на зуб не попадал. Не сводя с супруга горящих яростью и страхом глаз, Юн Ми мысленно клялась, что стоит ему только сделать шаг в её сторону, и она тут же, послав к дьяволу все приличия, перебудит криком весь дом. Но, к счастью, он не двигался, лишь ошарашено смотрел на неё, будто не узнавая. Время текло так медленно, что казалось, спасительное утро никогда не наступит, тишина в комнате нарушалась лишь тяжёлым дыханием принцессы, которая постепенно приходила в себя, но всё же не могла унять бешено колотящееся сердце. «Я мог её убить, — до генерала наконец дошло произошедшее, и он едва не застонал от ужаса, леденящей пеленой расползающегося в груди. — Что со мной? Я схожу с ума?» С трудом сдержавшись, чтобы не выказать терзавший его душу самый большой страх, стратег резко развернулся и почти бегом покинул комнату. Лишь оставшись в одиночестве, Юн Ми с облегчением выдохнула и обессиленно опустилась на постель. Но заснуть ей, несмотря на ранний час, по понятным причинам, не удалось. Она так и проворочалась в постели до утра, напряжённо вслушиваясь в малейшие шорохи, содрогаясь всем телом при мысли, что муж может появиться вновь.***
Несколько дней спустя. — Мама! — окликнула принцесса Оэлун, которая сидела в беседке и пила чай, задумчиво обводя взглядом по-зимнему унылый сад. Заслышав голос названной дочери, женщина будто очнулась и тепло улыбнулась, поднимаясь ей навстречу. — Как я рада тебя видеть, милая! — она обняла Юн Ми, и та моментально почувствовала себя как дома, определённо, нанести визит во дворец канцлера было её лучшей идеей за последние дни. — С тобой всё хорошо? Оэлун пытливо вгляделась в её лицо, подмечая, что как бы девушка ни старалась сдерживать эмоции, в тёмных глазах отчётливо плескались непонятное беспокойство и некая растерянность, поэтому предложила, не дожидаясь ответа: — Пойдём в дом, в тепле всё обсудим. Принцесса согласно кивнула, действительно, для доверительного разговора, к которому она сейчас стремилась всей душой, продуваемая холодными ветрами беседка подходила мало, но, хорошо зная привычку жены регента неизменно пить чай после завтрака на свежем воздухе, невзирая на погоду, Юн Ми направилась именно сюда и, разумеется, не прогадала. Следуя за матерью по пятам, девушка в последний раз прикидывала, какие темы затронуть, а о чём умолчать, чтобы не волновать её. Конечно, и речи не могло быть о том, чтобы поведать об исчезновении её сына, которого принцесса не видела с той самой ночи, когда он пытался её задушить. Куда супруг делся — у неё не было ни малейшей идеи, но, если первые пару дней она только радовалась его отсутствию, наслаждаясь покоем и тишиной, то сейчас сердце настойчиво грызла тревога неизвестности. Не сказать, что Юн Ми полностью простила мужа, нет, её обида и страх никуда не ушли, но, благодаря этому одиночеству, она успела многое обдумать и облечь свои мысли в слова, поэтому-то сейчас была готова поделиться своими чувствами, которые можно было обсудить только с Оэлун. Да и, признаться честно, ей хотелось встретиться и с Байаном, у которого надеялась выведать, не известно ли ему местонахождение Тал Тала. — Я не знаю, как быть, мама… — начала было девушка, едва они сели за стол, но внезапно замолчала, как бы ни готовилась она к этому разговору, решиться озвучить всё произошедшее между ней и супругом было далеко не просто. Женщина не торопила, давая возможность подобрать слова, лишь подчёркнуто внимательно чуть склонила голову, всем своим видом выражая поддержку и понимание. Принцесса, приободрённая этим тёплым взглядом, наконец осмелилась озвучить то, что так её мучило: — Он приказал мне выпить волчеягодник и солодковый корень! Оэлун слегка вздрогнула, но всё же, держа себя в руках, спокойно ответила: — Конечно, для тебя это стало ужасным ударом. Но… — она немного помедлила, но не договорить не могла, хоть и искренне опасалась, что её собеседница тут же закроется и больше не проронит ни слова. — …Его можно понять. У Юн Ми от неожиданности и бескрайнего удивления округлились глаза, едва ли не впервые она не встретила в названной матери одобрения и принятия, поэтому с её губ сорвался лишь тихий полувсхлип-полувздох: — Что? — Только представь, что скажут люди, если ты разрешишься в срок после свадьбы с королём, — твёрдо произнесла Оэлун. — Всем рты не заткнёшь, как бы ни хотелось. И ты, и он, и этот несчастный ребёнок настрадались бы от презрения и насмешек. А если слухи дошли бы до государя, боюсь, при всей любви к тебе Его Величества, в лучшем случае, для вас всё закончилось бы ссылкой. Принцесса не знала, что и ответить, лишь хлопала глазами, недоумённо глядя на жену канцлера. Такой реакции она никак не ожидала. — Как ни тяжело тебе это признать, но он прав, — внушительно повторила свою мысль Оэлун, — даже господин Байан просил меня поговорить с тобой и объяснить, когда вам будет можно заниматься любовью. — Но вы же знаете, мама… — девушка собиралась напомнить, что они с мужем уже были близки, недоумевая, как можно было забыть об этом. — Я знаю. А вот всем остальным это объяснять необязательно, — перебила её женщина. Но тут же добавила, смягчаясь: — Нужно просто немного подождать, дорогая. Хоть я и понимаю, как тебе обидно и больно. Юн Ми отвела взгляд в сторону, стараясь спрятать появившиеся на глазах слёзы, но Оэлун, конечно, заметила, как расстроена дочь, и, желая её утешить, продолжила: — Лучше подумай о том, что он, несмотря на все свои сомнения, поверил тебе и простил. И вы обязательно будете счастливы, потому что яснее ясного, как он любит тебя. — Любит? — кажется, это слово стало последней каплей, и принцесса, вскочив со стула, почти выкрикнула: — А вы знаете, что он с самого начала нашего брака считал меня падшей женщиной, разделившей ложе с негодяем? Тоже будете его оправдывать? — Прежде всего, пожалуйста, успокойся и сядь, — мягко попросила Оэлун, которая была совершенно уверена, что дочь просто неверно что-то поняла, у неё в голове не укладывалось, чтобы её сын мог так недостойно думать о своей жене. — Что именно он сказал? Девушка обиженно поджала губы, но послушалась и опустилась обратно в кресло. Всё-таки уважение, что неизменно у неё вызывала жена регента, не позволило ей учинить скандал и выплеснуть своё разочарование. — Сказал, что уже давал мне такой отвар, — неохотно пояснила она, уже проклиная себя за то, что вообще затеяла эту беседу, всё складывалось совсем не так, как ожидалось. — Зачем? — недоумённо вскинула глаза Оэлун. — Он считал, что господин Тан Киши… — Юн Ми замялась, но, слегка покраснев, договорила: — Обесчестил меня. — Будда всемилостивый! — женщина закрыла лицо руками и еле слышно прошептала: — Бедный мальчик… «Бедный мальчик?! — едва не заорала принцесса, но, к счастью, вовремя сдержала поднявшийся в ней гнев. — А я? Я не бедная? Я не достойна сочувствия? Он унизил меня, как только мог!» Будто подслушав эти мысли, Оэлун быстро встала, подошла к девушке и, присев около неё, аккуратно взяла её руки в свои. — Послушай меня, пожалуйста, только очень внимательно, — попросила она, пристально глядя в глаза. — Я понимаю, тебе было очень мерзко и унизительно услышать от него такое. Для любой порядочной женщины такие мысли любимого человека оскорбительны и невыносимы. У девушки невольно вырвался вздох облегчения, всё-таки она не разочаровалась в женщине, которую называла мамой, и та поняла наконец её чувства! Юн Ми с трудом удержала рвущиеся с языка слова благодарности, заставляя себя почтительно дослушать до конца. — Но всё-таки попробуй посмотреть на произошедшее его глазами, — голос был мягким, но в нём явственно ощущались настойчивые нотки, заставляя проникаться каждым произнесённым им словом. — Он пережил огромное унижение, его честь была просто растоптана, а мужская гордость безмерно уязвлена. И он не отрёкся от тебя, принял даже запятнанной, пусть только в его представлении, но эти мысли изводили его… Разве он хоть словом, хоть взглядом дал тебе понять, что ты для него порочная и недостойная? Принцессе оставалось лишь отрицательно покачать головой. — Вот видишь! — удовлетворённо заключила Оэлун. — Многим мужчинам трудно проявлять свои чувства, говорить красивые слова, пространно признаваясь в любви. Но, если ты хочешь быть счастливой, нужно учиться видеть прежде всего поступки, а они однозначно свидетельствуют, что ты дорога ему, как никто. До девушки только сейчас дошло, что значило изумление в глазах мужа, которое было настолько велико, что он даже не смог привычно скрыть свои эмоции. Она ещё тогда заметила это, но, будучи в ярости от брошенных ей слов, полностью проигнорировала, поддавшись бушевавшим в ней позору и гневу. «Будда, неужели мама права?! — воскликнула про себя Юн Ми, которая не могла не признать, что объяснение звучало логично и достоверно. — Неужели он и правда небезразличен ко мне и пытался сказать именно это?» Ей тут же стало безумно стыдно за все свои резкие слова, за упрямое молчание, за то чувство вины, что в нём сознательно вызывала своей напускной холодностью. Едва забрезжившая надежда на взаимность будто всколыхнула её сердце, заставляя сковавший его ледяной плен обиды медленно таять. — Поговори с ним, — ласково произнесла Оэлун, — обними его, поцелуй. Пусть не сразу, но его защитные стены падут, если ты будешь настойчива и искренна. Ведь даже самые страшные слова и непонятные тебе действия не всегда то, чем кажутся… Эти слова, казалось, проникли в самую глубину души девушки, она моментально вспомнила, как растерянно и недоумённо, явно не понимая, что он сделал, смотрел на неё супруг в ту ночь, когда впился ей в горло. «Жаль, что об этом нельзя поговорить с мамой, — с сожалением подумала Юн Ми, — она с ума сойдёт от беспокойства, если узнает, что её сын пытался задушить меня. Но, возможно, это действительно не то, что я думаю, насколько безрассудным надо быть, чтобы убить собственную жену, да ещё и принцессу крови! Нужно потребовать у него объяснений».***
Проведя с матерью несколько часов в долгих разговорах и, что уж греха таить, слезах облегчения и надежды, Юн Ми отправилась засвидетельствовать своё почтение дяде, а заодно и потихоньку выяснить, не знает ли он, где пропадает его племянник. Почти у самого кабинета канцлера её чуть не сбил с ног маленький ураган — Эрдэнэ, совершенно не обращая внимания на не поспевающих за ней служанок, играла с мячом в просторных коридорах. — Тётя! — оглушительно завопила девочка, со всех ног бросаясь к принцессе и обнимая за пояс. — Как хорошо, что вы пришли! Девушка нагнулась и подняла малышку на руки, поцеловав ловко подставленную ей щёку. — Я тоже очень рада вас видеть, — улыбнулась Юн Ми, и ребёнок просиял, обхватив её за шею. — Вижу, вы не скучаете. Она указала на игрушку, спешно подобранную служанкой. — Нет, — презрительно наморщила нос Эрдэнэ. — Они совсем не умеют играть. Вот папа! Он один раз кинул так, что мяч улетел высоко-высоко, прямо до неба! — Конечно, — со всей серьёзностью согласилась девушка, — сильнее вашего папы нет никого на свете! — А папа сильнее того злого дяди? — неожиданно спросила девочка, и принцесса почему-то моментально поняла, что она говорит о её супруге, и даже опешила. — Почему вы решили, что он злой? — невольно вырвалось у неё. — Вы из-за него плакали, и мама тоже, — дала исчерпывающее объяснение малышка и, немного подумав, добавила: — И он никогда не улыбается. — Он совсем не злой, — вступилась за мужа принцесса, — просто тогда рассердился на меня. Эрдэнэ недоверчиво посмотрела на тётку, но ничего не ответила. — И да, скажу вам по секрету, — с заговорщицким видом сказала Юн Ми, — он тоже должен слушаться вашего папу. На лице ребёнка заиграла довольная улыбка, ей ужасно нравилось думать, что её обожаемый отец всемогущ и всесилен. — Пойдёмте к папе, — попросила малышка, — может, он согласится пойти показать вам, как умеет кидать мяч. Девушка едва не расхохоталась, представив, как канцлер, бросив все важные государственные дела, идёт играть с дочерью. Впрочем, ей хорошо было известно, что девочка вьёт из отца верёвки и тот во всём ей потакает, поэтому сдержалась и согласно кивнула, а затем поставила Эрдэнэ на пол. Та немедленно выхватила у служанки из рук мяч и ринулась в кабинет. Байан, едва завидев на пороге любимую дочь, тут же поднялся из-за стола, за которым что-то писал, и приглашающе распахнул объятия, в которые она не замедлила броситься. Мужчина любил такие моменты внезапных появлений Эрдэнэ, поэтому строго-настрого запретил и Оэлун, и служанкам останавливать её в таких порывах. Он искренне наслаждался каждым мгновением, проведённым с ней рядом, но не всегда находил время лично добраться до детской, поэтому такие неожиданные визиты были для него лишней возможностью выразить ту теплоту и нежность, что вихрем поднимались в душе, едва он видел девочку. Неудивительно, что, целиком сосредоточив внимание на своей ненаглядной малышке, регент заметил принцессу, только когда та, поклонившись, поприветствовала его: — Позвольте засвидетельствовать своё почтение, дядя. — Хорошо, что ты приехала, — кивнул ей канцлер и тут же вновь прижался щекой к по-детски мягким рыжим волосам дочери. — Ты одна? А где Тал Тал? «Значит, дядя ничего не знает», — заключила Юн Ми, и беспокойство, многократно усилившись, вновь поднялось в ней. Если уж Байан не знал об исчезновении племянника, то вряд ли вообще кто-то на этом свете мог ответить на вопрос, где её муж. Но, ничем не выдавая свой тревоги, почти честно ответила: — Наверное, занят какими-то делами. Я его сегодня не видела. Регент вновь кивнул, он, признаться честно, опасался встречаться с Тал Талом, ему не давало покоя отчётливое ощущение, что тот совсем не обрадуется, узнав о том, насколько часто Байан прибегал к помощи его жены. А в том, что его воспитанник рано или поздно об этом узнает, и совсем даже не от него самого, а от любого придворного, у канцлера сомнений не было. Поэтому каждый день он зарекался найти его и аккуратно сообщить, что действительно иногда спрашивал мнение принцессы. Но не больше, вываливать всю правду племяннику в его планы категорически не входило. И, поскольку этот разговор вышел бы довольно неприятным, мужчина каждый раз откладывал его на завтра, малодушно уверяя сам себя, что «может, как-нибудь обойдется». Привычно выкинув из головы неуютные мысли, канцлер быстро переключился на дочь, которой давно наскучили молчаливые отцовские объятия, и она решила настойчиво потребовать к себе более включённого внимания. — Папочка, давай поиграем! — Эрдэнэ показала мяч, что держала обеими руками. — Пойдём, покажешь тёте, как высоко ты умеешь бросать! — Прости, моя радость, — извинился Байан, — не могу, видишь, сколько у меня ещё сегодня дел? — Он мотнул головой в сторону заваленного свитками стола. — Да и с тётей твоей я собирался кое-что обсудить. Девочка обиженно выпятила нижнюю губу и, казалось, готова была разреветься, поэтому регент, совершенно не выносивший слёз своего сокровища, быстро предложил: — Давай тут поиграем! Ты будешь кидать, а я — ловить! Малышка тут же пришла в отличное расположение духа и, отбежав к принцессе, так и стоящей в дверях, изо всех сил швырнула мяч отцу. Тот с лёгкостью его поймал и осторожно кинул обратно. Юн Ми с лёгкой улыбкой наблюдала за игрой, в который раз поражаясь, как преображался этот суровый воин в обществе дочери. Она невольно задумалась, каким отцом был бы её муж. Но представить Тал Тала, играющим в мяч, у неё никак не выходило. «Нет, детские забавы совсем не для него, — решила девушка. — Но читать сыну он наверняка будет». — Смотри, сейчас я покажу тебе хитрый удар из цуцзуй! — Байан аккуратно пнул мяч ногой в сторону дочери. Эрдэнэ поймала мяч и со всей силы вдарила по нему, чтобы отправить к отцу, но он полетел совсем в другую сторону и врезался в корзину для ненужных бумаг, опрокинув её. — Ах ты, разбойница! — притворно сердито взревел канцлер и бросился ловить убегавшую от него девочку, которая заливалась счастливым смехом, ни на мгновение не поверив, что тот может на неё всерьёз разгневаться. Принцесса же, стремясь ликвидировать учинённый племянницей беспорядок, присела около перевёрнутой корзины и стала спешно собирать рассыпавшиеся черновики. Внезапно она застыла, увидев обрывок странного документа, явно разорванного на несколько частей. — Что это, дядя? — девушка подняла на регента глаза, в которых плескалось бескрайнее изумление. Байан, уже поймавший дочь, приблизился и, бросив беглый взгляд на покрытый непонятными закорючками листок, небрежно произнёс: — А, бред какой-то, кто-то, видимо, пошутить решил. — Это не бред, — ответила Юн Ми, вновь вываливая содержимое корзины на пол, чтобы отыскать недостающие части послания. Вскоре перед ней лежали четыре части письма, написанного на латыни, но какими-то странными неровными, хоть и достаточно узнаваемыми, буквами. Конечно, многие слова давно стёрлись из памяти, и с ходу полностью смысл принцесса уловить не могла, но начало, гласившее «Ego, Marco Polo, sum devotus servus Magna Khan Kublai...», не оставляло никаких сомнений, что документ достоин внимательного рассмотрения. — Ты что, понимаешь, что здесь написано? — потрясённо спросил регент, глядя, как принцесса, сосредоточенно шевеля губами, вглядывается в непривычные строчки. Лично для него они больше всего были похожи на детские каракули. — Не полностью. Но, если верить написанному, это письмо знаменитого путешественника Марко Поло моему великому предку хану Хубилаю. Дайте мне время, дядя, и я переведу его для вас.***
Кошмары, терзавшие Тал Тала, всегда повторялись по одному и тому же сценарию, хоть и с разными сюжетами, он неизменно видел в них жену, превращавшуюся в пытающуюся его убить Цэрэн. Не раз и не два стратег просыпался в холодном поту и уже не мог сомкнуть глаз до рассвета. Хвала Будде, опасения навредить кому-то, а если уж совсем честно, конкретно собственной жене, находясь в бессознательном состоянии, его сейчас не изводили — вокруг не было ни души. Едва придя в себя той страшной ночью и осознав, что чуть было не натворил, генерал оседлал первую попавшуюся в конюшне под руку лошадь и поскакал в своё тайное убежище в лесу. К его удивлению, за столь длительное время его отсутствия, ничего существенно не изменилось, по-видимому, никто либо вовсе не натыкался на небольшой домик, либо случайные путники, с уважением относясь к чужой собственности, обходили его стороной. Так что дом был в полном порядке, ключ нашёлся в потайной щели, где его и оставил сам Тал Тал в последний приезд сюда. Отперев дверь, мужчина прошёлся по комнате и кухне, внимательно осматриваясь, он быстро заметил небольшие подтёки на стенах, видимо, крыша, потрёпанная злыми ветрами, нуждалась в починке. Генерал даже обрадовался, хотя обычно заниматься хозяйственными хлопотами не любил, но сейчас с удовольствием готов был взяться за что угодно, лишь бы отвлечь себя от навязчивых мыслей, что беспрестанно крутились в голове, рождая одно паническое предположение за другим. Единственное, что его сейчас интересовало — что с ним происходит? Что за коварный демон завладел его разумом этой ночью, заставив напасть на жену? Через пару дней, внимательно наблюдая за собственным состоянием, стратег пришёл к выводу, что о потере рассудка речь не шла, так как никаких других подозрительных симптомов не замечал, у него явно было какое-то непонятное расстройство сна, потому что он приходил в себя в самых неожиданных местах как в доме, так и за его пределами — однажды Тал Тал проснулся от холода и обнаружил себя входящим в ледяную реку. Он перерыл все медицинские трактаты, что были в его распоряжении, но описания подобного заболевания не нашёл. Единственное, в чём генерал со временем уверился, во сне он не мог себя контролировать, следовательно — был опасен для окружающих. Его до сих пор начинало мелко трясти от ужаса, когда думал, что едва своими руками не уничтожил женщину, которая была ему так дорога, и неистово молился Будде, что у неё хватило сил закричать, тем самым разбудив его. Но больше эту ошибку он повторять не собирался, ему было предельно ясно, что жить в одном доме с женой далее было просто невозможно, иначе подобная ситуация непременно повторится. И, как бы ни сопротивлялось сердце его решению, стратег заставил себя подавить чувства, безопасность девушки неизменно для него была превыше всего, ведь всегда готов был защищать её, даже ценой собственной жизни. Но, волей насмешницы-судьбы, он сам стал для неё смертельной угрозой. В этих тягостных размышлениях дни летели один за другим, Тал Тал машинально совершал необходимые действия — охотился, готовил еду, чинил крышу, тщательно латая найденные щели и перекрывая её свежей соломой. И бесконечно думал о том, как ему жить дальше. Иногда его раздумья прерывались яркими воспоминаниями о тех днях, что он провёл здесь с принцессой в предыдущий приезд. Стоило взгляду зацепиться за самый обычный предмет, как образ жены возникал пред его мысленным взором как живой, со всеми мельчайшими деталями. Как смущена была она, едва ли не впервые проводя ночь рядом с ним в этой постели, как внимательно, и в то же время нежно смотрела на него во время трапез, сидя напротив в этом самом кресле, даже просьба почитать ей, произнесённая таким мягким просительным тоном, будто вновь настигла его через два года. Он злился на себя, гнал эти воспоминания, но ничего не мог с собой поделать — они неизменно возвращались вновь. Наконец, составив и для надёжности зафиксировав на бумаге план действий, он решил, что готов к возвращению в Дайду. У него даже появилась робкая надежда, что загадочный недуг отступил — уже третью ночь генерал спал без сновидений и просыпался неизменно в собственной постели, а не в других местах. Он очень хотел верить, что эти приступы — всего лишь следствие переутомления и ему действительно удалось полноценно отдохнуть и восстановить силы. Впрочем, всего три спокойные ночи не были для него достаточным основанием, чтобы изменить запланированный порядок действий. Он должен был исчезнуть из жизни принцессы любой ценой, и пусть в сердце при одной мысли о том, что никогда больше не увидит девушку, начинала плескаться острая боль, словно прожигая изнутри грудную клетку, и душа обливалась мучительными внутренними слезами — стратег безумным усилием воли глушил в себе эти чувства. Тал Тал даже не заметил, как преодолел путь до Дайду, настолько ушёл в свои мысли, но, когда перед ним показался ставший вдруг таким родным дом, у него словно ком встал в горле, а глаза подозрительно защипало. Несколько раз с силой выдохнув, чтобы заставить себя успокоиться, он въехал во двор, спешился и вошёл внутрь. Но тут его поджидала полная неожиданность — первый, кого увидел стратег, был евнух Пак, который, явно сказывалась военная выправка, с совершенно ровной спиной сидел на самом краешке кресла и без выражения смотрел прямо перед собой. Заметив генерала, он быстро встал и низко поклонился: — Её Высочество гвиби велела спешно разыскать вас. Я три дня здесь жду, — последняя фраза прозвучала без упрёка, лишь как констатация факта. Тал Талу была хорошо известна преданность Пака Ки Нян, и он не сомневался, что тот выполнит любой её приказ, как бы трудно ему ни пришлось. Но срочно найти нужного ей человека в этом случае явно не удалось. Стратег кивнул, хоть и не мог понять, для чего он понадобился гвиби, но в душе испытал облегчение, что запланированные сборы и отъезд, а также неизбежный разговор с женой, откладываются. Вернувшись во двор, генерал вновь оседлал своего жеребца, которого мысленно именовал просто «конь», не считая нужным давать имя, чтобы не привязаться к нему так, как к Октаю, которого до сих пор продолжал вспоминать, хоть и всякий раз корил себя за излишнюю сентиментальность. Добравшись до дворца Хындокчон, он велел служанке уведомить гвиби о визите и, спустя непродолжительное время, его провели прямо в покои любимой жены императора. — Наставник. — Ваше Высочество. Два годами выверенных полупоклона, которыми они привыкли приветствовать друг друга, явно не слишком почтительных при их титулах, но оба полагали их достаточными, чтобы проявить уважение к собеседнику, а не раболепство. — Зачем вы искали меня? — первым заговорил Тал Тал. — Кое-что произошло, — обтекаемо ответила Ки Нян, — мне нужна ваша помощь. Она нырнула ладонью в широкий рукав платья, явно намереваясь достать какую-то бумагу, но внезапно остановилась и, окинув лицо мужчины проницательным взглядом, не удержалась от вопроса: — Наставник, у вас всё в порядке? Где вы были? — Пришлось уехать по делам, — как можно безразличнее произнёс стратег. — Ваша супруга от беспокойства места себе не находила, — гвиби слегка усмехнулась, — как я и говорила, она очень предана вам и достойна вашего доверия. В глазах генерала мгновенно промелькнула стальная вспышка, кристально ясно дававшая понять, что затронутая тема для него нежелательна, которая не осталось незамеченной для цепких глаз Ки Нян, и она быстро заговорила о другом. — Итак, к делу, — женщина протянула ему сложенный листок. — Что скажете? Тал Тал быстро пробежался по тексту, с каждым прочитанным словом в его взгляде всё отчётливее проступало недоумение и даже удивление, но к концу документа он взял себя в руки и, возвращая письмо гвиби, его лицо уже застыло привычной маской бесстрастности. — Это правда? — ровно спросил он. — Это нам и предстоит выяснить, — веско сказала Ки Нян и, заметив молчаливое согласие в глазах, попросила: — Если вас не затруднит, напишите ответ. Стратег кивнул. Конечно, это было разумно.***
— Ваше Высочество! — Мин Хи почти вбежала в покои своей госпожи и, торопливо поклонившись, доложила: — Господин генерал вернулся! Скорее, он, похоже, сейчас снова уедет! Юн Ми, уже во второй раз за этот день получившая такое сообщение, заторопилась к мужу. Прежде его успел перехватить евнух Пак, который околачивался в доме третий день, и, хотя девушка была далеко не в восторге от этого, бесцеремонно выставить доверенное лицо Ки Нян не посмела. Едва войдя в кабинет супруга, она с одного взгляда поняла, что на сей раз успела вовремя, Тал Тал явно готовился к отъезду, быстро отбирая у полки, очевидно, необходимые ему тома, чтобы присовокупить к тем, что уже стопкой лежали на тёмной блестящей ткани, покрывавшей письменный стол почти целиком. Также она заметила, что несколько больших узлов из аналогичной материи уже стояли у двери, и, как можно было понять, в них находились не только книги. По очертаниям одного из них принцесса легко опознала комплект знакомых доспехов, а из другого выразительно топорщились рукояти нескольких мечей. — Что вы делаете? — невольно вырвалось у неё, хотя по сути вопрос был очень глупым — муж явно собирал вещи. Генерал даже не обернулся, казалось, он был полностью поглощён своим занятием. На самом деле, мужчина, на мгновение прикрыв глаза, от всей души поблагодарил Будду, что в момент появления жены стоял к ней спиной, и она никак не могла заметить, как лишь от звука её голоса у него сбилось дыхание и губы едва не дрогнули в улыбке. Он только сейчас понял, как трудно ему будет выполнить свой план, болезненно заколовшее сердце молило придумать какой-то другой выход, лишь бы остаться рядом с ней, хотя бы просто иногда видеть её. Но стратег не привык сдаваться, и заставил себя принять обычный бесстрастный вид. И очень вовремя. Он едва не вздрогнул всем телом от лёгкого прикосновения руки к своему плечу. — Не уезжайте, мой господин, — принцесса говорила так ласково и мягко, как только могла. — Не оставляйте меня одну… Тал Тал, стиснув зубы, чтобы удержать рвущийся из груди стон, резко развернулся к ней, сбросив нежную ладонь со своего плеча. — Решили заговорить? — тихо осведомился он. — Нам действительно нужно кое-что обсудить. Садитесь. Не потрудившись отодвинуть для неё стул, генерал расположился за столом, добавил стопку книг, что держал в руках, к уже имеющимся, и выжидательно посмотрел на жену. — Садитесь, — с нажимом повторил он, и Юн Ми покорно опустилась в кресло. — Я решил выполнить ваше желание никогда больше не видеть меня. Оставляю вам этот дом, можете жить на своё усмотрение. Чтобы избежать активных слухов и пересудов, я иногда буду здесь появляться, но не принуждаю вас к своему обществу. Ваши расходы будут полностью оплачены, если вам понадобится моё сопровождение во дворец — дадите знать через Чо Дана. Закончив столь непривычно длинный для него монолог, стратег встал, давая понять, что считает беседу исчерпанной, слегка поклонился и занялся упаковкой книг. Принцесса сидела как громом поражённая, не веря, что услышанное ей реально, и муж действительно собирается просто её бросить, оставив лишь видимость брака для окружающих. Она, конечно, слышала, что некоторые женщины могли не видеть супруга годами, но никогда не могла даже представить, что та же участь ждёт и её. — Не делайте этого… — прошептала она, из последних сил стараясь не разрыдаться. — Не поступайте так со мной… С нами… Тал Тал даже не поднял на неё взгляда, он подчёркнуто сосредоточенно выровнял стопки, подумав, добавил к ним ещё несколько свитков и начал завязывать ткань. Его самоконтроль был на пределе, он боялся, откровенно боялся, что, едва заглянув девушке в глаза, просто не устоит и пошлёт к дьяволу все свои разумные планы и в итоге вновь подвергнет её опасности. «Так будет лучше для неё, — в который раз напомнил себе мужчина. — Соберись! Не смей отступать! Ты сможешь!» — Хорошо, — внезапно услышал он ровный голос и с трудом подавил в себе желание посмотреть на жену, чтобы удостовериться, что она так легко его отпускает. — Вы высказались — дайте сказать и мне. Это будет справедливо. «Небо, дай мне сил!» — мысленно взмолился стратег, у которого было чёткое ощущение, что каждое мгновение, проведённое рядом с ней, каждое сказанное ей слово, каждый взгляд разрывают его душу на всё более мелкие кусочки, хотя, казалось бы, большую боль испытывать было просто невозможно, но она всё возрастала, поглощая собой не только сердце, но и всё тело, разум, всё его существо. Но, с трудом взяв себя в руки, он лишь коротко кивнул, сцепляя руки за спиной и впиваясь ногтями в собственные ладони. Юн Ми, едва заметив его согласие, еле заставила себя говорить спокойно, а не сорваться на истерические рыдания и засыпать мужа униженными мольбами дать ей ещё один шанс. Последний. Она на мгновение закрыла глаза, вспоминая всё, что говорила ей Оэлун, и призвала помощь Будды, чтобы найти верный путь к сердцу самого дорогого ей на свете человека. Принцесса медленно и осторожно приблизилась к супругу и аккуратно коснулась его лица обеими ладонями, заставляя слегка опустить голову и встретиться с ней взглядом. Тал Тал от этого нежного жеста словно оторопел, не в силах отстраниться и против воли наслаждаясь теплом, что дарили мягкие руки. «В последний раз, это в последний раз, — уговаривал он сам себя. — Терпи! Пусть она скажет, что хочет, и всё закончится». Стратег отчётливо понимал, что расставание с ней будет лишь началом его страданий, куда более сильных, чем терзали его сейчас, но отчаянно врал сам себе, чтобы заставить действовать правильно и рассудочно. — Я много думала, мой господин. Обо всём, что произошло, о ваших словах, — тихо начала Юн Ми, у неё было чувство, что она идёт по узкому шаткому мосточку через бездонную пропасть, и каждое неверно подобранное слово может стать роковым. — Хочу, чтобы вы знали — я ни в чём вас не виню. Я люблю вас, люблю всей душой, всем моим существом, для меня в целом свете есть только вы, вы один… Заслышав знакомые слова, которые вспоминал бессчётное количество раз за долгое время их разлуки, Тал Тал как заворожённый смотрел ей в глаза и просто тонул омуте нежности и такого близкого и желанного счастья. Но невероятным усилием воли он попытался выпрямиться и отпрянуть от жены, но та лишь обхватила его за шею, заставляя склониться ещё ближе к ней. — Я знаю, вам трудно сказать это, но ведь и вы любите меня… — ещё вчера такое дерзкое заявление казалось принцессе невероятно неприличным, а выпрашивать признание в чувствах и вовсе оскорбительным и унизительным, но теперь она понимала, что другого шанса у неё не будет, поэтому заставила себя перешагнуть через собственную гордость. — Если я ошибаюсь, если вы ко мне ничего не испытываете и вам будет лучше без меня — идите, я не смею вас останавливать, потому что ваше счастье для меня важнее моего. Тал Тал отвёл глаза, стараясь избежать хотя бы этого взгляда, такого ласкового и понимающего, что хотелось раствориться в нём, навсегда забыть о боли и недоверии, просто любить её и быть любимым в ответ. Он тщетно искал в себе силы выбраться из этих объятий, заставить оттолкнуть девушку, но… не находил. — А если вы правда любите меня, — продолжила Юн Ми, твёрдо намеренная идти до конца, — ничего не говорите! Молчите! Просто… поцелуйте меня. Она закрыла глаза, слушая, как учащённо бьётся сердце и с каждым новым ударом её захлёстывала волна отчаяния, ничего не происходило, но он и не размыкал её рук, что дарило робкую надежду. Сколько времени прошло в этом ожидании, прокатывающимся по телу то нестерпимым холодом разлуки с любимым, то теплом предвкушения его ласки, принцесса не понимала. Но, когда она уже готова была сдаться и признать своё поражение, ощутила, как мужские губы коснулись её губ, увлекая в такой сладкий и желанный поцелуй. Эта ласка была лёгкой, как прикосновение нежного пёрышка, и тёплой, словно солнышко в погожий весенний день, они оба будто узнавали друг друга, осторожно пробовали на вкус, каждый не решался пойти дальше, опасаясь проявить излишнюю настойчивость, чтобы не оттолкнуть другого. Казалось, весь мир вокруг затаил дыхание, чтобы не спугнуть влюблённых, делающих неуверенные шаги навстречу своему хрупкому, мучительно выстраданному счастью. Постепенно они целовались всё жарче, с каждым новым движением губ всё реже замирали, прислушиваясь к реакции другого, наконец, девушка отважилась коснуться языка любимого и тут же отпрянула, будто испугавшись собственной смелости. Но Тал Тал легко удержал её, крепко прижав к себе за талию одной рукой, а пальцы другой аккуратно вплёл в длинные волосы, с наслаждением перебирая мягкие пряди. Не давая принцессе отстраниться, он углубил поцелуй и будто играл с ней, легко проходясь по зубам и мягко касаясь языка, явно приглашая её сделать то же самое. Юн Ми ответила мужу и ощутила, как от макушки до пяток прокатилась жаркая волна, заставившая её еле слышно застонать ему в губы, она горела желанием в сильных руках, и всё отчаяннее жаждала почувствовать любимого мужчину всем телом, дарить ему блаженство и возноситься на небеса, принимая его ласки. Её вздохи становились всё громче, а его дыхание — всё тяжелее. Внезапно их поцелуй прервался, они оба отстранились друг от друга, но только на мгновение, которого хватило Тал Талу, чтобы получить молчаливое согласие на свой невысказанный вопрос, тогда он поднял жену на руки и, вновь припав к её губам, понёс её теперь уже, похоже, в по-настоящему их общую спальню.