***
Полтора месяца спустя. — Бесполезно! — в отчаянии простонал Байан, отшвыривая от себя кисть, которая наотрез отказывалась выводить требуемые символы. — Ты же видишь, что я безнадежен… Он умоляющими глазами посмотрел на принцессу, что стояла рядом с ним, внимательно наблюдая за тщетными попытками своего великовозрастного ученика написать простейшее слово «amicus». — Вам нужно просто постараться, дядя, — с уверенностью, которой на самом деле не ощущала, ответила Юн Ми, — и всё получится. — Нет, — упрямо возразил регент. — Ты же понимаешь, что я без тебя не справлюсь! Ну, пожалуйста! — просительно протянул он. — Помоги мне в последний раз! Девушка едва не поморщилась, но сдержалась и промолчала. Байан изводил её этими просьбами уже который день, и она сильно подозревала, что вся его показная неспособность вникнуть в незнакомый язык объясняется совсем не глупостью канцлера или её несостоятельностью как учителя, а именно уверенностью, что рано или поздно, но он выбьет у неё согласие. Принцесса и так чувствовала себя ужасно неловко перед мужем, отговариваясь встречами с Оэлун, она раз в несколько дней приезжала во дворец регента, но большую часть времени проводила совсем не с матерью, а с самим Байаном, пытаясь научить его латыни. Впрочем, было кристально понятно, что эффект от этих уроков был очень незначительным — мужчина кое-как научился различать некоторые буквы, но о том, чтобы прочесть и понять связный текст не было и речи. — Как ему вообще пришла идея писать этой идиотской вязью, хотел бы я знать, — проворчал он, неприязненно глядя на непривычные строчки. — Я перечитала жизнеописание Великого хана Хубилая, — Юн Ми обрадовалась возможности сменить тему, — там говорится, что он был очень заинтересован во взаимодействии с Папой Римским, поэтому и учил латынь, и одним из его учителей был как раз Марко Поло. Возможно, это был их способ обмениваться тайными сообщениями, — предположила она. — Ведь в Юань мало кто способен такое прочесть. Но уверена, что у вас всё получится, дядя. — Как же, — фыркнул канцлер. — Встреча назначена через три дня. А я не могу даже выучить аль… альби… Как его там? — Алфавит, — устало поправила принцесса и, отойдя от своего ученика, села в кресло напротив. — Поймите, я не могу нарушить слово, данное моему господину. Прошу вас, дядя, не нужно настаивать! — Но это же совсем другое! — убеждённо проговорил регент. — Он велел тебе не лезть в политические дела и не рисковать собой, а здесь речь только о том, чтобы прочесть письмо! «А также просил держаться от вас подальше», — мысленно добавила девушка, которая, оказавшись меж двух огней, разрывалась между двумя столь дорогими для неё мужчинами. С одной стороны, ей ни в коей мере не хотелось предавать доверие мужа, который по-прежнему относился к ней со всей нежностью и вниманием, почти всегда удовлетворял любые её просьбы, даже если сам был ими недоволен — как теми же визитами во дворец канцлера, но тем не менее прислушивался к желаниям супруги, что горячо умоляла не запрещать ей встреч с названной матерью. С другой стороны, принцесса явно видела, как сильно сдал Байан за последнее время, в его волосах и бороде заметно прибавилось седины, в глазах потух задорный победный блеск, даже внушительная широкоплечая фигура стала как будто меньше. Потерпев несколько сокрушительных поражений от гвиби, которая всегда была на шаг впереди, шла ли речь о новых декретах императора, назначениях на должности или заключении политических союзов, регент совершенно сник и растерял все остатки былой самоуверенности. Эти перемены не остались незамеченными и для Оэлун, которая не раз с тревогой обсуждала их с Юн Ми. Разумеется, ни мужа, ни сына, ни дочь в создавшейся ситуации женщина и не думала винить, лишь больше обычного сокрушалась, что милостивый Будда не благословил их брак наследником, который, несомненно, стал бы для супруга утешением и отрадой. К бескрайнему изумлению принцессы, Оэлун, терзавшаяся беспокойством о любимом мужчине, решила не ограничиваться молитвами и месяца полтора назад втайне от Байана несколько раз призывала придворного лекаря, считавшегося настоящим гуру в женских проблемах после того, как исцелил от бесплодия бывшую императрицу Танашири. — Ну, что тебе стоит? — продолжал уламывать девушку канцлер. — Тал Тал ни о чём не узнает, просто скажи, что матери опять нездоровится, он не станет возражать. Это было чистой правдой. Увидев жену в совершенно ужасном состоянии после первого визита врача, регент запаниковал настолько, не понимая, что случилось с его всегда отличавшейся крепким здоровьем супругой, которая, не желая пугать мужа ещё больше, лишь кратко упомянула «деликатное женское недомогание» на ворох его взволнованных вопросов, что он лично заявился в дом племянника, куда до этого и носа не казал, и буквально потребовал, чтобы принцесса отправилась с ним к постели больной. Тал Тал, хоть и был совершенно очевидно не в восторге от этой просьбы, возражать старшему не стал и отпустил жену в дом дяди на всю ночь. С тех пор такие визиты стали для Юн Ми довольно обычными, несколько раз она действительно оставалась рядом с матерью до утра, отвлекала ту от нывших ожогов то прохладными припарками, то успокаивающей беседой, то просто держала женщину за руку, уверяя, что её страдания не напрасны и она непременно вскоре сможет подарить супругу долгожданного сына. Стратег же ограничился тем, что дважды приехал во дворец регента среди ночи, переполошив охрану и сонных служанок, но, собственными глазами убедившись, что его супруга действительно неотлучно находится в спальне Оэлун, казалось, абсолютно успокоился и даже соизволил коротко пожелать матери скорейшего выздоровления. Одним словом, повторение ситуации подозрений у мужа вызвать не могло, тем не менее Юн Ми настолько откровенная ложь претила, она с ужасом представляла, что будет, если он вновь решит её проверить и не найдёт во дворце. Так рисковать столь дорогими для неё отношениями, которые сейчас действительно были наполнены взаимной теплотой и пониманием, девушка совершенно не собиралась, поэтому на все уговоры Байана лишь отмалчивалась, малодушно уповая на то, что ситуация как-нибудь разрешится сама собой. — Ты же понимаешь, что это огромные деньги! — продолжал давить канцлер. — Это же не слыхано — соляные копи практически под открытым небом! Никаких тебе проволочек, трудоёмкого вываривания и выпаривания, просто бери и грузи в мешки! Ну, что ты молчишь?! — Конечно, дядя, — заставила себя ответить принцесса, — разумеется, как для внутреннего, так и для внешнего рынка империи такой соляной источник станет просто золотой жилой, но… — Никаких «но»! — решительно заявил регент. — Юань необходимо встряхнуть экономику, ты же сама говорила, что нужен приток экспортного товара, а где его взять в условиях постоянного голода среди простого народа, который и без тяжёлой работы мрёт тысячами? Ты готова и дальше смотреть на страдания юаньцев только из-за того, что боишься гнева мужа? По тому, как девушка слегка вздрогнула и нахмурилась, Байан понял, что ему удалось нащупать верное направление в уговорах, вовремя вспомнив, как заботила Юн Ми судьба обычных корёсцев, и непомерно воодушевился. — Я тебе клянусь, что четверть от вырученных за соль денег я направлю на покупку риса для нуждающихся, — продолжал соблазнять он, — глядишь, так империя и выберется из кризиса, иначе нас ждут только голодные бунты, а это, как ты прекрасно понимаешь, может стать прямой угрозой власти императора! — Не перегибайте, дядя, — досадливо поморщилась принцесса, отлично понимая, что канцлер пытается манипулировать ею, давя на сочувствие и милосердие, но рисковать своим семейным благополучием ради народа ей уже абсолютно не хотелось. Она извлекла весьма поучительный урок из своего прошлого и повторять собственные ошибки у неё не было ни малейшего желания. — А ты изменилась, — неодобрительно покачал головой регент. — Похоже, единственный, кто тебя интересует — это твой супруг, а про остальных ты совсем забыла, ни я, ни твой брат, ни нужды империи тебя совсем не заботят. Он обиженно надулся, и Юн Ми, несмотря на то, что ей было совсем невесело, едва сдержала смех, настолько Байан был сейчас похож на Эрдэнэ, когда той в голову приходила какая-то заманчивая идея, но взрослые почему-то отказывали. — Я очень люблю своего мужа и вижу свой долг в том, чтобы быть ему достойной женой, — терпеливо пояснила девушка, — но, конечно, в моём сердце есть место и для других близких, и для вас, и для мамы, и для брата. Просто… — Ну, объясни ты мне, в чём грех прочесть письмо, а? — вновь перебил её канцлер. — Если бы оно сейчас было у меня, разве бы ты отказала? Нет! Только и прошу поехать со мной и на месте убедиться, что мне не каракули подсовывают, а настоящий надёжный источник! Я-то в этих писульках, — он бросил гневный взгляд на разложенные на столе листы, — совершенно ничего не понимаю, и обвести меня вокруг пальца — как конфетку съесть! — Дядя, пожалуйста, хватит, — взмолилась принцесса, которой эти уговоры, длящиеся уже третий месяц, неимоверно действовали на нервы и надрывали сердце. — Я не хочу его обманывать, вот и всё. — Не хочет она, — проворчал Байан, — всё равно он никогда ничего не узнает, откуда? А даже если узнает, — он хитро прищурился, — простит, никуда не денется. Он же на тебя дышать боится, думаешь, я ничего не замечаю? Тал Тал сам не свой в последнее время, вьётся вокруг тебя как последний влюблённый дурак. Юн Ми не удержала лёгкую улыбку, слышать такое было безумно приятно, хотя с категоричностью последнего высказывания она бы поспорила, но всё равно ей ужасно льстило, что даже регент, видевший племянника совсем нечасто, отметил перемены в его отношении к жене. — Я подумаю, дядя, — этой фразой девушка всегда завершала подобные беседы. — Может, этот человек с письмом опять отменит встречу, как и две предыдущие. — Э-э-э, — не на шутку разволновался канцлер, — ещё не хватало! Ты же сама говорила, что он просто набивает себе цену этими отлагательствами! — Скорее всего, это так, — согласилась принцесса, по крайней мере, изобрести более разумного объяснения, чтобы успокоить переживающего с самого момента получения этого злосчастного письма Байана, ей не удалось. — А сейчас позвольте мне уйти. Она поднялась и замерла в почтительном поклоне, ожидая разрешения старшего. — Иди, девочка, и думай, — регент небрежно махнул рукой и, как только Юн Ми исчезла за дверью, пробормотал: — Думай-думай, сроку тебе всё равно три дня…***
Смеркалось. Тал Тал, уже изрядно обеспокоенный столь долгим отсутствием супруги, пытался отвлечься чтением. Конечно, ему не составляло никакого труда оседлать лошадь и в кратчайшие сроки добраться до дворца канцлера, чтобы лично сопроводить принцессу домой. Но он терпел, зная, что такое вмешательство может быть воспринято как проявление его недоверия. На самом же деле стратег просто безумно скучал по жене, с которой виделся совсем недавно, за завтраком. Он и сам не понимал, как умудрился за столь короткое время проникнуться к супруге и почти привыкнуть к её обществу. Эта связь наложила отпечаток на все стороны его жизни: большую часть времени теперь он проводил дома, покидая его лишь глубокой ночью, чтобы спокойно выспаться; даже увлечённый делами, старался не пропускать приёмов пищи, в которых видел дополнительную возможность пообщаться с женой; даже его кабинет во многом преобразился. В комнате появилась элегантная кушетка, где принцесса обычно читала, украдкой бросая нежные взгляды на поглощённого работой супруга, которые тот всякий раз замечал, но не подавал вида, что от каждого такого взора сердце сладко замирало в груди, а по губам пробегала лёгкая полуулыбка. От прежней суровой аскетичности обстановки не осталось и следа: несколько ваз со свежесрезанными цветами были расставлены по всему кабинету, на стенах появились изысканные небольшие картины, пол украшал пушистый дорогой ковёр сдержанных тонов. Больше всего Тал Тала удивляло, что его не раздражали эти перемены, хотя лично ему и в голову бы не пришло создавать уют, пусть даже здесь он проводил большую часть дня. Наоборот, хлопоты супруги были для него чрезвычайно приятны, и он был благодарен ей за старания. Настолько, что даже приобрёл привычку, проходя от письменного стола к книжным шкафам, будто невзначай легко касаться плеча или руки жены, что поначалу смущённо краснела, но потом стала отвечать на эти прикосновения улыбкой или даже мимолётным поцелуем, если успевала поймать его ладонь. Даже разговоры, которые прежде казались стратегу крайне глупой затеей, стали даваться ему куда проще. Конечно, изначально их диалог больше напоминал монолог с элементами допроса, но каким-то чудом принцессе удалось вовлечь мужа в общение. Сейчас он действительно наслаждался их беседами, Юн Ми достаточно быстро вычислила запретные темы, которые стоило только мельком упомянуть, как генерал тут же замыкался в себе. Он не был готов говорить всего о трёх вещах: о гвиби и их взаимодействии, о матери и Байане, а также о том, что с ним случилось за время его отсутствия в Дайду. Девушке ничего не оставалось, как согласиться на молчаливые условия супруга, и он, признательный за её чуткость, всегда прилагал усилия, чтобы поддерживать разговор, хоть и свойственными ему короткими, но ёмкими фразами. Тал Тал также старался сопровождать девушку почти везде, куда бы ей ни захотелось отправиться: они вместе смотрели во дворце театр теней, устроенный императором специально для гвиби; побывали на ярмарке корёских товаров, где смущённому безмерно генералу торговцы устроили настоящее чествование, бесконечно благодаря за возможность вновь торговать в Юань; даже при визитах к Байан-Хутуг и Вдовствующей императрице стратег молча стоял за плечом жены, не обращая никакого внимания на недоумённые взгляды, что бросали на него царственные особы, их мнение было последним, что его интересовало. Он просто хотел быть рядом со своей женщиной. Единственным исключением был дворец регента. Единожды с трудом высидев семейный обед, Тал Тал наотрез отказался появляться в доме дяди, тёплые улыбки Оэлун, хмурый и недовольный вид Байана, возмутительная непосредственность Эрдэнэ — всё это безумно раздражало генерала. К счастью, Юн Ми, быстро заметив, что муж чувствует себя совершенно не в своей тарелке и близок к точке кипения, спешно откланялась, сославшись на головную боль, и более никогда не настаивала на совместных визитах в дом канцлера. Тем не менее, отрывать жену от явно дорогих ей людей стратег не собирался — когда бы девушка ни вознамерилась навестить женщину, что называла матерью, он всегда шёл ей на уступки. Даже, сцепив зубы, дозволил ночевать у постели захворавшей внезапно Оэлун. Одним словом, генерал очень старался быть идеальным мужем, внимательным, снисходительным и чутким. И его всё более чем устраивало, даже то, что с женой у них так и не было полноценной супружеской близости, ведь… — Вы позволите, мой господин? Стратег даже вздрогнул от звука голоса супруги, настолько глубоко ушёл в свои мысли, но быстро ответил: — Входи. — Простите, я задержалась, — Юн Ми проскользнула в кабинет и поклонилась мужу. — Вы ужинали? Тал Тал медленно покачал головой и поднялся девушке навстречу, мгновение спустя он заключил её в крепкие объятия и с наслаждением вдохнул такой желанный аромат любимой женщины. — Я тоже скучала, — не удержалась от улыбки принцесса, обнимая его в ответ. Она уже привыкла, что озвучивать чувства ей приходится за двоих, и это давалось гораздо легче, чем прежде. — Но сначала вам нужно поесть, мой господин. Разрешите, я распоряжусь… Стратег, казалось, не слышал этого разумного замечания, он осторожно откинул назад тёмную прядь и лёгкими поцелуями стал спускаться по шее к ключице. Юн Ми склонила голову на бок, наслаждаясь этой лаской, но, когда мужские губы стали куда более настойчивыми, а их прикосновения влажными, попыталась высвободиться из сжимавших её рук. — Ужин, — мягко напомнила она, когда супруг, с трудом оторвавшись от нежной кожи, с недоумением взглянул ей в глаза. Наставлениям матери, что мужчину непременно сначала надо накормить, девушка следовала неукоснительно. — Не хочу терять время, — чуть хрипло сказал Тал Тал, как ни в чём не бывало возвращаясь к прерванному занятию, и между поцелуями пояснил: — На рассвете я должен уехать. — Уехать? Куда? — удивлённо воскликнула принцесса, обеими руками упираясь в грудь мужа, чтобы немного отстраниться. Но быстро осеклась и поправилась: — Надолго? — На несколько дней, — неопределённо пожал плечами генерал, от которого не укрылось беспокойство в голосе жены и то, как она напряглась всем телом, поэтому он слегка нахмурился. — Что случилось? — Ничего, — поспешила заверить его Юн Ми, но на самом деле, у неё в душе пробудились все самые ужасные предчувствия, в отсутствие мужа сопротивляться Байану будет куда сложнее, она понимала это совершенно чётко. — Просто я волнуюсь за вас. — Ничего опасного не предвидится, — успокоил её Тал Тал, — но, учитывая, что мне придётся взять с собой Чо Дана, будет лучше, если ты пока поживёшь у дяди. — Не надо, — отказалась девушка, и тут же кожей почувствовала, как её обожгло подозрение, мгновенно появившееся в глазах супруга, поэтому взяла себя в руки и как можно ровнее произнесла: — Как прикажете, мой господин. — Мне так будет спокойнее, — кивнул стратег, решивший, что нервозность жены ему просто показалась, ведь её тёплые отношения с семьёй регента были хорошо известны, а в верности супруги своему обещанию не вмешиваться в интриги Байана он не сомневался ни на миг. Да и глупо было отрицать, что дворец канцлера был самым надёжным местом в Дайду, а безопасность принцессы всегда была для него превыше всего. — Так что я отвезу тебя на рассвете. — Как вам угодно, — послушно повторила Юн Ми, вновь прижимаясь к мужу. Отпускать любимого мужчину ей ужасно не хотелось, но она хорошо понимала, что останавливать его не в праве. — Сейчас мне угодно вот что, — еле слышно произнёс Тал Тал и, аккуратно приподняв лицо жены, обрушился на её губы требовательным жарким поцелуем.***
Принцесса сквозь дрёму почувствовала, как обвивавшие её руки разжались и осторожно отстранились. Сон тут же исчез, но она старательно делала вид, что муж, тихо выбравшийся из постели, её ничуть не потревожил. Возможно, затевать задуманное накануне его отъезда было не лучшим решением, но её просто разрывало от желания непременно найти ответы на свои вопросы. Поначалу сопротивление супруга объятиям безмерно обижало девушку, но постепенно она начала понимать, что у него определённо должна быть причина для этого. Ведь Тал Тал совершенно не возражал, когда она дотрагивалась до его лица, стремясь привлечь внимание к своим губам, или вцеплялась в его руки, извиваясь от желания, или перебирала тёмно-рыжие пряди, которые приводили её в неописуемый восторг своей мягкостью и шелковистостью. Но стоило ей попытаться опустить руки мужу на плечи, он моментально перехватывал её запястья и отводил в сторону. Юн Ми это совершенно сбивало с толку, как и то, что она никогда не видела супруга обнажённым. И если последнее можно было хоть как-то объяснить его нежеланием смущать девушку, которую, правда, он каждую ночь раздевал до нага, и без тени стеснения целовал и ласкал самые потаённые местечки её тела, то неприятие им простых объятий приводило в недоумение. Несколько раз принцесса пыталась прямо спросить об этой странности, но Тал Тал делал вид, что не расслышал вопроса, и тут же переводил разговор на другую тему, но всякий раз при этом окидывал её каким-то непонятным неловким взглядом, что рождал у неё в душе ворох подозрений. Наконец, несколько дней назад случайно узнав от Мин Хи о том, что генерал каждую ночь приказывает приготовить ему горячую ванну, терпение Юн Ми ко всем чудачествам супруга лопнуло, и она преисполнилась решимости выяснить, что стоит за такой необычайной чистоплотностью, совершенно нетипичной для обычной жизни. Поэтому, дождавшись, когда звук шагов мужа стихнет, девушка вскочила с постели, завернулась в домашний халат и отправилась в направлении купальни, но, немного не дойдя до неё, свернула на кухню. Там было тихо и пустынно, весь дом давно спал, только из-под двери, что вела в ванную, пробивалась блёклая полоска света. Принцесса затаила дыхание и, стараясь ступать как можно тише, подкралась к двери и чуть потянула её на себя, молясь, чтобы та не заскрипела. К счастью, петли были смазаны на совесть, и в полной тишине она увидела мужа. Тал Тал стоял, сосредоточенно помешивая что-то в большой плошке, перед ним на лавке была разложена белая рубаха, точно такая же, как та, что была на нём надета. Не успела Юн Ми удивиться и как следует поразмыслить о содержимом чаши, как стратег, опустившись на колени, стал выкладывать прямо на свежую рубаху получившуюся красноватую массу, равномерно её распределяя. «Что он делает? — с недоумением подумала принцесса, наблюдая, как ткань постепенно становится розовато-оранжевой. — Он же не собирается потом это надевать?» Основательно перепачкав рубаху, генерал подошёл к ванной и быстро опрокинул в неё несколько вёдер с кипятком, а затем, предварительно потрогав воду, высыпал в неё какой-то порошок. «Оказывается, и мужчинам свойственно желание быть красивыми», — улыбнулась про себя Юн Ми, которой теперь все эти манипуляции напоминали, как Мин Хи готовила ванну для неё, бесконечно добавляя специальные настои и вытяжки, после которых кожа становилась особенно мягкой и нежной. Впрочем, Тал Тал в подобном вообще не нуждался — никто и близко не мог сравниться с ним по привлекательности в её глазах. По-видимому, на этом стратег счёл приготовления законченными и принялся распускать завязки на рубашке. «Будда, какой стыд! Я шпионю за собственным мужем! — мысли принцессы в смятении заметались. — Он же сейчас совсем разденется!» Вообще-то, девушка, принимая решение проследить за мужем, изначально понимала, что в ванной люди находятся голыми. Но только теперь, оказавшись лицом к лицу с перспективой увидеть полностью обнажённого супруга, осознала, насколько неблагопристойным был её поступок. Но, договорившись с самой собой, что немедленно закроет глаза, едва мужчина начнёт снимать штаны, Юн Ми удалось успокоиться. Между тем, Тал Тал стащил рубаху через голову и небрежно отбросил её на пол. Принцесса, затаив дыхание, с восхищением рассматривала его мускулистый торс, мужественную красоту которого ничуть не портили, а даже подчёркивали покрывающие его бледные шрамы. Впрочем, она быстро заметила незнакомый ей прежде рубец, почти вертикально пересекавший подтянутый живот. «Так вот куда он был ранен, — догадалась девушка. — Просто чудо, что он оправился после такого! Скоро и этот шрам побелеет и станет не таким заметным». Но и сейчас это ничуть не мешало ей любоваться телом обожаемого мужчины, Юн Ми буквально пожирала его глазами, впитывая каждую мельчайшую чёрточку: широкие плечи, укрытые распущенными медными волосами, мощная грудь с аккуратными ареолами сосков, сильные руки с удивительно изящными длинными пальцами. Её восторгов хватило ровно до того момента, когда Тал Тал потянулся к шкафу с бельём, явно собираясь взять полотенце, и развернулся к ней спиной. Она едва не заорала от неожиданности и пронзившего её ужаса, но тут же зажала рот, чтобы не издать ни единого звука. Но, по-видимому, эта предосторожность запоздала, поскольку генерал резко оглянулся на дверь, за которой пряталась принцесса, несколько мгновений помедлил, явно прислушиваясь, а потом, подобрав рубаху, принялся вновь её надевать. «Будда, что мне делать? — в панике думала девушка. — Сбежать и вечно делать вид, что ничего не знаю? Невозможно!» Взяв себя в руки, Юн Ми распахнула дверь и, гордо вздёрнув голову, подошла к мужу. — Что вы здесь делаете? — чуть сузившиеся тёмные глаза окинули её цепким взглядом. «Снова «вы», — машинально отметила про себя принцесса. — Явно расстроен и злится». — Я не буду лгать, что мне не спалось и захотелось принять ванну, — недрогнувшим голосом сказала она, — я пришла, чтобы понять, что с вами происходит. — Успешно? — презрительно бросил стратег, ничем не выдавая охватившего его мучительного чувства стыда, что та, которой он так дорожил, для которой изо всех сил старался быть идеальным мужчиной, узрела свидетельство его позора. — Вполне, — также холодно ответила девушка, но буквально физически ощутила, как тёплый влажный воздух, царивший в купальне, будто разом замёрз, врываясь в лёгкие при каждом вдохе колючими иголками льда. Мгновенно осознав, что сейчас не место и не время соревноваться в гордости и упрямстве, она приблизилась к мужу и, осторожно погладив его по плечам, на которых с лёгкостью ощущались странные многочисленные неровности, спросила так мягко, как только могла: — Вам очень больно? Тал Тал, внимательно наблюдая за её лицом, в котором отчаянно боялся прочесть отвращение и презрение, лишь отрицательно покачал головой. — Значит, всё это, — Юн Ми неопределённо кивнула, имея в виду окружающую обстановку, — чтобы они были не так заметны? Помогает? — Стало лучше, — подтвердил генерал, по-прежнему настороженно глядя на жену. «Будда милосердный! — едва не воскликнула принцесса, но, к счастью, сдержалась. — Если это лучше, что же было до этого?!» — Я вам помогу, — решительно заявила она и, заметив, что муж явно собирается возразить, добавила: — Вам нечего стыдиться! А проводить самому себе такие перевязки — чистое безумие. Доля здравого смысла в этих словах, безусловно, была, но стратег давно наловчился справляться самостоятельно, да, накладывать повязку у него не получалось, но пропитанная лекарством рубашка была вполне достойной альтернативой. — Не нужно, — попытался отказаться Тал Тал, но почувствовал, как маленькие мягкие ладони жены пробрались под тонкую ткань и сейчас гладили его по спине, двигаясь очень аккуратно и нежно. — Снимайте, — тихо, но настойчиво попросила девушка. — Ничего нового я уже не увижу. Признавая её правоту, стратег немного отстранился, стянул с себя рубаху и замер, с вызовом, за которым прятал страх и смущение, глядя супруге в глаза. Юн Ми облегчённо выдохнула, он доверился ей, и она не собиралась его разочаровывать. Зайдя мужу за спину, принцесса на мгновение зажмурилась, но затем заставила себя распахнуть глаза. Взгляд упёрся в безнадёжно изуродованную кожу, безобразные рубцы багрово-лилового цвета напоминали жирных отвратительных змей, по недоразумению сбившихся в стаю. Девушку передёрнуло, оставалось только благодарить Будду, что муж не видит её лица. Она осторожно, самыми кончиками пальцев, дотронулась до жутких отметин и произнесла, стараясь, чтобы в голосе не звенело сочувствие: — Как вы вынесли такую чудовищную боль? Тал Тал лишь слегка пожал плечами, он совершенно не собирался открывать супруге, что, как изнеженная барышня, лишился чувств во время этой экзекуции. — Вы должны гордиться ими, а не прятать, — удовлетворившись этим молчаливым ответом, продолжила Юн Ми, — и хоть мне и бесконечно больно видеть их, каждый из этих шрамов — награда вашему мужеству. — Она внезапно прижалась губами к одному из рубцов на плече. — Вашей стойкости. — Новый поцелуй. — Вашей силе духа. Первым порывом стратега было остановить жену, но едва он попытался повернуться, чтобы заключить её в объятия, как девушка, почувствовав это намерение, обхватила его за пояс и прошептала в ухо: — Пожалуйста, просто не двигайтесь. Позвольте мне, мой господин… Невероятно смущённый как её словами, так и действиями, генерал заставил себя кивнуть и закрыл глаза, невероятное облегчение разливалось внутри тёплыми волнами. Бессчётное множество ночей он изводил себя, представляя реакцию супруги на запечатлённое на его собственном теле унижение, так боялся, что она увидит его жалким и слабым, неспособным защитить себя, настолько, что даже решился обратиться к лекарю за специальными снадобьями, способными хоть немного сгладить рубцы. Но такого ответа он никак не ожидал и сейчас, чувствуя, как мягкие губы движутся по коже, будто с каждым новым поцелуем забирая его боль и отчаяние, Тал Тал ощущал лишь бесконечную нежность к этой удивительной женщине, которая всегда видела его куда лучше, чем на самом деле. Принцесса целовала мужа всё смелее, с замиранием сердца отмечая, как от её прикосновений скованные ужасным напряжением мышцы постепенно расслабляются, а его дыхание становится более глубоким и частым. Она так давно мечтала не только принимать его ласки, но и дарить свои, что просто не в состоянии была сейчас остановиться, хотя, конечно, прекрасно понимала, насколько неприлично и развратно себя вела, но ей было абсолютно всё равно. Юн Ми была полна решимости убедительно продемонстрировать супругу, что он ничуть не потерял привлекательности в её глазах, поэтому, неустанно целуя и прижимаясь всё сильнее к мужской спине, руками гладила его живот, постепенно спускаясь всё ниже к паху. Наконец, почувствовав под тонкой тканью штанов стремительно твердеющую плоть, она лишь на мгновение замешкалась, но потом решительно пробежалась пальцами по всей длине и крепко обхватила член у самого основания. «Будда! Она что, смерти моей хочет?!» — внутренне застонал Тал Тал, которому с каждым днём сдерживаться было всё невыносимее, эти проклятые три луны были самыми долгими в его жизни, и до их окончания ещё оставалось девять дней. Поэтому он уверенно разжал её ладонь и резко развернулся лицом к девушке, намереваясь перехватить инициативу и заставить жену играть по своим правилам. Но тонкие пальцы, прижавшиеся к его губам, весьма недвусмысленно его остановили. — Вы же обещали, — принцесса укоризненно посмотрела на мужа. — Обещали стоять и не двигаться. Строго говоря, подобных слов он и не думал произносить, но, заметив в тёмных глазах мольбу, сдался на её милость. — Хорошо, — согласился стратег, совершенно не понимая, чего супруга от него хочет. — Что ты задумала? — Я лишь хочу доставить удовольствие вам, мой господин… Абсолютно сбитый с толку, генерал недоумённо наблюдал, как Юн Ми опустилась перед ним на колени, потянула завязки на штанах и, высвободив изнывавший от желания член, посмотрела на мужа снизу вверх, словно желая получить подтверждение, что всё делает правильно. Тал Тал до последнего не верил, что практически невинная девушка решится на такую откровенную ласку, о которой никогда прежде и не думал просить, чтобы не смущать её, но сейчас, получив весьма однозначное соблазнительное предложение, устоять просто не мог. И когда горячий язык робко скользнул по члену, он шумно выдохнул и замер в предвкушении острого удовольствия. У принцессы из головы моментально вылетели все прочитанные наставления, как должно ублажать мужчину ртом, но она и не думала отступать, доверившись интуиции любящей женщины, всей душой желающей услужить своему возлюбленному. Она осторожно несколько раз прошлась языком по всей длине члена, обильно смачивая его слюной, и только потом, помогая себе рукой, нежно втянула в рот головку, тщательно следя за тем, чтобы не задеть тонкую шелковистую кожу зубами. Терпкий вкус мужской плоти на удивление оказался приятным и возбуждающим, а ошалевшие глаза мужа, замутнённые поволокой страсти, ещё больше усиливали желание не только дарить ему наслаждение, но и упиваться своей властью над ним, ведь стоило девушке на мгновение выпустить его изо рта, тут же следовал недовольный вздох. А когда она немного напрягла губы, чтобы плотнее обхватить член под самой головкой, Тал Тал издал очень тихий, но совершенно явственный стон и слегка подался бёдрами ей навстречу, словно умоляя не останавливаться. Юн Ми, действуя исключительно по наитию, чередовала лёгкие прикосновения языком с достаточно сильным давлением губами, аккуратно скользила по члену вверх и вниз, жалея только о том, что не может принять его в рот целиком. Попробовав впустить его чуть глубже, она моментально ощутила сильный спазм в горле, и тут же отстранилась, смущённо улыбнувшись мужу. Стратег уже сам не понимал, на каком он свете, принцесса сводила его с ума, ему хотелось вбиваться в этот податливый рот сильными резкими толчками, жёстко зафиксировать её голову, чтобы не думала даже увернуться, натирать её упругий язык и нежные щёки своим членом, но он неимоверным усилием воли сдерживался, понимая, что может просто напугать неопытную девушку или доставить ей не самые приятные ощущения. Поэтому он ограничился тем, что положил руки ей на затылок, лишь слегка подталкивая её голову вниз, и еле смог проговорить: — Всё хорошо, продолжай. Ободрённая этими словами, Юн Ми вновь принялась ласкать мужа ртом, каждый раз языком дразняще проводя по уздечке и не забывая слегка сжимать ладонью член у основания. По тому, что мужчина уже не таясь постанывал, она понимала, что всё делает верно, и даже тогда, когда губы с непривычки устали, а шею неприятно заломило, принцесса и не думала останавливаться, чувствуя, что любимый близок к пику удовольствия. И действительно, спустя несколько мгновений Тал Тал содрогнулся всем телом и с тихим рыком кончил, заполняя её рот вязкой спермой, которой было так много, что девушка, не успевая глотать, подавилась и закашлялась. — Прости, — стратег поднял её с колен и прижал к себе, ощущая, как затухает в теле только что испытанное им блаженство. Легко поцеловав жену в висок, он тихо произнёс: — Спасибо… Я… Он замолчал, не в силах произнести три таких простых слова, но принцесса с лёгкостью поняла, что именно супруг пытался ей сказать. — Я тоже люблю вас, — ответила на его неозвученное признание Юн Ми и, совершенно счастливая, уткнулась в грудь обожаемого мужчины.***
Непроглядную темноту ночи разгоняли факелы, что несли с собой солдаты Байана. Небольшой отряд выехал из Дайду и теперь следовал незнакомой лесной дорогой. Регент, ехавший впереди, изрядно нервничал, поэтому был куда раздражительнее обычного, и воины, хорошо зная вспыльчивость своего командира, старались не попадать под горячую руку, осмотрительно держась поодаль. Принцесса скакала рядом с канцлером, пожалуй, только её он не трогал своим недовольством. Наоборот, с тревогой бросал на неё взволнованные взгляды, будто опасаясь, что она внезапно решит повернуть назад. Но Юн Ми и не думала отказываться от своего обещания, она свято уверовала, что действует на благо империи, всего одна фраза названной матери помогла ей решиться сопровождать Байана. — Если твои сомнения только в том, как твой муж воспримет такое вмешательство, подумай вот о чём, — сказала тогда Оэлун, как всегда ласково глядя на дочь. — Есть ли хотя бы что-то, чего бы он не сделал во имя процветания Юань? Это твой шанс помочь, и совсем не лично господину регенту, а тому, кто тебе так дорог. Уверена, он обязательно проявит снисходительность, узнав все обстоятельства. Да и ваши личные отношения весьма прозрачно намекают, что ты можешь рассчитывать на его понимание, я же не ошибаюсь? Девушка, вспомнив ту ночь в купальне, зарделась и опустила глаза, которые моментально заискрились подлинным счастьем, стоило ей лишь подумать о любимом, тогда между ними рухнули последние преграды, и до самого рассвета они не могли оторваться друг от друга. Прощание тоже вышло трогательным и нежным, наполненным совсем не горечью разлуки, а предвкушением скорой встречи. Тал Тал коротко прижался губами к ладони жены и, будто боясь передумать, тут же вскочил в седло и выехал за ворота дворца регента, а принцесса лишь смотрела ему вслед, пока он совсем не скрылся из вида. — Вы не ошибаетесь, мама… — прошептала она в ответ, но большего не сказала, твёрдо решив, что все подробности останутся только между ними. С того разговора для неё всё было решено, не сказать, что Юн Ми совершенно успокоилась, всё-таки где-то глубоко в душе ворочались сомнения, но в целом она чувствовала себя уверенно. — Похоже, это здесь, — произнёс Байан, едва завидев огни, освещавшие стоящий на опушке леса явно заброшенный дом: окна заколочены досками, тропинка, ведущая к двери, заметена снегом, из трубы, несмотря на зимний холод, не вился дымок. — Какое странное место, — заметила принцесса, поёживаясь. — Не похоже, что тут вообще кто-то есть. — Факелы-то зажжены, — резонно возразил регент, подавая знак отряду остановиться, — а тайные встречи на то и тайные, чтобы назначать их подальше от посторонних глаз, поверь мне. Он спрыгнул с лошади и помог спешиться девушке, которая, чувствуя себя здесь совсем неуютно, предпочла бы убраться отсюда подальше, но заставила себя послушно следовать воле старшего, лишь позволила себе шепнуть: — Мне тут совсем не нравится. — Не дури, — строго сказал регент, которому приходилось бывать в куда более пугающих местах, чем этот тихий заброшенный дом. — Зато можно не опасаться засады, тут всё как на ладони. Пойдём. — Он осторожно тронул принцессу за локоть и, развернувшись к сопровождавшим их воинам, приказал: — Ждите здесь. По дороге к дому Юн Ми внимательно осматривалась вокруг, но никак не могла понять, откуда взялся этот страх, что буквально захлёстывал её сейчас с головой. Она уговаривала себя, что нервничает совершенно зря и им с дядей ничего не угрожает, но всё было напрасно. Канцлер же наоборот, приближаясь к желанной цели, всё больше успокаивался и рисовал себе радужные картины ближайшего будущего, в котором народ Юань будет прославлять его как спасителя, а император непременно одарит дорогими подарками и обласкает вниманием. Добравшись до видавшего виды крыльца, Байан отбарабанил условленный стук, и дверь тотчас же отворилась. — Дядя… — девушка предприняла последнюю попытку остановить его, но мужчина, крепко схватив её за руку, почти силой втащил за собой в дом. В полутёмной комнате их встретил совсем молодой человек, почти мальчишка, который, вежливо поклонившись, произнёс со всем уважением: — Ваш меч, господин регент. Тот нахмурился, несколько мгновений поколебался, но всё же протянул клинок, вложенный в ножны. — Проходите, — почтительный жест в сторону единственной двери, ведущей вглубь дома. Канцлер решительным шагом направился в указанном направлении. Юн Ми ничего не оставалось, как следовать за ним, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, но, едва они пересекли порог, она почувствовала себя чуть лучше. Во-первых, в этой комнате было светло, не менее двух дюжин свечей заливали её ярким светом, позволяя детально рассмотреть весьма скудную обстановку: большой стол с пятью стульями вокруг него, и ничего больше. А во-вторых, кроме них двоих, здесь никого не было. — Что это за шутки?! — рявкнул Байан. — А ну, выходи немедленно! — Подождите, дядя, — перебила его девушка, заметив в центре стола лист бумаги. Она приблизилась и взяла его в руки, бегло пробежавшись по строчкам. — Это то самое письмо, но у нас была копия, а это, несомненно, оригинал. — Точно? — недоверчиво спросил регент. — Вот так просто? — Не совсем, — покачала головой принцесса, — видите, здесь лист оборван? — И что с того? — недоумённо посмотрел на неё канцлер. — То, что мы с вами это уже знаем, — терпеливо пояснила Юн Ми и прочла, переводя с листа: «Я, Марко Поло, преданный слуга Великого хана Хубилая, спешу сообщить о случайно обнаруженных нами соляных копях. Сопровождая по вашему приказу принцессу Кекачин к её будущему супругу ильхану Аргуну, наш корабль попал в бурю и вынужден был пристать к необитаемому острову для починки. Проведя там несколько дней, в своих изысканиях мы наткнулись на несколько огромных пещер, по-видимому, являющихся природными хранилищами соли. Смею заверить, это совершенно потрясающее зрелище, огромные груды белоснежной соли лежат прямо на земле, никакого трудоёмкого процесса добычи здесь не требуется. Зная, как ценится этот минерал в Юань, незамедлительно отправляю это письмо с подробным описанием пути к этому острову…» — То есть местонахождение этого острова по-прежнему неизвестно, — подытожила девушка. — Ни черта не понимаю! — Байан тяжело опустился на один из стульев и кивнул, явно приглашая её расположиться рядом. — Но продолжение же должно быть, иначе всё бессмысленно! — Подождём, — предложила принцесса, усаживаясь. Окунувшись в знакомую стихию древнего языка, она почти успокоилась, ей даже стало любопытно, что будет дальше и как завершится это приключение. Прошло не меньше получаса, когда они услышали за дверью шаркающие шаги и, не сговариваясь, поднялись на ноги. На пороге возникла… сгорбленная старуха, настолько древняя, что казалось, сделай она шаг — и рассыплется в прах, лицо её было изрезано глубокими морщинами, слезящиеся глаза взирали на мир мутным взором и, судя по глубоко запавшей линии рта, ей явно не хватало зубов. Юн Ми, увидев это страшилище, похолодела и вцепилась в руку регента. Но старуха вполне мирно поклонилась и устроилась за столом, по-видимому, считая свой возраст достаточным основанием, позволяющим ей сидеть в присутствии столь высокопоставленных особ, что сейчас недоумённо переглядывались. — Садитесь, — невнятно прошамкала она. — Вы рано приехали. — Рано — не поздно, — заметил Байан, вновь усаживаясь на стул, и, решив не тянуть, спросил: — Откуда у вас этот документ? — Мои сыновья много лет служили господину По Ло, — был ответ, — они-то и привезли письмо в Юань. Вот только хан Хубилай к этому времени уже скончался. — Почему же они не передали его законному преемнику хана? — удивился регент, явно чуя какой-то подвох. — Они бы передали, — злые огоньки заплясали в глазах старухи. — Да только проклятый Гаммала, оспаривавший власть своего брата, их схватил и приказал пытать, дабы выведать, что за вести они привезли императору Тэмуру. Старший сын умер, не выдержав истязательств, младшему каким-то чудом удалось сбежать и сберечь письмо. С тех пор мы покинули столицу и никогда туда не возвращались. — Почему же сейчас вы решились отдать его? — вступила в разговор принцесса. — Младший сошёл с ума, — словно не слыша вопроса, продолжала старуха. — Из рук эту бумажку не выпускал, на груди носил, и слушать не хотел о том, чтобы расстаться с ней. Да только несколько месяцев как помер. Тогда мы и решили, что пора уже этому письму, забравшему жизнь одного моего сына, и рассудок второго, послужить на благо нашего рода. — Вы можете подтвердить подлинность письма? — этот вопрос волновал Юн Ми больше всего, потому что, хоть бумага и была явно старой и истёртой, а чернила выцветшими, но ей лично никакого труда бы не составило написать такую подделку, а сумма, что предстояло уплатить регенту, наверняка была весьма значительной. Золотой прямоугольник был брошен на стол перед принцессой, та схватила его, и, прочитав надпись на нём, округлившимися глазами уставилась на Байана. — Это пайцза хана Хубилая, смотрите, дядя, — она протянула ему вещицу, и регент с лёгкостью разобрал знакомые иероглифы: «Приказываю, чтобы во всех странах, куда придут три посла, давалось им всё необходимое, и лошади, и провожатые от места к месту». Сомнений больше не оставалось, документ явно был подлинным. — А теперь к делу, если уж так вам нужна вторая часть послания, — проскрипела старуха. — Встретимся через два дня, вы привезёте золото, как только мои внуки и правнуки отъедут с ним на достаточное расстояние, я отдам вам письмо. — В смысле? — встрепенулся канцлер. — То есть золото вперёд? — Только так, — неожиданно твёрдо произнесла женщина. — Я-то без золота и письма вам без надобности, а убьёте — так и пусть, зажилась уже. Но если попробуете руку поднять на моих мальчиков — спалю эту бумагу у вас на глазах. Байан едва не разинул рот от удивления, насколько хитро был продуман этот ход. Он, честно признаться, с золотом расставаться не любил, но, похоже, здесь иного выбора не было. — Сколько вы хотите? — буркнул регент, внутренне готовясь торговаться, переплачивать он совсем не собирался. — Дак сколько сами назначите, столько и привезёте, — старуха засмеялась каким-то каркающим смехом, от которого у Юн Ми по спине пробежал неприятный холодок. — Сейчас ещё один покупатель заявится, посмотрите друг на друга, да и напишете каждый по цифре. Такие вот торги, не продешевите, а то письмо уйдёт другому. — Что за покупатель? — загремел канцлер, вскакивая на ноги. — Мы так не договаривались! — Дядя, — девушка тоже поднялась и положила руку на плечо Байана, пытаясь его успокоить. — Позвольте ваш меч, господин, — донеслось до них из-за двери, и они оба повернулись ко входу в комнату, внутренне готовясь увидеть соперника. Лёгкий шелест юбок. Еле слышный перезвон драгоценностей. Тяжёлые мужские шаги. Дверь распахнулась. На пороге во всём своём величественном великолепии появилась гвиби. За её плечом, как всегда с непроницаемым лицом, стоял Тал Тал. Принцесса, не успев даже охнуть, потеряла сознание и как подкошенная рухнула на руки Байана.***
Когда Юн Ми открыла глаза, она обнаружила, что лежит в собственной кровати, заботливо укрытая одеялом. Рядом с ней, на самом краю постели, сидел Тал Тал. Увидев любимого мужа, принцесса почувствовала, как сердце в груди затрепетало, она попыталась его окликнуть, чтобы дать понять, что пришла в себя, но язык не слушался, горло будто полностью пересохло и у неё получилось издать только странный сиплый звук. Заслышав его, стратег скользнул по жене пустым, ничего не выражающим взглядом, затем поднялся, подошёл к столу и, наполнив маленькую чашу, протянул её девушке. Она, чуть приподнявшись, жадно проглотила содержимое, определённо, стало лучше, у неё получилось несколько раз сглотнуть, да и в голове постепенно начало проясняться. Юн Ми уверенно помнила и тот заброшенный дом, и жуткую старуху, и обстоятельный разговор о письме Марко Поло, и неожиданное появление супруга на пороге. Но дальше всё было как в тумане, вроде муж вёз её домой, усадив в седло перед собой, но в остальном был полный провал. Принцесса попыталась сесть в постели, но тут же почувствовала сильнейшее головокружение и обессиленно упала обратно на подушки. Тал Тал лишь равнодушно наблюдал за этим, не сделав ни единого движения, чтобы помочь ей. Он вновь опустился на кровать, только на сей раз не в ногах, а чуть ближе к жене, которая молилась, чтобы это было добрым знаком. — Вы очень сердитесь, мой господин? — с усилием прочистив горло, робко спросила девушка. Голос был совершенно чужим, но хотя бы уже подчинялся своей обладательнице. Генерал ничего не ответил, лишь совершенно спокойно смотрел на неё, только в его взгляде совсем не было теплоты и нежности, к которым Юн Ми уже успела привыкнуть. Впрочем, не было в нём ни ярости, ни злости, ни разочарования. В нём просто не было ничего, будто он смотрел на какой-то неодушевлённый предмет, а не на жену, которую ещё три дня назад бережно сжимал в объятиях и совсем не хотел отпускать. — Я заслуживаю наказания, мой господин, — вновь попыталась принцесса, холодея от ужаса, что из-за единственного неверного шага их отношения разлетелись вдребезги и теперь никогда не будут прежними. — И приму его с благодарностью. Молчание. Девушку уже вовсю душила паника, она поднималась изнутри, словно смертоносная лавина, сметающая всё на своём пути. Юн Ми отчаянно не хватало воздуха, каждый вдох давался с огромным трудом, она самой себе напоминала рыбу, безжалостно вырванную из родной стихии и брошенную на берег. «Мама же не могла ошибиться, — на разные лады повторял мозг, — или могла? Будда, помоги мне!» Она вновь попробовала сесть, опираясь на руку. В этот раз получилось удачно, перед глазами по-прежнему мельтешило, но лицо мужа принцесса видела с поразительной точностью, в нём не дрогнул ни один мускул, он, кажется, даже не моргал. С огромным трудом дотянувшись до его ладони, мирно лежавшей на кровати, Юн Ми не решилась поцеловать её, лишь попыталась прижать к своей груди, но Тал Тал в ответ полоснул её таким взглядом, что слабые пальцы разжались сами собой. У неё было чувство, что она посмела дотронуться до совершенно чужого мужчины, а не до собственного мужа. — Буддой вас заклинаю, не молчите! — из последних сил выкрикнула девушка, желая достучаться до него. — Ругайте, бейте, всё, что хотите, только не молчите! Ей казалось, она разговаривает с каменной стеной, холодной и мёртвой. Все её слова, идущие от самого сердца, не только разбивались об неё с необычайной лёгкостью, но и ранили душу, что сейчас заходилась в безмолвном горестном крике. — Умоляю вас, — прошептала принцесса, даже не пытаясь смахнуть со щёк солёные ручейки слёз, — если я хоть на мгновение когда-нибудь была вам дорога, скажите хоть слово! — Вы беременны.