***
— Вырвать язык! Смысл нового приказа не сразу дошёл до затуманенного невыразимым чувством вины сознания принцессы, лишь заметив, что Мин Хи потащили к ближайшему столбу и стали связывать не только руки, но и надёжно фиксировать верёвками голову, она громко ахнула и ринулась было вниз по лестнице, чтобы пресечь, наконец, это издевательство. Но стальная рука, жёстко обхватившая её за талию, не позволила ей осуществить задуманное. — Стойте спокойно, не позорьтесь на глазах у всех! — прошипел Тал Тал, прижимая к себе жену. — Один ваш шаг — и её повесят. Юн Ми казалось, что она вот-вот рухнет в обморок, дурнота накатывала волнами, в желудке ворочался тошнотворный ком, уши заложило от грохота собственного сердца, ноги подкашивались. — Остановитесь, я умоляю вас! — пересохшие губы не слушались и едва шевелились, но она упорно пыталась достучаться до явно обезумевшего супруга. — Со мной делайте, что хотите! Но её оставьте в покое, это же просто бесчеловечно… Бесчеловечно… На стратега эти слова не произвели ровным счётом никакого впечатления, он ждал, совершенно бесстрастно наблюдая, как Чо Дан пытался вставить в рот служанке специальное приспособление, не позволяющее сомкнуть челюсти. Мин Хи отчаянно дёргалась и, кажется, умудрилась укусить своего мучителя за палец. Тот на мгновение отступил, и тут же раздался истошный вопль, ради которого Тал Тал, собственно, всё и затеял: — Господин генерал, пощадите! Я расскажу всё! Всё, что знаю! Все тайны и секреты Её Высочества! Вы не пожалеете! Только пощадите меня! — Что здесь происходит? — властный голос рокотом прокатился по двору. Слуги почтительно расступились, и на площадку прошествовала императрица в сопровождении двух придворных дам. Едва заметив наряд принцессы, почти точь-в-точь, как её собственное платье, она замерла на месте и неодобрительно нахмурилась. «Очень вовремя», — удовлетворённо подумал стратег, сдержанным жестом велел Чо Дану остановиться и, по-прежнему поддерживая жену, спустился с ней по лестнице, а когда предстал перед государыней, почтительно ей поклонился: — Ваше Величество. Прошу простить мою дерзость, но здесь не место для дамы вашего статуса. Байан-Хутуг, заметив, как брат нежно обнимает супругу, моментально вспыхнула злобой и ревностью, но, очень предусмотрительно решив, что с этой мерзавкой разберётся позже, лишь презрительно сощурила глаза и поджала губы. — Здесь ни одной благородной даме не место, — возразила она, стараясь, чтобы голос звучал сердечно, но в то же время твёрдо, впрочем, было понятно, что Юн Ми ничего толком не слышит и не соображает. — Её Высочество того и гляди лишится чувств. — Я могу поручить мою жену вашим заботам, Ваше Величество? — подчёркнуто вежливо спросил Тал Тал, слегка сжимая ладонь на девичей талии, надеясь, что это поможет супруге прийти в себя. — Мне нужно безотлагательно заняться делами. — Безусловно, брат, — Байан-Хутуг ослепительно улыбнулась. — Ваше Высочество, пригласите меня выпить чаю? — Видя, что девушка не реагирует, окликнула её чуть громче: — Ваше Высочество! — Прошу простить, Ваше Величество, — хриплым, каким-то чужим голосом ответила принцесса, заставляя себя вернуться в реальность. — Мне… немного нехорошо. — Вам действительно нужно отдохнуть, — подчёркнуто заботливым тоном, который пугал Юн Ми куда сильнее привычной холодности, посоветовал стратег. — В вашем положении вредно волноваться. — Положении? — ахнула императрица, но тут же умолкла — выяснять столь интимные вопросы на глазах у слуг было просто абсолютно неприлично. Тал Тал и ухом не повёл на это восклицание, он осторожно выпустил жену из объятий и, убедившись, что та в состоянии держаться на ногах без его помощи, поклонился Байан-Хутуг и отошёл в сторону. — Чо Дан, эту, — генерал глазами указал на Мин Хи, что бессвязно бормотала сбивчивые слова благодарности, — в мой кабинет. Остальные свободны.***
Принцесса полулежала на кушетке в столовой, она медленно приходила в себя, голова постепенно прояснялась, сердце стучало тише, но мерзкая внутренняя дрожь всё ещё ощущалась во всём теле и заставляла нервно сцепить руки, чтобы пальцы не ходили ходуном. Девушка до сих пор не могла поверить, что чудесное появление императрицы разрешило ситуацию, казавшуюся ей совершенно безнадёжной. В голове метались слова признательности, но, едва она решилась заговорить и подняла взгляд на подругу, как заготовленные предложения моментально застряли в горле. Байан-Хутуг смотрела на неё с откровенной враждебностью и презрением, никогда прежде Юн Ми не видела у неё таких глаз и даже в первое мгновение растерялась, но потом, вспомнив о надетом на ней платье, поняла, в чём дело. Она аккуратно поднялась, хотя её всё ещё ощутимо потряхивало, и опустилась перед императрицей на колени. — Ваше Величество, — покаянно начала принцесса, — позвольте поблагодарить вас, что своим вмешательством вы спасли невинного человека. Я и не смела рассчитывать, что после моего оскорбления, поверьте, нанесённого вам невольно, вы протянете мне руку дружбы. Государыня молча слушала, её разрывало от противоречивых желаний — хотелось одновременно гордо уйти и никогда больше не видеть эту зарвавшуюся стерву, и непременно остаться, чтобы выяснить, что здесь вообще происходит и как использовать это к собственной выгоде, уничтожив счастливую соперницу в борьбе за сердце брата. — Вы, безусловно, повели себя возмутительно и совершенно непозволительно, — немного поколебавшись, Байан-Хутуг всё же приняла решение. — Но вы знаете, что я мягка сердцем и не могу забыть о расположении, что всегда испытывала к вам. Вы нуждались в моей помощи — я её оказала. А теперь позвольте откланяться, более мне неприятно находиться в вашем обществе. — Ваше Величество, я прошу вас, не уходите! — взмолилась Юн Ми, для которой сама мысль так глупо потерять искренне благоволящую к ней могущественную подругу была просто невыносимой. Она и так по пальцам одной руки могла перечесть людей, которым была небезразлична её судьба, а значит, и жизнь её будущего сына, и перспектива лишиться покровительства императрицы приводила её в настоящий ужас. — Это чудовищное недоразумение! Клянусь, я прикажу сжечь это проклятое платье! — Вам стоило это сделать гораздо раньше, — назидательно проговорила Байан-Хутуг, в душе наслаждавшаяся унижением этой девчонки. Но, якобы сменив гнев на милость, великодушно согласилась: — Если вы так просите, я могу остаться, вы переоденетесь и расскажете, что у вас случилось. — Конечно, Ваше Величество! — с облегчением выдохнула принцесса, понимая, что подруга не держит на неё зла за этот проступок. Поднявшись, она нерешительно попросила: — Может одна из ваших придворных дам помочь мне сменить платье? Брови императрицы едва не поползли вверх, но она быстро справилась с собой и, подавив ворох недоумённых вопросов, позвала: — Дама Ён! — и, едва та появилась на пороге, приказала: — Помоги Её Высочеству! Спустя некоторое время, когда Юн Ми, одетая в свой самый скромный бледно-жёлтый наряд, пошитый для неё ещё во время траура по мужу, вернулась в столовую, Байан-Хутуг спокойно пила чай. — Садитесь, Ваше Высочество, — пригласила она, окидывая лицо девушки цепким взглядом. — Объясните, наконец, что произошло? Вы так бледны, вы заболели? — Я просто умылась, а тратить время на макияж не посмела, чтобы не заставлять вас ждать понапрасну, — виновато улыбнулась принцесса. — Но почему вы попросили прислуживать вам мою придворную даму? — с недоумением спросила императрица. — Где же ваши служанки? Губы Юн Ми задрожали, а глаза вновь наполнились слезами при воспоминании о случившемся не более часа назад на хозяйственном дворе, стремясь отвлечься, она сделала большой глоток уже остывшего чая и, как ей показалось, взяла себя в руки. — Мин Хи, мою личную горничную, — пояснила девушка, понимая, что Байан-Хутуг не помнит имён, — вы видели сегодня утром. И спасли от ужасной участи. Я так благодарна вам, Ваше Величество! Если бы не вы… — Пустяки, — отмахнулась императрица, — не переживайте вы так! Это всего лишь служанка. Рабыня. Не стоит из-за неё терзаться. Но остальные-то где? — Мой супруг пока не отдал распоряжений на этот счёт, — ответила принцесса, надеясь, что собеседница удовлетворится таким жалким объяснением и не будет её больше выспрашивать — честно признаваться во всех обстоятельствах своей беременности она не собиралась ни одной живой душе. Байан-Хутуг едва не расхохоталась в голос, услышав эти слова, что больше всего были похожи на детский лепет. Похоже, брат устроил весёлую жизнь этой дурочке, если у неё не было даже права приказывать слугам в собственном доме. Впрочем, сама государыня не могла избавиться от своих придворных дам, шпионок Вдовствующей императрицы, поэтому почувствовала себя неуютно и поспешила перевести тему, задав вопрос, что больше всего занимал её сейчас: — Брат упомянул ваше положение… Юн Ми поспешно опустила просиявшие искренней радостью глаза и смущённо кивнула. Несмотря на все сложности между ней и мужем, сообщать о милости Будды окружающим было приятным и захватывающим. — Значит, можно вас поздравить! Это такое счастье! — воскликнула Байан-Хутуг, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало ни одной фальшивой ноты. К счастью, у неё было достаточно времени подготовиться к этому известию, да и привычка прикидываться невинной овечкой, приходящей в восторг от чужих младенцев, давно въелась в кровь. — Представляю, как счастлив брат! Неудивительно, что он даже обнимал вас у всех на глазах! — Лёгкое неодобрение было скрыто последующим смешком: — Хорошо, что вас не видела Её Величество Будашири! Принцесса лишь застенчиво улыбнулась в ответ, совершенно не собираясь просвещать подругу, в чём была истинная причина замеченных ею объятий. И тут императрице в голову пришла настолько блестящая мысль, что она едва не захлопала в ладоши. «Одна стрела — и два орла! И сама избавлюсь от слежки, и к этой нахалке приставлю соглядатая!» — Я хочу сделать вам подарок, Ваше Высочество, — тепло проговорила Байан-Хутуг, — возьмите к себе в услужение даму Ён. Она умелая горничная, очень преданная и умеет держать язык за зубами. Кроме того, у неё есть опыт прислуживания беременным, она даже принимала роды у бывшей императрицы Танашири и нянчила маленького Маху. Юн Ми бросила полный сомнения взгляд на Ён Хву, которая, умело скрыв неуместное неудовольствие от такого назначения, резко понижающего её статус, низко поклонилась новой хозяйке. Но на принцессу это послушание не произвело ровным счётом никакого впечатления — она смутно припоминала, что эта девушка обвинялась в неподобающем обращении с малолетним принцем, поэтому восприняла этот щедрый жест государыни скорее настороженно, чем восторженно. Но отказать подруге в этом порыве представлялось абсолютно дерзким, особенно учитывая её снисходительность к досадной оплошности с платьем, поэтому Юн Ми предельно сердечно поблагодарила: — Вы так добры, Ваше Величество… — но тут же засомневалась: — Не знаю только, как мой муж отнесётся к этому… — Он не посмеет возражать против приказа государыни, — уверенно заявила императрица. — Не беспокойтесь, брат хоть и суров, но правила приличия никогда не были для него пустым звуком. Ободряюще улыбнувшись собеседнице, Байан-Хутуг, видимо, решила, что вопрос исчерпан, и с нескрываемым любопытством бросилась засыпать принцессу вопросами: — Как вы себя чувствуете? Когда же свершится радость? Это мальчик?..***
Пару дней спустя. Тал Тал вышел из одного из лучших борделей в Дайду. Больше всего его здесь устраивало то, что к дорогим гостям заведения относились со всей внимательностью и исполняли любые прихоти, какими бы странными они ни были. Вот и его пожелания были услышаны и исполнены самым наилучшим образом, но он не чувствовал ни радости, ни удовлетворения, лишь эмоциональное опустошение и свинцовую усталость во всём теле. Но, верный своей привычке не распускаться, а действовать в соответствии с составленным планом, генерал стремительно направился к навесу, под которым его ждал Конь. Легко вскочив в седло, он пустил лошадь неспешной рысью и вскоре оказался у дворца канцлера. Небрежно кивнув склонившемуся в поклоне Му Чжину, стратег спешился, бросил офицеру поводья и уверенной поступью зашагал в кабинет дяди. Едва добравшись до двери, он решительно толкнул тяжёлую створку и замер на пороге, в смущении опустив глаза. Зрелище, открывшееся ему, было верхом неприличия: регент, подхватив жену на руки, кружил её по комнате, то и дело останавливаясь, чтобы наградить супругу очередным поцелуем, а та, обхватив его за шею, заливалась мелодичным тихим смехом. Эта картина истинного семейного счастья внезапно отозвалась в груди Тал Тала резкой болью, и он мгновенно пожалел, что не может провалиться сквозь пол или просто испариться. Момент для разговора с дядей был выбран явно неудачно. Оэлун первая заметила сына, неподвижно стоящего в дверях и старательно разглядывающего свои чёрные сапоги. — Мой господин, — тихо прошептала она, желая привлечь внимание мужа. Но тот ничего не слышал, казалось, для него сейчас не существовало ничего, кроме любимой супруги, он сиял восторгом и не мог сдержать улыбки, растягивающей его губы почти до ушей. — Мой господин, — чуть громче повторила Оэлун и не только разомкнула объятия, но и явно протестующе упёрлась ладонями в широкую мужскую грудь. Заметив, как Байан недоумевающе наморщил лоб, она мягко попросила: — Пожалуйста, осторожнее! Эти слова будто пробудили регента, и он мгновенно, но предельно аккуратно, поставил жену на пол, однако и не думал отнимать от неё руки, деликатно поддерживая, словно опасался, что без его помощи она тут же по неведомой причине рассыплется в прах. — К вам пришли, мой господин, — женщина глазами указала на всё ещё мающегося в дверях генерала, понимая, что взгляд мужа по-прежнему прикован к ней, и он вряд ли способен заметить даже слона, если бы того угораздило очутиться в его кабинете. Байан немного растеряно оглянулся. Заметив племянника, визит которого, честно признаться, не стал для него неожиданностью, ибо той ночью, встретившись в заброшенном доме, они не обменялись и парой фраз, но было ясно, что объяснение, предстоящее им, неизбежно. Регент попытался нахмуриться и принять свой обычный солидный вид, но счастье, теснившееся в груди, прорывалось неуёмной лавиной, и в итоге, не в силах больше сдерживаться, он, продолжая совершенно глупо, по мнению стратега, улыбаться, громко объявил: — У нас будет ребёнок! Тал Тал на мгновение опешил, но очень быстро недоумение, проступившее было в тёмных глазах, сменилось привычной бесстрастностью. — Рад за вас, дядя. Госпожа, — он дважды корректно поклонился. — Благодарю вас, — Оэлун также в ответ склонила голову и, не желая мешать сыну, который явно приехал сюда не просто так, шепнула мужу: — Если вы позволите, я пойду. — Постой-постой, — заволновался Байан, — я тебя провожу в спальню. Тебе надо отдохнуть. Женщина нежно улыбнулась супругу и кивнула. Она чувствовала себя просто замечательно, никакие тяготы беременности пока не беспокоили, но возражать ей и в голову не пришло — действительно, в её возрасте самым разумным было поберечься и не тратить силы зря, чтобы, не приведи Будда, не повредить малышу. — Тал Тал, подожди меня, — обратился регент к племяннику, в душе радуясь отсрочке неприятного разговора. А то, что он будет неприятным, Байан ничуть не сомневался. — Садись и всё такое… Стратег молча кивнул и опустился на край кресла, стоящего у большого письменного стола. Не желая проявить неделикатность, он, полностью игнорируя дядю и его жену, уставился на огромную карту Юань, что украшала одну из стен кабинета. «Младенцы, — ощутив вспышку внезапного раздражения, подумал генерал. — И почему все сходят с ума от умиления при одной вести о беременности?» Сам Тал Тал никаких особенных чувств к своему потенциальному сыну не испытывал, учитывая обстоятельства, это было скорее проблемой, чем счастьем. Сердце стратега неприятно сжалось, захотелось сделать глубокий вдох, чтобы обрести привычное равновесие. От одной мысли, чем всем им грозит рождение этого малыша аккурат через девять лун после дня дунчжи, его прошибал холодный пот. Впрочем, у него уже был план. Наверное, не самый идеальный и безопасный, но единственно возможный в данной ситуации. И учитывать мнение жены Тал Тал абсолютно не собирался, ей просто придётся принять неизбежное. Падать в бездну бесчестья, в которую она его настойчиво тянула внезапно проснувшимся чадолюбием, совершенно не входило в планы генерала. Привычно отринув эмоции, он заставил себя сосредоточиться на предстоящем ему разговоре. Слишком многое сейчас было поставлено на карту, поэтому размениваться на сантименты он был отнюдь не намерен. Значительных трудностей стратег в этой беседе не предвидел, чего нельзя было сказать о следующей, ему предстоящей. Но напомнив себе, что проблемы нужно решать по мере их поступления, в который раз стал в голове прокручивать аргументы, что собирался привести дяде. Байан появился значительно позже, чем ожидалось. И, если бы его ждал какой-нибудь другой посетитель, он бы уже наверняка извёлся от нетерпения. Но генерал был абсолютно спокоен. Едва канцлер показался в дверях, он поднялся и почтительно ждал, пока сияющий как золотой доспех на ярком солнце регент займёт своё законное место за столом. — Представляешь, Тал Тал, лекарь говорит, что это мальчик! — никак не мог уняться счастливый отец. — Мальчик! Мой сын! Понимаешь?! Стратег коротко кивнул, но потом решил, что реакция вышла уж очень сдержанной даже для него, и счёл нужным добавить: — Это радостные вести, дядя. — Радостные?! — вскричал Байан, неосторожно вскакивая с кресла и задев коленом стол, отчего по кабинету разнёсся глухой звук удара, но канцлер, казалось, этого даже не заметил. — Ты не понимаешь! Вот когда ты узнаешь, что вот-вот станешь отцом — тогда и поговорим. Это такое… У меня слов не хватает выразить, как я горд и счастлив! Он внезапно бросился прямо к племяннику, желая заключить того в крепкие объятия, но в полушаге замер и лишь до боли стиснул его плечо от избытка чувств. — Да, дядя, — почтительно отозвался генерал, ничем не выдавая неприятных ощущений от впивающихся в кожу даже через плотную ткань чёрного ханьфу металлических заклёпок его доспеха. — Если вам угодно, я подготовлю все бумаги, чтобы после рождения ребёнка вы могли объявить его своим законным наследником. — Тал Тал, ты чего? — Байан растерянно заморгал, а потом решительно тряхнул головой и заявил: — Даже не думай! Ты был и останешься моим преемником. Мы не всегда сходимся во взглядах, но сердца у нас одинаковые. Так ведь? Он посмотрел на племянника с затаённой надеждой, что тот оценит это предложение перемирия. Стратег некоторое время молчал, будто что-то ещё раз обдумывая, а потом лишь коротко кивнул. Что ни говори, статус наследника канцлера всегда был для него важен, и то, что дядя делал такой широкий жест, обделяя будущего столь долгожданного сына, многое значило для Тал Тала. — Я понимаю, что ты злишься, — Байан, воодушевлённый этим молчаливым согласием, заставил себя сконцентрироваться на разговоре. Конечно, известие жены мигом направило все его помыслы только в мечты о будущем малыше, но и взаимоотношения с племянником были для него далеко не пустым звуком. Несмотря на все неурядицы между ними, регент, хоть и не признаваясь даже самому себе, любил и ценил своего воспитанника. Поэтому сейчас постарался вернуться с небес на землю. — Но я прошу тебя, подумай, какую пользу Юань принесут эти соляные копи! Её Высочество согласилась не ради меня и не ради себя, ради империи! И даю тебе слово, больше никогда, слышишь, никогда я не буду просить её о помощи. Особенно, — тут мужчина хитро прищурился, — если ты вновь будешь на моей стороне. Предложение было кристально ясным, и, поскольку оно полностью соответствовало намерениям Тал Тала, он снова сдержанно кивнул. — И, чтобы ты не думал, что я пекусь о простом народе меньше, чем гвиби, — Байан чуть поморщился, вспомнив о заклятой сопернице, — я готов четверть дохода отдавать на покупку продовольствия для нуждающихся. Ну, как тебе? Что скажешь? — Половину, — веско произнёс стратег. — Народ — мощная политическая сила, стоит проявить щедрость, дядя. — Половину?! — вскричал канцлер. — Тал Тал, это грабёж! Ты только представь, сколько понадобится оснастить кораблей, сколько нужно рабочих, солдат для охраны, провианта, в конце концов! — Я всё рассчитал, — невозмутимо заявил генерал, казалось, возмущение дяди не произвело на него никакого впечатления. — Вложения, конечно, потребуются, но не такие масштабные. — Рассчитал он, — демонстративно проворчал Байан. На самом деле, он испытывал тёплое чувство дежавю, племянник всегда мыслил на несколько шагов вперёд, и регент был счастлив вновь ощутить рядом крепкое плечо, на которое можно было опереться. — Ладно, — милостиво махнул он рукой, — делай, как знаешь. Стратег едва сдержал удовлетворённую улыбку, пока всё шло в точности по его плану. — Тогда я лично отправлюсь на этот остров, — сделал он следующий ход и тут же получил именно то, что ожидал — поток протестов. — Нет, Тал Тал! Ни в коем случае! Ты нужен мне здесь, в Дайду! — заволновался канцлер, он совсем не хотел лишиться только что вновь обретённого союзника, поэтому, видя, что тот настроен решительно, прибегнул к главному аргументу: — О жене подумай хотя бы, ты только вернулся и опять оставляешь её! Не дело это, Тал Тал. — Это ненадолго, — с честными глазами солгал стратег, который совершенно не собирался возвращаться в столицу в ближайшие пару лет, но дяде пока знать об этом не следовало. — Где вы ещё найдёте человека, которому сможете полностью доверять? Поеду я. Он посмотрел на Байана таким жёстким взглядом, что тот невольно поёжился и сдался: — Ну, хорошо. Ты стал ещё упрямее, Тал Тал. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Генерал ничего не ответил, лишь потянулся к принадлежностям для письма, что-то быстро написал на листе и пододвинул его регенту. — Это что? — с недоумением спросил тот. — По моим оценкам, это предельная сумма, которой располагает гвиби для покупки письма, — как само собой разумеющееся пояснил стратег. — Перебейте ставку, и оно ваше. Регент в первый момент не поверил своим глазам — он уже всю голову себе сломал, какую цену назначить, а время неумолимо утекало. Несмотря на то, что торги два дня назад были сорваны обмороком принцессы, уже сегодня к вечеру должен был явиться гонец от старухи, которому следовало вручить послание с единственной цифрой. И тут такой неожиданный подарок! Между тем, генерал счёл визит исчерпанным, встал, почтительно поклонился старшему и направился к двери. — Тал Тал, — внезапно окликнул его Байан, и мужчина послушно остановился и развернулся к дяде. — Спасибо. Мне… — он вдруг замялся, покрутил в руках лист, а потом, отведя взгляд, с трудом произнёс: — Мне действительно тебя не хватало.***
Тал Тал шёл хорошо знакомой дорогой, направляясь во дворец Хындокчон. Несмотря на то, что весна в этом году в Дайду выдалась прохладной, императорский парк уже блистал тщательно ухоженной растительностью, павильоны были аккуратно подкрашены, а дорожки начисто выметены. В воздухе витало обещание скорого тепла и грядущего лета. Но стратег не замечал окружающей его красоты, настолько привычным был для него этот пейзаж, да и предстоящая беседа с гвиби вызывала в нём куда больше беспокойства, чем разговор с дядей, хоть он и пытался убедить себя, что его решение единственно верное для всех в данной ситуации, но всё же были все основания, что Ки Нян так просто не смирится с проигрышем. Громкий детский рёв вывел генерала из задумчивости, и он торопливо оглянулся. Шагах в десяти от него, прямо посреди мощёной дорожки, ничком лежал маленький Аю и вопил во всё горло. По-видимому, принц, недавно начавший ходить, оступился и упал. Тал Тал недоумённо огляделся, надеясь заметить свиту Его Высочества или хотя бы няньку, но вокруг не было ни души, лишь вдали виднелись несколько служанок, надраивавших окна Гостевого павильона. По-видимому, они или не слышали плача малыша, или сочли более благоразумным не вмешиваться не в своё дело, ибо простым смертным приближаться к любимому сыну императора категорически запрещалось. Поколебавшись несколько мгновений, стратег всё же решил подойти к ребёнку, оставлять Аю одного ему казалось неразумным, хотя у Тал Тала уже начинало звенеть в ушах от этого неумолкающего крика. Приблизившись к мальчику, он сказал, слегка повысив голос: — Ваше Высочество, где же ваша свита? Почему вы один? Ответа, разумеется, не последовало — малыш не обращал на него никакого внимания, продолжая заливаться слезами. «Дьявол побери всех этих женщин, что должны ни на шаг не отходить от наследника императора! — мысленно выругался генерал, поскольку был в полной растерянности и совсем не знал, что ему делать. — Если об этом узнает гвиби — она живьём с них шкуру спустит!» Тяжело вздохнув, стратег присел около ребёнка и осторожно поставил его на ноги. Впрочем, на Аю это не произвело ровным счётом никакого впечатления, плач не утихал. Тогда Тал Тал прибегнул к последнему доступному для него средству — пытаясь поймать взгляд мальчика, он строго и внушительно произнёс: — Мужчины не плачут, Ваше Высочество! Но принц всё не унимался, к тому же, к ужасу генерала, он не только вцепился в руки взрослого, но и уткнулся зарёванным личиком в его плечо, заливая слезами и соплями чёрные, ещё сегодня утром тщательно вычищенные доспехи. «Будда, помоги мне! — про себя взмолился стратег, который едва ли не впервые в жизни так близко видел столь маленького ребёнка. — Я же всё ему объяснил, неужели непонятно? Что с ними вообще делают, чтобы они успокоились? Взять его на руки? А вдруг я ему что-то сломаю?» — Ваше Высочество, вот вы где! На счастье Тал Тала, к ним спешила придворная дама, ловко подхватившая принца на руки и ласково с ним заворковавшая, отчего малыш постепенно начал успокаиваться, а уровень громкости стихать. — Ваше Высочество, господин военный советник, прошу вас, не губите! — девушка умоляющими глазами смотрела на генерала, продолжая баюкать Аю. — Я только на минуту отвлеклась, гляжу — а его уже нет! — Почему ты одна следишь за Его Высочеством? — сурово спросил стратег, ничем не выдавая, как на самом деле он был рад её появлению, хоть и запоздалому. — Так обед же, все на кухне, — объяснила та и вновь принялась тараторить: — Не говорите Её Высочеству гвиби, умоляю вас! Я глаз с него не спущу, это никогда не повторится, клянусь здоровьем моей матери! Тал Тал не удостоил её ответом и продолжил свой путь, он ещё не решил, сообщать ли Ки Нян об этом происшествии, из которого так удачно выпутался. Хвала Будде, ему пришлось выступать в роли няньки совсем недолго, но это определённо был не самый желанный опыт в его жизни. Добравшись до дворца Хындокчон, он обнаружил Ки Нян сидящей за письменным столом, заваленном книгами, и на мгновение склонил голову в приветствии. — Проходите, наставник, — предложила женщина, отвечая на его поклон, но генерал с лёгкостью уловил в её дружелюбном тоне нотки напряжённой настороженности. — Если вы заняты, я могу зайти позже, — предложил он, в душе кляня себя, что действительно желал бы отложить этот непростой разговор на потом. — Всё в порядке, — гвиби устало откинулась на спинку кресла и потёрла переносицу, давая отдых глазам. — Вдовствующая императрица приказала подготовить учётные книги Внутреннего двора и передать их императрице, я уже закончила. Генерал понимающе кивнул. По-видимому, Байан-Хутуг делала значительные успехи, упрочивая своё положение при дворе, раз смогла завоевать симпатии Будашири настолько, что та решила ей оказать честь заведовать бюджетом императорской семьи. — Вы расстроены? — осторожно поинтересовался он. — Какой прок от пустой казны, — презрительно пожала плечами Ки Нян, притворяясь равнодушной, но стратег кожей почувствовал её досаду. Впрочем, она тут же сменила тему: — Что вы хотели мне сказать, наставник? — Я пришёл дать один совет, если он вам, конечно, нужен, — незаметно выдохнув, произнёс Тал Тал. — Учитывая осведомлённость дяди об этом письме, наши шансы сохранить всё в тайне от Его Величества ничтожны. Женщина задумчивым взглядом окинула его спокойное лицо, немного помолчала, а потом всё-таки согласно кивнула. Здесь трудно было спорить. — Поэтому я вам предлагаю совсем не делать ставку, — продолжил генерал. — Будет мудро наблюдать за огнём с противоположного берега. Случай всё равно представится. — Почему вы считаете, что, добыв письмо, я не смогу убедить Его Величество хотя бы часть доходов направить на нужды народа? — нахмурилась Ки Нян. — Регент наверняка захочет потратить все средства на свою военную кампанию. — Я уже говорил с дядей, — Тал Тал совершенно открыто встретился с ней взглядом. — И лично прослежу, чтобы все договорённости неукоснительно соблюдались. Гвиби молчала, еле слышно постукивая пальцами по столу. С одной стороны, всё, что говорил стратег, было в высшей степени разумным и логичным. Сокровища Эль-Тэмура, надёжно спрятанные в потайной комнате, неумолимо иссякали, и верхом безумства было бы потратить их остатки, чтобы заполучить доход, что в итоге неминуемо попадёт в руки императора. Но с другой — она никак не ожидала, что наставник вновь встанет на сторону канцлера, поэтому, скрывая раздражение, спросила: — И почему же вы изменили решение? Генерал совершенно не собирался открывать ей истинные мотивы своего поступка, поэтому обтекаемо заявил: — Интересы моего клана в данный момент того требуют. Он поклонился и уже собирался покинуть покои Ки Нян, как вслед ему раздалось презрительное: — Мне больно видеть, что даже такой великий человек, как вы, учитель, связан путами клана. Тал Тал лишь на мгновение замедлил шаг, но не обернулся. Он делал то, что должен. И никому не под силу было его остановить. Даже гвиби.***
Неделю спустя. Юн Ми чувствовала себя совершенно разбитой и ужасно измученной. Уже который день она бесконечно изводила себя вопросами, что же могла сообщить Мин Хи её супругу, и терялась в догадках, чего теперь от него ждать. Девушка силилась припомнить любые свои прегрешения, неосторожные слова, которые можно было бы истрактовать иначе, но больше всего её убивало, что она не сможет ничего противопоставить наветам, если служанка решится оболгать её, дабы облегчить собственную участь. По виду мужа, которого принцесса видела каждый день, когда он милостиво приносил ей пирожные, что без устали передавала для неё Байан-Хутуг, по-видимому, желая сделать приятное будущей матери, она ничего определённого понять не могла. Он был холоден и никогда не пытался с ней объясниться, просто молча ставил свёрток с пиалами на стол и тут же исчезал, даже не поклонившись. А первой заговорить с ним девушка не смела, чтобы хотя бы выяснить судьбу несчастной Мин Хи, о которой до сих пор ничего не знала. Впрочем, то, что Тал Тал запер дверь, разделившую дом на две половины, мужскую и женскую, говорило красноречивее любых других слов. Впервые увидев эту преграду, Юн Ми едва не влетела в неё лбом, настолько привыкла, что по коридору между своей спальней и комнатой супруга может перемещаться абсолютно свободно. Теперь это было в прошлом. Она пыталась занять себя, наводя уют в комнатах, что долго стояли закрытыми за ненадобностью, а сейчас стали её владениями, особенно в приёмной, в которой предполагалось встречать гостей. В неё перекочевали вещи из спальни, при обстановке которой супруг проявил невероятную щедрость, за что сейчас девушка была ему крайне признательна. Но, несмотря на все усилия принцессы, скрыть следы былого запустения ей не удалось. Несколько дорогих ваз из зелёного линбейского фарфора, в которых всегда стояли свежесрезанные цветы, всё же не могли скрыть от взыскательного взора немного выцветшую обивку стен. Изысканный мягкий ковёр закрывал чуть потёртый дощатый пол, но мебель имела довольно унылый вид, и если стол Юн Ми покрыла шёлковой скатертью с затейливым рисунком, то где взять накидки на кресла и две кушетки — у неё не было ни малейшей идеи. Наверное, любая принцесса крови сочла бы для себя унизительным жить в такой обстановке, но Юн Ми принимала это наказание как должное, признавая свою вину за жестокий обман мужа. Она лишь молилась, чтобы тот проявил снисходительность и выделил средства на обновление её покоев до того, как брату вздумается навестить её. Ибо даже Тха Хван, не замечающий ничего, кроме гвиби, не смог бы остаться равнодушным, что его сестра вынуждена жить отнюдь не в роскоши. Значительно больше её волновала запертая дверь, чёрной громадиной рассекавшая прежде длинный коридор, которую девушка видела каждый вечер, направляясь к себе в спальню. Она никак не могла привыкнуть к ней, кроме того, подозревала, что эта дверь стала символом того, что муж навсегда запер от неё своё сердце на немыслимое количество замков и совсем не собирался вручать ей ключи. «Ему просто нужно время, — уговаривала она саму себя, — привыкнуть к мысли, что у нас будет малыш. Не сможет же он остаться равнодушным, когда родится его сын. Нужно набраться терпения». Но и будущий ребёнок, которого принцесса уже обожала до самозабвения, причинял ей неудобства. О спокойном сне больше не могло быть и речи, она просыпалась ночью каждые час-полтора от невыносимо острых позывов к мочеиспусканию. У неё даже мелькнула мысль, что это действие волчеягодника, но её неожиданно успокоила Ён Хва. В который раз подав своей новой госпоже ночную вазу, та, отчаянно зевая, посочувствовала: — Ох, Ваше Высочество, мучаетесь так же, как и Её Величество, то есть бывшая Её Величество. Когда она забеременела, мы с дамой Со неотлучно дежурили у дверей, она призывала нас за ночь десяток раз, не меньше. Но потом всё наладилось. Просто нужно немного подождать, пока ваше тело привыкнет к новому положению. Эти слова невероятно воодушевили Юн Ми и подарили ей надежду, что скоро её неприятности закончатся. Да и вообще её первоначальная настороженность к этой девушке стихала, Ён Хва прекрасно справлялась со своими обязанностями, всегда проявляла внимательность и любезность. Даже Дин Сан, которая, как казалось, никогда не была довольна слугами, прониклась к ней, видя, как неустанно та печётся о госпоже. Но, несмотря на оптимистичный настрой, сегодня утром, едва принцесса поднялась с кровати, её скрутила жгучая боль, словно невидимая ледяная рука сжимала внутренности, сплетая кишки в запутанный клубок. К счастью, это длилось не дольше минуты, и вскоре девушка смогла свободно вдохнуть и отереть обильно выступивший на лбу пот. «Что со мной? — в панике подумала она. — Всемогущий Будда, только не ребёнок!» Дрожащими пальцами она чудом, бесконечно путаясь в длинных белых юбках ночного платья, стянула с себя нижнее бельё и только уверившись, что на нём нет следов крови, облегчённо выдохнула. «Наверное, я что-то не то съела, — успокаивала Юн Ми сама себя, ведь никаких подозрительных настоев она не пила, даже отказалась от чая, едва узнала о беременности. — Но всё же нужно попросить у господина дозволения позвать лекаря, пусть проверит пульс». — Ваше Высочество, вы уже встали? — в комнату осторожно заглянула Ён Хва и, увидев, что её госпожа не спит, вошла в спальню. — Приехала Её Величество, желает вас видеть! Несмотря на только что пережитый приступ страха, принцесса обрадовалась, она истосковалась по общению, а это был первый человек, решивший её проведать за эти дни. Юн Ми недоумевала, почему ни канцлер, ни его супруга ни разу не нанесли ей визит, но сама поехать к ним не решалась, чтобы не давать супругу лишнего повода вновь на неё разозлиться. — Скорее помоги мне одеться, — приказала она даме Ён. Та бросила недоумённый взгляд на брошенное на кровати нижнее бельё, но ничего не сказала и стала проворно хлопотать вокруг своей госпожи, периодически отпуская уместные комплименты её внешности. Принцесса обычно с удовольствием слушала их, совсем нечасто в своей жизни она сталкивалась с подобными восхвалениями, только сегодня Юн Ми пропускала всю эту болтовню мимо ушей, напряжённо вслушиваясь в происходящее в теле. Но ничего настораживающего больше не чувствовала, и с каждым новым ударом сердца беспокойство постепенно утихало. К моменту, когда туалет был завершён, она окончательно успокоилась. Направляясь в приёмную, девушка больше волновалась о приличиях, принимать саму императрицу в столь скромной обстановке ей было немного неловко, и она искренне надеялась, что подруга удержится от язвительных комментариев и не станет делать далеко идущих выводов об отношении к ней мужа. Впрочем, всё беспокойство об антураже комнаты моментально вылетело из головы, едва принцесса вошла туда и увидела государыню. Байан-Хутуг выглядела так, будто увидела призрак или ещё что-то столь же ужасное: бледное лицо, дрожащие губы, глаза, полные слёз и страдания. — Ваше Величество, что случилось? — со всех ног бросилась к ней Юн Ми, не понимая, что могло так напугать подругу. Вместо ответа та лишь отчаянно затрясла головой и закрыла руками уши, что привело девушку в ещё большее недоумение. — Вам нехорошо? — участливо спросила принцесса. — Присядьте, сейчас принесут чай, выпьете — и вам сразу станет легче. Байан-Хутуг рухнула на кушетку, плечи её затряслись в безмолвном рыдании, Юн Ми осторожно присела рядом, не зная, дозволительно ли ей обнять государыню, но та сама уткнулась в её плечо и, наконец, горько расплакалась. — Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь, — несмело гладя подругу по волосам, увещевала принцесса. — Всё будет хорошо, всё наладится. Вас кто-то обидел? Гвиби? Его Величество? — Птички, — в конце концов еле выговорила императрица. Юн Ми просто обомлела — пару дней назад Ён Хва предложила ей поставить в приёмной клетку с певчими птицами, чтобы оживить атмосферу в комнате, и девушке это предложение так понравилось, что по её приказу отловили трёх белокрылых жаворонков, которые сейчас весело перескакивали с жёрдочки на жёрдочку и заливались мелодичными трелями. То, что эти милые щебечущие создания так напугают Байан-Хутуг, она и представить не могла. К счастью, в дверях показалась Ён Хва, принёсшая поднос со всем необходимым для чайной церемонии, графином с чистой водой и небольшой пиалой с пирожными, что вчера вечером прислала для Юн Ми императрица. Ей девушка и велела немедленно вынести клетку из приёмной. Только когда птичьи голоса стихли, государыня понемногу начала успокаиваться и, перемежая слова частыми всхлипами, рассказала: — Мне в детстве дядя подарил птичек. Они были моей главной отрадой, отдушиной в чужом доме. Я с ними практически не расставалась, но однажды нашла их мёртвыми. Он сказал, что птички сильно шумели, мешали ему читать. Тогда он изловил их, порезал на куски и бросил обратно в клетку. Я до сих пор помню их, таких маленьких и жалких, залитых собственной кровью… Байан-Хутуг вновь зарыдала, а Юн Ми помертвела от ужаса, у неё почему-то даже сомнений не было, кто этот «он», но, пересилив себя, с трудом выдавила: — Он — это ваш брат? Мой муж? Императрица лишь кивнула в ответ, а потом горячо зашептала, больно стиснув ладони принцессы: — Вы просто не представляете, какой это жестокий и опасный человек, Ваше Высочество! Упаси вас Будда вызвать его гнев! Он ни на секунду не задумается, чтобы уничтожить то, что вам дороже всего на свете! Юн Ми, совершенно непочтительно вырвав из цепких пальцев руки, рефлекторно закрыла ими низ живота, будто стремясь уберечь своего малыша. Но тут же почувствовала внутри тот же болезненный спазм, что и утром в спальне, но он был гораздо сильнее, мышцы под ладонями, казалось, окаменели, дыхание перехватило, из груди вырвался мучительный стон. — Что с вами, Ваше Высочество? — переполошилась Байан-Хутуг. Она, конечно, ожидала, что её рассказ, в котором приписала собственные подвиги брату, произведёт на девушку мощное впечатление, но такого эффекта никак не ожидала. — Вам плохо? — Всё уже прошло, — заставила себя проговорить принцесса, боль и правда испарилась, будто её никогда не было, вот только сердце просто разрывало от дурных предчувствий и подозрений. «Это не может быть совпадением! — мысли в голове проносились с такой скоростью, что девушку затошнило. — Это точно волчеягодник и солодковый корень! Но как?! Куда можно подмешать это снадобье?! Я же пью только воду!» — Вы, наверное, хотите прилечь? — заботливо спросила императрица. Несмотря на то, что Юн Ми сгорала от нетерпения остаться в одиночестве и как следует всё обдумать, ей показалось неслыханной дерзостью прервать визит подруги, только что приоткрывшей ей душу и поделившейся такой личной трагедией, поэтому она мужественно произнесла: — Ну, что вы, Ваше Величество, со мной всё в порядке, давайте пить чай. Я ещё не успела поблагодарить вас за заботу. Пирожные, что вы для меня передаёте через моего супруга каждый день, просто восхитительны! Байан-Хутуг недоумённо вскинула брови и тут же нахмурилась: — Вы что-то путаете, Ваше Высочество, я ничего вам не передавала…